отпускать тебя - мне недоступный скилл

      Алиса и не подозревала, в каком напряжении жила последние дни, пока они с Антоном не остановились напротив улыбающихся Ксюши и Арсения. Если быть честной до конца, то улыбка брата сразу показалась Поповой весьма театральной, вынужденной, и уголки его губ слегка подрагивали от переполняющих чувств. И чувства эти отдавали запахом успокоительных.       Но она решила, точнее решила убедить себя, что это ее вполне устраивает. Арсений назначил эту встречу сам, и пусть сейчас явно корил себя за свое решение — они здесь, на Патриарших, пытаются отвлечься на окружающий их шум бурлящей жизни в сквере. — Так вы живете вместе? — Ксюша спросила это с таким невинным видом, словно действительно так долго готовилась к этой встрече, что утратила опасный подтекст этого вопроса. — Да, теперь Антон отдает мне должок, терпя меня в своем доме, — в том же тоне ответила Алиса, открыто улыбаясь. Видимо, нервное перенапряжение решило вырваться наружу странными улыбками и таким же юмором. Но у Поповой было явное ощущение, что они все попали в типичный ситком, и она была бы даже благодарна, прозвучи на фоне прописанный смех. — А это забавно, — Ксюша и вправду посчитала это смешным, стараясь не замечать ладонь мужа, сжимающего салфетку. — Арс, расслабься, пожалуйста.       Арсений послушно выпустил из вспотевшей ладони бумажную салфетку и шумно вздохнул. — Я надеялся избежать неловкости. — А тебе неловко? — Алиса со смешком чуть наклонила голову. — Мне — очень. — Да, как будто мы видимся впервые, — голос Антона прозвучал весьма неожиданно, но это чувство скрасил подоспевший официант со стопкой меню. — А мы ведь жили в одной общаге. — Думал ли ты тогда, что мы станем родственниками? — Тогда я даже опасался бы такого, — хмыкнул Шаст. — У Анны Викторовны была очень тяжелая рука. — Она и сейчас такая же. — Но и мне не восемнадцать. — Разумно.       Вы когда-нибудь ощущали, что в моменте находитесь именно там, где должны были быть. Как бы в параллельных вселенных не спутывались нити, не разрывались, а эта встреча — предопределена. Может быть, Алиса так решила признаться себе в фатализме. Она, в подростковом возрасте отрицающая любое проявление покорности, последние месяцы просто плыла по течению.       И неплохо же вышло.       Сказать по правде, все те полтора часа, что они сидели в кафе, Алиса пропустила почти все фразы мимо ушей. Она завороженно следила за губами Шаста, который так самозабвенно рассказывал очередную историю, будто и не он перед самым входом в заведение спешно протирал вспотевшие ладони о брюки. Антон определенно решил взять весь удар на себя, он будто пытался заглушить сомнения Арсения настоящего рассказами, возрождающими чувства Арсения прошлого. И удавалось же. Ностальгия — мощная вещь. — Мы собирались в конце августа посетить нашу дачу в Кисловодске, — как бы случайно обронила Ксюша, вставая с места вслед за Арсением. — А у вас есть какие-то планы?       Алиса ухмыльнулась, покосившись вначале на замершего Антона, а затем и на Арсения. Тот, к его чести, никак не показал своего недовольства — хотя, возможно, он просто придерживался вежливого нейтралитета, не желая вступать в перепалку с женой. — Абсолютно никаких, — улыбнулась Попова, обнимаясь с Ксюшей на прощание. — Если, конечно, Арсений Сергеевич не решит заняться дизайном новой коллекции футболок, поручив это своему любимому мастеру. — А это мысль, — только и сказал Попов, но улыбка у него была добрая. И, обнимая сестру, он ощущал только чувство своей целостности и, конечно, запах её извечных сладковатых духов. В её глазах блуждали игривые искорки, без которых взгляд сестры последние годы так походил на холодный взор их матери.       Антон молча протянул ему руку — видно было, что затянувшееся прощание, окутываемое каким-то личным молчанием, начинало натягивать струны его нервов. Как в те времена, когда им приходилось отчитываться перед деканом, почему посвящение первокурсников пошло не совсем по плану. Пока Шастун выдавал весь свой поток мыслей — он был уверен и в себе, и в своей браваде, и в том, что декан полностью в его власти. Но стоило тому только попросить тишины — Антон нервно косился на Арсения, говорив тем самым «ну, я сделал всё, что мог». — До встречи, — Арсений пожал его руку в ответ, слегка приподняв уголки губ. Вообще-то, он мог бы и улыбнуться, но хотелось показать этой парочке, что он не сдаётся так быстро. Быстро ли?.. Если подумать, он был так убедителен пять лет назад, что Антон не смел и носа показывать в его жизни, и жалеет ли Арс?.. Он соврет, если ответит положительно. Всё, что он когда-либо делал, было ради семьи, ради Алисы, которая влипала в неприятности быстрее, чем смогла отмыться от них. Возможно, сейчас он выглядел в её глазах как злой дракон, но было ли у этой парочки будущее той осенью, в стенах их загородного дома?       Арсений ни за что и никогда не будет настаивать на том, что в итоге-то его упрямство помогло Алисе и Антону. Это было бы слишком театрально, да и Попов никогда не верил этим персонажам из кинофильмов и пьес, кричащих, что благодаря им произошло то, чего хотели главные герои.       Арсений действовал так жёстко, потому что действительно желал покончить с историей его сестры и хорошего друга раз и навсегда. Он не допускал и мысли, что всё так зациклиться, что они встретятся в кафе на Патриарших и будут старательно вести себя так, будто их история не отличается от сотен других, проигрываемых в кинотеатре жизни.       Но иногда жизнь — лучший драматург. Клишированный сценарист, со злорадством выводящим «неожиданную» встречу двух разлученных героев; назло тем, кого десятки страниц назад обличал в благие намерения.       Всё то время, пока Арсений открывал дверь машины перед Ксюшей, садился на водительское сиденье, заводил мотор и аккуратно выруливал на оживленную дорогу, Алиса не сводила с него пытливого взора. Он не мог обмануть её своим тактичным молчанием или увлеченными ответами Шасту, вторящими его историям — Алиса знала, что брат скорее смирился, чем принял сложившуюся ситуацию. Но в этом правда реальной жизни — глупо было ожидать киношных слёзных объятий, нелепых склеек, где недавно враждующие по-семейному жарят сосиски на мангале во дворе их дачного домика. Алиса знала, что она уже настолько взрослая, что Арсений, хоть и скрипя сердце, но возлагал на неё всю ответственность за собственные решения. И на самом деле это — одна из причин, почему она его так любила и хотела видеть в своей жизни. Он позволял ей быть взрослой, сколько она себя помнила. И наконец, эта встреча показала, что теперь Арсений признаёт ее взрослой. Может быть, стороннему наблюдателю это могло показаться абсолютно нелепым, но на том строилась любовь в семье Поповых. В этом и состоит ответ, почему чувства их маман они оба не совсем могли трактовать как истинную любовь — в ней не было ни капли признания в них личности. Они всегда были её детьми, шахматными фигурами на доске её собственной жизни, с помощью которых она разыгрывала партии — чаще всего неудачные, но порой — даже блестящие. — О чем задумалась? — голос Шаста очень вовремя продрался сквозь поток её вязких мыслей о семейных взаимоотношениях. Она вскинула на него голову и, сунув руки в карманы легких бежевых брюк, обнажила зубы в улыбке: — Обо всём и ни о чём.       Антон привычно поправил вьющуюся чёлку, начинавшую предательски липнуть к лицу от жары, и взял Алисину ладонь, невесомо проводя по ней большим пальцем. В романтических романах пишут, что влюбленные дамы обычно перестают быть восприимчивы к миру вокруг, и Алиса, наверно, могла их понять — в её ушах настойчиво шумели волны неведомого океана, мешая сосредоточиться на обрывках фраз проходящих мимо людей, гудках машин, противного звяканья велосипедов. Зеленые глаза Антона смотрели на неё с тем невысказанным чувством, которое, возможно, не смогли бы поместиться в общепринятое «любовь».       В нём фундаментом лежали ошибки их юности; первые чувства, чьих имен они не знали; их сомнения и множество совпадений, которые сводили и разводили их друг с другом. Само время словно обещало их победить, оно старательно выстраивало их пути по параллельным прямым, вводило новые переменные и бессовестно сводило к нулю старые. И, казалось бы, какая ошибка заставила их столкнуться в Воронеже. И было ли это ошибкой? Или тонким расчетом? Завершающей проверкой — получилось или не получилось?       Ответ на этот вопрос все еще во власти времени. Но Алиса не любила загадывать наперед — сейчас она шла под руку с человеком, отвечающим ей абсолютной взаимностью, и была счастлива. — Ты подозрительно долго молчишь, — Антон и сам подал голос только, когда они возвратились в их квартиру. — Обдумываешь новый план по захвату мира? — Тебя я уже захватила. — Это слишком сладко даже для меня, — Шастун с удовольствием сбросил кроссовки и, разминая плечи, направился на балкон, где его приятно оглушил на пару секунд свежий ветерок, блуждающий на балконе из-за оставленного настежь окна. Там, внизу, накалялся асфальт, а на их шестнадцатом этаже дышалось все же легче.       Позади него о стеклянный столик звякнули чашки, и он лениво проследил, как Алиса не слишком грациозно плюхнулась на плетеный стульчик, за которым она две недели гонялась в интернет-магазине. Шастун не был уверен, что ей было принципиальней — конкретная пара стульев или удачная погоня за тем, что, как оказалось, интересовало не одну её. Алису очень раздражало, если у неё что-то не получалось. И эта та черта в ней, которая напоминала Антону, с чего все начиналось. — Ты заварила чай в такую жару? — Именно в жару и стоит пить чай, — поучающим тоном возразила Алиса, улыбнувшись в чашку. — Помогает охладиться. Шаст послушно сделал глоток и, порывшись в карманах джинсов, достал початую пачку сигарет. Зажав одну меж губ, Антон спохватился зажигалки, но Алиса уже протягивала ему огонек и взамен украла сигарету для себя. Эта сцена обоим напомнила то, как они впервые вместе курили на кухне: Алиса заварила им чай, который очень быстро остыл, пока они оба выпускали дым изо рта и думали, что им теперь делать, когда они только-только целовались и засыпали в одной постели. — Всё прошло замечательно, — Антон понимал, что Алиса сказала это специально для него, сама она была абсолютно спокойна и расслаблена, что и без того благотворно влияло на натянутое состояние Шаста. Её слова вряд ли бы подействовали так, как её язык тела. — По крайней мере, никто не схватился за нож. — И мы получили приглашение в Кисловодск. — Ты же не планируешь им воспользоваться на самом деле?       Алиса игриво пожала плечами, немного наслаждаясь вмиг вернувшимся напряжением парня. — Посмотрим.       Антон только хмыкнул, недоумевая, как слова, сказанные именно Алисой, могли вмиг заставить его нервничать, а затем — отпустить ситуацию. Впрочем, странно было удивляться, когда Попова и пять лет назад умудрялась влезать в его голову без приглашения. Она была ему слишком близка. Он ощущал её под кожей — её взгляд коньячных глаз, её касания мягкими подушечками пальцев, её чуть хриплый от сигарет голос. — Что ж, куда ты — туда и я.       То, как небрежно бросил это Антон, не скрыло от Алисы, насколько он был серьезен. Это было его новое «я тебя люблю». Потушив сигарету в пепельнице, она пересела к Шастуну на колени и молча уткнулась лбом в его предплечье. Он с готовностью прижал её чуть ближе, продолжая разглядывать пейзаж за окном.       Идиллию почти разрушила вибрация телефона Алисы. Она знала, кто ей звонит. И совершенно не горела желанием выслушивать очередной бред, поэтому молча сбросила вызов. Теперь и Антон потушил сигарету, чтобы сомкнуть две руки за девичьей спиной и невесомо коснуться её губ своими. Им казалось, что реальность заканчивается на их балконе, залитом солнцем, с остывшим чаем и недокуренными сигаретами в пепельнице. Обнимаясь, они оба старательно впитывали каждую мелочь этого момента — им необходимо было восполнить многолетнюю пустоту друг другом. — Я все еще готова сбежать с тобой, — Алисе не хотелось говорить банальное «я тебя люблю», но еще ей чертовски не хотелось впускать в их пространство слишком много людей. — Мы всё уладим, — ответил Антон, поглаживая её щеку тыльной стороной ладони, — и нам не нужно будет никуда сбегать. Антон Шастун умел признаваться в любви лучше, чем она сама. Но взамен Алиса смотрела на него так, что становилось совершенно ясно: она никогда не сможет его отпустить.