Всполохи алого пламени приняли форму магического круга, стоило крови чернокнижника коснуться его. Старую вечно-холодную комнату маленького хлипкого лесного дома резко опалило таким жаром, что каменные стены накалились. Однако маг, стоявший прямо перед кругом, даже не шелохнулся, пока не увидел появляющийся силуэт. В ту же секунду мужчина сделал полшага назад и низко поклонился.
— Приветствую вас, ваше темнейшество, — с трепетом в голосе прошептал чародей и поднял на силуэт глаза. А силуэт теперь напоминал человека, хоть и не являлся им. Что-то в этом создании так и кричало о его отличности от людской расы.
Как только взгляд демона зацепился за человека перед ним, он осклабился, демонстрируя клыки. Его до этого аристократические черты будто бы стали иными — дьявольскими.
— Надеюсь, у тебя была серьезная причина, чтобы потревожить меня, — эти слова зазвучали у чернокнижника в голове, а сам демон не произнес ни слова. Маг сглотнул, затем судорожно вздохнул и начал:
— Я… я слишком беден, ваше темнейшество, но хочу быть богатым, знатным и уважаемым в городе.
Дослушав, демон раскатисто рассмеялся. Точнее, он просто стоял, но в голове у чародея некоторое время громыхало так, что в глазах потемнело.
— Ты готов заплатить своей душой за
это? — с легким презрением протянул владыка тьмы.
— Своей — нет, — демон вновь осклабился, на этот раз злобно, — однако, готов отдать вам душу ребенка. Пока что не рожденного. Знаю, что детские души вас не интересуют. Но что для вас какие-то жалкие восемнадцать лет? Обещаю, что это будет самая чистая и невинная душа, что вам доводилось встречать! — чернокнижник мерзко захихикал, но под задумчивым взглядом демона замолчал. Прикрыв глаза, владыка тьмы исчез вместе с пламенем и жаром, оставляя чародея в холоде и одиночестве.
Проклиная все на свете, маг уничтожил магический круг. Он был зол, его охватило разочарование, ведь… ведь его владыка не откликнулся на его просьбу, не почувствовал силу его веры и желания. От этого факта в чернокнижнике закипала ярость. Такая сильная, что казалось, скрытое внутри него могущество сейчас вырвется наружу. Однако… этого не потребовалось.
Внезапно весь его дом, да и он сам, загорелся адским пламенем, сжигая все: дерево, камень, плоть. Нечеловеческий крик вырвался из горла чародея, разгоняя все живое, находящееся поблизости. Маг каждой клеточкой тела ощущал огонь, каждая клеточка его тела чувствовала жуткую нестерпимую боль. Казалось, будто бы его кости настолько раскалены, что на них появляются трещины. Но стоило только чернокнижнику просить его владыку прекратить эти мучения, как все… закончилось?
Со страхом чародей открыл глаза и обомлел. Он находился в огромной богато украшенной комнате. В такой, о которой он всегда мечтал. Огромная двуспальная кровать с балахоном благородного кровавого цвета, паркет из темного дерева, огромная люстра с… не менее, чем сотней свечей! Неужели владыка все-таки принял его просьбу? Чернокнижник, все еще не веря в это до конца, выглянул в окно и вместо привычной лесной поляны, перед ним предстала городская площадь, по которой сновали жители. Ребенок стоит того. Нужно всего лишь сделать так, чтобы он дожил до рокового дня, а остальное неважно.
***
Летиция была слабым ребенком. Начиная с десяти лет не было ни дня, чтобы она чувствовала себя здоровой. Девушка постоянно болела, и постепенно бледность перестала быть аристократической, волосы потускнели, превращаясь из золотистых в мышиные, а глаза потеряли не только блеск, но и даже цвет. Начиная со своего семнадцатилетия, девушка начала постепенно увядать. Легкие недомогания превращались в жуткие хвори. И ее отец чернокнижник и она сама знали, что происходит. Оба понимали — она умирает. Пусть как-то по-своему. Например, девушка сумела справиться с чахоткой, хоть это и невозможно. Просто в один день болезнь отступила, пусть и только для того, чтобы в свои права вступила другая.
Казалось бы, что может быть более жутким, когда по дому ходит твоя живая дочь, но живую уже давно не напоминающая. Но она и не ходила. Врач, которого вызвали Летиции в детстве, на ее болезнь смог только развести руками и невнятно промямлить что-то вроде: «она больна простудой, однако, это все же не простуда. А что это тогда, сказать я не в силах». После этого «бесполезный червь» был жестоко убит хозяином поместья, а маленькая девочка отправлена в комнату подвального этажа и заперта на замок. Проходили года, болезни сменяли друг друга, а Летиция взрослела. Ей казалось, что вот-вот очередная хворь наконец избавит ее от этой смертельной скуки и одиночества. А ничего другого в жизни девушки и не осталось: отец перестал приходить к ней примерно в двенадцать, а о других посетителях можно было даже не думать — их не существовало никогда.
Зато в таких условиях Летиции все казалось удивительным: возможность говорить — удивительно, возможность слышать — невероятно, возможность ходить — за гранью разумного. Однако в первых двух возможностях девушка не была уверена. Может быть то, что она делает здесь вовсе нельзя назвать чем-то разумным и осмысленным. Наверное, она просто немного сошла с ума. Почему бы и нет, это внесло бы хоть каплю разнообразия в ее жизнь.
Но вот только разнообразие привнесло не мнимое сумасшествие, а странный мужчина. Он пришел к Летиции за неделю до ее восемнадцатилетия (уж дни девушка считала), когда бедняжка куталась в несколько одеял, мучаясь от лихорадки. Она замерзала настолько, что, казалось, еще немного, и ее ресницы покроются инеем. Однако стоило двери ее каменной клети отвориться, как повеяло приятным согревающим теплом. Постукивание трости о каменный пол медленно убаюкало девушку, которая еще пару секунд хныкала от усталости, несправедливости и холода.
Демон с неким интересом осмотрел свою жертву. Она была, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. Хотя все верно, чернокнижник говорил только о душе, а о физическом теле разговора не было. Стало как-то даже неприятно, будто бы это сам демон был виновен в том, что происходит с этой девушкой, а не ее непутевый папаша. И почему в голову вообще взбрело прийти и проведать этого ребенка? Дьявольская интуиция? Может быть. Хмыкнув, демон поправил девушке одеяло и направился к выходу, однако его остановил тихий хриплый, но уверенный голос.
Не уходи, мне без тебя холодно
