Трахнуть. Жениться. Убить

      После трех часов ожидания, Юэ Цинъюань сорвался.       — Цинцю, — начал он, сердце продрало тревогой, когда Шэнь Цинцю приоткрыл один глаз и, сощурившись, мутно на него посмотрел. По краю зрачка мостились ядовито-оранжевые следы. И Юэ Цинъюань окончательно уверился в своем решении. Он мрачно продолжил. — Я сделаю это.       Шэнь Цинцю мгновенно распахнул глаза и отскочил назад так далеко, как смог. Зачарованная веревка затрудняла движения и мешала, но в итоге он все же поднялся на ноги.       — Черта с два, — отрезал он, несмотря на заалевшие щеки. — Ты, блядь, не посмеешь. Мы уже все обсудили.       Юэ Цинъюань мысленно призвал себя к спокойствию, возвращая хладнокровие:       — Три часа назад, — подчеркнул он. — Ты мне сказал, что все пройдет само, но этого, очевидно, не случилось.       Он сделал небольшой шаг вперед, достаточно маленький, чтобы не встревожить, но за это мелкое движение Шэнь Цинцю ожёг его разъяренным взглядом, и Юэ Цинъюань быстро отступил обратно.       — Да ты издеваешься, — сказал лорд вершины Цинцзин. — Мы уже все обговорили. И ты согласился с моим выбором.       Юэ Цинъюань нахмурился:       — Цинцю, если тот демон сказал правду, то у тебя остался лишь час, — еще один шаг вперед — Шэнь Цинцю попятился. Юэ Цинъюань сменил тактику. — Ты предпочтешь умереть вот так?       На лице Шэнь Цинцю проступило сомнение. В этом не было ничего странного, среди всех болезней человечества смерть исцелить труднее всего. Нащупав слабое место, Юэ Цинъюань надавил:       — Цинцю, ты не заслуживаешь такой смерти. Никто не заслуживает. Пожалуйста, позволь мне помочь.       — Это мой выбор, — без особого энтузиазма повторил Шэнь Цинцю. Он колебался, и в сердце Юэ Цинъюаня загорелся робкий огонек надежды. — И я имею право отказаться.       Юэ Цинъюань попытался улыбнуться. Он не знал, получилось ли, но Шэнь Цинцю почти сразу расслабился.       — Имеешь, — мягко согласился Юэ Цинъюань. — Но я не хочу, чтобы ты умер, особенно если помочь в моих силах. Просто позволь мне. Пожалуйста, — Шэнь Цинцю поджал губы в раздумье. Хорошо, теперь он обдумывает это с рациональной точки зрения. Еще немного. — Мы можем никому об этом не говорить.       Лицо Шэнь Цинцю застыло, любой намек на эмоции стерся, словно перед ними с грохотом захлопнули ворота:       — Спасибо, но нет, — отрезал он, и Юэ Цинъюань не знал, что на этот раз сделал не так. С каждым годом, проведенным вместе, глава клана и его друг детства отдалялись все сильнее. В какие-то дни Юэ Цинъюань открывал глаза и видел в нем незнакомца, но не понимал, потому ли это, что изменился Шэнь Цинцю или же другим стал он сам.       — Цинцю, — в конечном итоге, Юэ Цинъюань предпочтет жить бок о бок с незнакомцем, чем остаться без Шэнь Цзю вообще. Он задумался на миг: не ухватился ли он в какой-то момент за сам образ Шэнь Цзю вместо реального человека? Так ли ему на самом деле важно благополучие Шэнь Цинцю, или он держит друга детства рядом из чистого эгоизма? — Шиди Цинцю, я вхожу внутрь барьера.       — Да пошел ты, — яростно выругался Шэнь Цинцю, стоило Юэ Цинъюаню пересечь обозначенную пеплом линию. — Пошел ты со своим избирательным слухом и извращенной логикой. Ты не для меня это делаешь, слышишь? Ты делаешь это ради своей чертовой репутации. Потому что смерть лорда вершины плохо отразится на тебе. Ты делаешь это не из-за того, что я твой друг, а потому что я чертова демонстрация твоей благотворительности!       — Нет, как раз потому, что ты мой друг, — Энергия барьера затопила даньтяни Юэ Цинъюаня, его разум неотвратимо захватывало растущее возбуждение. Шэнь Цинцю побледнел и прорычал еще несколько проклятий про шлюшью натуру его, Юэ Цинъюаня, матери. И Юэ Ци в нем хотелось смеяться, потому что так экспрессивно Шэнь Цзю ругался, только когда они были вдвоем. И кто тут больше заботится о репутации?       Но он все еще был достаточно в своем уме и не сказал об этом вслух. Не хотел по новой вскрывать бесчисленные раны Шэнь Цинцю. Не хотел ранить лорда вершины Цинцзин, даже если ответная любезность была явлением нечастым. Шэнь Цинцю не испытывал ни малейших угрызений совести, вытаскивая из Юэ Цинъюаня каждую слабость и рассматривая ее на просвет.       Юэ Цинъюань считал, что для него это лучшее наказание из всех возможных. Пусть Шэнь Цинцю ненавидит его изо всех сил, даже если это больно. Так у него будет хотя бы боль. Все лучше холодного безразличия, что придет, если Шэнь Цинцю узнает, что страдал только потому, что Юэ Цинъюань оказался недостаточно силен. Все лучше, чем если он бросит безнадежное дело, которым был и остается Юэ Ци, и уйдет.       Юэ Цинъюань не мазохист. Но если это — все, что он может получить, возьмет и это.       Раздевая своего друга, бездумно отмечая поблекшие шрамы и собственное неистовое возбуждение, он слушал голос Шэнь Цзю, тихий и злой, но не испуганный. Не испуганный.       — Чертов ублюдок. Своего ненаглядного Цингэ ты бы насиловать не стал, да?       Юэ Цинъюаню воображения не хватало даже просто представить подобное.       — Нет, — он облизал кромку уха Шэнь Цзю. В выдохе друга прозвучал тихий всхлип.       — Нет, — повторил Юэ Ци. — Не стал бы.       Закончив со спасением Шэнь Цзю, Юэ Ци собирался выследить этого демонического совершенствующегося и собственноручно с особой жестокостью стереть с его лица елейную ухмылочку. Если Шэнь Цзю не сделает этого первым.