***
Голова трещит… что это было? Разговаривать было трудно, казалось, язык прирос к нёбу: — Драко… ты здесь? — Конечно, милая. — Что со мной? — Как гинеколог могу тебя поздравить: Ты носишь под сердцем нашего ребенка, а теперь как твой муж скажу… Он отходит от окна, садясь на край кровати, смотрит мне в глаза, чувствую, как по спине бродят мурашки, дыхание прерывается, он наклоняется и шепчет в самые губы: — Я очень счастлив, а моя плоть сейчас сгорит от желания… Любимая, нежная, прекрасная, лишь моя. Каменею от его слов. — Ты даже не станешь бранить меня за то, что я год назад сбежала, а потом молчала о ребёнке? — Нет, не стану, — Драко улыбается. — Хотя ты скрыла Луизу, не сказала о новой беременности, Гермиона, я слишком соскучился, чтобы выяснять отношения, благо Джинни и Гарри вытащили меня из депрессии. Я хотел повеситься, черт подери! Драко запустил руку в волосы, он плакал, отвернувшись, я медленно придвинулась к нему, заключив его лицо в свои ладони, смотрела в глаза цвета стали, которые были полны алмазными слезами и жгучей болью. «Какая же я дура!», — проскользнуло в голове. — Прости… Покрываю нежными поцелуями лицо, осушая слезы… Всё послано к чертям, он со мной. Захватываю его губы в плен поцелуя нежного и робкого, боюсь, что оттолкнет, но опасения ложны, а объятия крепче… — Люблю, — полушепот, полустон… Я прерываю поцелуй, легко толкаю его назад, он падает на кровать — взгляд удивленный, почти напуганный. — В твоем сердце живет дикая боль, в которой виновна я, но сегодня ночью факел боли и страдания сгорит дотла. Сегодня ты будешь кричать моё имя. Где моя Гермиона? Она изменилась… нет той прежней, но сердце не обманешь оно бьётся для тебя. Он окинул меня нежным взглядом: — Не причиняй мне больше боли, прошу тебя, Герми. — Обещаю, — голос мой дрожит словно от холода. Мне в жизни везло не так часто, как хотелось бы, но он — моя самая большая удача. Боже, спасибо за него. Драко коснулся кончиками пальцев моего едва заметного живота, по телу пробегает легкая дрожь, теплая ладонь медленно спускается ниже: — Ну, и кто кого в угол загнал? Полностью лишена воли… Тряпичная кукла, я не чувствую тела, оно превратилось в мягкий воск. Его прикосновения, нежные и чувственные будоражили кровь и сводили с ума. — Драко… ты хочешь убить меня? — Это я скорее умру от взгляда твоих кофейных глаз, от шелка каштановых кудрей. — Взял мою руку, положив её на грудь там, где бьётся в бешеном ритме сердце: — Слышишь? Как колотится… в крови живет любовь и питает его, я люблю весь мир, если в нем есть ты. Дрожь в руках мешала расстёгивать пуговицы и скоро послышался треск — рвалась на клочки любимая зелёная блуза, но сейчас на это плевать, его глаза горели адским огнём. — Ты делаешь со мной то, что не смогла сделать ни одна девушка, — он оставляет горячие поцелуи на шее в перерывах, бросая сладкие фразы: — Живой… лишь твой… милая, нежная моя. Шелковые чёрные простыни смяты, оковы сняты и тёмная и ласковая ночь, поблёскивая огнями вместе с серебряной луной охраняет нас до утра.***
Знаете, какое утро самое прекрасное для меня? Когда я лежу в полусне и Драко дарит мне нежные поцелуи в нос и губы. Прошлая ночь была прекрасной, волшебной, погрузившись в свои мысли, я направилась в ванную. Когда вышла, Драко уже был одет в чёрную рубашку, которая выгодно подчеркивала его формы и выделяла глаза, имеющие в состоянии покоя и радости цвет расплавленного серебра и обычные темно-синие джинсы. Он стоял у зеркала, завязывая изумрудного оттенка галстук и приладив платиновые волосы, бросил оценочный взгляд. — По-моему, лучше так, — сказала я, подошла и взъерошила ему волосы. — Согласен. По-другому, будто корова прилизала… жутко выглядит, — улыбается. Я обняла его сзади и шепнула на ухо: — Скоро здесь будет моя мама с нашей маленькой дочкой. Он развернулся. Глаза в глаза, легкий поцелуй в лоб. — Что будешь на завтрак? — Яичницу-глазунью с гренками и мятным чаем. — Слишком короткий список блюд для беременной… — Плиту отмывать мне просто минимизирую риски. — То есть, это мягкий намек на то, что я, возможно, не умею готовить? Разочарую тебя, я прекрасно готовлю, за что моей матери большой поклон, а у Уизли в кухне, наверно, большой бардак от готовки простецкого бутерброда с маслом? — Вот, поэтому я не вышла за него, — смеюсь я. Бог отвёл… И свёл с красивым, умным, самовлюблённым блондином ещё он жуткий собственник. — Хватит, я сейчас растаю. Я на кухню, приходи. Он хотел идти, но я остановила его: — Ты кое-что забыл… — Успокойся родная, накормлю рыжего сатану, который исцарапал мне все руки, нагадил в тапки, испортил обои… Мне продолжать? — Я просто хотела тебя поцеловать… — сказала я, удивившись его тираде о «достоинствах» кота Живоглота. Приблизившись ко мне, чмокнул в щеку: — Так? — Нет, не совсем… Драко, у меня такое чувство, что мне опять десять лет и меня неумело, по-сестрински целует в щечку сосед по парте. Ты целуешься, как шестнадцатилетний. Драко встал ближе и шепнул мне на ухо, баритон голоса глубокий и мягкий: — Если ты продолжишь меня провоцировать, то я пойду и запру эту дверь, и мы до вечера отсюда не выйдем… Ты хочешь этого? Вдруг зазвонил дверной звонок, который прервал наше баловство, я побежала открывать, на ходу разглаживая помятую ткань платья и уже немного испорченную прическу, на глаза падала прядь непослушных волос, которую кое-как пригладила с помощью магии. Открыла дверь, краем уха слушая, что творится на кухне. Вошла моя мама, которая судя по страдальческим и уставшим глазам за один день и утро познала с лихвой, что значит быть бабушкой. За ней, вся в слезах, шла годовалая девочка. Увидев меня, она ускорила шаг и скоро, как маленькая обезьянка, проворно и ловко залезла на руки. — Что случилось, милая? Дочь ещё сильнее прижалась ко мне. — Дракона любимого в спешке забыли, она и разрыдалась. У тебя гости? — Гости приходят и уходят, родные — остаются. Дочка, успокоившись, соскочила с рук и побежала к своей розовой сумке и вытянула из неё большого белого медведя с красным бантом на шее и крепко обняла его. Потом нажала ему на живот и он запел весёлую песню, она улыбнулась и во рту показались три белых зуба. — Милая, где соль? — На третьей полке посмотри, — крикнула я. У мамы расшарились глаза: — Неужели помирились? — Да, — лицо залила краска. — Ой, не смущайся, я же твоя мама и рада за вас… Ещё с порога поняла по глазам, что-то изменилось, они же светятся счастьем. Мы прошли на кухню. Драко заваривал чай, на столе стояла пышущая паром тарелка с блинами. Когда он закончил, то подошел к моей матери, которая, наверно, впервые видит мужчину на кухне готовившего завтрак, потому что ее удивление на лице было красноречивее всех слов. — Здравствуйте, миссис Грейнджер, как доехали? — Спасибо, хорошо. — Садитесь, вы голодны? Есть блины и яичница. — Можно чаю? — Конечно, с имбирём и мятой или зелёный с яблоком? Я рекомендую зелёный, он тонизирует и улучшает обмен веществ. Тем временем из-за угла показалась светлая кудрявая шевелюра дочери, которая немного боязливо и осторожно вошла в кухню, таща за лапу медведя. Наступила тишина. Драко, пивший чай, вдруг резко вскочил и рванул к раковине. Он так удивился, что вода попала не в то горло. Я знала причину: дочь, как две капли, похожа на отца. Светлые волосы, выразительные серые глаза, от меня ей достались непослушные кудри. — Драко? — Всё норм…ально. Придя в себя, он стал медленно идти на встречу девочке, которая жалась ближе ко мне. Преодолев расстояние до нас, он опустился на корточки, чтобы быть на уровне лица крохи: — Привет, малышка… — Луиза Грейс Малфой, — помогла я. — Ты дала ей мою фамилию? — Ты её отец, в ней твоя кровь. — Спасибо тебе за неё, — он улыбался, а в глазах стояли слезы.***
Вечерний воздух, напоен запахами трав, через открытое окно слышно, что где-то вдали стрекочут кузнечики. В комнате, освещенной мягким голубым светом ночника, стоит маленькая кровать, на краю которой сидит молодой мужчина и тихо поёт песню, нежным и любящим взглядом смотря на сладко спящего ребенка у него на руках. Драко испытывал некий душевный подъём, но вместе с ним страх… стать, как отец, жестким, жестоким с каменным сердцем. Он поцеловал своё солнышко в макушку и аккуратно, словно хрустальную куколку, уложил в постель. «Теперь я всегда буду с вами» — подумал он, прикрывая дверь детской.***
Я подбросила в камин дров, огонь стал лизать их, превращая в пепел, мне всегда нравилось смотреть на пламя, потому что своим теплом он грел душу и выжигал из неё всё гадкое: Сквернословие, ложь, боль… Я причинила боль тому, кого люблю больше жизни, а он смог простить меня — это благородно, но прошлое не изменить. Маховик времени? Нет. Обливейт? Ещё хуже… лучше просто попробовать излечить рану. — Гермиона? Драко стоял в дверном проёме, облокотившись рукой об косяк, глаза блестят он улыбается открыто, искренне, как человек, который впервые попробовал семейное счастье на вкус. — Уснула? — Да. Знаешь меня волнует вопрос: почему год назад ты сбежала, не сказав ни слова? Может я виноват… — Нет, просто я боялась… возможного счастья с тобой. Думала, что твоя мать будет против нашего союза и, к тому же, ты мог выбрать любую другую, но твой взгляд пал на меня, а обладать сердцем аристократа большая честь… да, на четвертом курсе я влюбилась в тебя, а ты заметил это только на шестом… В общем, умная волшебница столетия проявила слабость и трусость уже много раз. — Все хорошо. Не стоит ворошить прошлое, иди ко мне. Опустившись в кресло, я попыталась утихомирить боль в шее, аккуратно поворачивая вправо. Если поверну влево — скорчит в букву «Зю». — Драко, можешь сделать массаж шеи? Меня продуло или защемило. Он взял из резного серванта склянку с белой и густой, как сметана, мазью с едва заметными вкраплениями трав и резким запахом ментола. — Сейчас будет немного холодно, — предупредил он. Невесомое прикосновение кончиками пальцев к коже, я закрываю глаза, живя лишь полностью поглотившими меня ощущениям. Из транса вывели часы, пробившие одиннадцать вечера. — Нам надо отдохнуть, день был тяжелым, чтобы ты не вставала ночью, вызову эльфа из мэнора, он последит за малышкой. — Но… — Не упоминай про ГОВНЭ. Эльфы работяги- и я плачу им по десять галеонов в месяц. — Ложись. Нужно согреть мышцы. — Я хочу почитать, милый. — Миссис Малфой, быстро в кровать! — Не помню, чтобы ты мне предложение делал… — невольно смеюсь: — Или может быть, я проспала этот лучший момент в моей жизни? — Это сарказм? — Нет, это — констатация факта. — Ах, Грейнджер, Грейнджер! Ничегошеньки не помнит… как теперь жить будем? — А что именно я должна помнить? Драко взял с маленького столика, который стоял рядом с его креслом резную дубовую шкатулку украшенную изумрудами, достав из кармана джинсов волшебную палочку и, направив на золотые инициалы на крышке произнёс: — Открой свое сердце мне. Какие скелеты в шкафу у Драко Малфоя? Шкатулка открылась. В ней был толстый альбом для рисования, кисти из беличьих и конских волос, краски в тюбиках итальянского и немецкого производств, вырезки из «Пророка», маггловского журнала «Elle» и статьи об искусстве из « Forbes» и… мои фото, обычные и магические, где я смеюсь над чем-то или вот, например, катаюсь на вороной лошади… Я могла бы ещё долго изучать содержимое ларца, но моё внимание привлекла маленькая, чёрная бархатная коробочка. «Неужели оно?» — подумала я, беря её трясущимися от волнения руками. Я не ошиблась. Три года назад… астрономическая башня… звезды, предложение, сомнение, моё глупое: «Мне надо подумать», Война, утраты, возвращение в школу, встреча… получение аттестата, пьяные бредни, ночь с ним, беременность, ореол тайны… Думаю про второй «Сюрприз» рассказывать незачем и так ясно, что было. Изумруд в утонченном серебряном колечке переливался, а в мозгу внутренний голос твердил: «Хватит убегать». Я встала кресла, вынула кольцо из коробочки, положив на ладонь: — Драко Люциус Малфой, согласны ли вы взять меня в жены? — Он был в растерянности, у меня бешено стучало сердце. — Мне надо подумать, — наигранно серьёзно сказал Драко. — Долго? — Года два… три. — Издеваешься? — брови взлетели вверх. — А ты не играла на моих нервах? — Неприлично отвечать вопросом на вопрос! — А мне всё равно. — Сегодня я сплю на диване. — Только посмей… — И посмею! — Не кричи, ребёнок спит… — Что ты сделал? — Поцеловал тебя, чтобы хоть как-то прервать крики вылетающее из твоего прелестного сладкого ротика, дорогая жена. Дай мне кольцо, его место на твоём пальчике. Я отдала ему кольцо. Стоило металлу коснуться кожи, холод, а затем жар накрыли всё тело. — Что это было? — Между нами сформировалась связь… Это, насколько я помню, очень сильный обряд… те, кто провёл этот обряд… Чувствуют радость и боль друг друга. — Моё кольцо сейчас горячее, а это значит ты — счастлив? Да, милая, — он обнял меня и я почувствовала, что защищена в его сильных руках. Тинки явился вовремя и рад был присмотреть за Луизой, Гермиона ушла спать, часы показывали двенадцать, он прошел в свой кабинет, где взял книгу оставленную на рабочем столе. Потом лег на диван и стал читать, его перевозбуждённый организм не мог расслабится. Через час, чувствуя что сил нет, Драко тихо прошел в спальню и устроился рядом с любимой, уснул он быстро и сладко как не спал уже очень давно.Три недели спустя…
В этот четверг я не хотел рано приходить с работы мне страшно столкнуться с Гермионой, которая уже несколько дней на нервах из-за подготовки к свадьбе, и у меня тоже скоро нервный тик будет от её периодических заносов… Нет, понимаю, что беременность и всё такое, но мне постоянно приходится бороться с собой, чтобы тоже не накричать. Когда ко мне в кабинет зашел мой друг Блейз, я принимал пациентку, находившеюся на четвертом месяце, она жаловалась на головную боль и нервозность. — Миссис Коули, в вашем положении то, что вас беспокоит является вполне естественным… — Доктор Малфой, у меня нервы не в порядке… Что делать? «Господи, помоги мне нести достойно свою службу медицине и не упасть под тяжестью человеческой неосведомленности, а порой и глупости». — Я вам говорю, что с нервами у вас всё отлично… — Но меня раздражает всё: обстановка в доме, поведение мужа по отношению ко мне… За пятнадцать-двадцать минут приёма я ощутил, что у меня самого заболела голова, взял со стола мазь и начал круговыми движениями втирать в стучавшие виски. — То, что ты делаешь, бесполезно, дружище. Друг сидел в плетенном кресле в таком расслабленном состоянии, которому позавидовал бы любой состоявший в браке. Дело всё в том, что он женат на стюардессе и из-за частых командировок они видятся редко, а это значит, что их периоды «семейной жизни» приторно-сладкие до рвотного позыва не имеют ничего общего с реальностью, но такая иллюзия семьи их устраивает… ни ссор, ни проблем — лишь слепое обожание. Любовь ли это? Нет. Она тащит из него деньги, притворяясь тихой овечкой, он изменяет ей. Любовь длилась три месяца, а потом уже три года театр с играющей там пьеской с кричащим названием: холодный расчет. — Только не надо предлагать мне топор… — Шутишь, значит положение не безнадежное, — смеётся он, поигрывая шариком-антистрессом, перебрасывая его из руки в руку и, сжимая от чего тот пузырится маленькими зелёными шариками. — Блейз, я устал, как взмыленная лошадь! Ты же уволен с трёх работы и занимаешься прокрастинацией на родительские деньги, а твоя неблаговерная женушка, наверно, ест черную игру ложками. Мне двадцать один год, у меня двое… почти двое детей, любимая женщина, с которой мы скоро соединимся священными узами брака и я говорю не о штампе в паспорте, а о любви… настоящей. — Есть только желание обладать чем-нибудь и кем-нибудь, а о любви не заикайся, а то заикой станешь. Он достал из кармана сигарету, зажег и сделал затяжку. По его лицу видно, что я зря перед ним распинаюсь, как трезвый пытается доказать пьяному, что тот много выпил, а он говорит обратное. — Дурак ты, Забини… ой, дурак! -И этот дурак видит, что его умный друг слишком запарился, чтобы взглянуть на жизнь трезво. Он достаёт из сумки огневиски и ставит бутыль на стол. — Скорее, пьяно. Если у тебя в планах напиться, пожалуйста, только не со мной… и убери это, — пододвигаю к нему бутылку: — Меня же уволят… — Неожиданно мистер Малфой вступил в общество трезвенников? — В общество счастливых и довольных жизнью. Советую присоединиться. Блейз скривил губы: — Обойдусь, спасибо. Боль в голове немного поутихла. Посмотрев на часы, которые показывали восемь вечера, я принял решение идти домой, Блейз решил составить мне компанию. Воздух насыщен свежестью только что прошедшего дождя, я взял палочку и отправил Герми потронус о том, что скоро буду дома, по дороге забежал в кондитерскую и купил маффины, кофе в зернах, плитку темного шоколада с апельсиновой цедрой, шоколад с изомальтом и зеленый чай, друг же затарился экономно: длинный хрустящий багет с чесноком. А я понял, что мне радоваться рано, надо приводить друга в чувство, а в голове тихо-мирно созревал план, как расторгнуть этот бесполезный брак… «Мне поможет Ева Грин!»