Огонь, вода и безумие

С тех пор, как Великий Космический Дракон вернул равновесие в этот мир, Киззир стал замечать все больше гидросов в Орфалезе. И облик этих чуждых для него людей не внушал доверия. Даже зная правду, которую скрывал Верховный Консул, мужчина все-равно не мог заставить себя чувствовать к этим голубокожим существам хоть толику отзывчивости. И в своем стремлении встречать их реже, Киззир стал все больше времени проводить в хлевах, где его работой было заботиться о бронтозаврах. Хоть эти животные и стали практически бесполезны без своих рыцарей, пирос любил своих подопечных. Во всяком случае, они дарили ему чувство комфорта, словно ничего не случилось, и устои его солнечного мира никогда не падали, пугая чем-то неизведанным и новым. Черная ящерица утробно заворковала, когда красные пальцы почесали ее по шее, прямо за ушными отверстиями, где жесткая чешуя истончалась, открывая кожу. Киззир улыбнулся и, зачерпнув лопатой побольше тлеющих углей, наполнил кормушку. Бронтозавр лениво заклокотал и опустил морду прямо в угли. Под звучный хруст трапезы животного, мужчина покатил тележку с кормом дальше, где на него в ожидании уже уставилась следующая огромная рептилия. Киззир остановился на полпути, когда услышал тихие шаги. Слишком легкие для пироса, слишком грациозные, неправильные. Мужчина напрягся, словно увидел перед собой дракона, и обернулся, готовый, если не атаковать, то бежать. И застыл на месте, когда увидел гидроса. Голубокожий человек в причудливом головном уборе с огромным интересом разглядывал кормящихся бронтозавров, почти танцующими шагами перемещаясь от одного животного к другому. С его лица не сходила широкая улыбка, что напрягло Киззира еще больше, поскольку на его памяти ни один пирос так широко не улыбался. Впрочем, широкая улыбка не шла ни в какое сравнение со стеклянным глазом вместо правого настоящего. Протез был велик, словно его носитель стремился заполнить им всю глазницу. Или просто не угадал с размером. Гидросы действительно странные существа.  — Зачем пришел сюда? — строго и, пожалуй, слишком громко спросил Киззир, словно боялся. Это очень не понравилось мужчине. Пускай, он и не рыцарь, но чувствовать страх перед гидросом паучьей крысе подобно. Бывший враг засмеялся и, ухватив одного бронтозавра по краям морды, радостно чмокнул того в нос. Ящерица непонимающе фыркнула, а пирос в большом изумлении даже не почувствовал, как его пальцы разжались, двухколесная тележка без поддержки накренилась вперед, высыпая горячие угли на каменные плиты. Во все стороны брызнули красные искры.  — Тринитро! — выкрикнул гидрос, обернувшись к Киззиру. Только теперь тот заметил гулину, сидящую на черном наплечнике голубокожего человека. Птица недовольно скрябнула коготками по своему насесту, угрюмо косясь на бронтозавров.  — Киззир, — глухо ответил пирос и вздохнул, посмотрев на беспорядок — по всему полу были рассыпаны угли, многие подмигивали своими тлеющими боками, словно насмехались над мужчиной. Тринитро проследил за его взглядом и, продолжая широко улыбаться, потянулся к ближнему камню. Пускай он был иссиня-черный, это не отменяло того, что он совсем недавно был взят из печи. И хоть Великий Космический Дракон вновь обрел свою целостность, это никак не могло спасти любое живое существо от ожогов. Только, если ты не бронтозавр.  — Не трогай! — только и успел выкрикнуть Киззир, метнувшись к воистину-глупому гидросу, как голубые пальцы сомкнулись вокруг угля. Тринитро взвизгнул от боли, тут же выпустив камень из рук. Его настоящий глаз широко раскрылся, словно он никак не мог понять, почему он почувствовал боль, коль до этого мог вполне спокойно прикасаться к питомцам пиросов и даже к ним самим. Гулина вспорхнула с его плеча, что-то тревожно заверещав.  — Идиот! — скорее испуганно, чем злобно прикрикнул Киззир, подбежав к Тринитро и пнув горячий уголь в сторону. Он, слегка наклонившись, взял травмированную руку гидроса в ладонь и внимательно оглядел ожог. Голубокожий дурак странно молчал, Киззир ожидал, что тот будет хныкать и верещать от боли, как ребенок, и невольно почувствовал толику уважения к этому существу. Хоть ожог и был не серьезный, но на коже пальцев местами успели проступить редкие пузыри. Мужчина осторожно согнул все пальцы гидроса в кулак и так же осторожно разжал. Тринитро поморщился, но голос не подал. Значит, боль не будет мешать пользоваться этой рукой. Киззир облегченно выдохнул, и только теперь понял, что держит за руку гидроса. Кожа к коже, без боли и язв от опасного прикосновения. Пирос медленно выпрямился и встретился взглядом с Тринитро. Он улыбался так лучезарно и тепло, что мужчина почти почувствовал на себе ласковое прикосновение Солнца, словно стоял под его теплыми лучами снаружи, а не тут, в хлевах, спрятанных от дождей под каменной крышей пещер Орфалеза. Возможно, это продолжалось бы дольше, но гидрос мягко вытянул свою руку. Несколько раз сжал-разжал пальцы, слегка скривившись, но потом снова привычно широко улыбнулся. Мужчина пронаблюдал, как Тринитро, что-то подпевая себе под нос, развернулся и танцующим шагом вышел из хлева.  — Пока-пока! — раздался из-за двери его радостный голос, и Киззир на ватных ногах отошел к стене, прислонился спиной, проводя ладонью по лицу. Гидросы воистину ненормальные существа! Столько стресса мужчина не испытывал даже тогда, когда драконы в поисках легкой добычи рыскали вокруг каменного города, просовывая свои многочисленные языки в открытые проходы, где прятались бедняки, не имеющие возможности укрыться за непроницаемыми воротами. *** Киззир, привычно нагрузив кожаную сумку каменным углем, перекинул лямку тяжелой ноши через плечо, направляясь к лестницам, которые вели вниз, к животным.  — Тяжело? Мужчина резко остановился и оглянулся на гидроса, лучезарно улыбающегося ему у стены. Гулин на его плече звучно каркнул и, вспорхнув, вылетел на балкон, заливающийся дневным светом.  — Подружку ищет, — хихикнул Тринитро, заметив, что гидрос проследил взглядом за красной птицей. Киззир только повел плечом, поправляя немного съехавшую лямку сумки. Мышцы под его кожей зашевелились, натягивая кожу. Гидрос сомкнул ладони перед своим лицом и с восхищением коротко похлопал. Будто юная девица, впервые увидавшая рыцаря, вернувшегося с Похода. Пирос неожиданно для себя смутился и, бросив короткое «нет», направился к ступеням. Признаться себе было трудно, но ему понравился искренний восторг голубокожего дурачка. Поскольку в Орфалезе женщины любили выбирать самых сильных и почетных мужей, Киззир, как обладатель не самого мощного тела и почти самой простецкой работой, не был обласкан женским вниманием. Смущение и легкая гордость сменилась несильной грустью. Никогда бы пирос не подумал, что доживет до того момента, когда из-за одиночества даже внимание со стороны другого мужчины не будет для него чуждым. Поспешив вниз, Киззир оглянулся — Тринитро успел подойти к первой ступеньке и теперь смотрел сверху-вниз на краснокожего человека. Только сейчас тот обратил внимание, что правая сторона лица гидроса была изуродована — стеклянный глаз пересекал грубый шрам. Сразу стало ясно, из-за чего появился протез, и мужчина невольно поинтересовался про себя, что именно случилось с этим гидросом, и не связанно ли это с таким странным поведением? Пирос молча развернулся и направился в хлева. Сзади раздались легкие шаги, Киззир отчужденно подумал, что совсем не прочь компании, даже такой странной. Лишь бы этот гидрос не полез в печь, где будет разжигаться корм для бронтозавров. *** Гроза была настолько сильной, что гром, сотрясающий воздух, был слышен даже внизу. Киззир привычно ворошил кочергой угли в печи, любуясь яркими снопами искр и переливчатым языкам пламени. Приятный жар грел красную кожу.  — Красная вода, — тихо сказал Тринитро, задумчиво наблюдая, как плавно мерцают раскаленные бока углей. — Опасная вода, — он привстал со скамьи и придвинулся поближе к пиросу. Мужчина в который раз кинул на гидроса удивленный взгляд. За несколько недель он уже привык к компании голубокожего человека, но чуть ли не каждая его фраза могла ввести в ступор.  — Это огонь, — зачем-то поправил Киззир, хотя понимал, что Тринитро это знает. По-своему знает. Гидрос завороженно кивнул, перевел взгляд на пироса и расплылся в улыбке. До хлева донесся очередной раскат грома, и Киззир слегка вздрогнул, опасливо покосившись на каменные стены, словно земля за ними могла пропитаться водой до такой степени, чтобы вытолкнуть камни и впустить внутрь дождевую смерть. Впрочем, даже если это и было бы возможно, вернувшаяся гармония в этот мир никогда больше не причинит вред пиросу разъедающей водой. К красному плечу ласково прикоснулась чужая ладонь, и мужчина вновь изумился тому, как незаметно действует этот гидрос. Тринитро успокаивающе погладил Киззира по плечу, его лицо слегка вытянулось, изящные пальцы сильнее надавили на кожу пироса, и удивленное выражение лица голубокожего человека сменилось восторженной улыбкой.  — Ты что вздумал? — настороженно спросил мужчина, когда Тринитро, радостно посмеиваясь, полез удивительно-теплыми руками под ремни, на которых держался рабочий фартук.  — Столько мяса! — восторженно воскликнул сумасшедший гидрос, чувствуя, как напряглись под чужой кожей мышцы. Киззир поперхнулся воздухом и встал, скидывая со своей спины ощупывающие руки. Он развернулся, готовясь разразиться грозной тирадой, как тут же рухнул на пол рядом со скамьей, когда Тринитро неожиданно прыгнул на него, повалив вниз. Киззир испытал сильную волну гнева, но еще больше он разозлился на себя, поскольку быть поваленными гидросом даже самые жалкие из его рода никогда не были. Он ощутил себя глупым мальчишкой, который запутался в своих ногах на ровном месте. Если бы пиросы умели краснеть от стыда и унижения, то Киззир был бы ярче, чем он есть. Но весь запал схлынул так же быстро, как и появился, когда Тринитро, оседлав его бедра, склонился и прижался к его губам в легком поцелуе, словно на вкус пробовал. В прошлом пирос имел такой опыт, благо в юности девушки, еще не осмеливающиеся выбирать мужчину по своему вкусу, любили зажиматься в темных углах. Поцелуй был приятный, странный и влажный. Киззир с осторожностью прикоснулся к голубому плечу, ощутил мягкость и девичью нежность чужой кожи. «Гидросы такие необычные», — подумал мужчина, закрывая глаза и начиная отвечать на поцелуй. Гнев пропал, страх пропал, только любопытство и возбуждение начинали все ярче проявлять себя. Киззир поднял руки и обнял ладонями голубые щеки, пальцы неизбежно прикоснулись к мягким волосам, свисающим с головы гидроса. Пирос даже не удивился их живой теплоте и легким сокращениям, почти незаметным шевелениям, словно это были волосы диких драконов, только гораздо тоньше и усеивали кожу чаще. Упавшая шляпа, что раньше разделяла их на отдельные пряди и не давала возможности шевелиться, без пользы валялась рядом. Смутная мысль, что не по этой ли причине гидросы любят украшать свои волосы удерживающими бусами, головными уборами и прочими украшениями, неясной тенью промелькнула в голове Киззира, и тот почти потерял способность здраво рассуждать, когда Тринитро выпрямился и без лишних хлопот стянул с пироса фартук. От штанов мужчина избавился сам и помог гидросу стянуть с себя черную ткань, обтягивающую нижнюю часть его тела. Киззир, особо не задумываясь, повалил Тринитро на фартук, прижался губами к голубой коже груди, настолько приятной, нежной, что это кружило голову похлеще предвкушения предстоящей близости. «Это безумие», — подумал мужчина, чувствуя, как его плоть умело обхватывают изящные пальцы. — «Как красная вода», — он позволяет человеку под собой направлять себя, словно зрелой женщине неопытного юнца. — «Как жидкий огонь», — блекнут мысли, и Киззир двигается навстречу удовольствию, почти не чувствуя обнимающие руки на своей спине, не слыша жаркое дыхание. Пирос не помнил, когда народ дождя перестал ассоциироваться у него со смертью, но с каждым нетерпеливым движением неприязнь и непереносимость растворялась в нарастающем удовольствии. Тепло, жарко, горячо! Холодные создания Амфиболя разве смогли бы даровать столько любви, сколько дарил сейчас гидрос под пиросом? Он крепко обнимал краснокожего мужчину, радовался его кусачим поцелуям, стонал и выгибался, когда казалось, что его водолюбивое тело не может больше принимать столько огня. А потом яркая вспышка унесла в небытие абсолютно ненужные мысли. Мир поглотили чужие руки, ласкающие кожу, жаркое дыхание, стонущие хрипы и волны удовольствия, уносящие прочь от этой странной реальности, раньше кажущейся мужчине такой неправильной. Тринитро засмеялся, тихо, словно журчащий ручеек, и Киззир испытал к нему щемящее чувство нежности. Он осторожно перевернулся на спину, помогая гидросу оказаться сверху, и обнял это прекрасное создание, чье сердце пылко билось о ребра так сильно, что это было ощутимо. Словно издалека раздалось тихое карканье гулина, свившего гнездо в углу хлева. Он, оказавшись самкой, высиживал яйца, ожидая вылупления птенцов к концу дождевого сезона. Киззир неожиданно для себя подумал, не стоит ли ожидать чего-то подобного и от хозяина гулина. Эти мысли не испугали и не вызвали неприязни, наоборот, пирос почувствовал, что был бы весьма рад такому развитию событий, если природа Тринитро могла бы это осуществить. В камине звучно треснул уголек, в загоне хлева сонно заворчал бронтозавр, Киззир посмотрел в лучистые глаза Тринитро, увидел в них бесконечное счастье, словно гидрос был безмерно рад просто тому, что находился рядом с ним, и впервые за все время улыбнулся. Пусть не так широко, как это делает Тринитро, но с искренней любовью.