Bloody hell!

      Его запястья затекли, пережатые оковами под весом собственного тела, голые ступни едва доставали до холодного пола, а чёрные волосы облепили скулы с обеих сторон. На лбу выступали капельки пота, скатывающиеся за край закрывающей нижнюю половину лица уродливой маски, а взгляд падал на стоящую перед ним крупную фигуру. Светловолосый мужчина с рунической вязью, украшающей левую руку от плеча до запястья, только что появился из-за двери и теперь стоял в двух шагах от него, держа в руке заострённый кинжал. — Локи, прошло уже одиннадцать дней. Я соскучился, — произнёс тот, жадно глядя на обнаженного, опирающегося буквально на кончики пальцев ног Лафейсона, — скажи, а ты соскучился по мне? Локи с силой дернул рукой, попытавшись освободиться из плена, но вырвать замурованные в камень цепи он не смог и лишь опустил взгляд в пол. Тор не видел его лица, но знал: сейчас под маской прячется ехидная ухмылка. Соскучился он, как же. — Я знаю, чего ты хочешь больше всего на свете. Знаю, о чем сейчас все твои мысли, — Тор говорил это, приближаясь к Локи и в то же время проводя лезвием по своей ладони, глубоко рассекая кожу. Из разреза тут же стройными струйками покатились капли горячей красной жидкости, разливаясь по предплечью, — я чувствую твою жажду. Ты хочешь получить это? Ты хочешь получить меня? — практически рычал Тор, поднося к лицу Лафейсона окровавленную ладонь. Глаза Локи побагровели. Жажда накрыла полностью, и сейчас Лафейсон готов был разодрать эту ходячую наживку. Несмотря на его истощенность, вампир знал, что смог бы переломить человека пополам при желании. Были бы его руки сейчас свободны от цепей. — Если хочешь этого, ты должен покориться, — прогремел Тор, сжимая окровавленный кулак, — покорись мне. Локи, обуреваемый голодом, что-то промычал в маску. Слов было не разобрать, но Одинсон готов был поклясться — это было что-то нецензурное. — Значит, будешь сопротивляться? — Тор поднёс окровавленную ладонь к поджарому прессу и оставил на нем две алые полосы, проведя пальцами по мышцам вниз, — но твоё тело говорит об обратном, Локи. Ты знаешь, что должен сделать. Лафейсон лишь дернулся, пытаясь уйти от прикосновений и рыча сквозь маску. Его глаза практически почернели, а кожа стала неестественно бледной. Тор, видя бесноватое выражение на лице своего пленника, лишь ухмылялся, глядя ему прямо в глаза. — Сколько ни сопротивляйся, ты — мой, — сказал он, протискивая влажную ладонь между ослабших от голода ног и проталкивая пальцы между ягодиц ко входу, — кем бы ты ни был: вампиром, лидером, наследником самого Одина, ты принадлежишь только мне, — его палец протиснулся в узкое отверстие, на что Лафейсон замычал, только уже не понятно, от отвращения или от удовольствия. Ведь член его был напряжен с тех пор, как Тор выпустил первую каплю крови из своей ладони, — ты зависим от меня, Локи. Я твой настоящий хозяин, твой мир, твоя вселенная. Прими это, сдайся. Покорись мне. Но тут Лафейсон дернулся вперёд, ударяя лбом и лоб мужчины. Тор, признаться, не ожидал такого, но на ногах держался крепко. После этой выходки он лишь прижал Локи поплотнее к стене и поглубже вогнал ещё один палец, стараясь размять тугие мышцы: — Строптивый, упрямый, гордый. Своенравный и дерзкий. И весь — мой, — он вытащил пальцы и приподнял тонкую фигуру за бёдра, опирая партнера спиной к стене. Ноги Локи сразу же повисли в воздухе, как кукольные, так он устал держать их в напряжении все дни своего заточения, а в руки наконец перестали впиваться металлические оковы. Едва он почувствовал облегчение, в него грубо и резко вошли. Локи зарычал от распирающей нутро боли, которая хоть и не была сильной, но вкупе с жаждой ощущалась раскалённым железом, покрывающим органы изнутри. — Покорись, и я дам тебе то, чего ты хочешь больше всего на свете, — голос Тора звучал будто из другого мира, пока он толкался со всей силы в болтающегося на одних руках Локи, царапающего спину о шершавую стену. Его подбрасывало раз за разом, а в голове с каждым движением Одинсона становилось все меньше мыслей. Пускай пару секунд назад Локи ненавидел его всеми фибрами души и искренне желал смерти своему мучителю, сейчас он растворялся в ритмичных толчках. Боль отступала, оставляя место чистому удовольствию. Не существовало больше Локи Лайфесона, была лишь его пустая оболочка, целиком и полностью принадлежащая этому человеку. Пелена с глаз ушла. Радужки вернулись в обычное состояние и засверкали изумрудными переливами. Тор уловил изменения, остановил свои движения, перехватил вампира покрепче за талию здоровой рукой и протянул раненое запястье к застежке маски. Та моментально слетела, с грохотом падая на пол. Локи даже не заметил, что его освободили, а лишь обессилено опустил голову на плечо Тору. — Локи, очнись, тебе нужно поесть, — говорил тот, но никакой реакции не следовало, — Локи, ты слышишь меня? — свободной рукой Тор поочередно вынул винты из кандалов, чтобы освободить руки пленника. Но Локи не отвечал. Он просто висел на мужчине грудой пропитанных кровью костей и не мог пошевелиться. Казалось, что сознание покинуло его, но не тут-то было. Сквозь пустоту небытия, в которое провалился Лафейсон, пронёсся слабый звук. Мягкий, ритмичный. «Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум.» На шее Тора, куда он уткнулся носом, маняще пульсировала сонная артерия. Локи показалось, что она создаёт самую красивую на свете мелодию. Дальше последовал треск рассеченных тканей, стекающие по накачанной груди капли крови и стоны невероятного, долгожданного наслаждения. Локи жадно высасывал то, что Тор так великодушно позволил ему взять. — Вот так, молодец, — шептал Одинсон, обнимая своего любовника и шире раскрывая угол шеи, в который тот впивался, — Локи, я с тобой, все хорошо. Ешь, пожалуйста. Голос Тора словно выдернул вампира из наваждения, заставляя вспомнить, что он все ещё всем телом висит на его члене. Оперевшись посильнее на плечи мужчины, не отрываясь от пульсирующей артерии, Локи прогнулся в пояснице, насаживаясь глубже. — Ох, — низким шепотом произнёс Тор, покрепче схватив вампира, и положил его спиной на пол. Локи, на секунду выпустив плоть изо рта, застонал, когда уже зажившая от царапин спина коснулась холодной поверхности. — Боги, Тор, — вампир заговорил, и Одинсон увидел его тонкие окровавленные клыки, — не тормози. Локи по-настоящему ожил. Его бледное лицо стало покрываться здоровым румянцем, волосы заблестели, а глаза переливались всеми оттенками возбуждения. Подбородок был измазан кровью, сквозь которую проступала хитрая улыбка. — Ты невероятен, Локи, — сказал Тор, смахнув с губ вампира крупные капли крови большим пальцем, и поцеловал его, попутно начав двигаться. Плавнее, тягуче, желая овладеть каждым атомом в теле партнера. Лафейсон протянул руки к мужчине, обхватывая широкую спину, на которой перекатывались мощные мышцы, и посильнее притянул его к себе. Когда все закончилось, Тор отнёс его в огромную горячую ванну, которую попросил заранее подготовить. Он посадил Локи перед собой, обняв и положив подбородок на его острое плечо, едва прикрытое угольными волосами. — Как-то ты рано в этот раз, — спокойным тоном произнёс вампир, пытаясь освободить перед собой поверхность воды от мыльных пузырей, — в прошлый раз мы разыгрывали сценарий пленника почти месяц. Было эффектнее, знаешь ли, — пожурил он Тора. — Или ты правда так соскучился, братец? — Правда, — ответил Тор и поцеловал любимого в острую скулу, — ты же знаешь, мне тоже нелегко даётся Пленник. — Зато когда ты приходишь, мне так сильно хочется тебя убить, что после окончания сессии я превращаюсь практически в гуманиста. Оно отступает, Тор, ты сам это знаешь, — Локи ершится, но все равно покрепче прижимается спиной к горячей мужской груди. — Знаю, знаю, — Тор взял с бортика ванны шампунь, выдавил несколько капель прямо на голову Лафейсона и стал намыливать его волосы, массируя кожу, — что-то особенное в Пленнике, все же, есть. В обычной жизни ты никогда не бываешь таким послушным, — засмеялся Тор. — Эй! — Локи обернулся и смерил любовника грозным взглядом, на что тот лишь чмокнул его в лоб. Вампир закатил глаза и повернулся обратно, принимая плавно перешедший на затёкшие плечи массаж. — Вообще, я пришёл раньше, потому что Старк попросил о встрече. Я ему сказал, что ты не доступен, но он очень настаивал. Ты знаешь, как он это умеет, когда ему что-то необходимо, — Тор растирал забитые мышцы, а Локи был готов отрубиться, но рассказ о Старке выдернул его из страны грёз. — Интересно. Ты не знаешь, что там могло случиться? — спросил Локи. — Слышал, что Тони наконец-то связал себя с кем-то. Вроде, с тем мальчишкой, который у тебя на шибари-сессии отключился, — руки Тора уже погрузились в воду, оказавшись на худой пояснице. — О, хорошенький, — воскликнул Лафейсон, как бы не замечая, что руки его мужчины спускаются все ниже и ниже, — жалко. Я думал пригласить его как-нибудь к нам на приватное мероприятие, — Тор не мог знать наверняка, но готов был поклясться, вампир облизывался. — Мальчишка тебя зацепил, да? — руки с талии опустились на бёдра, грубо сжимая сухие мышцы, — хочешь с ним ещё поразвлекаться? — Тор, что ты начинаешь? Мы вместе сколько, тысячу лет? — Почти полторы. — Почти полторы! Не ревнуй, а, — Локи обернулся к Одинсону и смерил его осуждающим взглядом. Тор тут же опустил к нему своё лицо и крепко, взасос, поцеловал. — Все равно ты только мой. — Да-да. Твой, — сказал ему Лафейсон и нежно зарылся пальцами в золотистые волосы, — а теперь заканчивай то, что начал. Я же знаю, к чему тянутся твои руки.

***

— Сделать тебе выпить, банановый мальчик? — О, нет, спасибо. Если только что-то безалкогольное, — Питер весь засмущался от такого обращения, поэтому посильнее натянул на ноги футболку, стараясь украдкой коснуться того места, где только что была рука Тони. — Тут, вроде, есть что-то… О, нашёл, — сказал Старк и достал из глубины мини-бара стеклянную бутылочку с колой, — не помню, откуда она здесь. Срок годности в порядке, держи, — он откупорил крышку о мраморную столешницу и подошёл к Питеру, протягивая напиток. — Спасибо, — Паркер опустил взгляд, избегая возбуждающего вида нависшей над ним фигуры. — Да не за что, пацан, — пожал плечами Тони и вернулся обратно к столу, чтобы налить себе выпить, — ты давно музыкой занимаешься? — С детства в музыкалку ходил, — ответил юноша, сделав большой глоток сладкой жидкости. Почему-то у него резко пересохло в горле, — пел в хоре какое-то время. Фортепиано по обязательной программе тоже было. Остальное так, по мелочи. — А песни когда стал сам писать? — поинтересовался Старк, на что Питер удивлённо вскинул брови. — Так заметно, что это я пишу? — ответил парень вопросом на вопрос. — Я не был уверен, но мне стало интересно, почему такой парень, как ты, пишет такие тексты, — Старк снова сел совсем рядом с Питером, но его руки были заняты бокалом, наполненным янтарной жидкостью. — Какой — такой, и какие — такие? — возмутился парень, как будто его обвинили во всех смертных грехах. — Ты ведь ещё жизни толком не видел. А песни у тебя, никак иначе не скажешь, душераздирающие, — он сидел, широко разведя ноги, и поглядывал на смущающегося мальчишку. Такой хорошенький и такой провоцирующий. Сегодня Старк был намерен поглубже забраться в содержимое черепной коробки этого мальца. Он был уверен, там живут тараканы покруче, чем у него самого. Неспроста Питер полез в логово к хищникам. И никакой другой причины, почему Паркер его не боится, Тони найти не мог. — Например, эта строчка, где «беспричинная, но ежедневная борьба, рождающая мечты о погружении в сладкую любовь». Что же ты знаешь о борьбе, малыш? А о любви? Впервые Питеру не понравилось, как из уст мужчины звучало слово «малыш». — Не так мало, как может показаться со стороны, — Питер внезапно вытянул ноги, стараясь занять побольше пространства. Старк задел его за живое, и сейчас он ему выскажет все, что думает на этот счёт, — я знаю, каково это – потерять любимого человека. И каково умирать вместе с ним каждый раз, когда вспоминаешь о произошедшем. Не думал, что Вы настолько поверхностны, чтобы посчитать меня инфантильным и неспособным на чувства. — Питер, я не хотел тебя обидеть, — Старк запустил пальцы в каштановые кудряшки и слегка потрепал его по голове, — ты хороший парень. Просто интересно узнать, какой ты внутри. — С чего бы это? Вы меня уже отшили, — искренне недоумевал Паркер. — С того, что, чтобы хотеть узнать кого-то, не обязательно намереваться его трахнуть, — прыснул Старк, приобнимая его за плечо. И Питер был бы не Питер, если бы в его голове не смешалась радость от того, что Старк хочет узнать его получше, с досадой от напоминания, что Тони в нем не заинтересован в том самом смысле. «Просто смирись, Паркер, эта птица не твоего полёта.» — Почему? — выпалил парень. Зачем он это спросил? А главное, почему — что? — Потому что я не животное, Паркер, чтобы трахать все, что движется. Мне иногда и пообщаться хочется, — Тони все понял по-своему и слегка насупился, от чего Питеру стало безумно стыдно. Старк спас его, заботился о нем, а теперь ещё и заинтересовался его творчеством. Давно уже пора перестать зацикливаться на том, что между ними что-то было. — Простите, я что-то не о том все думаю, — честно признался юноша, — я бы тоже хотел узнать, что у Вас внутри. Очень, — сказал Питер, оборачиваясь к Тони и смотря прямо ему в глаза. — Что ж, спрашивай, если интересно, — сказал Старк, чем порядком удивил самого себя. «Этими оленьими глазами парень любого разведчика уломает» — оправдывался Тони, разглядывая карие радужки под густыми ресницами. — Точно? Вы не против? — Питер радостно вытянулся, расправив плечи. — Точно. Давай так: ты мне вопрос, я тебе, — предложил Тони старую игру, которой раньше (а может, и сейчас?) пользовались для развода на секс. Правда, сейчас ему действительно было интересно, что юноша ему расскажет, — ты первый. — Ла-адно… — Питеру очень хотелось спросить про памятную стену, про рояль, про связь Старка с музыкой, ведь та занимала в сердце парня огромное пространство. Ему самому иногда казалось, что он состоит наполовину из музыки, а на вторую — из любознательности. — Какое вообще любимое время? Вы ведь прожили, кажется, семьсот лет? У вас точно должна быть любимая эпоха. — Паркер, приличной даме не пристало говорить о своём возрасте, — тут же съёрничал Старк. — Но Вы же не… — Да-да, Я — не. Не будь таким серьёзным, малыш, я тут шутить пытаюсь. Видимо, не выходит, — хохотал Тони, слегка потряхивая парнишку за плечо, — любимое время, однозначно, эпоха джаза. Поэты, художники, писатели, музыканты — лучшее родилось и осталось в 20х. Жаль, конечно, что никто до сих пор не придумал машину времени, я бы с удовольствием туда слетал. Твоя очередь, Пит. Кто у тебя умер? — Старк не церемонился, спросил сразу в лоб. Он наверняка знал, что мальчишка ответит. — Мой дядя, — совершенно спокойно ответил юноша, — родители тоже, но из-за них так не болит. Я был слишком маленький. Теперь вы… Дайте подумать, — пока он соображал, что ему стоит спросить у Старка из тех трех тысяч вариантов, что крутились в голове, он не заметил, как тот стал нежно гладить его по волосам. Как будто проявляя сочувствие. — Придумал! Есть ли какая-то истина, к которой Вы пришли за столько лет? — Философский вопрос. Странно, что ты задаешь именно такой, и еще более странно то, что у меня есть готовый на него ответ. Ничто не вечно, Пит. Это я тебе как бессмертный говорю. — Оу… — это все, что смог выдавить из себя парень. — Оу. Твоя очередь. Ты тогда на сцену полез, чтобы мое внимание привлечь, или тебе правда понравилась тема БДСМ? — И то, и другое. Я еще сам тогда не понимал. Но после того, что я почувствовал, зависая там в полутора метрах над землей с впивающимися в кожу веревками, окончательно осознал, что это прямо моё. А еще, если Вы будете задавать такие откровенные вопросы, то я тоже перестану фильтровать. — У этой игры нет правил, малыш. Спрашивай все, что хочешь. — И Вы не выгоните меня, как тогда? —  поинтересовался юноша. — Тогда ты был для меня чужим человеком, сейчас же ты живешь в моем доме и находишься под моей защитой. Я даже при желании не смог бы тебя выгнать. И, если честно, я просто не хочу этого делать. С твоим появлением тут все изменилось в лучшую сторону, — Старк звучал невероятно тепло. Услышав все это, Питер убедился, что хочет спросить именно то, что хочет. — Почему Вы не хотите со мной спать? Почему не хотите стать моим Верхним? Разве Вам тогда не понравилось? — тут Старк приблизил свое лицо к его лицу практически вплотную. — Парень, это сразу три вопроса. Но так и быть, я на них отвечу. Я хочу безумно, я сплю и вижу твоё распластанное по роялю обнаженное тело. Подо мной, и никак иначе, — говорил он Питеру прямо в губы, взяв его за подбородок, — была б моя воля, я бы выпускал тебя из своей постели, только чтобы взять на каждом чертовом сантиметре этой квартиры. Но я-не-могу. — Почему? — выдохнул Питер так, что Тони почувствовал его дыхание на своих губах, — разве есть что-то, чего Вы не можете, сэр? Старк потянулся к манящему розовому рту за поцелуем, но не завершил начатое, лишь оперевшись лбом о плечо парня, слегка мазнув губами по его щеке. — Увы. Даже будь я богом, — он грустно усмехнулся, — то не смог бы ничего с этим сделать. Питер шумно выдохнул. На секунду показалось, что в комнате больше не было воздуха, настолько он был густым. Он чувствовал давление тяжелой головы Тони на свое плечо, и ему казалось, что где-то на уровне чувств, а не сознания, он понимает, почему Старк столько времени от него скрывался. Возможно, дело было в их сверхъестественной связи, возможно в выпивке, которую употребил Тони, он не знал наверняка. Но впервые за все время рядом с Питером был обычный мужчина со своими желаниями и запретами. И впервые он ощутил такую потребность позаботиться о ком-то самому. Паркер поднял руку, коснулся подушечками пальцев щеки Старка и провел по коже, словно повторяя движения губ вампира по его собственной. — Я могу что-то для Вас сделать? — спросил шепотом юноша. — Спой, пожалуйста, — ответил ему Старк, не поднимая головы. Питер с трудом отпустил мужчину от себя, отходя к роялю, к которому за все время пребывания здесь он не притронулся ни разу. Будто бы боялся, что одно воспоминание сменится другим, затмевая собой их невероятную ночь. Сейчас же ему было все равно. Рядом с ним был совершенно новый Тони, и с ним он чувствовал себя иначе. Он мягко надавил на клавиши, и они зазвучали под его пальцами очень грустной мелодией: Avalanches of the violent disharmony From the coma of OK have awoken me In the cover-up of disgraceful abuses Avalanches of the violent disharmony Когда Питер закончил, он не торопился обернуться. Так и сидел перед роялем с опущенными, подрагивающими плечами. — Что-то совсем мрачно, парень, — с легкой полуулыбкой произнес Старк. И Паркер обернулся. Его глаза покраснели, а щеки были влажными. Он всей душой вложился в то, что сейчас спел. — Я тогда читал какую-то антиутопию. Не помню даже какую, если честно. Мне было 15 лет, юношеский максимализм, все дела. Я искренне верил в справедливость, в то, что могу кому-то помочь, если будет нужно. Но в тот день, когда на банк, в который мы пошли с дядей, напали грабители, я понял как ошибался. Если бы я не лез, дядя остался бы жив, — его голос не дрожал, но по щекам стекали слезы, — у меня даже слов не нашлось, чтобы выразить все, что я чувствовал. Поэтому, я просто написал стихи по той книжке. Тони внимательно смотрел на то, насколько лишенным мимики было его мокрое лицо. Признаться честно, это выглядело довольно жутко — заставляло беспокоиться о мальчишке. От вида плачущего Паркера в груди все сжималось, и весь мир вокруг отступал на второй план. Старк встал, подошел к заплаканному Питеру и обнял его, прижав его голову к своему животу, нежно поглаживая. — Ваша очередь, Мистер Старк, — это было совсем не так, но Тони спорить не стал, — почему Вы не можете быть со мной? Странная формулировка. Неправильная, слишком личная. Не то, что Питер хотел сказать. Но в груди почему-то предательски сильно стучало сердце.