***
Уилла не было дома. Или, точнее, его не было в Вульф-Трапе. На самом деле он мог быть где угодно, но дом Ганнибала — дом Уилла, поправляет себя Алана, то есть и дом Уилла тоже — казался логичным местом для следующей проверки. И действительно, машины Ганнибала нет, зато парковочное место занимает машина Уилла. Она выбивается из остальной части района — старая, потрепанная, словно отвертка в керамической витрине. Почему-то в этом есть свой особый шарм. И все же что-то похожее на недоверие цепляется за нее вплоть до того момента, как она стучит в дверь и, о чудо, Уилл открывает. — Алана? — удивленно вскидывает он брови. — Что ты здесь делаешь? Он одет в старую выстиранную рубашку, рукава обтягивают бицепсы, в свободной руке отвертка (ха, кстати об отвертках). На лице две повязки-бабочки, закрывающие порез на лбу и возле виска. Они расположены достаточно высоко, частично скрытые волосами, но розовый цвет от порезов все равно выделяется на его бледной коже. Ранее в офисе Ганнибала она заметила скрытый тональным кремом синяк на его челюсти, едва заметный, но очевидный. Она заметила его медленную походку, сдержанную хмурость при некоторых движениях, предельную осторожность, с которой он садился. Когда она спросила его об этом, он уклонился от ответа; без сомнения, Уилл сделает то же самое. Тем не менее, это не мешает ей беспокоиться. — Просто визит вежливости, — говорит она с улыбкой. — О, э-э… — Он замолкает, быстро оглядываясь через плечо, затем снова на нее. — Извини, Ганнибал все еще на работе… — Я знаю, я пришла навестить тебя. Его глаза слегка расширяются: — О. — Но если ты… — она указывает на отвертку в его руке, — сейчас занят, я могу зайти попозже. — Нет, все в порядке, — он делает шаг назад, приглашая ее войти. — Я только что закончил. Если ты не возражаешь против беспорядка, могу тебя немного развлечь. Она проскальзывает внутрь и не упускает из виду, как он оглядывает улицу за ее спиной, прежде чем закрыть дверь. Покинув холод улицы, она вешает пальто и идет за Уиллом на кухню. Следуя за ним, она без стеснения окидывает взглядом его фигуру; рубашка красиво очерчивает линии его плеч и спины, хоть и не так, как раньше, но он снова набирает вес. Перед выпиской из больницы он начал поправляться, но это было не так заметно, как сейчас. Поистине удивительно, что возвращение домой может сделать со здоровьем. На кухне один из шкафов пуст, стеклянная дверца только что заменена. Она старается не думать слишком сильно об их травмах. — Развлекаешься ремонтными работами, я смотрю. — Что угодно, лишь бы было чем занять руки. Кофе? Чай? Я думаю, у нас где-то есть сок, — предлагает Уилл, кладя отвертку на стойку рядом с клеевым пистолетом и… другими вещами. — Кофе звучит отлично, — соглашается она, пока Уилл моет руки. Странно слышать, как он так естественно употребляет «мы» по отношению к Ганнибалу и к самому себе. Как единое целое. Как мужья. Она пытается вспомнить любой другой случай из прошлого, но на ум ничего не приходит. — Я думала, ты воспользуешься случаем… немного побездельничать, раз уж ты поправляешься. — О, я и так уже слишком много времени провел, бездельничая, так что приятно сделать что-то руками, — он жестом указывает на кресло в углу. — Ну, давай, садись. Или, если хочешь, можешь подождать меня за столом, я на минутку. — Нет, здесь будет в самый раз, — говорит она, усаживаясь в предложенное кресло. Уилл хватает кружку в буфете, потом графин с кофе, стоящий возле старинного френч-пресса. — Ты знаешь, как управлять этой штукой? — Ну, она принадлежит мне. — Я думала, только Ганнибал потрудится научиться. — Это я его научил. — Что, правда? На центральном островке Уилл наполняет кофе и новую кружку, и свою. В то время как ее кружка имеет простую светло-серую полосу в качестве украшения, на кружке Уилла напечатаны две маленькие черные собачьи лапы у основания ручки. Дизайн сдержан и довольно распространен, но так резко выделяется на фоне эстетики кухни, что кажется невыносимо милым. Она не может поверить, что никогда раньше не замечала ее в шкафах. — Он купил его в антикварном магазине, сломанный; ну знаешь, очередная сверкающая безделушка, — говорит Уилл. Сильный, земляной запах кофе неуклонно заполняет комнату. Уилл добавляет молоко и две ложки сахара в ее кружку, и ничего — в свою. — Я подумал, что бессмысленно просто оставить его на буфете в качестве экспоната для гостей, поэтому починил. — У вас нет… нормальной кофеварки? Как в Вульф-Трапе. Ну, знаешь, на случай экстренной потребности в кофеине. — У меня припрятана одна на случай ночной смены. Ганнибал ее ненавидит. Он злится и шипит на нее, как рассерженный кот на пылесос, — говорит Уилл, и она не может сдержать смех, потому что, Господи Иисусе, Уилл назвал Ганнибала котом. Нереально. — Наверное, он не способен вынести столько шума, едва встав с постели. Когда Уилл подносит ей кружку, ее внимание снова привлекает маленький порез на его лбу. Она не спрашивает, но Уилл замечает, как ее глаза метнулись к его виску. Он осторожно протягивает руку, пытаясь скрыть порез. Его кудри падают еще ниже, но им не удается спрятать порез полностью. — Ничего серьезного, — просто отвечает он. — Извини, я не хотела быть грубой. — О нет, я знаю, что ты волнуешься, потому что тебе не все равно, но уверяю тебя, это пустяки. Он опирается на меньшую сторону стойки, лицом к Алане, положив одну руку на край. Она открывает рот, закрывает и решает сменить тему. — Знаешь, я собиралась навестить тебя еще несколько дней назад. Ты неуловимый человек, Уилл Грэм. Он одаривает ее игривой кривоватой улыбкой и поднимает кружку, словно грациозно принимая комплимент. Маленькие отпечатки лап частично выглядывают из-под его пальцев. — После стольких часов, проведенных в больничной палате, уединение кажется приятным. — Я рада, что тебе лучше. Ты хорошо выглядишь. — Это вынужденное пустословие, или я действительно хорошо выгляжу? — Я не болтаю попусту. К тебе вернулся румянец. Уилл машинально проводит рукой по бороде: — Да, Ганнибал об этом позаботился. — Не сомневаюсь. Полагаю, на лекции в Куантико ты не вернешься? — Нет, если удастся этого избежать. Я уже давно планирую взять творческий отпуск, это хорошая идея. — Какие планы? — Спать, есть, играть с собаками, ловить рыбу и еще немного спать. Она фыркает от смеха: — Живешь на полную, я смотрю. — Добавь к этому ремонт лодки, чтобы оживить обстановку. Моя старушка уже слишком долго спит в сарае. — Обязательно пригласи меня, когда вернешь ее на воду. Не уверена, что смогу плыть под парусом, но я могу драматично помахать носовым платком с пристани. — О, конечно. Еще я собираюсь снести этот дом и построить новый, который не потребуется убирать целую неделю. На случай, если захочешь стать свидетельницей этого. — Уже стала, — говорит она, указывая подбородком на новый шкаф. Они улыбаются друг другу, наслаждаясь моментом легкомыслия. Она подносит кружку к губам, наслаждаясь вкусом свежезаваренного кофе Ганнибала — ну, в данный момент Уилла. Судя по температуре, кофе уже простоял некоторое время, но даже так по вкусовым ощущениям он дает фору той жидкости, что она выпила сегодня утром в Джорджтауне. Она впервые видит Уилла здесь, в этой кухне, в этом доме, и все же, несмотря на то, как обстановка отличается от Вульф-Трапа, он чувствует себя непринужденно. Он владеет этой утонченной атмосферой так же, как и уютом фермерского дома. Может показаться, что он не в ладах с общей экстравагантностью Ганнибала, но он полностью принадлежит этому месту как тот, кто внес свою лепту в его создание. Это видно в шкафах и френч-прессе, которые он починил, в кружках, которые он купил. Возможно, именно поэтому в их жизни нет заметного следа друг друга, они сливаются так легко, словно один всегда был частью другого. — А если серьезно, — продолжает Уилл через некоторое время, — мне еще нужно кое-что пересмотреть, что я все время откладывал. С тех пор как я присоединился к команде Джека, у меня почти ни на что не было времени, но теперь, когда я фактически безработный, есть возможность заняться этим. Я не могу полагаться только на интеллектуальную стимуляцию Ганнибала, даже если он доблестно справился с ней в больнице. — Патологическое любопытство и все такое. Он смеется, уткнувшись в край своей чашки, в уголках его глаз собираются морщинки: — Точно. — Ну и хорошо, стыдное дело — позволять мозгу ржаветь. — Ганнибал ярый сторонник словесных перепалок. Она не может удержаться от небольшого вздоха: — Да, мне удалось сполна этого вкусить, как его протеже и коллеге. Не могу себе представить, чтобы у вас был спокойный вечер. Я даже не могу представить себе Ганнибала… расслабляющимся. — О, ты будешь удивлена, — говорит он с легкой, интимной улыбкой. — Ты все еще заботишься об Эбигейл, верно? Как она? — Справляется. Все еще под охраной. Честно говоря, большую часть времени я провожу, отбиваясь от любопытных репортеров, — между ними повисает имя Фредди Лаундс. — После суда у нее почти ничего не останется. Я могу понять, почему она ищет любой возможный источник дохода, даже если это обрывки гонораров. — Фредди хочет историю, не обязательно реальную историю. Для нее это выгодная сделка. Уилл смотрит куда-то поверх ее плеча, нахмурив брови. Через некоторое время он нарушает тишину, голос его ровный, но твердый: — Не подпускай Фредди к ней. Алана слышит резкость в его тоне, угадывает беспокойство в том, как он легонько теребит кольцо, положив руку на край стойки. Какую бы историю ни решили рассказать Эбигейл и Фредди, он станет ее частью. И Ганнибал тоже. Фредди позаботится об этом. Она одаривает его, как она надеется, ободряющей улыбкой. — Мы разделяем одну и ту же неприязнь к Фредди, не беспокойся. У Эбигейл есть и другие решения. — Она уже подала заявление в колледж? — Да, но она сказала, что во всех колледжах, куда она обращалась в прошлом, убивали девочек. — Да, — Уилл делает большой глоток кофе, глядя на дверь. — Она хочет работать на ФБР? Как?.. — Ты был у нее? — Спрашивает Алана, хмурясь. — Просто догадка, — отвечает Уилл, глядя на нее и слегка пожимая плечами. — Ей все равно понадобится ученая степень и несколько солидных лет в своей области, прежде чем она сможет даже подать заявку на программу. — Пока это только возможность. — Ты думаешь, что после того, что случилось, она возненавидит правоохранительные органы. — О, так и есть. Она все еще возмущена тем, что произошло, и тем, как мало продвинулось расследование. — И возмущена тем, что ее подозревают. — Для нее все кругом враги, — ну, что ж, лучше держать их поближе. — Изолировать себя — значит только шире открыть дверь для таких, как Фредди. Она не может доверять состраданию, оно слишком непостоянно, слишком легко поддается подражанию и развращению. Но эгоизму она может доверять, — взгляд Уилла скользит в сторону двери, расчетливый блеск в его глазах — единственный признак его внутренних раздумий. — Уилл, — говорит она, снова привлекая его внимание. — Ты часть ее травмы. И ты, и Ганнибал. Ей нужно как можно больше оправиться от этого. Не навещай ее. Он смотрит на нее так пристально, что у нее мурашки бегут по коже. Она знает, что ни Уилл, ни Ганнибал не имеют дурных намерений по отношению к Эбигейл. И хотя их участие исходит далеко не из альтруизма, она уверена, что они заботятся о ее благополучии. Но никто из них не может предсказать, насколько разрушительной будет для нее эта благосклонность. В конце концов, слегка улыбнувшись, Уилл говорит: — Я не буду ее навещать, обещаю.***
Фермерские рынки Балтимора одинаково оживленные и зимой и летом, что в корне отличается от рынков в городе Максима. Шум и цвета наполняют его чувства сквозь холодный зимний свет, но изменение темпа ощущается ясно, сбавляя ошеломление. Цивилизация хороша в малых дозах. Все вокруг привлекает внимание Ароми, она тянет поводок, чтобы обнюхать тот или иной ящик. Какое-то время он позволяет ей вести себя по рынку, отступая только тогда, когда они натыкаются на других собак. Максим замечает в толпе мистера Грэма. Он разговаривает с пожилой дамой, стоящей в очереди у лотка с сыром и вяленым мясом. Он стоит спиной к Максиму, но его поза и прическа безошибочно узнаваемы. Максим сбегает прежде, чем тот замечает его. Не то чтобы ему не нравился мистер Грэм, но он хочет поскорее вернуться домой, а мистер Грэм отличается излишней разговорчивостью. Мужчина средних лет с такой густой бородой, что едва виден рот, громко рекламирует свою продукцию; его голос разносится по всему рынку. Максим внимательно рассматривает яркую витрину с фруктами и овощами, внутренне морщась от вида некоторых ценников. В паре шагов от него молодой человек наполняет ящики. Рыжая голова наполовину скрыта капюшоном; ногти на левом указательном и среднем пальцах почернели. Рана старая, насколько Максим может судить, ногти уже отросли наполовину. Юноша ловит его взгляд и приветственно подмигивает. Максим подмигивает в ответ. Он позволяет себе купить горсть инжира и хурму, а также самые дешевые овощи. С большим сожалением Максим вынужден отказаться от помидоров из-за возмутительных цен. Он разберется с этим позже. Хозяин громко благодарит его, называет сыном и желает ему отличного дня, прежде чем продолжить расхваливать свои тыквы. Краем глаза он снова замечает силуэт мистера Грэма в толстом черном пальто. Это вынуждает его ускориться. Через пару шагов он набредает на мясника. Тот горделиво стоит у отдельного стола с куском говядины Кобе. Рядом стоит табличка с непомерной ценой. Очевидно, что он не рассчитывает найти покупателя, хотя кто его знает, в центре Балтимора-то. Мерс и ее партнер — убежденные любители мяса, но на такую уступку Максим не пойдет. Он спешит уйти, когда Ароми начинает проявлять излишнюю заинтересованность в кусках мяса на столах. Он подхватывает ее, балансируя с двумя продуктовыми пакетами в свободной руке. К счастью, несмотря на свое любопытство, она спокойно позволяет ему нести себя. В отличие от Иники и Сахарку, с которыми он зарекся ходить за продуктами после фиаско на прошлой неделе. Максим обходит несколько ларьков рыботорговцев, сравнивая цены, прежде чем остановиться у импровизированной очереди одного из них. Здесь цены одни из самых низких, несмотря на то, что в принципе остаются довольно высокими в течение сезона. К счастью, его сестра и ее партнер останутся только на ужин. Две женщины, заправляющие ларьком, работают быстро, так что ему приходится ждать всего пару минут. Когда подходит его очередь, пожилая женщина кричит ему приветствие с незнакомым сильным акцентом. Он покупает тунец для сестры и треску, потому что, что есть жизнь без трески? Обитель печали, конечно же. Дама умело заворачивает продукты в пакет и вручает ему, уже выкрикивая приветствие следующему клиенту. Максим жонглирует пакетами в руках, стараясь при этом не уронить Ароми. — Мистер Феррер. Рад вас видеть. Блядство. Он мягко сжимает Ароми в сгибе руки для храбрости, готовясь к необходимости общения (хотя это не делает перспективу разговора более привлекательной), прежде чем повернуться. — Мистер Грэм, — приветствует он, машинально растягивая губы в ответ на улыбку мужчины. — Просто Максим. — Тогда я настаиваю, чтобы Вы называли меня Ганнибалом. Это стало своего рода рутиной: напоминать друг другу о фамильярности в качестве приветствия, но, видимо, они оба никогда не станут обращаться к друг другу по имени. Максим уже пару лет ухаживает за их собаками, но сомневается, что когда-нибудь станет хоть отдаленно близок к мистеру Грэму так же, как к Уиллу. Что-то в его глазах, в его голосе, в его позе, когда они разговаривают. Все это кажется — не лживым, не совсем, но — поддельным. И Максим всегда отвечает ему тем же. Ароми тявкает в его объятиях, и Максим резко щелкает языком. Мистер Грэм протягивает руку, как обычно, не прикасаясь. Он держит перед ней ладонь в перчатке, позволяя обнюхать и ткнуться в нее носом. — Я тоже рад тебя видеть, Ароми, — он слегка почесывает ее, позволяя прильнуть к движению. Голос пожилой леди гремит позади них, когда она приветствует своего следующего клиента, пугая Ароми. Они оба отходят от ларька, отодвигаясь подальше, к более тихому прилавку с вареньем. Мистер Грэм приветствует женщину, (Иоланду, если Максим правильно помнит), как будто они старые друзья — а может быть, они и есть, он, кажется, знает здесь практически всех, — затем быстро поворачивается обратно к Максиму. — Я вижу, Вы очень загружены, — говорит мистер Грэм, слегка кивая подбородком в сторону пакетов в руке Максима. — Намечается какое-нибудь особое событие? — Родственники проездом, ничего особенного, — ничего похожего на особые события Грэмов, это точно. Максиму удалось побывать на одном из них. Никогда больше. — Уилл вернулся домой, да? — говорит он, быстро меняя тему, потому что говорить о своей личной жизни с мистером Грэмом неудобно. — Я его еще не видел, с ним все в порядке? — Боюсь, это моя вина. После всех этих недель разлуки я жаждал его компании исключительно для себя. Он быстро поправляется. Сейчас он достаточно здоров, чтобы начать заботиться о собаках. — Я уверен, что он скучал по ним. — Так и есть, но я рад, что они не провели целый месяц в одиночестве. — Да, мои девочки расстроятся из-за того, что станут видеть их реже, — говорит он, не задумываясь. Мистер Грэм широко улыбается. Вот дерьмо. — Мы давно не приглашали тебя на ужин. Это прекрасный повод для того, чтобы привести своих девочек. Максим обыграл сам себя. У него начинают заканчиваться отговорки. Он был в их доме в Балтиморе ровно один раз, и этого было более чем достаточно. Дом, конечно, оказался не маленьким, но настолько насыщенным, что вызвал у него чувство клаустрофобии. Сочетание черепов животных и цветов, безусловно, поразило, как и эстетика, неудивительно подходящая для мистера Грэма, но, ах. Не его тема, так сказать. Там, где мистер Грэм стремится сделать свой внешний вид открытым, эксцентричным, но утонченным, дом срывает всю оболочку, открывая суровую, бурлящую массу под ней. Максим не удивлен, что так много людей ведутся на это, он и сам знает эти хитрости полужизни. Уилл в мгновение ока прочел его насквозь; Максим не сомневался, что он так же легко прочел и своего мужа. И вот в этом-то и кроется истинная причина его неприязни к влюбленной парочке: Уилл видел… что-то. Что-то, чего ни в одном нормальном человеке быть не должно. Но он видел, и он принял это. Ароми начинает ерзать в его руках, теряя терпение после двух полных минут стояния на одном месте. Это отличная возможность прервать зрительный контакт, и Максим смотрит на нее сверху вниз, чтобы успокоить. — Я бы с удовольствием, да, — врет он. — Надо бы свериться с календарем, я в последнее время немного занят. — Конечно, — говорит мистер Грэм. Он протягивает руку в последний раз, чтобы погладить Ароми по голове. — Я вижу, Ароми не сидится на месте, так что больше не буду тебя беспокоить. — О, Вы меня вовсе не беспокоите, — снова лжет он, рефлекторно. — Я скажу Уиллу, если у меня появится свободное время для прогулки с собаками. Мистер Грэм улыбается. В этом есть что-то зловещее. — Превосходно.***
Очень редко Тобиас получает от клиента приглашение на ужин в качестве благодарности за помощь. На самом деле это первый раз, когда его просят остаться сразу после окончания работы. Ужин был готов, и стол уже накрыт. То ли доктор Лектер хотел удивить его, то ли его просто продинамили. Отсутствие мужа подтолкнуло его к мысли о последнем, но кто знает. Стол был роскошным, а кулинарные таланты доктора Лектера слишком хорошо известны, чтобы Тобиас в здравом уме смог отказаться. — Жаль, что Ваш муж не сможет присутствовать, — говорит он. — Я с нетерпением ждал официальной встречи. — Он замечателен во всех отношениях, — говорит доктор Лектер, — но даже к лучшему, что его с нами нет. Я не думаю, что вы произвели бы хорошее впечатление друг на друга. — Почему же? — Он очень чуткий, он бы ответил тем же на Вашу враждебность. Слова застают его врасплох. Уголок рта Тобиаса приподнимается: — Мою враждебность? — Прошу прощения за прямоту, Тобиас, но я должен спросить… Ты убил того тромбониста? Улыбка Тобиаса становится шире. Это неожиданно, но завеса наконец спадает. Они смотрят друг другу в глаза: — Тебе обязательно спрашивать? — Нет, просто меняю тему. — Франклин передал тебе мое сообщение. — Да. И если твоя цель попасть в руки полиции, я был бы благодарен, если бы ты не вовлекал меня и Франклина в это испытание. Или для Франклина уже слишком поздно? — У меня нет намерения попасться. Они пошлют своих людей обследовать мой магазин, я убью их, потом убью Франклина, а затем исчезну. — Не убивай Франклина, — говорит доктор Лектер без особой страсти, поднимая бокал с вином, чтобы сделать глоток. — Я слишком долго этого ждал, — Тобиас наклоняется вперед. — На самом деле, я собирался убить тебя. Доктора Лектера эти слова, похоже, не смутили и даже не удивили. — Только меня? — Твой муж последует за тобой. — Ты мог бы с легкостью вычислить наш домашний адрес в Вирджинии. Почему бы не нанести ему визит до конца дня? — О, я так и сделал, — и этот человек оказался совсем не таким, как ожидал Тобиас, наслушавшись сплетен в опере. Тихий, сдержанный, мягкий. Можно было только гадать, что в нем смогло привлечь внимание Потрошителя. Может быть, слабый и глупый супруг служил безупречным алиби. — Я решил, что будет лучше, если ты будешь присутствовать. Будет лучше, если он увидит, как ты умрешь. — Что остановило твое желание убить нас? И остановило ли? — Одной ночью я последовал за тобой. За границы города. За границы штата. На пустынную дорогу. На автобусную остановку, — Тобиас смотрит на доктора Лектера, чужое лицо каменеет с каждым словом. Он упивается интенсивностью внимания этого человека. — Он знает? — спрашивает он, хотя и не ждет ответа. Он в нем и не нуждается. — Ты безрассуден, Тобиас, — говорит доктор Лектер через мгновение, и легкая пауза в его движениях выдает его, несмотря на беспечность тона. — Ты привлекаешь внимание не только к себе, но и ко мне. Он встает, чтобы наполнить графин вином. Как только он исчезает из поля зрения, Тобиас встает, держась поближе к столу и ножу, оставленному у его тарелки. Доктор Лектер небрежно стоит к нему спиной, неспеша наливая вино. — Я никому не расскажу о том, что ты сделал. И сделал хорошо, между прочим. Но я надеялся найти друга. Кого-то, кто думает, как я, — он ждет, когда мужчина повернется к нему. — Ты ведь тоже знаешь, как мучительно быть с кем-то, кто тебя не понимает. — Я понимаю, что ты чувствуешь, Тобиас, но я не хочу быть твоим другом. — Тогда зачем ты пригласил меня на ужин? — Я собирался убить тебя. Не то чтобы Тобиас удивлен, но он не может сдержать дрожь страха, пробежавшую по спине. Доктор Лектер выглядит расслабленным, но Тобиас готовится к драке. Столовые ножи и битое стекло не самый удачный выбор оружия, но, возможно, они позволят оставить ему место для маневра, чтобы сбежать через садовую дверь. Вдалеке открывается и закрывается входная дверь, и время, кажется, останавливается. Шаги эхом отдаются из главного зала, приближаясь к столовой. — Ганнибал? В дверях появляется мистер Лектер — неряшливое создание с широко раскрытыми глазами, небрежно ступающее в логово льва. При виде их он останавливается, в замешательстве нахмурив брови. — Я не знал, что у нас гости. Апатичный взгляд доктора Лектера загорается при виде вновь прибывшего. Он улыбается и резко оборачивается, снова поворачиваясь спиной к Тобиасу. — Уилл, добрый вечер, — Ганнибал отставляет графин и протягивает руку своему мужу. Тот делает шаг вперед, принимая ее. Упомянутый муж оглядывает Тобиаса с головы до ног, пока доктор Лектер осторожно втягивает его внутрь. — Ты сегодня рано. — Раскрыли дело быстрее, чем я ожидал, — говорит мистер Лектер, не отводя взгляда от Тобиаса. — А Вы…? — Тобиас, — говорит доктор Лектер, переплетая свои пальцы с пальцами мужа. — Мой муж Уилл, — в его глазах расцветает нежность, когда он смотрит на мистера Лектера, наталкиваясь на напряженный взгляд, который не покидает Тобиаса ни на секунду. — Уилл, — доктор Лектер указывает на Тобиаса движением свободной руки. — Тобиас Бадж. Мы познакомились в опере благодаря общему знакомому. Напряжение спадает, поскольку доктор Лектер полностью поглощен своим мужем, по-видимому, не склонный отвлекаться на что-либо в его присутствии. По крайней мере, сейчас. Это может послужить билетом к его спасению. — Я не знал, что мистер Бадж посетит нас сегодня. — Я пришел починить клавесин, но подумал, что будет невежливо отклонить приглашение Вашего мужа остаться на ужин. — Это так, — мистер Лектер замолкает. Его взгляд скользит по столу и оставленным тарелкам. — Ну же, не отказывайте себе в удовольствии из-за меня. — Вообще-то я как раз собирался уходить. Теперь внимание доктора Лектера сосредоточено на нем: — Неужели? — Вы не доели, — добавляет его муж, выгибая бровь. — Мне нужно принять важный звонок. — В такой поздний час? — Боюсь, что чрезвычайные ситуации не знают часов. Мистер Лектер мгновение смотрит на него, затем прерывает общее оцепенение. Он отпускает руку мужа и хватает его за локоть, оттягивая в сторону и освобождая дорогу Тобиасу: — Тогда мы больше не смеем Вас задерживать. Перспектива пройти мимо них и оказаться спиной к доктору Лектеру пугает. Единственной защитой служит хватка мистера Лектера на руке мужа. Но что-то во взгляде мужчины убеждает его, что этого достаточно. Тобиас проскальзывает к выходу.***
— Ты его спугнул, — говорит Уилл, когда Ганнибал закрывает дверь за мистером Баджем. — Это не входило в мои намерения, — проскальзывая мимо Уилла на обратном пути в столовую, он наклоняется, чтобы коснуться кончиком носа его виска и вдохнуть запах. — С возвращением, мой дорогой. Ты уже поужинал? — На бегу. Ты еще не закончил. — Мой спутник бросил меня. — Прости, что испортил тебе свидание. — Ты испортил его как раз к десерту. — Да я везунчик. Уилл плетется за ним на кухню, где Ганнибал бросает пиджак на кресло, затем достает керамический поднос из духовки и взбитые сливки из холодильника. Уилл устраивается рядом с ним на кухонном островке, опираясь на скрещенные руки. Он смотрит, как Ганнибал накладывает на тарелку явно декадентский десерт. В нем, наверное, в два раза больше калорий, чем в жареном картофеле, которым он перекусил не так давно. — Он знает о нас? — спрашивает Уилл. — Он знает обо мне. — Ты собирался убить его. — Я передумал, он великолепно настроил клавесин. Уилл тихо хмыкает, глядя в окно. Он не видит ничего за непроглядной тьмой окрестностей, только их отражение. Его взгляд блуждает по силуэту Ганнибала, его широким плечам, подтянутой талии и очень, очень красивой заднице. Особенно когда он слегка наклоняется вперед, чтобы приготовить тарелки. Уилл не может никого винить за желание получить кусочек. — Это он? Убийца, которого ищет Джек. Тот, кто поет тебе серенаду. — Тот самый. — Какова вероятность, что он утащит нас на дно, если оставить его без присмотра? — Маловероятно, но я не люблю оставлять за собой распущенные нити. — Одна такая ниточка свела нас вместе, — замечает Уилл, обращаясь скорее к самому себе. — Мне придется позаботиться об этом. — Я так не думаю. — О, я не пойду за ним один. — Несколько недоучившихся офицеров бесполезны против Тобиаса. Он отличный противник. С таким же успехом Джек мог бы послать гражданских. Уилл издает смешок: — Мы забудем, что один такой полицейский несколько раз надирал тебе задницу, да? — И забудем о том, что случилось на прошлой неделе, да? Ганнибал осознает свою ошибку, как только слова слетают с его губ — рана еще слишком свежа, шутки неуместны. Он откашливается и сосредотачивается на текущей задаче, наполняя каждую тарелку щедрой порцией сливок и мазком джема. Уилл протягивает руку, чтобы погладить Ганнибала по подбородку. Колючий. — Я мог бы пойти сам, — говорит Ганнибал, поворачивая голову и пододвигая к нему тарелку. Уилл хватает его челюсть и наклоняется, чтобы поцеловать его в губы — менее колючие. — Мог бы, но если это превратится в кровавую баню, ты разрушишь свое прикрытие и мое в процессе. — Я бы пошел с твоими коллегами. — Обязательно, нам же нужно как можно больше свидетелей. — У них будет надежное алиби. — Пушечное мясо, хочешь сказать. — А разве есть разница? — Давай без этого, — Уилл игриво шлепает Ганнибала по его очень красивой заднице. — Нам нужно сузить список. Опустив глаза, Ганнибал возится с кухонным полотенцем, тщательно складывая его. — Есть что-то еще, — говорит Уилл. — Франклин друг Тобиаса. — Да? — Он подозревает, что Тобиас может быть причастен к убийству в симфоническом оркестре. Это он нас познакомил. Тобиас использовал его, чтобы добраться до меня. — Ах, дуэт разлучников, как мило, — Уилл уже даже не удивляется, Ганнибал всегда умел привлекать… интересных личностей. Он перестал считать свои «любимые проекты» после Рэндалла. — Однако ты рискуешь нарушить врачебную тайну. — Сомневаюсь, что Франклин подаст в суд. Думаю, он был бы очень рад узнать, что помог арестовать преступника. — Не преступника. Своего друга. — Тобиас для него не столько друг, сколько возможность прикоснуться к величию. Уилл смеется на выдохе: — Я восхищаюсь честностью его эгоистичных амбиций. А что, если он подаст в суд? Ты такая же возможность прикоснуться к величию. — Тогда, полагаю, я присоединюсь к твоему творческому отпуску. Уилл улыбается: — Если все пойдет к черту, ты обещал мне настоящий медовый месяц.***
Беверли, пошатываясь, выходит из машины и хватается за капот, чтобы не упасть. Она ждет, пока голова перестанет кружиться, и глубоко дышит. В правом ухе слабо, но настойчиво звенит. Бадж успел нанести всего пару ударов, прежде чем она выстрелила в него, но черт. Она едва могла что-либо разглядеть в темноте подвала — только чувствовать приторный запах внутренностей, свисавших вокруг ее головы. Но она абсолютно уверена, что пуля задела его, учитывая кровь на ее куртке. Маленькая победа. — Ты уверена, что все в порядке? — спрашивает Джек, озабоченно хмуря брови. — Да, просто немного кружится голова, это пройдет, — говорит она, отмахиваясь. — Стюарту и Дормау пришлось хуже, чем мне, — Стюарту в плечо воткнули смычок виолончели, что, вероятно, могло стоить ему работы, а Дормау… Ну, она надеется, что у Дормау есть солидная страховка и он сможет позволить себе операцию по удалению шрама на лице. Джек кивает, хотя его хмурый взгляд не исчезает. Вместе они пересекают полицейскую линию и входят в кабинет доктора Лектера. На самом деле она впервые видит это место, и оно полностью соответствует ее ожиданиям: высококлассное, старомодное, роскошное, как и сам мужчина. Агенты роятся вокруг, фотографируя и осматривая каждый уголок и щель офиса, но избегая полок. Некоторые просто стоят и смотрят, как работают их коллеги. Никто не хочет добровольно идти разговаривать с людьми на полицейской линии, поэтому они оставляют всю ужасную работу полицейским. Тело Баджа лежит рядом с лестницей, ведущей на верхнюю площадку. Кровь растеклась лужицей у его головы, рядом лежала статуя оленя, которой он, вероятно, и получил удар. Беверли не узнает человека, чье тело лежит у входа, но, учитывая его присутствие в кабинете, он, вероятно, был пациентом доктора Лектера. Кстати, об этом… — Где доктор Лектер? — Рейес сказала, что его травмы были слишком серьезными. Врачи скорой помощи забрали его, как только увидели. — Дело дрянь. И действительно, на полу перед столом, где, должно быть, сидел доктор Лектер, их ждала третья лужа крови. Вокруг нее сгрудились трое агентов. — Он был еще в сознании, когда они прибыли, и осознавал происходящее. Рейес поехала с медиками, я жду ее звонка. Она кивает: — А кто третий труп? — Франклин Фруадево. — Это тот самый пациент, о котором говорил доктор Лектер? — Скорее всего. Это объясняет, почему Бадж пришел сюда сразу после побега. Доктор Лектер наведался в офис Джека и поделился подозрениями одного из своих пациентов о причастности его друга к убийству в симфоническом оркестре, и опасениями, что его попытаются убить следующим. Это и привело их с проверкой в магазин струнных инструментов к Баджу. Беверли вздыхает. Они действительно облажались, да?***
Тело Лектера усеяно шрамами. Первый из них Айра заметил на большом пальце правой руки; преаксиальная полидактилия*, как объяснил мужчина; была удалена хирургическим путем, когда ему было шестнадцать. Остальные… заслуживают более пристального внимания. Несколько старых шрамов по всему телу, особенно на руках и спине, покрыты свежим слоем едва заживших ран. И, конечно, колотая рана в животе, которую он, учитывая швы и повязки, получил явно не сегодня. Рана не задела ничего жизненно важного, но была глубокой. К тому времени, как он поступил в больницу, кровь уже сочилась сквозь бинты, но мужчина не сказал ни слова о ее происхождении, кроме неопределенного «несчастного случая на охоте». Видимо, он снова зашил себя и решил, что этого достаточно. Когда Айра посоветовал ему остаться на ночь, чтобы понаблюдать за ранами, мужчина категорически отказался и позвонил кому-то с просьбой забрать его. Айра мало что может сделать. Выписка вопреки советам врачей — обычное явление, как правило, связанное с проблемами со страховкой, но если даже человек такого уровня не может позволить себе медицинские счета, то положение дел гораздо хуже, чем он думал. Вскоре после ухода офицера Рейес Лектер начинает тоже собираться на выписку. Ради всего святого, его только что подлатали, а он уже стремится вернуться к работе. Хотя собирать ему особо нечего. Его одежда, пропитанная кровью и разорванная в местах удара ножом, уже не подлежит восстановлению. Но он продолжал настаивать на том, чтобы ее вернули и убрали в сумку. Только по этой причине он до сих пор не сбежал из больницы. Он ждет, когда тот, кому он позвонил, принесет ему что-нибудь приличное. Он вполуха слушает, как Айра перечисляет указания по уходу за раной, которые он, безусловно, и так знает. — Ганнибал? Айра резко оборачивается. В дверях стоит мужчина и хмуро смотрит на них. Он выглядит так, будто прошел через ураган или, что более вероятно, бежал всю дорогу до больницы, его волосы взъерошены, а одежда растрепана. Широко раскрытые глаза наполняются облегчением, когда он видит Лектера. У него с собой сумка, наверное, с чистой одеждой. — Здравствуйте, мистер…? — Грэм. Я его муж, — говорит мужчина, выпрямляясь и приходя в себя. — Мистер Грэм, я доктор Локлир, — он протягивает руку, которую мужчина крепко пожимает. Движением руки он указывает на дверь. — На пару слов, пожалуйста. Грэм хмурится еще сильнее, но следует за ним. Вокруг ходят люди, но никто не слушает и не обращает на них внимания. Обычно у них есть более важные дела. И все же Айра понижает голос. — Мистер Грэм, полиция рассказала Вам, что случилось с Вашим мужем? — Мне сказали, что была драка и он получил ножевые ранения. — Да. У вашего мужа множественные раны, хотя ни одна из них не стоила визита в скорую. Но он был серьезно ранен. У него глубокая колотая рана в животе, полученная, возможно, с неделю назад, самое большее две. Она снова открылась во время драки. Лицо Грэма не меняется. Он знает. — Полагаю, Вы знаете, как он получил эту рану? — продолжает Айра. — В его медицинской карточке нет никакой информации. — Несчастный случай на охоте, такое случается не в первый раз. Обычно он заботится об этом сам. Ладно. Эти двое действительно не хотят, чтобы кто-то знал. Айра все равно не полицейский. Секрет есть секрет. Пьяные выходки, драки в подполье, неудачный секс… он видел многое. — Она была как следует обработана, но еще не успела полностью зажить, — говорит он. — Рана довольно глубокая, и Ваш муж потерял из-за нее много крови. Для него будет безопаснее остаться, чтобы мы могли следить за его состоянием, по крайней мере, до завтра. — В этом нет необходимости, он не умрет за одну ночь. — Если он получит инфекцию, то— — Мы знаем, как с этим справиться. — Мистер Грэм— — Он подписал документы о выписке, да? — …Мне принесли бумаги. — Тогда все решено. Айра сжимает и разжимает руки в карманах: — Я хочу, чтобы он вернулся через неделю для повторного обследования раны. Грэм бросает взгляд через плечо Айры и тот, обернувшись, видит Лектера, стоящего в дверях и прислушивающегося к их разговору. — Спасибо за помощь, доктор Локлир. Мы больше не будем Вас задерживать, — говорит Лектер с легкой улыбкой, его тон куда менее язвительный, чем у Грэма, но такой же непреклонный. Очень хорошо. По крайней мере, он пытался. — Всего хорошего, мистер Грэм, мистер Лектер.***
— Он собирается снова начать принимать пациентов. — Благо, ему было куда отступить, хотя бы на несколько дней. Уилл пожимает плечами: — Он хочет выбраться. Его так долго продержали взаперти, что он рыщет по дому, как зверь в клетке. Сейчас Уилл ничем не отличается. Он расхаживает по комнате, а не сидит в кресле, рассеянно крутя вино в бокале — вино, которое он еще не попробовал, несмотря на то, что принес его сам. Беделия томно смакует напиток, не сводя с Уилла глаз. Прошло довольно много времени с тех пор, как он в последний раз вторгался в ее гостиную с подношением в виде вина. Сейчас он гораздо больше похож на самого себя, чем в их последнюю встречу. Даже будучи зверем в клетке, Ганнибал хорошо заботился о нем. — Даже с тобой? — Он ходит вокруг меня на цыпочках. — Ты сейчас в похожей ситуации. Уилл не ведётся: — Это привлечет внимание. Вокруг офиса рыскали… репортеры. Надеюсь, у них хватит совести не публиковать наш адрес на своем сайте. — Балтимор далек от рая. Скоро ваше испытание соскользнет с заголовков и утонет на последних страницах, — говорит она, делая глоток вина. Уилл скептически хмыкает. Он замирает у окна, устремив взгляд за занавески, на вечерний пейзаж. — Похоже, ты не очень-то рад тому, что он возвращается к работе. — Он будет сидеть в кабинете, где чуть не умер, где погиб его пациент. — Ты беспокоишься не о его безопасности. — Он… он потрясен. В прошлый раз он был так потрясен, что сменил профессию. Мне непривычно видеть, как он ведет себя так, будто… — Уилл невесело усмехается, глядя в свой бокал. — Будто он вдруг решил, что травма недостойна его внимания. — Что очень тебя беспокоит, как я знаю. Но, возможно, мои выводы отличаются от тех, что ты пытаешься мне навязать. Эти слова привлекают его внимание, и он мгновение смотрит на нее, выгнув бровь, прежде чем снова отводит взгляд. Он отбрасывает притворство, его челюсть напрягается: — Бывают моменты, когда он думает, что я не осознаю, он смотрит на меня так, будто я… Черт, мы слишком погрязли в клише, не считаешь? — Я привыкла, когда дело касается тебя. — Сила поклонения не всегда соответствует той любви, которую ты ожидаешь от… — он замолкает, делая неопределенное движение свободной рукой. Затем, тихо вздохнув, он решает перейти к главному. — Бывают моменты, когда он смотрит на меня, как на своего создателя. — В каком-то смысле рядом с тобой он изменился больше, чем хочет признать. Что же в этом тебе не нравится? — Мне это не не нравится. Когда ему больно, когда он сомневается, он ищет моих прикосновений, даже когда… даже когда я источник его страданий. И именно в моих объятиях он зализывает свои раны. За его словами кроется признание о недавнем отсутствии Ганнибала на терапии, которое, очевидно, предназначалось не для нее. Она чувствует укол страха, но игнорирует его. Пока что. — Мы уже говорили о твоем воспитательном инстинкте в прошлом, — говорит она. Уилл издает тихий звук согласия, но не отвечает, вместо этого делая первый глоток вина. — У Ганнибала всегда были сложные отношения с доверием, и это делает его преданность еще более интенсивной. — Это чувство опьяняет. — Ты боишься той готовности, с которой он отдается тебе. — Я боюсь той части себя, которая наслаждается его беспомощностью, — он замолкает, задумчиво нахмурив брови, прикидывая, какую часть себя можно открыть ее пристальному взгляду. Затем медленно произносит: — Я хочу, чтобы его сломили. Сломали. Я хочу, чтобы он вцепился в меня в поисках облегчения. Я хочу, чтобы он испытывал ужас при одной мысли о том, что потеряет меня. — Это не такое уж необычное чувство. — Я никогда не был таким, ни с кем. Он… взрастил эту часть меня. — Тогда, полагаю, вы оба достойны друг друга. Уилл издает тихий смешок, одновременно нежный и смиренный: — К лучшему или к худшему.