Одна душа на двоих

      Колонна из солдат и нескольких рыцарей, во главе с генералом и епископом, неспешно двигалась по опустевшей дороге. Драконьи горы и последние островки хвойных лесов уже пару дней, как остались позади и обещали вскоре окончательно скрыться за горизонтом. На смену им пришла рыхлая глинистая почва, усыпанная булыжниками, на которых то и дело подскакивали повозки, а иссохшие степные травы, редко пробивавшиеся из-под земли, предупреждали — пустыня, чьи одинокие каменные скалы уже виднелись вдали, близко. Эти пейзажи возбуждали в каждом из путников странное ощущение дремоты и скуки и лишь марена, закованная в стальные кандалы, ощущала то ли тревогу, то ли нарастающую злость. Но отнюдь не невзрачный вид был тому причиной.       Её пристальный взгляд был направлен лишь в одну точку — на спину падшего ангела, который преспокойно восседал на лошади, отданной ему капитаном Готье. Казалось, пламень в глазах девушки усиливал дневной зной, но парень будто вовсе не замечал тех искр, что в него металла марена. Лишь во время коротких остановок он изредка оборачивался, встречаясь с угрюмым взглядом Норы. За этим следовало продолжительное молчание, таившее в себе скрытую угрозу. Холод и безразличие в глазах падшего словно пытались остудить пламя, разгорающееся в глазах Норы, если не потушить его полностью. Без слов, лишь небрежными движениями как бы говорил, что она лишь зря хмурит брови, пытаясь показать, насколько зла на него. Он и так это прекрасно знал. Поэтому, обычно, это заканчивалось тем, что Люцифер как ни в чем не бывало отворачивался, а Нора пыталась переключить внимание на что-нибудь другое, пока в её голове не возникал новый и в то же время уже известный повод злиться на падшего.       Этой сцене было суждено повторяться вновь и вновь, ведь с каждым разом Люцифер стал оборачиваться всё чаще. Что служило причиной этому, оставалось загадкой для Норы, но короткие резкие взгляды падшего определённо вызывали дискомфорт. Парень словно хотел удостовериться, что девушка никуда не далась, а заодно не упустить возможности тихо позлорадствовать. Если второе ещё походило на правду, то вот первое звучало крайне странно, ведь как и куда она вообще могла подеваться? На ней кандалы, а вокруг бескрайние равнины, где ей не скрыться. Правда такое оправдание самому Люциферу нравилось больше, нежели то, что происходило на самом деле.       Как бы абсурдно это не звучало, но за пятьдесят лет он по-настоящему отвык видеть Нору рядом. Само её присутствие уже казалось чем-то далёким от реальности, ведь её внезапное исчезновение полвека назад, за которое при дворе императора Сент-Эйр Люциферу ещё долго пели дифирамбы, поразило и самого падшего. В действительности, тот не имел ни малейшего понятия, куда могла деться Игнис. Точно падший был уверен в одном — невзирая на обстоятельства своего внезапного отъезда, он не имел к случившемуся никакого отношения. Правда, избежать настороженных взглядов оказалось уже невозможно — доверие приближенных правительницы к её «хорошему другу» было окончательно подорвано. Чем это обернулось и говорить не стоит, но что более важно: тогда Нора сама попросила Люцифера уехать.       «А что я? Сбежал, даже не попытавшись хоть что-нибудь исправить. Хотя мог и должен был» — все эти годы он упорно отрицал свою вину, но отделаться от неё никак не мог. Смерть правительницы Кентурма, а Люцифер был более чем уверен, что до Игнис всё же добрались её недоброжелатели, оставалась хоть и не на его руках, но на его совести. От того возвращаться на Центральный Континент — её бывшие владения, и смотреть на то, во что они превратились его усилиями не было желания.       Но вот, спустя пару десятков лет падший получил неутешительное для короны известие — Игнис жива, и даже очень, судя по активным восстаниям и мятежам по всему Кентурму. Марены шли против новой власти и все, как один, на допросах утверждали, что их ведёт Арекуру.       «Нора жива»       Эта мысль должна была избавить его душу от терзаний, но добавила переживаний. Годы сожалений и муки совести теперь вызывали лишь стыд, ведь оказались напрасными. Да и был ли вообще смысл горевать, если он ничего уже не мог поделать? Даже с порученным делом не справился. Ведь по «легенде» он избавился от помехи — Игнис, после чего спешно вернулся на Западный Континент для подготовки к войне с Кентурмом. Конечно, то, что требовалось, он сделал и, тем не менее, всё равно не сумел избежать возникших к нему вопросов. Ряд крупных восстаний в колониях, объединение марен с эльфами, сопротивление, которое вела Арекуру, — всё это вызвало волну паники среди высшего света Сент-Эйр, а император и викарий требовали объяснений от ангела. Формально, если бывшая правительница Кентурма всё же каким-то образом выжила, то выходит, что Люцифер так и не выполнил их «просьбу», а потому был вынужден вернуться, чтобы исправить «ошибку».       «Просто удобный предлог, чтобы переложить все проблемы и ответственность за их решение на меня,» — вот что думал обо всём этом сам Люцифер. — «Неужели они считают, что марены не могли выбрать себе нового Арекуру? Да и в конце концов у Игнис был приемник. Почему бы тогда ему не оказаться предводителем сопротивления? Мятежники ведь не говорят имени. Быть может, Нора и впрямь давно мертва, а я должен гоняться за её призраком…»       Он не верил. До конца не верил, что она жива, но был готов пересилить себя и вернуться, лишь бы подтвердить это.       «Если я ошибаюсь, то увижу всё своими глазами»       Лишь тогда бы он поверил в реальность опасений викария и императора и в то, что та, в чьей смерти винил себя долгие годы, жива. Люцифер надеялся на это, хоть эти надежды одновременно вызывали трепет и необъяснимый страх. Падший понимал — реальность может оказаться куда хуже, чем он рассчитывает. Так оно и вышло.       «Нора ничего мне не простит. И не должна»       Теперь всё было иначе. Те времена, когда неистовые огни в её глазах не желали прожечь его насквозь — давно ушли и остались лишь воспоминаниями, но, кажется, даже их хватало, чтобы хоть на миг, но в душе воцарилось спокойствие. Как бы то ни было, но, кажется, именно с ней, с этой мареной, впервые за века, проведенные на Энте Исла, ангел ощутил, будто обрёл нечто утраченное. Безмятежность и радость. И от чего? Просто от того, что рядом с ней мог, как когда-то на Небесах, не думать о проблемах?       «Неужели я настолько скучаю по прошлому?» — как только размышления приводили его к этой точке — к отвратительной и недопустимой мысли о том, как хорошо ему жилось на Небесах — его прошлом доме, он осекал себя и корил за то, что позволил задуматься об этом. — «Будь всё столь прекрасно, как считают люди, я бы и не подумал отрекаться от Небес и Создателя. И от неё тоже, но…»       Казалось бы, он давно все для себя решил, да вот только это многозначительное «но» в последнее время мучило Люцифера, заставляя проводить бессонные ночи в тщетных попытках вникнуть в скрытый в нём смысл. Это порождало массу противоречивых вопросов, на которые падший пока не мог отыскать ответов, как и ответить на то, почему продолжал оборачиваться к марене, невзирая на те воспоминания, что поднимались из глубин памяти при одном лишь взгляде на Нору? Возможно, это хоть как-то помогло бы ему понять, чем именно следовало бы закончить свою мысль. Благо, девушке и впрямь некуда было бежать, так что времени на раздумья у ангела было полно.       Как говориться, друзей держи близко, а врагов ещё ближе. К которым именно Люцифер причислял Нору, было известно одному лишь Богу, и тем не менее теперь марена находилась впереди каравана, а не в его конце, что уже о чем-то да говорило. Нацепить на неё наручники, видимо, показалось недостаточной мерой предосторожности, поэтому преступницу «удостоили чести» ехать рядом с генералом, пока воинам, что неохотно плелись позади, оставалось лишь с презрением и тихой завистью смотреть вслед повозке, в которой теперь сидела девушка. Они всё не могли взять в толк: чем было вызвано такое особое отношение к ней? А не заметить этого мог разве что слепой или глухой, не услышавший предупреждений ангела о том, что каждый, кто решит приблизиться к ней, ляжет в могилу. Среди солдат ходили самые разнообразные версии и объяснения поведения Люцифера.       Порой до ушей марены доносились колкие замечания вроде: «Почему её не заковали в золотые наручники, раз такая важная дама?» или «Странно, что генерал не приказал подать ей карету? Видно, поскупился на столь дорогой подарок своей новой…». Дальше слушать желания не было. Эти шутки раззадоривали солдат, которые не унимались и продолжали сочинять новые небылицы. Нора невольно начинала скрипеть зубами, представляя, как набивает рты тех, кто считал эти шутки остроумными, сухой землёй. Но даже так замечания солдат были вполне оправданы, а это злило больше, чем насмешки и оковы на руках и ногах.       Участь пленницы не входила в планы Норы. Ничто из всего, что произошло с ней за последний месяц, не входило в её планы. Встреча с Люцифером, которой легко можно было избежать, просто оставив раненого лежать в реке, теперь заставила Нору пожалеть об излишней сердобольности.       «Что толку помогать, когда в ответ не услышишь даже слов благодарности?» — вопрос риторический, но ничуть не новый для марены, — «Благодарность…как же это жалко звучит, учитывая то, как меня отблагодарил Люцифер, да и Хартвуды тоже»       Предательство было самым очевидным исходом. И тем горько девушке было осознавать, что она пошла на поводу у чувств и доверилась старым «друзьям». Тем не менее оставался вопрос: замешаны ли Джеймс и Элла в этом? Знали ли они о том, что Кайл сообщит о ней священнику и храмовникам? Не было ли это их планом с самого начала?       «Из страха притворялись и покрывали, чтобы потом сдать при удобном случае? И вот этот случай как раз таки подвернулся,» — иного вывода марена сделать не могла. Хотя вообще слабо представляла, как иначе можно было объяснит произошедшее. — «Случайность? Обстоятельства? Мне уже хватило этих оправданий от Люцифера.»       Чем больше она думала над всем этим, тем больше злилась на собственную наивность. Куда в таких случаях девалась особая настороженность по отношению к окружающим, ставшая привычкой? Отсутствие статуса не делало жизнь Норы проще. Хоть ты правитель огромной страны, хоть простолюдин — даже среди верных друзей найдутся готовые предать тебя. Подозревать всех и каждого — мера предосторожности, в своё время доведённая мареной до такой степени, что любой, пытающийся влиться в её общество, первым делом рассматривался, как шпион, подосланный врагами.       Когда соседние государства присылали своих послов на переговоры, Игнис уже видела, что задача тех стояла далеко не в заключении договоров и создании союзов. Разбирались с такими жестоко и методично, при этом без лишнего шума. То, что очередной предполагаемый эмиссар мог оказаться самым обычным посланником без злых умыслов, даже не рассматривалось как вариант. Главной задачей было и оставалось не подпустить противников к той информации, которая могла бы подорвать власть на Кентурме. Будучи ещё советником, Норе было трудно понять, к чему такие сложности, но когда она сама начала править, то этот вопрос отпал.       Лишь единожды Арекуру дала слабину, позволила себе забыть о статусе и политике, как это обернулось крахом для всех её вековых трудов. Чувство вины за это осталось с ней и не покидало все последующие годы. Поэтому и сейчас Нора ругала себя за то, что вновь поверила кому-то, позабыв, чего ей это стоило в предыдущий раз.       «Люди…» — повторяла про себя дрейк — «Если даже марены умудряются подставлять друг друга ради того, чтобы выставиться перед новыми «хозяевами», то чего стоило ожидать от самих людей, как ни очередного предательства?» «Конечно. Откуда им было знать, как отреагирует Люцифер и не отправит ли он их на виселицу после этого. Вот и решили выслужиться, а в итоге: сделали хуже.»       За эти пару дней, что они провели в дороге, девушка осознала, что ни она одна оказалась заложницей сложившейся ситуации. Как бы Нора не злилась на падшего, но была готова признать, что кое в чём он всё же был прав — обстоятельства сложились не лучшим образом, причем для них обоих.       «Будь я на месте Люцифера, поступила бы так же,» — конечно, это ничуть не оправдывало его действия; в глазах Норы он по-прежнему оставался главным виновником всего произошедшего, — «Но вынуждена признать — у него и впрямь не было иного выхода»       Нападение на священнослужителя и, к тому же, сановника жестоко каралось у людей, что уж было говорить о наказании, ожидавшем марен за такой поступок. Не имело большого значения: виновна девушка или же нет, это лишний и неудобный вопрос. Важно другое: она — кровожадная дикарка. Одно неверное слово или действие — люди охотно бросят её на костёр или отправят на виселицу. Неудивительно, что марена оказалась крайней. Пусть даже старик сам всё подстроил, в чем Нора была абсолютно уверена, но кому поверят больше: священнослужителю, что несёт слово Божие или марене, якобы напавшей на бедного старика? Люди — ясно, конечно, священнику. Но чьим словам был склонен верить сам Люцифер? В сущности говоря, это было так же не важно, как и вопрос вины Норы. Что бы не думал падший, но он был вынужден сделать так, как того требовало правосудие и общественное мнение, то есть — схватить преступницу. Иначе сохранить лицо просто не вышло бы.       «Ладно бы только это, так ещё ж и пристал с этим своим сотрудничеством. Не пойму, чего он добивается?» — марена со вздохом прикрыла глаза. — «Как я вообще умудрилась попасть в такую странную ситуацию?»       Но главная странность заключалась скорее не самой ситуации, а в сопровождающих её условиях. И под условиями Нора подразумевала окружающий их ландшафт. Ранее она не придавала ему значения. Пейзажи давно наскучили и не вызывали какой-то особой реакции. Все они были ей хорошо знакомы. За долгие века, кажется, ничего в них не поменялось, разве что они стали ещё более безжизненными, а дороги, прежде посещаемые караванами с торговцами и паломниками, теперь редко видели кого-то кроме беженцев, с которыми Норе часто приходилось иметь дело. Всё потому что она знала десятки самых разных обходных путей, о существовании которых люди и эльфы даже помыслить не могли. Но маршрут, по которому они сейчас шли, не вызывал у девушки доверия.       Так как карта находился в сумке, а та, в свою очередь, болталась, привязанная к лошади Люцифера, то возможности проверить свои подозрения у Норы не было. Ей приходилось опираться лишь на окружение. Бескрайние степи, постепенно переходящие в пустыню, сейчас были не самым точным источником информации. Такой ландшафт был присущ практически всей южной половине континента, поэтому с запада на восток особо ничем не отличался. Главным ориентиром всегда служила река Ноэ. Но на горизонте она всё никак не появлялась, хотя, по расчетам Норы, давно должна была.       «Конечно! Ну и как она может показаться, если даже солнце не с той стороны!»       Лун у Энте-Исла было две, а вот солнце по прежнему оставалось одно. Это светило никогда не обманывало, оно же и пролило свет на ситуацию. Судя по его положению на небе, время перевалило за полдень, но важно было другое:       «Солнце по правую руку от меня, выходит — мы движемся на юг»       Это в корне меняло всё. Ведь означало, что они идут не в том направлении. Не в том, то есть в абсолютно противоположном от Дайна — изначальной цели. Если двигаться на север от того места, где караван спустился с плато, то до центра континента, так сказать, рукой подать. Но, когда вместо тропических лесов, на горизонте показалась пустыня, то марена подумала, что Люцифер и епископ решили идти не напрямую, а свернули к Ноэ, где в одной из прибрежных деревень собирались взять лодку до Дайна. Это версия была состоятельной до тех пор, пока Нора не задумалась над ней чуть дольше:       «Ведь при таком раскладе солнце было бы прямо перед нами, но оно справа. Да и нельзя забывать о том, что Люцифер плохо знает Кентурм, а о его друге святоше в принципе сложно что-то сказать, так что, вполне возможно…» — эти факты подводили Нору к неутешительному выводу, озвучить который она не успела даже в собственных мыслях. — Может, прекратишь уже строить из себя недотрогу? Тебе самой-то не надоело?       Знакомый голос вырвал Нору из размышлений, заставляя поднять опущенные веки и взглянуть на собеседника. — Твой обет молчания не поможет нам договориться.       Парень решил идти до конца, раз всё же решился. Он помнил о её условии, ставшем очевидным как только защёлкнулись кандалы на руках и ногах марены. Нет объяснений — не будет и ответа. А так как Люцифер не спешил делиться своими планами, то и Нора не считала нужным что-либо с ним обсуждать и вообще разговаривать. Смысла не было, как и подходящего повода. Люциферу же её поведение казалось ребячеством и нелепой игрой. Которую девушка, видимо, не спешила заканчивать. Ведь и на этот раз в ответ — ни слова. — Ты тратишь время впустую. Мы могли бы давно прийти к соглашению, но ты… — он прервался, раздраженно выдыхая и еле слышно постукивая ногой по земле.       Люцифер думал, что препирательства Норы всё усложняют, но её молчание оказалось ещё хуже. Пока она ругалась на него, то хотя бы вступала в диалог, а теперь ушла в глухую оборону. После пары попыток вывести девушку на разговор, так и не увенчавшихся успехом, Люцифер сдался. Хотя сам он предпочитал считать, что оставил марену, ожидая, что той надоест. Но его терпение оказалось куда менее стойким, чем он думал.       Нора глядела на падшего исподлобья, внимательно следя за каждым его жестом. Парень начинал нервничать и крайне плохо это скрывал. Немое отчаяние, так отчетливо читавшееся в фиолетовых глазах, заставило марену на миг смягчиться. Ей стало жаль Люцифера, правда, самую малость и ненадолго. Сильнее этого чувства было ощущение некого триумфа. Нора добилась желаемого и теперь, когда ангел пребывал в таком состоянии, что был готов пойти на любые уступки, лишь бы разговорить её, подняла скованные руки и слегка потрясла ими, демонстрируя «цену» своих слов. — Ты же понимаешь — я не могу просто так этого сделать.       На это Нора как бы огорченно пожала плечами и, перекинув ноги, от чего доски под ней тихо скрипнули, отвернулась от падшего. Она сделала это с таким спокойным и заносчивым видом, будто вовсе и не была пленницей. Уж слишком хорошо она устроилась, особенно в сравнении с теми же солдатами, большинство из которых были вынуждены идти по жаре. А ведь они люди — хозяева этой земли и её жалкого народа. «Может, его своеобразная лояльность ко мне и вызвана нашими старыми отношениями, но я считаю, что грех этим не воспользоваться,» — марена понимала: Люцифер не тронет её, как бы сам того не хотел. — Ты слишком расслабилась и забыла, от кого сейчас зависит твоя жизнь. Тебе так не кажется?       Девушка вяло повернула голову, без особого энтузиазма глянула на падшего и снова отвернулась. Признаться честно, парень был отчасти прав, рассматривая её поведение, как игру. Марену и впрямь начало забавлять искреннее негодование ангела, его хмурые брови и, мечущийся в поисках решения, взгляд, в котором читалось смятение. Норе была необходима хоть какая-то отдушина и она её нашла. Выводить Люцифера на эмоции — какое ещё более интересное занятие можно было придумать в этом нудном путешествии?       «В конце концов, ты совсем не изменился, Люци,» — Нора осознавала, что играть с чувствами падшего, как ходит по тонкому льду — опасно, но была уверена, что знает, где заканчивается граница терпения ангела.       Только вот она просчиталась — для него эта выходка стала последней каплей.       Люцифер держался до последнего, всё пытался найти поведению Норы оправдание и тем самым унять нарастающую злобу. Но сейчас, когда эта девушка обесценивала все его старания, так явно проявляла своё неуважение и заставляла унижаться, терпению подошёл конец. Гнев, который сдерживался падшим с таким усердием, взял верх над ним. Охваченный этим порывом, он уже слабо контролировал себя и свои действия. Да и не пытался.       Внезапно приблизившись к девушке и грубо вцепившись в её плечи, Люцифер резко развернул Нору на себя. Марена не ожидала этого, но сообразила быстро и тут же начала вырываться. Правда, давалось ей это с трудом — кандалы сковывали движения, делая сопротивление бесполезным. Люцифер же лишь крепче сжал её, от чего девушка тихо взвизгнула, ощущая острую боль прямо под ключицами. Это ангел с заметным усердием вдавливал пальцы в нежную кожу, прилагая явно больше усилий, нежели требовалось. — Думаешь, что всё как раньше, а ты можешь вертеть мною, как тебе вздумается? — стараясь не сорваться на крик, ведь знал, что тогда голос точно дрогнет от волнения, он процедил это сквозь стиснутые зубы. — Так вот знай, — парень тряхнул Нору, притягивая её ближе, так что отчетливо слышал, как глубоко она вдыхает, уставившись на него широко распахнутыми глазами, — больше я этого не допущу.       Чуть погодя, одна рука Люцифера ослабила хватку, но не намного, чтобы не терять контроль и не давать Норе расслабиться. Девушка замерла, затаив дыхание. Она больше не сопротивлялась, лишь косилась на ладонь падшего, одновременно нежно и угрожающе скользящую вверх по её плечу. По сравнению с грубостью и резкостью в предыдущих действиях Люцифера, то, как теперь неспешно и плавно его рука поднималась к её лицу, вызывало у Норы странную смесь чувств, а вместе с ними: знакомое и пугающее чувство дежавю. Нора словно уже знала, что будет дальше. И одна мысль об этом вызывала ужас, скрытый в глубинах памяти.       Таким она видела Люцифера всего лишь раз, но даже того хватило, чтобы на всю жизнь запомнить, каково это задыхаться, ощущая, как его пальцы сжимаются вокруг шеи.