к чему приводят купания в речке

После суровой, холодной зимы наступила мягкая, свежая весна, а после и жаркое лето. С каждым днем становилось теплее и в какой-то момент стало совсем невыносимо. Воздух прогревался за считанные часы и свежесть можно было словить только рано утром или в ночь. Сухой горячий воздух душил Лафайета. Он, с бумагами от генерала, спешил в палатку, снять мундир и шейный платок. Проскользнув через изнеможенных солдат, он оказался в одной из адъютантских палаток. Эту он делил с Лоуренсом и полковником Гамильтоном. Юноши хорошо сдружились, поэтому и спали под одной крышей почти всегда. Сбросив ненавистную, тяжелую в такую жару одежду, Жильбер положил стопку бумаг на столик, взял несколько с верха стопки и стал обмахиваться. Капельки пота выступали на лбу и стекали по шее. Чувствовалась ужасная липкость, хоть сейчас раздевайся догола и лежи в тени. За процедурой охлаждения маркиза застал Александр. Он ворвался в палатку, вызвав легкий короткий ветерок. Жильбер блаженно прикрыл глаза, но счастье длилось недолго. Гамильтон глянул на стол, где уже лежала стопка. Как секретарю и адъютанту ему работы привалило. Как, впрочем, и двум другим обитателям палатки. – Ты от генерала, вижу, – сказал Алекс, присаживаясь на стул рядом со столом. – Как видишь, да, – возобновив движения рукой по охлаждению, ответил маркиз. Александр наклонился ближе к кровати Лафайета, погладил подбородок и хитро улыбнувшись спросил: – И как? Ты не сказал ничего? Француз замер на мгновение и приложил листы бумаги к губам. Ответ последовал после короткого вздоха: – Нет, не сказал. Не могу. – Жильбер, чего ты боишься? Мы же выяснили, да и это и так видно было, что генерал испытывает к тебе чувства нежнейшие, чем ко всем нам. – Да, но... – Лафайет запнулся и в короткую паузу положил бумагу обратно к стопке, – Александр, как ты себе это представляешь? Я приду в палатку к генералу и вместо привычных поцелуев в щеки, подарю ему поцелуй в губы, так что ли? Или беседуя о стратегии наступления просто кину случайно "мой генерал, мое сердце сгорает от любви к вам, я вас люблю"? – Было бы не плохо, Жильбер, – сияя белыми зубами проворковал друг, – К тому же ты такой сладенький и француз. Говорить о любви у тебя в крови и вот, получается же. Только это не мне надо говорить, а твоему любимому Джорджу. Жильбер хлопнул по коленке Алекса и не зло хмурясь, даже улыбнулся. Лафайет слышал еще во Франции о генерале повстанцев, видел его портреты. И вот он на корабле, бежит из родной страны, помогать правому делу революции. Его сердце трепетало от мысли, что он, Лафайет, еще совсем мальчишка, будет сражаться под командованием генерала Вашингтона. После первой встречи маркиз не спал всю ночь. Он лишь улыбался и поджимал пальцы на ногах. Прошло несколько месяцев и он сблизился с месье Вашингтоном. Они могли вечерами, как старые друзья, беседовать за бокалом вина. Генерал благоговейно смотрел на юного маркиза. И это не из-за его денег – Вашингтону искренне симпатизировал мальчик. И вот, он, маркиз Лафайет, все дрожит сказать генералу как его сердце выскакивает, когда он видит его. Жильбер рассказал друзьям про свои мучительные чувства. Они поддерживали и не давали повесить нос маркизу. Было даже предпринято несколько попыток смодулировать ситуацию, чтобы французу было легче признаться, но в последний момент все летело в тартарары. – Сейчас эта ужасная жара － проблема посерьезнее, – пробормотал Лафайет, откидываясь на кровать и расстегивая пару пуговиц жилета. Гамильтон солидарно вздохнул и махнул рукой, делая ветерок. К вечеру пришел Джон и трое друзей выбрались из палатки на прохладную траву. Так делали все и многие даже ночевали на улице, не желая спать в духоте палатки. Устроившись на земле, юноши обсуждали прошедший день и делились планами на следующий. День лениво подходил к концу и на розовое небо опускалась звездная синева. В один из жарких дней, когда солнце не щадило и казалось, если ад и существует, то он прямо здесь, Лафайет вышел из палатки в поисках тенька, но не сделав и двух шагов, почувствовал, что его схватили за локоть. Маркиз развернулся и увидел крайне веселое лицо Александра. У него горели глаза и выражение было такое, что он лопнет сейчас, если срочно не скажет мысль, которая бушевала в голове. Не дождавшись вопроса вслух и прочитав его в глазах француза, Гамильтон наклонился ближе, словно не хотел, чтобы кто-то еще кроме Жильбера слышал, что он скажет, и полушепотом выпалил: – Жильбер, мы нашли речку за той небольшой рощей! Теперь можно искупаться в водичке, не потеть и не умирать с жары весь день! Пошли, я покажу! И снова не дождавшись никакого ответа Алекс потащил маркиза в сторону рощи. Затуманенные невыносимой жарой мозги Лафайета не сразу поняли, что такое сказал друг, а ноги сами последовали за ним. Наконец где-то на полпути, в тени деревьев француз как очнулся из сна и попытался остановиться. – Александр, ты же знаешь генерал Вашингтон не одобряет... – проговорил маркиз, опуская глаза на свои сапоги. – Да ладно тебе, Лафайет! Еще скажи, что искупаться не хочешь. Вашингтон даже не узнает! – заверил Гамильтон, наклонившись, как бы пытаясь посмотреть в опущенные глаза друга. – Ты думаешь? – глядя исподлобья спросил Лафайет. – Я уверен. Да и чего ты боишься? Пошли-пошли, Вашингтон сам бы хотел окунуться в холодную воду и никто ему не запрещает! – Александр засмеялся и снова потянул француза за руку. Маркиз хотел было что-то возразить, но сдался. В конце концов, что случится такого, если он искупается один раз в речке. Он послушно зашагал за Гамильтоном и вскоре они вышли к речке. Лафайет заметил Лоуренса, еще несколько адъютантов и офицеров. Похоже это купание было только для вип-персон, но никто не удивится, если через некоторое время и рядовые солдаты будут бегать к речке. Но пока это был маленький секрет привилегированных молодых людей. Александр в миг скинул одежду и прыгнул в воду. Секунду он был полностью под водой, но огненная макушка быстро показалась над ней. Подплывший сзади Джон, плеснул рукой и крупные брызги полетели в Алекса. Все остальные рассмеялись и Жильбер улыбнулся. – Ну держись, Джон! – крикнул Гамильтон и со всей силы плеснул в ответ. – Водичка теплая, Жильбер, – вытирая глаза от слепившей воды и прокашливаясь сказал Лоуренс, – Присоединяйся, чего стоишь на берегу. – Или мы тебя затащим прямо в одежде сюда! – сказал Алекс и послышались согласные возгласы. – Нет-нет, – проговорил француз, быстро расстегивая рубашку, – Я сам. Маркиз быстро остался без рубашки и чулок, но помедлил с бриджами. Ему еще не приходилось оголяться на глазах, пусть и товарищей. Было немного неловко, Жильбер почувствовал как загорелись его щеки, но он вдохнул и стянул последний элемент одежды. Осторожно ступая по теплому песку, который щекотал нежные стопы, маркиз добрался до воды. Он вошел по плечи и почувствовал обволакивающую прохладу, прикрыл глаза и облегченно вздохнул. Вдруг резко почувствовал холодную воду на лице, она попала в нос и приоткрытый рот. Лафайет дернулся и перепуганно махнул рукой. Он открыл глаза и увидел улыбающегося Александра. Француз почувствовал азарт, плеснул в ответ, "нападал" на товарищей первый, нырял, чтобы схватить за лодыжку и напугать, в общем, вошел во вкус. Молодые люди резвились как малые дети. В эту тяжелую войну нужно было находить хоть какие-то маленькие развлечения, она и так сделала из еще веселых мальчиков уже серьезных мужчин. Суровость взгляда, жесткость когда-то розовых ладоней, уверенный, тяжелый шаг – все заслуги войны, но зеленая юность брала свое. Вот и сейчас они все смеялись в воде. Подплыв к большому камню, Лафайет приложил к ледяной поверхности ладонь и переводил дыхание – он подустал уплывать от товарищей, которые хотели или в шутку "потопить" его или просто брызнуть водой. Убрав мокрые пряди со лба, маркиз смотрел на противоположный берег. Там был лес и поле, а еще дальше стояло несколько фермерских домиков. Неожиданно Жильбер почувствовал холодные пальцы на ребрах. Тихий гортанный голос сказал: "Это я, Джордж Вашингтон". Пальцы резко спустились вниз по бокам до бедер и обвели круг к внутренней их части. "Вы такой худенький, маркиз, не хотите заняться любовью прямо на берегу?" – продолжил голос. Бедняга взвизгнул и резко обернулся. – Видел бы ты сейчас свое лицо, – сдерживая смех сказал Александр, – Неужели я так похож на нашего генерала, если напрягу голосовые связки? – Ни капли! – крикнул дрожащий маркиз. – Ладно тебе, судя по твоей реакции, ты поверил, – ухмыляясь сказал Гамильтон и придвинувшись ближе, почти касаясь своей худющей грудью груди Лафайета, добавил тише: – Или ты так реагируешь на прикосновения всех? Маркиз стукнул по голове друга и отстранился. Обиженно ответил: – Дурак ты, Александр. – Эй, Алекс, ты чего там, мучаешь Лафайета? – крикнул Лоуренс, подплывая к друзьям. Жильбер радостно посмотрел в его сторону и направился навстречу. Он чуть не потопил обоих, когда кинулся в объятия Джона. Тот провел по мокрым волосам пальцами и сдвинул брови, глянув в сторону Александра. – Он издевается, Джон! Проведи воспитательные мероприятия, – театрально-умоляюще пожаловался француз. – Как я пальцем тронул сразу трагедия, а как с Лоуренсом обниматься это ничего, – пробормотал себе под нос Гамильтон. – Я разберусь с ним, Жильбер, – пообещал Джон и прижался губами к холодному лбу маркиза, хитро смотря на Алекса. – А меня?.. – запротестовал Гамильтон и как ребенок надул губы. Жильбер отстранился и бросив единственный взгляд в сторону друзей поплыл к берегу. Оставшись наедине, Александр не упустил момент и жадно поцеловал Джона, сжимая его светлые волосы на затылке. Большинство молодых людей уже сидели на песочке и грелись на приятном, после холодной речной воды, не таком палящем солнце. Жильбер сидел в рубашке и чулках и выжимал воду из волос. Очень скоро Александр и Джон тоже вышли из речки и присели рядом. – Спасибо, – сказал Лафайет поворачиваясь к Алексу, который завязывал локоны в косичку. – Что, не обижаешься даже? – хмыкнув, спросил он. – Нет, – вздохнув и немного грустно улыбнулся маркиз. Александр посмотрел на француза, потом на Лоуренса. Он обнял Жильбера и потрепал по голове. – Эй, все хорошо, но помочь избавиться от страданий себе можешь только ты сам, – прижимаясь к французской щеке, проговорил Гамильтон. – Александр прав, – так же обнимая друга сказал Джон. – Да, – согласился француз, – Спасибо, еще раз. Все собрались, но уходили небольшими группами, чтобы не вызывать подозрений. Нагуляв аппетит и сон, не самый вкусный ужин показался пищей богов, а после даже самый активный Александр засопел, не садясь за работу. С этой маленькой прохладной находкой переживать длинные дни тренировок и бумажной волокиты стало легче. Через день или каждый Лафайет с товарищами ходили на речку. Однажды Лоуренс наловил рыбы и они поужинали ей прямо на берегу. Конечно по лагерю шептались о этой речке и генерал не мог не слышать этого. – Пока вроде никого не поймали, и Вашингтон ничего не говорит, – докладывал как-то Гамильтон, чтобы в очередной раз успокоить Лафайета. Эта прохладная речка была маленькой отдушиной после проведенного дня в душной палатке генерала при всем гардеробном параде. Или когда нужно было тоже в форме самому и мучить ей еще и своих солдат на учениях. Одежда казалась проклятьем и все спешили скинуть хотя бы мундир. В один денек компания как обычно направлялась к реке, как они думали, уже свободные от приказов генерала, поэтому чуть за порог его палатки – сразу свернули к роще и к любимой спасительнице-речке. В этот раз только втроем. Смыв всю тяжесть нескольких часов кропотливой работы с письмами и донесениями, трое юношей просто отдыхали в прохладе, не заплывая далеко от берега. Александр вышел первый, и растянувшись в чем мать родила на траве, сказал что будет загорать. Джон и Жильбер искали в песке ракушки и рассматривали их. Их тихий отдых нарушил шум в кустах и выбежавший Тильман. Задыхаясь он сказал, что троих немедленно ждет его Превосходительство. Впопыхах, натягивая на мокрое тело одежду и с ужасом перебирая в голове мысли, почему генерал хочет их видеть, собирались Лоуренс и Лафайет. Гамильтон собрался первее всех, потому что грелся на солнце, которое высушило тело. Кое-как помогая друг другу, друзья собрались. Жильбер чуть не забыл шейный платок и просто набегу повязал его и спрятал часть под жилет. Перед генеральской палаткой они остановились, рассматривая друг друга – вроде не стыдно было показываться на глаза Вашингтону. – Ваше Превосходство, – взяв на себя, если что удар, первый сказал Александр и поклонился. Джон и маркиз последовали его примеру и теперь все трое стояли в шеренгу перед генералом Вашингтоном. До этого стоявший лицом к письменному столу Вашингтон, развернулся. От внимательных стальных глаз не скрылось быстрое и частое вздымание грудей молодых людей. Он подошел к ним и посмотрел ближе. Влажные кончики волос, а у француза еще и его длинные ресницы, конечно, выдавали. Вашингтон еле заметно покачал головой и слегка улыбнулся. Он заметил небрежный бант на шее Лафайета и собственноручно развязал его и аккуратно завязал снова, проходясь пальцами через шелк по шее юноши, также бережно разгладил его на груди. – Джентльмен всегда опрятен, маркиз, – весело наставил генерал Жильбера. – Простите и merci, mon général, – пролепетал от смущения на французском Лафайет. Генерал звал их к себе лишь потому что принесли еще пачку донесений и писем. Он попросил молодых людей разделить донесения и строго к утру принести обратно все ответы. Он наверняка догадывался, что его адъютанты купаются, что он запрещал делать, поэтому сказал, что немедленно ждет их у себя, еще и небось с самым суровым выражением, на которое способен. Выйдя из палатки все трое облегченно выдохнул – никто не упрекнул их, а бумажная работа не казалась наказанием после такого неожиданного вызова, сулящего, как казалось, выговором. – Ну что, Жильбер, как ты на ногах устоял, когда сам Вашингтон завязывал тебе платок? – толкнул в бок локтем француза и подмигнул Алекс. Лафайет ничего не ответил, только толкнул друга в ответ и рассмеялся. Он привык к этим шуточкам и знал, что так Александр подбивает его скорее уединиться с генералом и рассказать, что за чувства у него в груди. – Пойдем скорее, работа не ждет! – напомнил Джон, – О делах сердечных потом поговорите. Разобравшись к полуночи со всеми бумагами, друзья выбрались из палатки освежиться. Уставшие за день так и заснули на улице, грея друг друга лишь теплом собственных тел. Прохаживаясь в свободную минутку на свежем воздухе и рассуждая с генералом Грином о вещах от насущной войны до будущего после нее и житейских проблемах вроде хозяйства и лошадей, Вашингтон зашел в тенистую рощу. Побродив меж деревьев и вдыхая свежий воздух, его Превосходительство уловил далекие крики и заливистый смех. Он пошел на звук, и Грину ничего не оставалось, как проследовать за главнокомандующим. Вскоре мужчины близко подошли к реке в которой купались молодые офицеры и адъютанты Вашингтона. Не выходя из укрытия деревьев и кустов, генерал Вашингтон следил за юношами. – Какое безобразие! – вздохнул он, – Я говорил, что не одобряю таких купаний. Не слушаются меня. В мыслях он хотел было разогнать своих подчиненных как мальчишек, но Грин, как будто предчувствуя это, тихо сказал: – Дайте им освежиться, Ваше Превосходительство. Они еще дети, хотят повеселиться. Кто знает, может для кого-то это последнее купание в речке. Последнее предложение вышло слишком мрачным даже для Вашингтона. Он бессильно вздохнул, но согласился с Грином. Невозможно было без улыбки наблюдать за молодыми людьми, мужчины также вспоминали и свои молодые годы. Вдруг Вашингтон как встрепенулся. Причиной была молочная, в прелестной россыпи веснушек, спинка маркиза. С нее стекали капельки воды, мокрая она блестела на солнце, отливая золотистым. Завороженный, генерал пытался перевести взгляд, но все равно возвращался к худой спине с хорошо очерченной позвоночной косточкой. Он наблюдал как Лафайет, поднимаясь по возвышенности на речном дне, обнажает поясницу и не собирается останавливаться. Вашингтон прикрыл глаза, боясь покушаться даже глазами на эту красоту. Он знал и прекрасно видел, что маркиз красив лицом, его тонкие, женственные ладони и длинные аккуратные пальчики, вишневые губы производили самое милое впечатление. Вашингтон бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится Жильбер. Он был веселый, с прекрасными манерами и хрупкой красотой. Вскружил голову уже не самому молодому генералу, как молоденькая девушка. Вашингтон признал, что он был лучше чем любая девушка. Из мыслей его вывел такой же тихий голос Грина: – Может и мы с вами, если не искупаемся, то хотя бы ноги помочим, генерал? – Да-да... – пробормотал Вашингтон и обернулся к Грину, – Мне кажется, нам пора, мистер Грин. Они скоро вышли обратно в лагерь и вернулись каждый к своим делам. Но образ спинки маркиза не покидал генерала Вашингтона весь день и даже ночью ему снилась эта тонкая поясница и маленькие веснушки на лопатках. Он пытался коснуться этой спины, но она в миг растворилась, оставив легкую дымку. После плодотворной тренировки Жильбер спешил к речке. В этот раз он закончил со своими делами раньше всех и не дождавшись друзей, пошел освежиться, смыть пот выступивший после езды верхом и отдаванием команд под солнцем. Быстро освободившись от одежды, Лафайет забежал в воду. Момент расслабления. Он довольно улыбнулся, проводя мокрыми пальцами по коже головы. Наслаждаясь тишиной и одиночеством, Через неопределенное время Жильбер вспомнил, что он в воде и может пора уже выходить. Он глянул на берег и ужаснулся: какого-то шутника только пятки и сверкали. Скрылся, каналья, с одеждой маркиза в кустах. Лафайет спохватился, выбежал на берег и крикнул. Бесполезно, след простыл как и одежда. Жильбер выругался на французском и посмотрел под ноги. Вор не взял чулки. "Отлично, – раздраженно подумал француз, – пойду в лагерь в одних чулках. Даже падшие женщины себе такого не позволят". Злясь на свою глупость и на этого бесчестного человека, Лафайет все же натянул чулки, но подул ветерок и по телу пробежала крупная дрожь. Жильбер вздохнул, стуча зубами и вдруг услышал шорох кустов. Сначала подумал, что какая-нибудь зверюшка, но эти мысли в миг развеялись, когда из-за куста вышел генерал Вашингтон. Лафайет почувствовал, что все его нутро упало куда-то вниз и вместе с этим, как кровь самым безобразным образом приливает к щекам, разливаясь к ушам и затапливая сливочную шею. Он неловко сгорбился и прикрылся руками как мог под взглядом генерала. "Позор, позор, позор, какой позор, Жильбер! – думал про себя маркиз, – Ты никогда не отмоешься от этого, лучше сразу подать в отставку, уволиться. Я не вынесу этого ужаса, точно". Пока Лафайет рассматривал траву и клял себя, Вашингтон снял свой мундир и накинул на плечи француза, приглаживая своими ладонями. Жильбер удивился и недоверчиво глянул на своего генерала. – Вы продрогли, маркиз, – мягко сказал Вашингтон, запахивая мундир на груди адъютанта. Лафайет никак не мог поверить в происходящее и подобрать нужных слов. Он даже не решался смотреть в глаза генералу. – Пройдемте ко мне в палатку, согреетесь, – предложил Вашингтон. Маркиз согласно кивнул и последовал за генералом. Он боялся, что кто-нибудь в лагере заметит это, но на удивление он оказался полупустой, и быстро прошмыгнув в знакомую генеральскую палатку, Жильбер почувствовал некоторое облегчение. – Pardonnez-moi, –вновь сбившись на родной язык, пробормотал маркиз, – Я знаю, вы не одобряете этого... Но в такую ужасную жару эта речка только и спасает. Пожалуйста не... – Конечно, я понимаю, маркиз, – прервал юношу генерал, – Я не буду как-то наказывать вас или ваших товарищей. На реку бегает вся армия, на всех наказаний не наберешься. – Вы тоже сейчас шли на реку... – распахнув глаза хотел спросить Лафайет, но запнулся и вдруг опустил их. – Оставлю тебя в раздумьях по этому поводу, – усмехнувшись ответил Вашингтон и добавил, указывая на свою кровать: – Присаживайся пока. Жильбер прошел к кровати, придерживая на своих узких плечах мундир генерала. Вашингтон ушел куда-то вглубь палатки, а у отогревшегося маркиза мундир спал с плеч, открывая вид на тонкий рельеф спинки. Генерал не злится, значит, в отставку можно не спешить подавать. В ожидании Лафайет болтал ножками и наклонялся то вперед, то назад, удерживаясь руками на кровати. Задумавшись он не заметил как Вашингтон тихо, почти не дыша опустился на кровать рядом с ним. Лишь после легкого поцелуя меж лопаток Жильбер вздрогнул, но не повернулся к Вашингтону, затаил дыхание. Следующий поцелуй пришелся на нежную шею и потом еще раз с ее боку, чуть посасывая кожу. Француз прерывисто вздохнул, повернулся лицом к генералу. Он смотрел то в его глаза, то на губы. – Генерал... – дрожащим голосом прошептал маркиз, но сказать еще слово не мог, сглотнул, резко ставшую вязкой, слюну. Жильбер несмело прильнул губами к губам генерала. Он рассчитывал на легкий поцелуй, но у генерала Вашингтона были другие планы, и он так просто не отпустил француза. Маркиз схватился за лицо Вашингтона, обнял его за шею. Юноше стало даже приятно жарко и так не хотелось отрываться. Но разорвав поцелуй и отстранившись, Жильбер снова заглянул в глаза Вашингтону. – Я... Я давно хотел сказать, что испытываю самые нежные чувства к вам, мой генерал, – тяжело дыша сказал француз. – Я тоже, мой маркиз, я тоже, – ответил Вашингтон, гладя раскрасневшуюся щеку Лафайета. Мундир упал на пол, генерал разлаживал на своих простынях худое тело адъютанта, мягко целуя и поглаживая молочные запястья. Он провел мокрую дорожку от ямочки меж ключиц до впалого живота, слушая музыкальные вздохи Жильбера. Француз потянулся к чулкам, не желая оставлять на себе одежды, но Вашингтон перехватил пальчики и целуя костяшки прошептал: – Оставь. Лафайет лишь вопросительно посмотрел в лицо мужчине, а потом тихо усмехнулся, припадая губами к его пульсу на шее. Он покрыл маленькими поцелуями сильную шею и беспорядочно расстегивая пуговицы жилета и стягивая рубашку, восхищенно осмотрел медленно вздымающуюся грудь. Пробежал пальчиками вниз к животу и притянул, обхватывая плечи, к себе. Вернувшись к грудке молодого человека, целуя ее и посасывая кожу возле сосков, играясь с одним из них языком, а с другим, пощипывая, пальцами, генерал горячо прошептал: – Я и не думал, что у тебя столько милых веснушек. И что, – он вновь легонько сжал розовый сосок Лафайета, чем вызвал протяжный стон, – Ты такой чувствительный, отзывчивый. Маркиз лишь дернул коленом и поставил его прямо впритык меж бедер генерала, поглаживая им, дразня. Лафайет добился своего – Вашингтон расстегнул бриджи, обнажая возбужденную плоть. Жильбер тихо, насколько мог, вздохнул, видя размеры и объемы генерала, чем вызвал легкую усмешку последнего. В огромных глазах плескался страх, и увидя его, Вашингтон наклонился и прямо в ухо прошептал: – Не бойся, дорогой, я не причиню боль. – Я... Я и не боюсь, наоборот! – с азартом проговорил Жильбер. Мужчина отстранился и увидел, что от первоначального страха остались капли в этом шоколадном море, теперь оно горело желанием, страстью. Маркиз еще и облизнул свои, цвета вишни, губы. Это окончательно распалило Вашингтона, и единственной преградой на пути их страсти был бутылек с маслом, который стоял в низенькой полочке возле кровати. Одно усилие в виде протянутой руки и он оказался в ладонях генерала. Он пролил немного содержимого на пальцы и вновь наклонился к Жильберу. – Первый раз? – тихо спросил он. – Да... – еле слышно ответил юноша и опустил ресницы. Вашингтон успокаивающе чмокнул его, развел ноги француза шире и потихоньку ввел первый палец. Он чувствовал как сжался юноша, как прикусил губу. Дав немного привыкнуть, он добавил второй и "ножницами" развел внутри. Жильбер тяжело дышал, выгнул спинку и постанывал, прося больше. Генерал исполнил просьбу и к двум присоединился третий. Аккуратно подготавливая адъютанта, Вашингтон горячо шептал ему на ухо, посасывая кожу под подбородком, целуя высокую скулу. Покончив с этим делом, он решил, по просьбам и мольбам француза, что пора дать ему что-то большее. Вашингтон закинул тонкие ноги маркиза на плечи, смазал свой член маслом и медленно, желая сделать ощущения менее болезненными, вторгся во французский тыл, сразу же почувствовал теплую узость юноши. Последний вскрикнул, но закусил губу – в палатке "стены" точно тонкие, а он совсем не хотел, чтобы кто-то слышал то, что ему слышать не полагалось. Под плавными движениями Жильбер извивался, поджимал пальцы ног и сминал белоснежные простыни генерала. Вскоре палатка наполнилась хлюпающими звуками, всхлипами, совсем непристойными стонами и иногда криками (Вашингтон даже не знал, что маркиз такой голосистый). Лафайет просил больше, горел в своем возбуждении и звал генерала по имени. Делая толчки резче и чаще касаясь чувствительной точки внутри юноши, Вашингтон все равно нежно поглаживал бедра, бока. Он даже мог мазнуть губами по коже возле шелка чулка. Приближаясь к кульминации Лафайет обхватил себя, влажными от теплоты ситуации, пальцами и с несколькими движениями кончил себе на животик, протяжно простонав имя главнокомандующего. Тот последний раз толкнулся в Жильбера и не желая пачкать маркиза, излился на простынь. Француз издал разочарованный звук и приподнялся на локтях. Вашингтон опустил ножки Жильбера и наклонился к его животу, слизывая несколько белесых капелек этой паутинки француза. Лафайет запустил руку в каштановые волосы, поглаживая, он со всей нежностью смотрел на генерала. – Я думал, ты кончишь в меня, Джордж. Это было бы честью. – Я еще предоставлю тебе такую честь, – ущипнув за бедро француза сказал Вашингтон улыбнувшись. Они привели себя в порядок с помощью мокрых полотенец, Вашингтон скинул испорченную простынь к остальному грязному белью и постелил новую. Жильбер пал на кровать без сил, Джордж присел рядом. – Поспи немного, если хочешь, я никого не пущу сюда, – гладя рыжие пряди сказал он. – Ты не полежишь со мной? – делая жалобное лицо, пролепетал Жильбер. – Прости, не могу, – вздохнув ответил генерал и укрывая одеялом француза добавил: – Отдыхай, маркиз. Мы еще поспим вместе. Несколько часов спустя, когда на землю уже ложилась благодатная прохлада, Жильбер присел на кровать, отгоняя последние следы сна. Он понял, что так и остался в одних чулках. Из украденного придется снова заказывать мундир – еще лишняя трата денег. Юноша вздохнул и этим вздохом привлек внимание генерала, который до этого сидел за столом. Он быстро сократил расстояние между собой и маркизом и оказался рядом на кровати. – Джордж... месье Вашингтон, могу я попросить, чтобы кто-нибудь из твоих слуг принес из моей палатки мне одежду? – смущенно попросил Лафайет. – Конечно, Жильбер. Скоро слуга был отправлен за одеждой маркизу и также скоро вернувшись передал генералу одеяния француза. Лафайет неторопливо одевался, и когда дело дошло до шейного платка Вашингтон подошел и сам снова завязал аккуратный бант на этой прекрасной шейке. На прощание француз подарил генералу трогательный поцелуй и обещал заходить по вечерам. Дорогу от генеральской палатки Жильбер молился, чтобы когда слуга Джорджа ходил за одеждой в палатке не было никого, особенно Александра. А если там и были друзья, он продумывал оправдания и уклончивые ответы и как он в конце концов сознается. Осторожно заглядывая через щель в палатку, Лафайет увидел Гамильтона трудящегося за столом. Помолившись еще раз, и набрав в легкие больше воздуха, маркиз нырнул в палатку. Алекс кажется даже не сразу заметил его и не оборачиваясь спросил: – Джон, это ты? Так и не видел Лафайета? Жильбер кашлянул, привлекая внимание. Юноша за столом обернулся. – Жильбер! Мы уже думали тебя украли или ты утонул, – поднимаясь со стула произнес Гамильтон. – Спасибо, – наигранно обиженно ответил француз, но потом осторожно спросил: – Ты здесь давно? – Нет, считай только зашел. А что? – Да так, я просто спросил. Александр подозрительно посмотрел на друга и хотел было что-то сказать, но тут вошел Лоуренс. – О, Джон! Ты вовремя, кажется у маркиза есть новости, которыми ему не терпится поделиться, – подмигнув Жильберу сказал Алекс. – С чего ты... Лафайету не дали договорить, друзья схватили его за две руки и усадили между собой. Александр смотрел горящими глазами, Джон с меньшим напором, но тоже заинтересованно. Француз вздохнул, понимая, что уйти не удастся и к концу своего небольшого рассказа у Жильбера горели уши. – Ух, ну ты даешь, Лафайет, – смахивая слезинку смеха проговорил Алекс, – Видишь, как звезды сошлись, избавил генерала от лишней работы по раздеванию. – Не смешно, Александр, – толкнув в плечо друга, сказал Лоуренс, – Что бы ты делал, если бы без одежды остался? – Не знаю, что я бы делал, не придумал, но я знаю, что бы ты делал, увидя такое, – дразня, ответил Александр. – Твое остроумие выйдет тебе боком, – сверкая глазами, сквозь зубы, отозвался Джон. – Если вам нужно выяснить отношения, я, пожалуй, пойду к генералу, чтобы не мешать вам, – вмешался Лафайет, толкнув обоих друзей в бока. – Жильбер, Жильбер, – потрепав по макушке француза засмеялся Алекс, – Ты быстро учишься! – А я рад, что ты все-таки все рассказал генералу, – укладывая голову на плечо Лафайета, сказал Лоуренс.

***

Вечером, когда лагерь освещали костры и свет свечей из приоткрытых палаток, Гамильтон с Лоуренсом шагали к генералу. Нужно было отнести приличную стопку писем, и справились молодые люди только к глубокому вечеру. Отодвинув крыло палатки, Александр просунул голову внутрь, как будто разведывая обстановку. Его взгляд тут же метнулся к кровати в углу. На коленях генерала, лицом к нему и спиной ко входу в палатку, сидел маркиз. Похоже парочка горячо целовалась, а крупные ладони мужчины блуждали по бокам и пояснице Лафайета. Александр услышал тихий визг, а потом Вашингтон опасно наклонился, целуя шею юноши. Гамильтон быстро, высунул голову, и повернувшись к Джону, расплылся в улыбке. – Ну что там? – закатив глаза, спросил Лоуренс. – Сам посмотри, – с все той же улыбочкой ответил Алекс. Джон заглянул в палатку и быстрее чем Александр высунулся. Видно парочка перешла к действиям. Гамильтон самодовольно покачивался с пятки на носок и тихо посмеивался. – Пошли, – разворачиваясь сказал Лоуренс, – Или подглядывать собрался? Лафайета нет, мы тоже можем позволить себе развлечься. Услышав последние слова, Александр оживился и быстро стал догонять Джона.