куда делся фаэтон

      В горле начинает саднить уже после сотой (или около того) кружки дешевого растворимого кофе. Антону кажется, что глаза вот-вот на лоб полезут. Он уже как пару дней не отходит от стола, всё набирает и набирает текст на ноутбуке, отбрасывает желание удалить файл подальше и просто клацает пальцами по клавиатуре.       Сам не до конца понимает, о чём пишет. Без плана, без идеи. Просто поток чего-то, чего он сам не до конца понимает.       — Антон, прости, но что у вас происходит? — не выдерживает Оксана и наконец задаёт вопрос.       Суркова обеспокоена отношениями Антона с Арсением и самочувствием каждого из них уже больше двух месяцев, однако нервы сдают лишь сейчас. Когда она смотрит на Антона, озабоченного новой книгой.       А потом едет к Арсению, чтобы поболтать немного. Кажется, теперь единственная связь между Шастуном и Поповым — Оксана. Тонкая красная ниточка на запястье, которая вот-вот порвется.       — Ничего, — сухо отвечает Антон.       — Антон…       — Нет, серьезно, ничего не происходит. Он сказал, что не хочет меня видеть.       — Уверена, что он говорил несерьезно, — выдыхает она. — Он сильно изменился.       — Он сказал это прямо в лицо, именно так, как я сказал сейчас тебе, что он «не хочет меня видеть». И мне всё равно на то, что он сильно изменился, это больше меня не касается, — чеканит Антон каждое слово.       — Правда? — бровь Оксаны вопросительно прогибается.       Последний раз, когда Антон слышал это слово, оно исполосовало все внутренности лезвием.       — Купи ему ежевичных сырков, — без раздумий отвечает Антон.       — Ежевичных сырков? — не понимает Оксана.       — Именно, — подтверждает Антон, саркастично улыбаясь.       И Оксана покупает, а когда приходит к Арсению и даёт ему пакет с сырками, говорит, что от Антона.       Арсений держит сырки в руках, а потом ставит на повтор в собственной голове это мягкое «от Антона» и расплывается в улыбке впервые за долгое время.       Вероятно, ей и не следовало говорить этого. Оксана и сама уже пожалела. А потом поймала себя на мысли, что это в конце концов Антон предложил купить Арсению ежевичных сырков.       Паша       Какие планы на октябрь?       14:23

Антон Купил билет до Рима на двадцатое число. 14:32

      Паша       Класс, закрытая премьера девятнадцатого и ты должен там быть!       14:47

Антон А разве у меня есть выбор? 14:48

      Паша       Нет (:       14:49       Когда внутри холодно, единственное, что может согреть — солнце. И нигде оно так искренне и нежно не греет, как в Италии. Это Антон понял несколько лет назад. И вряд ли когда-то сможет найти точку на Земле, которая разделит первое место в списке лучших.       Уже нашел.       В объятиях Арсения.       Италия тогда сдвинулась на второе место, потому что она и рядом с Арсением не стояла.       Антон в зале на закрытом показе занимает место на последнем ряду, поближе к выходу, подальше от съемочной группы и актеров, которые расположились на пятом и шестом рядах. Там, где сидел и Арсений.       Шастун первые пару минут фильма пытался настроить себя на то, что всё будет в порядке, но уже на десятой минуте старался вспомнить, как нужно дышать.       Арсений, может, и ранил хрупкий орган в груди, и Антон, вероятно, должен его ненавидеть, — не может. Просто, блять, не знает, как Попова можно ненавидеть.       Ненависть — последнее, что он хочет хранить в себе. Последнее, что хочет испытывать к Арсению.       Потому что, что бы сейчас между ними не происходило, Арсений был первым человеком за последнее время, который напомнил Антону о том, что он живой, блять, человек, умеющий чувствовать, умеющий жить.       Антон невольно приоткрывает рот на последней сцене. Её он не видел, сняли, вероятно, тогда, когда его не было на площадке.       Смотрит в небо, ясное и чистое.       Важно расправляет плечи,       Бесстрашно поднимает взгляд.       Во взгляде ненависть, и он надеется, что этот взгляд видит Отец.       Антон так и замирает, глядя на такого Арсения. Когда Антон описывал этот момент в книге, визуализировать не мог, потому что обычно представлял себя на местах героев. А тут… он бы силы в себе не нашел сделать что-то настолько сильное.       Но Арсений… Арсений сделал эту сцену такой, какой она должна быть. Придал силы и глубины смыслу.       И Антон сидит с открытым ртом ровно до тех пор, пока перед глазами не начинают мелькать титры.       Тогда быстро подскакивает на ноги и покидает зал.       Чувствует горечь на кончике языка, — нужно покурить.       Это уже стало нормальным.       Комок в горле — нужно покурить.       Скучно — нужно покурить.       Больно — пара сигарет поможет.       Арсений знает, где Антон, чувствует. И на пару минут останавливается у входа в здание, размышляя о том, следует ли идти за Антоном. Стоит ли объясняться.       Стоит. Потому что этого Антон заслуживает. Потому что то, что сделал Арсений, — омерзительно.       — Привет, — сухо говорит Арсений, глядя на то, как Антон выпускает клубы дыма изо рта в темное небо.       Так и хочется расплакаться от того, что они наконец-то находятся так близко.       — Привет, — отвечает Антон, продолжая курить. Понимает, что Арсений стоит столбом за его спиной и практически не шевелится, да и уходить вроде не планирует. — Ты же вроде не хочешь меня видеть, — вспоминает Антон.       — Хочу, — шепотом признается Арсений.       Блять, опять по внутренностям лезвием. Больно не сразу, через пару секунд.       — Тогда почему сказал, что не хочешь меня видеть? — Антон не оборачивается.       Так проще, не видеть лица Арсения. Антон боится, что сдастся и невольно подойдет ближе, и начнет собирать все родинки Попова кончиком пальца.       — Потому что это был способ оттолкнуть тебя, — сообщает Арсений.       — Зачем ты решил оттолкнуть меня? — всё же оборачивается Антон.       Шастун напрочь теряется в догадках. Не понимает, когда Арсений лжет, а когда говорит правду.       — Потому что ты заслуживаешь кого-то получше меня. — Арсений глядит прямо в зеленые глаза Антона. — Кого-то, кто будет любить тебя так сильно, как ты этого заслуживаешь.       — Но тебя мне хватало… — голос предательски дрожит, как и сигарета в руках.       — Я очень мерзко поступил с тобой, — Арсений отводит взгляд в сторону, а Антон видит, как голубые глаза поблескивают от повышенной влажности.       — Как? — не понимает Антон.       — В туалете бара.       — Что в этом мерзкого?       — Да то, что ты заслуживаешь куда лучше, чем секс по пьяни в туалете богом забытого бара.       Антон подходит ближе, уверенно кладет ладони на щеки Арсения и заставляет его заглянуть в глаза.       — Арс, — шепотом говорит Антон, глядя прямо в глаза Попова. — Я пиздец как сильно тебя люблю, — уделяет внимание каждому блядскому слову просто потому, чтобы они наконец отпечатались в голове Арсения, как клеймо, которое невозможно ничем стереть.       — Антон. — Арсений накрывает его ладони своими, пытаясь отстраниться, виновато отводит взгляд вниз. — Не надо, — просит, практически умоляет он.       — Почему ты так со мной поступаешь? Почему ты отказываешься меня услышать, Арс?       — Сейчас слушаю.       — Но не слышишь, — жалобно стонет Антон. — Арс, ты нужен мне. Потому что с каждым моим пробуждением: после сна, после похмелья, после таблеток. Я думаю не о счастье, печали, тоске, думаю даже не о злости, любви или безразличии. Я думаю о тебе, потому что ты каким-то образом совмещаешь в себе все перечисленные понятия, — сбивчиво дышит, а взгляд бегает по лицу Арсения и вновь останавливается на глазах. — Пожалуйста, Арс, всё, о чём прошу — составь мне компанию на две недели в Италии, черт, хотя бы на одну. Помоги вдохнуть полной грудью, а потом выбей воздух оттуда так, будто ему в моих легких никогда не было места.       Кости у Арсения в порошок стираются. С приятным болевым ощущением. Кожу по всему телу изнутри покалывает миллионом иголок, сам он мелко дрожит в руках Антона.       — А можно выполнить только одну часть твоего предложения?       — Смотря какую, — слегка хмурится Антон.       — «Вдохнуть полной грудью».       Антон выдыхает в улыбке, готовый расплакаться, а потом мягко прижимается своими губами к губам Арсения.       Вовсе не жадно. Хотелось бы — да.       Но ещё больше хочется просто его любить.       Без жадности, без зверства.       Просто мягко, нежно, плавно. Осторожно касаться кожи по утрам. Собирать родинки пальцем, целовать в уголок губ, играть с тёмными волосами и обвивать руками живот по вечерам, зарываясь носом в изгиб родной шеи.       В тысяче огней и в тысяче самых темных ночей, Антон будет искать Арсения.       В лицах сотен тысяч людей всегда будет искать одного.       По ночам будет думать о нём и их совместных воспоминаниях.       Будет за год планировать, что же подарить Арсению на новый год, успешно игнорируя фразу Попова «у меня всё есть». Потому что Арсений тот, кто ему нужен.       Голос в голове говорит настойчивое: «нет, не тот».       А Антон впервые за всю свою жизнь собирает храбрость по остаткам и твёрдо говорит сам себе «Арсений именно тот, и никак иначе».