Я услышал твои шаги еще на первом этаже.

Капли дождя, касаясь старых, дырявых крыш, барабанили печальную мелодию осени. Стоящий в двух кварталах угрюмый саксофонист, поймав ритм, подыгрывал, наполняя улицу грустной музыкой, не заставляющую прохожих за зонтами хоть на миг остановить свой бег. В этой суматохе вечно занятых и спешащих блеснула монета и полетела в потрепанную, успевшую промокнуть, шляпу музыканта. Тот, заметив это, благодарно кивнул, но слушатель скрылся из виду. Он потерялся в толпе, подняв воротник, чьи края касались седых висков. Персиваль Грейвс, закутавшись сильнее, чтобы спрятаться от прохладного ветра, неспешно шел в свой офис, находившийся за углом, на третьем этаже одного из тех домов, что тянули по улице маленькие магазинчики. Он был одним из тех, кому надоело просиживать свои штаны в участке, гадая, когда и кто из мафии застрелит тебя. Открыв же частное сыскное агентство, Грейвс был уверен, что Малышу Чарли, громиле, весом за двести фунтов, и в голову не взбредет стрелять в того, кто вывел его бывшего «компаньона» на чистую воду, в которой тот и потонул. Как и Милый Билл, с огромным шрамом после войны, который не без помощи сыщика поймал бывшую благоверную на измене и нашел того «счастливчика». Ступенька на втором пролете привычно скрипнула под его весом, но он этого не заметил. Обшарпанная дверь встретила привычным молчанием, лишь слегка стертые буквы на стекле виднелись в тусклом свете лампы у лестницы. Грейвс всегда работал один, считая, что никому, кроме себя, доверять нельзя. Повесив промокшее пальто на вешалку, рядом с забытой сегодня шляпой, он направился к бутылке с янтарной жидкостью. По такой погоде вряд ли посещение частного детектива входит в обязательный пункт выполнения плана дня, поэтому можно расслабиться и наслаждаться спокойствием. Грейвс сел за стол, где лежали бумаги по прошлым делам, газеты за месяц или два, а так же стояла пепельница, наполненная до краев окурками. Не обращая на это внимание, он закурил и выпустил струю дыма, которая в момент растворилась в холодном воздухе из не закрывающейся форточки дальнего окна. Дождь все еще стучал по крышам, разбиваясь и утопая в лужах. Ветер усилился и сухие, лысые ветки, желая закончить свои муки, ломались, падая промокшими прутьями, становясь лишь очередным мусором под ногами жителей Нью-Йорка. Из задумчивого созерцания дождя через грязное окно Грейвса вывел стук в дверь. Точнее несдержанная дробь по ней. Он устало закрыл глаза, зная, кто стоит за ней. Работа частного детектива шла весьма недурно. Порой приходилось выслеживать нечестных партнеров, неверных жен, жадных родственников. Утомительно, но заказчики: главари местных банд, владельцы похоронных бюро, под прикрытием, которых работали подпольные бары, «от души» оплачивали счета. Бывали случаи, когда и бывшие коллеги просили помочь с теми или иными делами, не входившими в их компетенцию. В эти моменты на плечи Грейвса падала ностальгия, пытаясь прижать и удушить. Такие дела решались быстро, оставляя налет горькой усталости. Для него предпочтительнее было копаться в грязном белье мафии, чем вспоминать мертвые лица и видеть внутренности их черепушек. Все шло своим чередом и вполне устраивало до прошлого месяца. Бывший напарник Грейвса, Харрис, попросил его проследить за встречей Беззубого Ли и его ребят с приезжими. Харрис не распространялся с какой целью, лишь бросил пачку купюр на стол. Грейвс, считая, что чем меньше он знает, тем крепче его сон, не стал расспрашивать ни о чем. Конечно, все пошло к чертям и им пришлось ввязаться в перестрелку. Отстреливаясь от всех сразу, Грейвс пару раз промазал, чертыхаясь и проклиная бывшего напарника, пока очередной выстрел не разрезал воздух, а пуля не пробила тело незнакомца. Им оказался Гарри Поттер — племянник Тома Реддла, одного из боссов мафии Чикаго и по совместительству его правая рука. Чикагская полиция ни один год собирала на него компромат, но тот раз за разом выходил чистеньким, не без помощи влиятельного дяди, из-за чего его стали называть Неприкасаемый Гарри. Узнав об этом, Харрис ударился в истерику от смеха, ведь поймал, а точнее убил его ни лучшие адвокаты, ни смелая полиция, а простая ищейка. Однако Грейвсу было не до смеха: чуйка подсказывала, что ничего хорошего ждать не придется. И был прав: спустя пару дней около его офиса уже яблоку негде было упасть из-за журналюг. Все они жаждали до одури подробностей случившегося. К несчастью для самого Грейвса, он не любил всю эту шумиху и всегда старался держаться в тени. И в этом ему помог Харрис, будучи падким на славу любой сомнительности и происхождения, переключив все внимание на себя. Почти все. — Я знаю, что вы там, — послышался до скрежета зубов знакомый голос. Грейвсу никогда не везло с женщинами. Начиная с рождения, когда его мать оставила новорожденного в роддоме, заканчивая разводом и встречами с сыном по выходным. Не кривя душой, он знал, что был паршивым мужем, уделяя все свое время работе, но эти встречи с каждым годом давались ему все труднее. И дело не в чувстве вины или еще в чем-то. Просто Грейвс-младший был слишком похож на свою мать — существо, которое не видит в людях ничего плохого, верит им на слово и доверят чуть ли не душу. В молодости это очаровывало, но с годами и всем тем, с чем сталкивался он, это начинало раздражать все больше. И даже после ее смерти, Грейвс не смог сблизиться с наследником, со стороны гордясь и радуясь его победам. — Детектив Грейвс, я не уйду, пока вы мне не откроете дверь. Существо, что так добивалось встречи с ним звали Тина Голдштейн. Именно так представилась высокая худощавая женщина, перебивая всех остальных и задавая вопросы по поводу убийства Неприкасаемого Гарри. На вид ей было чуть больше двадцати, а по упрямству — все стадо быков. Когда Харрис взял «весь удар» на себя, журналисты, поняв, что от Грейвса не выбить ни слова, начали обступать участок, ожидая его выхода и желая услышать сочные подробности той перестрелки. Все, кроме нее. Она, как сорняк, вырастала на его пути, закидывая вопросами, порой такими провокационными, что, остановившись, Грейвс мерил ее взглядом, выражающим все отношение к таким «профессионалам», как она. — У меня ваша вечерняя почта. Вам все равно придется мне открыть. Тяжело вздохнув и чертыхнувшись, Грейвс поднялся и медленно, не выражая никаких эмоций подошел к двери. Та скрипнула и последняя преграда предательски исчезла на пути. — Добрый вечер, детектив Грейвс, — довольная своей победой, сказала Тина Голдштейн, переступая порог. — Дождливо сегодня, да? Ее серый плащ еще сохранил несколько капель непогоды на улицы, а короткие волосы, убранные назад, в свете лампы на столе влажно блестели. — У вас уютно. Захлопнув за ней дверь, Грейвс в ожидании взглянул на свою незваную гостью, даже не желая знать, как ей удалось добыть почту. Почувствовав это, женщина нахмурила лоб то ли обдумывая очередную фразу, то ли что-то вспоминая. — Почта, точно! Вынув несколько чуть влажных и смятых конвертов из внутреннего кармана плаща, она протянула их. Грейвс забрал письма и сел за стол, начиная без особого энтузиазма распечатывать их. — Детектив Грейвс, — снова начала Тина, чувствуя, как молчание петлей повисло у нее на шее, начиная стягивать узел. — Через два дня будет месяц, как я пытаюсь узнать у вас подробности той перестрелки, где погиб племянник мистера Реддла. — Как быстро бежит время. — Но вы делаете вид, что не замечаете меня и моих попыток узнать правду. Тень улыбки коснулась его тонких губ. — Сначала, я думала, что вы просто заняты новым делом. Потом, что вам доставляет удовольствие, когда за вами бегают толпы журналистов. Тешите самолюбие. Но потом, буквально вчера, я поняла в чем дело. Ее лицо просветлело и стало чуть более женственным, округляя лицо еще больше. — Вы просто стесняетесь. Грейвс резко поднял на нее взгляд, стараясь не казаться удивленным больше, чем есть на самом деле. — Вы очень скромный человек, детектив. Вам страшно быть в большом обществе, стараетесь избежать его, как только можете. Слава вас страшит, как и тот факт, что благодаря вам был остановлен один из опаснейших преступников Чикаго. Вы, в отличии от своего бывшего коллеги, молча выполняете свою работу, не требуя за нее лавров. Поэтому вы и не комментируете случившееся. Откинувшись на спинку стула, Грейвс указательным пальцем потер подбородок, начиная жалеть, что променял спокойный вечер на тройку счетов и приглашение на благотворительный бал ассоциации полицейских Нью-Йорка. — Но вы не переживайте, — продолжила она, сокращая дистанцию и подходя к столу. — Получив всю информацию я напишу так, что никто не поймет, от кого я ее получила. Клянусь, вашего имени в статье не будет. Чуть наклонив голову вперед, явно ожидая ответа на свои предложения, женщина, казалось, уже придумывала заголовок и ответы для поздравления редактора за полученный материал. — Мисс Голдштейн, — намеренно растягивая слова, произнес Грейвс, — за месяц, что я знаком с вами… — Без двух дней. — Без двух дней, — поправил он сам себя и получил одобрительный кивок. — Я понял, что вы выбрали для себя не ту профессию. Вам нужно было писать романы, те, от которых невозможно оторвать юных девиц. С вашими теориями и упрямством, я уверен, успех гарантирован. — Это значит нет? — Это значит нет. Выпрямив спину и расправив узкие плечи, из-за чего фигура стала больше походить на мальчишечью, она бросила на него недовольный взгляд и, развернувшись, направилась к двери. — А вам нужно было идти работать в морг, потому что с людьми вы общаться не умеете. — Подумаю над этим на досуге, — сказал Грейвс и услышал скрип захлопнувшейся двери. Уверенность, что она больше не вернется таяла, как дым недокуренной сигареты в переполненной пепельнице.