отпускать тебя - мне недоступный скилл

      Когда на экране телефона высветилось «Арс», Антон сразу же забыл все возможные шаблоны выстроенного диалога. Сердце стучало где-то в висках, и даже кончики пальцев неприятно пульсировали, когда тянули вправо кнопку принятия звонка. Шаст вдруг понял, что ситуация, в которой он оказался — практически безвыходная. И лишь чудо заставит Арсения понять и простить. А в чудеса Антон перестал верить, когда последние пять лет его новогодние желания оставались в пустоте бытия. А ведь желание все время было одним и тем же. — Не могу поверить, что ты решил действовать через мою жену, — процедил сквозь зубы Арс. — Ты, видимо, долго готовился к этой «операции». — Ты не оставил мне выхода. — Я оставил тебе единственный верный выход еще много лет назад, сказав тебе убираться из нашей жизни. — Что ж, я пытался. Не вышло, — сказав это, Антон всеми жилами ощутил, как вскипает на том конце трубки его друг. По крайней мере Шаст хотел бы называть Арсения другом, даже если тот уже вычеркнул его из подобного списка. — Мы можем встретиться?       Воцарилось молчание. В какой-то момент Шаст даже проверил, не сбросили ли его звонок. Но нет, Попов просто собирался с силами. Он даже не совсем понимал, на что — то ли на то, чтобы послать Антона еще на пять лет, то ли на то, чтобы поддаться на увещевания Ксюши и согласиться на встречу. В сущности, Арсений понимал, что уже проиграл эту битву. Выбор всегда был за Алисой. И как только в этом опросе появился такой вариант ответа как «Антон-мать-его-Шастун», она, не раздумывая, выбрала его. — Какой в этом смысл, — в пустоту выдохнул Попов, физически ощущая груз прошедших лет. Как бессмысленно он их потратил на выстраивание новой жизни для сестры, как бессмысленно тешил себя надеждами, что может вершить ее судьбу и оградить ее от ошибок молодости. Что ж, Шастун не был ее первой ошибкой. И может быть, даже не сможет стать последней. — Она выбрала тебя. — Арс, это не вопрос выбора. Мы с тобой в ее жизни не должны быть взаимоисключающими понятиями. — Ты сделал все, чтобы так и случилось. — Давай не по телефону.       Оказывается, сколько ни готовься к решающей битве — реальность размажет тебя тонким слоем по полотну жизни. Антон и Арсений, сидя друг напротив друга, первые пятнадцать минут пытались укрыться друг от друга чашками кофе. Самое ужасное для Попова открылось в том, что время притупило его ненависть и неприятие — все его чувства сосредотачивались на образе юной Алисы, которая не умела принимать верные решения. Теперь он знал сестру совсем другой — чересчур расчетливой и отстраненной. По сути, все, чего добился Арс — содрал фантик наигранной жизнерадостности с сестры и обнажил, в сущности, флегматичный скелет. — Арс, я сожалею о своем поступке… — Оставь. Ни о чем ты не сожалеешь, — накинулся Попов, сверкнув на Антона холодными голубыми глазами. — Ты бы не вернулся, если бы это было так. — Я сожалею не о чувствах к Алисе, а о том, как поступил с тобой и, собственно, с Алисой. Я должен был сам отстраниться, разобраться со своими чувствами и… поговорить с тобой.       Арсений совсем не смотрел на Антона. Его как будто больше интересовали снующие за окном пешеходы, чем прерывистые попытки Шаста объясниться. — Да. Так было бы лучше. Но, знаешь как говорят, «история не терпит сослагательного наклонения». Все произошло так, как произошло. В сущности, я часто думал о том, какую роль именно я сыграл в этой истории, — губы Арсения тронула невеселая ухмылка. Он все еще не поворачивался к Шасту. — Это я оставил вас наедине. Свою гиперактивную и гипервлюбчивую сестру со своим другом, который вполне ясно объяснил мне, в каком душевном смятении он находится. И в моей голове даже не мелькнула ни одна чертова мысль, как все может обернуться. — В этом виноват только я. — Первые годы я действительно так и думал. Но все глобальные ошибки — дело рук нескольких идиотов. Как бы ни тяжело было признавать, но именно я один из тех идиотов. Я, конечно, как истинный идиот еще и попытался исправить свой косяк, а привело это только к одному печальному для меня исходу — я оказался кругом виноват. Даже моя собственная сестра ненавидит меня. — Алиса не… — Тогда какого черта она не сидит сейчас рядом с тобой? Знает ли она вообще о нашей встрече? Можешь даже не отвечать — ее отсутствие говорит мне гораздо больше. Я для нее теперь не больше, чем тиран, разрушивший ее любовь! Ты, Шаст, отныне ее герой, победивший не только меня, но и само время!       Антон не мог не отметить, как глубоко запали глаза его друга, как разрослись болезненные синяки под ними, как он нервно закусывал губы и тут же сжимал их в тонкую линию. Шаста выворачивало от мысли, что, вернувшись, он случайно низверг Арсения на самое дно. А если уж быть точным — он выдернул Алису из этого пузыря семейных отношений. Он опрокинул всех ее идолов, поставив себя на пьедестал. И Попов знал, что он повержен. Наверно, еще с того момента, как Алиса узнала от него всю правду. — Арс, ты правда думаешь, что я искал с тобой встречи, чтобы позлорадствовать? — Обычно только это и стоит пятилетнего перерыва.       Шастун подумал: «Какой же мразью он меня видит». Его лучший друг юношества. Человек, который когда-то с готовностью подставлял плечо и подавал руку, доставая с самого дна — теперь смотрел на него, словно загнанный зверь, лишенный всякой надежды на спасение. — Я могу это исправить?.. — в горле предательски пересохло, отчего конец вопроса стал трудно различим. Но Арсений вряд ли это заметил. Он уже смотрел прямо на Антона, но это был взгляд сквозь него, пробивающий Шаста до ребер — и лучше бы Попов продолжал смотреть в окно. — То, что уже случилось — неизменно. Дело только в том, какие чувства вызывает у меня прошлое. Пока я… я вспоминаю себя в тот момент, когда ты все мне рассказал, и у меня все еще неприятно горчит на языке. Наверно, от невысказанных ругательств, — впервые Арс выдал какое-то искалеченное подобие улыбки. — Я бы хотел сказать, чтобы ты убирался прочь от меня, от Алисы, но ошибки от того и становятся глупыми, когда мы зачем-то делаем одно и то же действие, ожидая совсем другого результата. Да и твое отсутствие не сильно помогло мне. Разве что я меньше вспоминал о своем же проебе. Но это малое утешение… — Арс… — Короче, Шаст, я не буду против, что вы с Алисой… вместе. Но не ждите меня на «семейные» ужины, я пока к этому не готов. На этом откланиваюсь, — Арсений быстрым движением оставил на чай и поднялся с места. Как ни старался Антон поймать его взгляд — тщетно. Арсений его презирал. Шастун был ему противен. Было чувство, будто он все-таки вернулся в свои студенческие годы, но из всех приятных моментов машина времени закинула его именно туда, где Анна Викторовна возвышалась над ним монолитной статуей и лишь глаза выдавали, насколько сильно ей ненавистен Антон, валявшийся на полу с зажатой между пальцев дотлевающей сигаретой.       Антону хотелось бы сказать, что это совсем не тот исход, на который он мог бы рассчитывать. Но это как раз он. То, чего Шаст поистине хотел — изначально было из разряда фантастики. Глупо было надеяться на братские обнимашки и разговоры о предстоящем светлом будущем.       Большим утешением должно являться и то, что Арс пришел к нему на встречу и вроде бы даже сказал нужные слова. Да. Наверное. Большего Антон и не может желать.       В его квартире было противоестественно тихо. Что было ужаснейшим помощником его мыслей, которые буквально бились о его черепную коробку. Как банальна мысль о неотвратимых последствиях любых поступков, как легко наступить на обычную бабочку и изменить все. Внутри Шастуна все сжималось от неясного волнения — то ли от того, что он только что пережил долгожданную встречу со старым другом; то ли от того, что с самого утра выпил только чашку кофе.       Приближаясь к холодильнику, Антон заметил за легким тюлем штор неподвижный силуэт на балконе. С одной стороны, это был шанс отвлечься от нескончаемого самокопания, а с другой — было ощущение, что надвигается новая волна, готовая разрушить на своем пути то немногое, что великодушно оставила после себя предыдущая.       На балконе пахло шоколадом, который с дымом Алиса выпускала куда-то в сторону центра Москвы. В ее пальчиках были зажаты те самые сигареты, которые Шаст пачками курил тем летом в загородном доме Поповых. Тогда он курил их только потому, что в магазине на въезде в частный сектор каким-то образом остались лишь тонкие сигареты с шоколадным вкусом. А уже позже — как связующую нить с памятными событиями, с Алисой. — Все-таки отыскала эти сигареты? — Шаст подошел к девушке, облокачиваясь на подоконник. — А ты правда хочешь поговорить об этом? — хрипло вопросила Попова, оборачиваясь к нему. Антон отметил, что глаза у нее были слегка покрасневшими, но это могло значит и то, что эта сигарета была уже лишней. — А не о том, где ты сейчас был? — Кто меня сдал? — Я бы и сама могла догадаться. Хотя, конечно, меня немного удивляет, что ты все еще здесь, а не пакуешь чемоданчики, чтобы вновь свалить в закат. — Я же сказал тебе, что больше не оставлю тебя.       Алиса поджала губы и отвела глаза. Все ее силы уходили сейчас только на то, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы от мысли, что Шаст, возможно, уже не застанет ее на балконе в его квартире. Потому что вновь исчезнет. Мало ли, вдруг Арсений реально умеет посылать людей далеко и надолго. Физически. — Я же просила тебя не искать с ним встречи. — Он мой друг, — вымолвил Шаст, — и твой брат. — Есть большие сомнения, что думает по поводу этого сам Арс, но не мне судить, что происходит в его долбанутой голове, — усмехнулась Алиса, — как оказалось… — Ты слишком строга к нему. Каждый его поступок — лишь от огромной любви к тебе. И сейчас тебе кажется, что он совершил неимоверную глупость и ошибку, но вспомни себя. Вспомни нас. Это было… неожиданно. Арс ни в чем тебя не винит. И, как оказалось, уже даже меня, — Антон забрал у девушки сигарету и затянулся. — Лишь себя. — О, прекрасно! Теперь он еще начал строить из себя жертву! — она резко отобрала у него несчастную сигарету. — Не будь ребенком, Алиса. — Это ты не веди себя так, будто бы твой разговор с Арсом хоть что-то решил! Только показал, что даже мой родной брат смотрит на нас так, будто бы мы самый отвратительный эксперимент безумных ученых! А мне скоро двадцать четыре! И последние пять лет я думала, будто мое первое серьезное чувство просто оставило меня, выбросило как сломанную игрушку. И ты… тебя разве не злит потерянное время? — Попова так сильно приблизилась к Антону, что ей приходилось сильно задрать подбородок вверх, чтобы не прерывать с ним зрительный контакт. — Мы могли бы быть уже… ну, может женатыми! А вдруг уже и о детях задумываться? Шаст, я… мне страшно. От мысли, что ты бы так и не нашел меня. Что я бы нашла какого-то «удобного» для всех паренька — того же Андрея — или, что хуже, начала бы встречаться с кем-то, мучительно пытаясь возродить хоть каплю тех чувств, что заставил меня ощущать ты. Я жду тебя на этом балконе уже два часа. И все время думала, что же ты хочешь услышать от моего брата. Потом поняла. Но тут же я поняла, что Арсений никогда не скажет тебе того, что ты от него ждал. — Откуда такая уверенность? — Потому что он думает, что проиграл тебе, — Антон даже вздрогнул на этих словах, подумав, что Алиса могла сидеть чуть ли не за соседним столиком, слушая весь их разговор. — Я всегда была за него и всегда с ним. С маман у нас диаметрально противоположные взгляды, отец — вечно на работе, ухажеры — мимолетные, не стоящие никаких усилий ни с моей, ни с его стороны. А теперь ты. Да, пять лет назад, узнай он от тебя даже в «подходящий момент», даже от нас двоих — он бы не принял нас с распростертыми объятиями. — Потому что тебе едва исполнилось восемнадцать. — И это тоже, — пожала плечами Попова, отвернувшись лицом к окну, — но я знаю, что в глубине души он чувствовал бы то же самое, что и сейчас, когда мне уже за двадцать. Чувство, что я потеряна для него. — Но это же не… так? — почему-то фраза, начинавшаяся вполне утвердительно, скатилась в жалко-вопросительную. — Я искала в нем убежище от лжи и лицемерия вокруг, но он ведь… врал мне. Все это время. И не ради меня, нет. Я бы все равно узнала. Но его ухищренные попытки от меня все скрыть, даже когда мы с Серегой ездили в Воронеж — теперь так очевидны! — Кто такой Серега и когда ты была в Воронеже? — В Воронеже я была, как раз когда был геймфест, и ты презентовал свою игру, а Серега — так, кавалер, — разулыбалась Алиса, наблюдая как мрачнеет Шаст. Она и забыла, как это приятно, когда тебя ревнует это двухметровое недоразумение. Хотя, кажется, раньше он ее еще вряд ли мог ревновать, но додумывать ей никто не мешал. — И как это он мог так плохо старался, что ты все еще думала обо мне? — Антон провел тыльной стороной ладони вдоль открытой девичьей шеи, пробуждая мурашки под кожей от прохлады колец. — О, он был очень плох, — хохотнула Попова, подаваясь ближе за ладонью. — Так плох, что никогда не видел меня в качестве любовного интереса. Лишь младшей сестричкой его друга Арсения. — А тебя не смущает, что мы так и познакомились?       Алиса изобразила максимально задумчивое выражение лица, отчего Антон еще больше занервничал, хотя до этого искренне пытался себя убедить, будто для него это просто шутки. — Все-таки один нюанс есть, — вымолвила девушка, посмотрев на Шаста через плечо. — Серега не в моем вкусе. А ты — очень даже. — То есть в принципе есть шанс, что ты понравилась этому Сереге? — Я бы хотела иметь такую самоуверенность, но увы — он слишком ясно дал понять, насколько я его раздражаю. Давай так, Серега Матвиенко — друг и коллега Арса. Мы познакомились с ним, уже когда я была невыносима не потому, что у меня пубертат, а потому что этот пубертат так меня помотал — это, кстати, укольчик в твою сторону — поэтому у Сереги не было шанса увидеть во мне какой-то любовный интерес. Ну и Арс если честно очень сильно душнил. Теперь-то я понимаю почему.       Антон уловил здесь намек на шутку, что уже почему-то его успокоило. Алиса шутила над тем, что происходило за эти пять лет и даже над Арсом. Нехилый прогресс за пять минут разговора на балконе, пропахшем запахом сигарет. — Ты поговоришь с ним? — Что за фетиш на разговоры с Арсом? — фыркнула Попова, вдавив окурок в пепельницу с такой силой, будто пыталась выплеснуть на него всю скопившуюся агрессию. — О чем мне-то с ним разговаривать? — Да о чем хочешь. Ты же прекрасно знаешь, что он сейчас переживает, так почему бы не помочь?       Алиса даже отшатнулась от Шаста, чтобы заглянуть ему в глаза и убедиться, что он действительно не понял иронии. Кажется, за эти пять лет Антон настолько очистился, что вместе со своими переживаниями еще и принимал к сердцу страдания других. Будто считал, что только он в них и виноват. Ну и дурак. — Так, что он тебе сказал? — Что больше не против «нас». — И все?       Шаст состроил максимально удивленное лицо, но навыки актерской игры, видимо, отнимали слишком много времени от переживания чувства вины по кругу, поэтому Алиса нисколько ему не поверила. — В общем, все. — А частично? — Скажем так, ему нужно немного привыкнуть к идее наших отношений. — Тогда не хочу портить его энергичный настрой, — Попова вскинула кулак, имитируя порыв истинного энтузиазма. — Пусть привыкает. Может, чай? Кофе? Меня?       Это было чертовски нечестно с темы Арсения перекинуть внимание Шаста на его футболку, призывно свисающую с девичьего плеча. — Тебе идет моя одежда. — Больше, чем тебе.       Антон с хитрой улыбкой подошел ближе и, нежно взяв лицо Алисы в чашу ладоней, поцеловал. И в эту минуту он думал лишь о том, как идеально подходят ему слегка обветренные губы Поповой, привкус никотина, ее милые попытки удержаться на носочках и то, как она цеплялась за его шею, невесомо поглаживая. Руки Шаста спускались все ниже, сжали ягодицы, буквально впечатав Алису в себя. Она рвано выдохнула ему в губы и начала пятиться к дивану, не прерывая поцелуя, который из нежного начал превращаться в страстный и очень неприличный. — Может, в спальню?       Алиса молча утянула парня на диван.