Иллюзорный мир

«Я умерла?» «Да» Наги всегда приходит вместе с ночью, скрывается от света звезд и тихо, совсем неслышно, опускает на край больничной кровати. Скользит взглядом, скрытых под растрепанной челкой, глаз по лицу девушки, которая, должно быть, просто очень крепко заснула. Так думают ее родственники, сидящие в коридоре и умоляющие врачей помочь их девочке, так хочет считать сама Наги. И все же она знает о том, что этот сон отличается от того, с которым сталкиваются обычные люди. Этот сон – не проклятие, но и не дар – возможность быть еще живым душой, когда тело почти погибло. Наги покачивает головой, протягивает руку – так нежно и заботливо – касается кончиками пальцев чужой щеки. Холодно. А ведь она уже не должна чувствовать холода, вообще не должна ничего чувствовать. Наги все еще не привыкла к тому, что в этой больнице она больше не пациент – теперь работник другой, сокрытой от глаз простых людей, стороны больницы. В обязанности сиделки входит уход за больными и их моральная подготовка к новой жизни. Ее «больные» почти не живы. Она была такой же, вот только как давно уже не вспомнит. У обычных людей есть только два выхода из «сна» – уход в другой мир или пробуждение в этом, с последующей утратой воспоминаний об этом месте, пространстве, людях. Наги слегка покачивает головой, подставляя локоть шагающей рядом девушке, и с любопытством слушая ее рассказы о том, как она сделала новый костюм, и как его оценил ее любимый.. друг. Безответная любовь? Наги в таком не разбирается, поэтому лишь кивает и едва заметно улыбается. Хару ловит ее под руку, крепче прижимает к себе и рассказывает о том, что будет делать, когда придет в себя. Души у людей теплые, в отличие от спящих тел, что невольно напоминает девушке о том, что она – ни душа, ни человек – другая. Она – как и проводники в другой мир – является чем-то иным, необъяснимым. Наги останавливается у палаты Хару, перехватывает взгляд своей подопечной, и медленно проходит внутрь. Рядом с кроватью спящей девушки стоял мужчина в белом. Как жаль – Хару уже не вернуться в этот мир, и она все понимает, ведь сиделка объясняла законы этого мира в день их знакомства. Наги сожалеет о таком решении, но ничего не может изменить, только тихо прощается и выходит из палаты, слыша, как громко начинает кричать аппаратура. Так просто протянула ему руку? Она ведь хотела жить, так почему так легко сдалась? Впрочем, возможно, все дело в Бьякуране – ему, почему-то, никто не может отказать. Наги впервые оказывается вне территории больницы из-за.. личной просьбы? Складывая руки, машинально заламывая пальцы, девушка осторожно, немного боязливо, бредет вперед и все же не оборачивается в сторону здания, что давно стало родным. Сколько лет прошло с того момента, как она стала сиделкой для потерянных душ? Она не скажет – давно забыла. И все же Наги – не взрослеет, не стареет – совсем не меняется. Считает дни по старой привычке – тогда еще была простым человеком – и радуется каждому новому году, что приходит в ее тихий, пропахший медикаментами, мир. Должна ли она была тогда отказаться? Спрятаться? Сбежать? Наги не знает. Просто поджимает губы, складывает руки за спиной и тихо идет вперед, в поисках того, кто потерялся между миром живых и мертвых. Тихо ступая вдоль холодных стен, девушка проходит из темного, пропахшего сыростью, коридора к едва освещенной комнате. Пахнет кровью. Она к этому запаху привыкла за те последние месяцы своей жизни, что провела в безмолвном существовании в палате. Медленно шагая вперед, Наги чувствует, откуда исходит тепло души, и притормаживает у одной из открытых комнат. Легко толкает дверь, заглядывает внутрь и находит взглядом лежащее тело ребенка. Здесь «спит» его тело, но где же прячется его душа? Ей нужно идти следом за едва ощутимым теплом, что девушка и делает. Тихо вздыхает, поворачивает за очередной угол и видит сидящего в темноте мальчика, что обнимал свои колени. Он не должен быть здесь – этому ребенку еще жить и жить. И именно поэтому о помощи попросили ее – того, кто не может покинуть границу миров. Просто поймать мальчишку и отвести его к его телу. Что может быть проще? Однако, Наги невольно видит в этом ребенке себя – сидеть в углу темной комнаты была и ее привычка. Дела живых не должны ее касаться… и все же она осторожно подходит ближе – не хочет спугнуть мальчика – и присаживается на корточки напротив того. – Здравствуй, малыш, – тихо произносит Наги, замечая, как вздрагивает мальчишка. Несколько секунд сидит неподвижно, а после поднимает голову и опасливо смотрит на девушку, явно не доверяя ей. Она не хочет напугать его еще больше, поэтому старается наладить контакт и обойтись без жертв. – Как тебя зовут? – Мукуро, – он отвечает спокойнее, чем она ожидает, однако более не произносит ни слова. Смотрит внимательно, не моргает и будто бы пытается найти ответы на свои незаданные вопросы в ее глазах. – А мое имя – Хром, – кивает девушка, едва заметно приподнимая уголки губ. Она больше не та Наги – это несчастное дитя давно погребено со всеми почестями и благополучно забыто собственными родителями. Она умерла, получила новое имя и, как ни странно, работу, что пришлась ей по душе. Протягивая ладонь ребенку, чьи разноцветные глаза все также неотрывно следили за каждым ее действием, Хром мягко улыбнулась и заботливо погладила мальчика по голове. Она не знала нежности при жизни, однако научилась любить и заботиться о других уже на этой стороне мира. Сжимая теплые пальцы маленькой ладони, Хром осторожно шагает вперед, тихо рассказывая Мукуро о том, что все вокруг – всего лишь сон, и он вот-вот проснется. Он не боится ее, но и не верит – не говорит ни слова, но шагает нога в ногу и прячет глаза за растрепанной челкой. Этому мальчику жить еще ни один год, его время еще не пришло, и его память будет стерта. Так всегда поступают, потому что так будет лучше. «Почему я?» «В тебе нет злобы» Тот, кто когда-то жил, как в Аду, стал тем, кто облегчает жизнь других.