отпускать тебя - мне недоступный скилл

      Алиса обижалась на Шастуна долгих четыре дня, три из которых уже потому, что Антону от этого было ни жарко, ни холодно. Он по-прежнему залипал в своём ноутбуке и беспрестанно переговаривался с каким-то Позом по телефону, порой срываясь на повышенный тон. Обычно он заседал на кухне, видимо, из любви к панорамному окну во всю стенку, открывающего вид на посеревший в осеннем духе сад на заднем дворе. От нечего делать Попова порой усаживалась прямо на ступеньках, откуда можно было видеть худую спину, с которой свисала застиранная футболка, и мысленно критиковала Антона за всё, за что только мог зацепиться её придирчивый взгляд. Девушка откровенно скучала. Домашний арест матери нервировал до дёргающегося глаза, а тут ещё Шаст, до той злосчастной ночи, хоть как-то скрашивающий дни своей болтовнёй, теперь не обращал никакого внимания. Алиса честно представляла, как он упивался своей победой, когда на самом деле Антону пришлось столкнуться с мелкими, но многочисленными нюансами, которые приходилось решать с командой в кратчайшие сроки, и от этой спешки Шастун становился раздражительней с каждым звонком Поза, не облегчающим ситуацию. Так что в среду Антон даже не заметил, как время перевалило за три часа дня, а сестры Попова в доме не наблюдалось. Короткая мысль о ней, как вспыхнула, так и была отброшена: «Наверняка уже сидит в комнате и видосики с ютуба качает, а я просто не слышал, как она вошла». Но Алиса не возвращалась со школы. Улизнув от водителя Даниила и от вездесущего Андрея, прогулки с которым, как показала практика, не стоят головной боли от визгов маман, она решила прошвырнуться по торговому центру с папиной кредиткой. В средствах её, к счастью, не собирались пока ущемлять, или маман просто не знала об этой карточке, что тоже неплохой вариант. Спустя три часа исследования вешалок на наличие хоть какой-то годной одежды Попова, расстроенная и окончательно обиженная на весь мир, уселась у фонтана с бутылкой газировки в одной и айфоном — в другой. Она хотела затвиттить, как это грустно — уйти с пустыми руками из брендовых магазинов, которые, видно, перепутали завоз с секонд-хендами, и отметить ту самую одноклассницу Вику, но ей помешали. Резко выбив из её ладони напиток, неизвестная вцепилась в распущенные волосы Алисы и заставила её подняться с фонтана. — Сука, ненормальная! — взвизгнула Попова, в ответ вцепившись в руку, запутавшуюся в её шевелюре. — Ты что творишь?! — Творю возмездие, дрянь, — прошипели ей на ухо. — Думала, я так и не узнаю о твоих «тайных» свиданиях с моим парнем?! Кирилл — мой и никогда не подумает бросить меня ради тебя, мелкая потаскуха! Незнакомка, оказавшаяся парой злосчастного соседа-Кирилла, со всей дури влепила Алисе пощёчину и, воспользовавшись её дезориентацией, напоследок пихнула в сторону лавок. Табличку «осторожно, мокрый пол» Попова успела заметить за секунду до того, как собственные ноги разъехались, и она, стесав локти, оказалась на только заживших коленях. В Алисе клокотала ярость, но та была всё же слабее откровенного шока — она не могла даже и представить, что с ней произошла такая хрень. Такой позор, который, судя по увлечённо уткнувшимся в телефон прохожим, совсем скоро станет достоянием её любимого ютуба. Она перевела взгляд на айфон, который до сих пор сжимала в ладони — экран был покрыт широкой сеткой трещин, но всё-таки оставался рабочим. Сцепив зубы, Алиса набрала номер водителя и сухо, как только было возможно с подступающей к горлу истерикой, продиктовала свои координаты. — Девушка, вам… помочь? — какая-то сердобольная консультантка из обувного магазина так своевременно склонилась над Поповой, но та, покраснев ещё сильнее от жгучего стыда и позора, молча отмахнулась от помощи. Она медленно поднялась на ноги и, прихрамывая, направилась к парковке, где её должно был ожидать Даниил. Щека саднила и, кажется, начинала опухать, а ещё подозрительно тянуло кожу у брови. Когда Алиса уселась на переднее сиденье рядом с недовольным Даниилом, она посмотрелась в зеркало заднего вида и ахнула — щека раскраснелась, а уголок брови был неглубоко рассечён, по-видимому, острым маникюром той психопатки. Поповой до последнего не верилось, что подобное дерьмо произошло именно с ней — и в тот самый момент, когда она и думать забыла об этом Кирилле. Алиса сидела на диване, вперив отсутствующий взгляд перед собой, и даже не слышала ругани матери. Анна Викторовна вновь не поленилась приехать и теперь точно так же, как и тем утром, мерила комнату мелкими шагами из-за красивых, но неудобных лодочек на ногах. В ушах девушки стоял белый шум, разбавляемый лишь стуком каблуков по паркету, и губы Алисы начинали подрагивать от вновь подступающей истерики. Её унизили перед всем торговым центром, а она даже не нашла в себе сил ответить — чёрт, какой же слабачкой Алиса выглядела, когда ей лепила пощёчину намарафеченная сука, взбесившаяся из-за какого-то парня! — Что здесь происходит? Голос Антона почему-то донёсся из прихожей — неужели его не было дома? Алиса никак не отреагировала, продолжив мелко раскачиваться взад-вперёд и беззвучно шевелить губами. Левая половина лица у неё вовсе онемела. Шастун взирал на открывшуюся ему картину и охуевал. Распухшая щека Алисы алела и переливалась синевой так, что видно было аж с порога, а благородный пепел волос Анны Викторовны смотрелся агрессивно — и сама старшая Попова вся кипятилась. — И что вы стоите? — Антон постарался не впадать в панику. — Вы не подумали, что лучше вначале обеспечить дочери медицинскую помощь, а уже потом отчитывать её? Шаст широким шагом преодолел расстояние до кухни и, покопавшись в морозилке, удачно нашёл там целый брикет с кубиками льда. Вернувшись в гостиную, он приложил компресс к пострадавшей девичьей щеке и приказал выпавшей из реальности Алисе крепко держать его на том же месте. — Ну, да, — как-то без энтузиазма бросила Анна. — Увлеклась. Но пусть же это послужит ей уроком, что за красивое личико могут не только любить, но и бить. Ох, Алиса, ты хоть представляешь, сколько времени это позорное видео с тобой в главной роли будет гулять по просторам интернета? — А вы хоть представляете, какие это всё мелочи по сравнению с тем, что вашу дочь избили? — не выдержал Шастун, вскакивая на ноги и нависая над Анной Викторовной. — Она сама виновата. — А вы что, её юрист? Вы — прежде всего её мать, и как вы только можете быть такой хладнокровной? — Ты забываешься, Антон, — отчеканила женщина. — Не тебе давать мне советы. Что тебе известно о моей семье и методах воспитания? — Хотя бы то, что вы тоже умеете ошибаться, как и все люди. Анна Викторовна изогнула губы в насмешливой ухмылке, от которой её миловидное личико приняло зловещие заострённые черты, и вновь посмотрела на молчаливую дочь. Может быть, слова Антона хоть немного дошли до её сердца, но Попова всё-таки присела напротив подростка и огладила тыльной стороной ладони здоровую щеку. — Мне очень жаль, детка, что с тобой произошло такое. Но теперь, я надеюсь, ты усвоила очередной жизненный урок, — она помолчала, — ты не умнее всех. Может быть, в следующий раз ты послушаешь меня и не будешь делать того, отчего потом тебе будет так же стыдно. Шастун, конечно же, надеялся на более проникновенные слова, но и на том можно было сказать спасибо — Анна Викторовна шепнула что-то вроде «выздоравливай, завтра в школу можешь не идти» напоследок и поманила за собой бесстрастного водителя. Даниил, верно, мог уже привыкнуть к таким семейным дрязгам, но Антон был неприятно поражён до глубины души — случись подобное с его сестрёнкой Яной, мама нашла бы тёплые слова, утешила, а уже потом, когда следы «трагедии» немного зажили, отчитала бы, конечно. И всё же с Поповой Анной могла сравниться разве что Снежная Королева, если она вообще не сошла со страничек сказки и не приняла облик матери Арса и Алисы. — Хочешь поговорить об этом? Алиса отрицательно мотнула головой из стороны в сторону, по-прежнему прижимая лёд к щеке. На Шастуна она даже не смотрела — видеть не хотела жалость в этих зелёных, так часто насмехающихся над ней, глазах. Лучше бы здесь был Арс… Хотя через десять минут, когда Поповой удалось выровнять дыхание и немного привести мысли в порядок, она ощутила укол благодарности к Антону — он заступился за неё, не тушуясь перед властной Анной Викторовной, и сейчас носился с ней, как должна была бы настоящая мама. Закусив губу, чтобы окончательно не разрыдаться, Алиса поднялась с дивана, намерившись улизнуть к себе, но Шастун тут же оказался рядом и с силой усадил обратно. — Надо поменять компресс, — спокойно сказал он, подавая девушке замороженную курицу. — Синяк всё равно останется и большой, долго будет сходить. Ссадина у брови вроде неглубокая, заживёт быстрее. Алиса повернулась, зацепившись взглядом за своё отражение в плазменном экране, и скривилась. — Какая же я уродина, — скорее взвыла, чем высказалась она. — Это пиздец, просто пиздец-ц-ш, — ушибленная щека отозвалась тянущей болью. — Знаешь, я ещё ни разу не видел красивого человека после драки. Но ты даже ничего так, я тебе скажу. В голосе Антона не было ни грамма насмешки, и Алиса неуверенно подняла на него прояснившийся взор. Они сидели в освещённой гостиной, в тишине, друг напротив друга, а злобный голос матери постепенно сходил на нет, уступая мягкой интонации Шастуна. Было… приятно, что он не оставлял её, даже снабдив льдом, а просто был рядом и говорил — говорил совсем другие слова, нежели родная мать, но они были гораздо правильнее. — И много ты видел избитых девушек? — слабо хмыкнула она. — В последний раз — на какой-то студенческой вписке. Но там всё дело было в алкоголе и множестве маленьких порожек. — Понятно, — Алиса закусила губу, как будто решаясь что-то сказать, — а я ведь и вправду сама виновата. Удивительно, но Антон не предпринял новую попытку докопаться до истины. Он лишь пожал плечами: — И что с того? Это не давало той тёлке никакого права на тебя замахиваться. — Откуда ты знаешь, что это была тёлка? — Мужик бы так не ударил, да и ссадина у тебя явно от маникюра. Плавали — знаем. Алиса тупо кивнула, совсем чуть-чуть восхищаясь сообразительностью парня. Мелькнула совершенно идиотская мысль, что Шаст не должен видеть её такой, хотя Антон совсем не тот парень, перед которым она должна была смущаться и быть всегда при параде. Антон — просто парень, противостоящий её матери так открыто, как не делал даже Арсений. Это интриговало. Это возбуждало какую-то извращённую симпатию, совсем непохожую на первую чистую любовь, но всё же Алиса вдруг осознала, что ей не претит признаться — Шастун её зацепил. Признание это закоротило где-то в районе бешено бьющегося сердца, и Алиса, не чувствуя себя, протянула ладонь к колену сидящего напротив Антона. Этот жест, давно потерявший для неё какую-то интимность, сейчас заставил щёки нестерпимо гореть — хотелось бы верить, что дело было всё-таки в последствиях неслабого удара. Шастун не собирался бездействовать, завидев девичью ладонь вблизи своих конечностей — он одёрнул коленку, слишком рано и резко для отговорок по типу «от неожиданности». Алиса почувствовала себя прокажённой, мерзкой, что не было таким уж преувеличением с наливающейся синевой щекой. — Давай ты не будешь творить херню хотя бы сегодня, — буркнул Антон и поднялся с дивана, не видя, как ладонь девушки сжалась в кулак и стыдливо была спрятана за спину. У Алисы немного звенело в ушах, мешая сосредоточиться на собственном поведении, а вот Шаст всё прекрасно понимал — недолюбленная, лишённая ласки и заботы, а теперь ещё и нос к носу столкнувшаяся со «взрослыми» последствиями своих «детских» проёбов, Поповой было необходимо найти защиту. А чем плоха его, Антона, кандидатура — особенно после того, как он тут распинался перед её матерью? Девочка видела в нём если не героя, то союзника, и почему-то Шастуна эта перспектива больше пугала, чем радовала. Ведь, когда Алиса на него ядом плевалась, становилось проще держать её на расстоянии, но с этими её робкими попытками коснуться — Антон потерялся. Заблудился в многочисленных поворотах лабиринта своих мыслей и ощущений. Его полтора года как затапливало волной щенячьей нежности и любви по отношению к Ире, и вдруг он игнорирует её звонки и сообщения, нянчась с несовершеннолетней сестрой Арса. Это не новая любовь и даже не симпатия. Это, блять, помутнение. И очередное доказательство, что Шаст не готов. Не готов отвечать за свои слова и поступки, не готов продолжать «серьёзные отношения», потому что сам-то недалеко ушёл от семнадцатилетнего подростка — живёт компьютерными игрушками, верит в «лёгкие» отношения и поступает так, как будто его поступки не отражаются на других. Алиса молчит, не в силах даже по имени его окликнуть, и это достаточно мудро с её стороны, потому что они оба знают — разговора не получится. Но то, как Попова на него смотрит снизу вверх — не жалобно, не нежно, а с непонятно откуда взявшимся вызовом — заставляет Антона в кои-то веки ответить на звонок от Кузнецовой. Та будто чувствовала «момент», хотя Шаст больше склонялся к мысли, что она названивала ему с интервалами в полчаса, уже и не надеясь на ответ. — Привет, милая. — Антон! Куда ты пропал? — Ира ответила с пятисекундной заминкой, не рассчитывая на ответ. — У тебя всё хорошо? — Я уехал по работе, говорил же, — вздохнул Шастун и, кинув короткий взгляд на Алису, что свела свои бровки на переносице от недоумения, ушёл на кухню. Всё-таки он хотел, чтобы девушка знала о его «занятости», а не вникала в их межличностные конфликты с Ирой. А конфликт назрел — Антон был не дурак. Больше недели прошло, от него не было ни слуху ни духу, а ведь они с Кузнецовой ни разу за период своих отношений не расставались так надолго. Писали, звонили, даже письма однажды слали, но вот эта «конфетно-букетная» череда оборвалась. Блять, Ира в бешенстве. — Ты всегда уезжал по работе, но хотя бы подавал признаки жизни! — она честно пыталась не повышать голос, но Антон уже чувствовал волны приближающейся истерики, поэтому только покрепче сжал телефон. Ему так по-детски хотелось сказать «я в домике» и прождать ровно до того момента, как все эти истерики, разборки улеглись, забылись. Детский сад, Шастун, детский сад. — Что случилось на этот раз? Ты после встречи с этим твоим другом Арсением сам не свой! Что он тебе такого сказал? Ткнул тебя носом в то, что ты менее успешный? Тош, ну мы же оба понимаем, что твой Арсений — всего лишь наследник крупного бизнеса, он и пальцем не пошевелил, чтобы чего-то добиться, а ты, ты, Тош, всё делаешь сам. И тебе не надо было уезжать в какую-то глушь, чтобы пахать, как проклятому, мы все волнуемся за тебя, ты… Антону не хотелось её прерывать, но суть он уже понял — и понял, что суть в корне неверная. Пока он молчал, не выходя на связь, Ира выстроила себе «логичную» картину происходящего, и теперь вряд ли что-то способно переубедить её. — Ир, пожалуйста, успокойся, — сам Шастун спокоен не был — скорее, апатичен. И устал. Всё-таки как хотелось бы вновь стать подростком и иметь единственную проблему — ворчание родителей над ухом. — Всё совсем не так, как ты думаешь. — Как же, — фыркнула Кузнецова. — Не надо выгораживать передо мной своего друга, Тош, я… — Послушай меня, — вновь перебил её Антон. — Арс — мой лучший друг, и мы никогда с ним даже не касались темы сраного «классового неравенства», потому что мы работаем одинаково. Порой, чтобы удержать семейный бизнес наплаву, требуется больше сил, чем построить собственный. Поэтому, пожалуйста, обойдись без оскорблений в сторону Арсения. А на связь я не выходил, потому что… потому что мне необходимо побыть наедине. Я начал чувствовать приближение творческого кризиса, Ир, и единственным правильным решением было уехать и временно оборвать все связи. — Но Димке ты звонил… — По работе, — сухо пояснил Шаст. — Я ведь всё-таки не одиночка, у меня есть партнёры, с которыми я должен советоваться и решать все насущные вопросы. Антон понимал, что, если кто-нибудь из них сейчас не извинится, их отношения просто перестанут существовать. И всё то, к чему они шли полтора года, растворится во времени, канет в лету беспощадно быстро. А Шаст вдруг подумал, выбравшись из омута агатовых глаз Алисы Поповой, что, несмотря на все неутешительные «не готов», потерять Иру не хотел. Они вместе столько прошли, так долго притирались друг к другу, чтобы вот так бесславно всё испортить одним телефонным звонком? Одним творческим кризисом и помутнением? — Ируль, — тон Антона стал мягче, — милая, я понимаю, как ты себя чувствовала, пока я не выходил на связь. Прости меня, я с этой работой совсем помешался, но знай, как только я выпущу свою игру, мы с тобой отправимся в отпуск. Только ты и я, хорошо? Кузнецова, так и проглотив собственные извинения, выдержала наигранно задумчивую паузу и снисходительно улыбнулась: — Хорошо, Тош. Это отличная идея. Только ты, пожалуйста, хоть раз в день пиши о том, как у тебя дела, я же волнуюсь. — Договорились, — Антон с удовольствием подумал, что беда миновала или, по крайней мере, отодвинулась на далёкий план. И это, разумеется, не было примером хвалёного «взрослого» решения проблем, но сейчас Шастун радовался и этому. — Целую, люблю, скучаю. Ирина ответила взаимностью, и Антон тут же повесил трубку. Раньше разговоры со своей девушкой приносили ему облегчение, хотя было бы эгоистично требовать от Кузнецовой всегда одну только поддержку, когда сам Шаст только вечно забывал о ней. — Курица разморозилась. Девичий голос, такой непохожий на Ирин, разрушил молчание дома. Алиса стояла на пороге кухни с брикетом курицы в руках и старалась лишний раз не глядеть на Антона. То ли ей было стыдно за свою выходку с коленом, то ли она тихо бесилась от того, что у Шастуна были от неё свои секреты. — Да, надо поменять, — парень подошёл к морозилке и, порывшись, нашёл ещё один брикет со льдом, немного примёрзший к выдвижному ящичку. — Держи. Алиса шикнула от соприкосновения ледяного к разгорячённой щеке, но послушно прижала брикет ближе. На её лице Антон разглядел ярую борьбу неизвестного рода, и, наконец, Попова смело подняла на него свои тёмные, колдовские, глазищи и спросила: — Девушка твоя звонила? — Невеста, — брякнул Антон, наверное, впервые сказав это вслух. Все родственники пророчили Шастуну эту свадьбу с Ирой, и он сам чувствовал дыхание венца, но по неясным причинам жениться не горел желанием. Пока. Конечно же, пока что. Алиса не расстроилась. Алиса хмыкнула как-то пренебрежительно и ушла к себе в комнату, оставив Шастуна наедине со своими безрадостными размышлениями.