"Сумбурный декаданс"

Для Тони теперь каждый день походит на предыдущий. В этом круговороте отчаяния и боли изредка вспыхивают теплые и светлые пятна. Он старается вычленить их из общей массы, вырвать из бездны, забрать себе и баюкать, пока сам не уснет. Он хочет зацепиться за них, как за спасительную соломинку, но просто не успевает. Все ускользает от него сквозь дрожащие пальцы, рассыпается на осколки прозрачного стекла, и он понемногу смиряется, отпускает их. В хорошие дни он сидит со Стивом на диване, смотрит телевизор и молчит. Теперь все чаще молчит, как и Стив. А зачем вообще нужны слова? Зачем они им, если не причинить лишнюю боль? И они просто сидят вместе, обнявшись. Чувствуют тепло тел, дыхание, легкие поцелуи — их Тони может себе позволить, они не причиняют боль. Он мягко водит губами по щеке, скуле, шее своего капитана, жалеет, что не может дать ему больше — не выдерживает теперь. В последний раз, когда они хотели заняться сексом, у Тони случился такой сильный приступ головной боли, что он два дня был без сознания. Теперь Стив просто спит в его постели, прижавшись к спине или крепко прижав к своей широкой груди. В хорошие дни — которые случаются все реже, но сегодня именно один из них, — они гуляют по парку, наслаждаются тишиной в отдаленных уголках, на скамейке, держатся за руки и смотрят друг на друга. Они впитывают эти редкие мгновения покоя, дышат ими, живут ради них. Тони замечает позолоченные верхушки деревьев, как постепенно они окрашиваются в более темный, бордовый — ему становится интересно, а что это за вид деревьев? Клены? Долго смотрит застывшим взглядом, потом поворачивается к Стиву — он тоже наслаждается красотой этого места. Его льдистые глаза сейчас наполнены тишиной, чистой и незамутненной переживаниями. Наверное, Тони правильно сделал, что предложил сегодня выйти на улицу. Здесь красиво и тепло. Громкое пение птиц расслабляет, и Старк откидывается на спинку лавочки, прикрывая глаза. Вслушивается в звуки, старается угадать и различить их. Вокруг нескончаемый поток голосов, голосов той самой Толпы, что испугала в прошлый раз, когда Тони потерялся. Толпа бурлит, льется шумным потоком сквозь сознание, и можно даже различить отдельные фразы, разговоры, чей-то смех. За него хочется зацепиться, ведь он признак жизни, эхо счастливого неведения, и он должен дарить ощущение умиротворения. Однако что-то настораживает гения, скребущее беспокойство проникает в его грудь и давит, давит, давит. Почему? Открыв глаза, мужчина испуганно смотрит по сторонам. Где он? Деревья, незнакомые люди, какой-то человек рядом с ним. Это место ему чужое, и оно пугает до чёртиков! Кто все эти мужчины и женщины? Почему они смотрят на него? В глазах плещется неподдельный ужас, и Старк вскакивает со скамейки, принимаясь крутиться, оглядываться, надеясь зацепиться хоть за что-то знакомое. Водит руками по воздуху, словно в попытке что-то схватить, сжимает и разжимает пальцы, вскидывает и опускает. Где он? Что происходит? — Тони? Тони, что такое? Пытается сфокусировать взгляд на говорившем, но это трудно сделать. Страх плотным коконом укутывает, и приходит слабость. Тони падает на колени, хватаясь за голову, стараясь убрать из нее все звуки, все неприятные голоса, что ядовитым облаком просачиваются в мозг. В кожу впиваются острые камешки, ощущаемые даже сквозь плотную ткань брюк, но ему безразлично. Слишком страшно! — Я здесь, слышишь? Я рядом! — теплые ладони обхватывают его лицо, пальцы мягко и нежно поглаживают по щекам. — Вставай, я помогу. Идем домой… Тихий голос скользит в него подобно раскаленному ножу в масло. От него больно. От него хочется кричать. И, Господи, как же страшно! Невыносимо страшно! Он совершенно один в чужом, пустом мире, и никто не поможет, никто не протянет руки. Все будут только смеяться над странным человеком, валяющимся на пыльной дорожке. Они все пройдут мимо, а он останется. — Тони… Гений медленно поднимает голову и встречается со встревоженным взглядом голубых глаз. Верно. Это Стив. Его Стив. Он здесь, с ним, сидит на коленях рядом, крепко держит за плечи и смотрит. Да, точно. Это его капитан, и они вышли погулять. Парк. Они в парке. Все нормально. Не один. — Прости, — хрипло шепчет Тони, осторожно поднимаясь, поддерживаемый за локоть Роджерсом. — Идем домой, — повторяет Стив, аккуратно обнимая его за плечи и прижимая к себе. Хорошо, сейчас ему действительно хорошо. Рядом с ним. Но что же будет дальше?.. …Его все чаще тошнит. Это мерзкое ощущение не проходит, кажется, даже ночью. Он засыпает с тошнотой, просыпается с тошнотой, ест и пьет, а его тошнит. И еда больше не нравится Тони. Он отказывается от нее. Стиву это не по душе, он пытается готовить то, запах чего не вызывает желания убежать в туалет и оставить там очередную порцию желчи. Бесполезно. — Пожалуйста, съешь хотя бы этот салат, — уговаривает капитан, ставя перед ним тарелку с какой-то зеленой белибердой, которую раньше он за сто километров обходил. Но сейчас не может. Есть не может. Желудок скручивает спазм, сжимает, стягивает до предела, и Тони прижимает ладонь ко рту, другой рукой отодвигая тарелку подальше от себя и качая головой. Стив лишь вздыхает, но не пытается настаивать. Тони ест один раз в день… …Они реже выходят на улицу. Слабость не позволяет передвигаться на длинные расстояния. Максимум, что Тони себе позволяет — это комната, гостиная, кухня, и то с поддержкой Стива. Координация подводит все чаще, и теперь его ноги, казалось, превратились в два ненужных куска из костей и мяса. Они еще пытаются делать свое дело, подчиняются импульсам мозга — которые с каждой неделей все слабее и слабее — однако, не удается пройти и метра самостоятельно, чтобы не стукнуться обо что-нибудь. Старк думает, что он посшибал уже каждый предмет на базе. Разбил все, что плохо стояло или лежало, споткнулся о каждый порог в этом месте. И он ненавидит все углы — они постоянно норовят ударить тогда, когда он особенно этого не ожидает. Тони ходит только под руку со Стивом. Или, что случается реже, с другой девушкой… он не помнит ее имя. Вроде Наташа. К нему еще кто-то приходит в гости, кажется, у него даже есть друзья. Но теперь он почти не замечает никого вокруг, сосредоточившись на том, чтобы держать голову прямо и не пустить в нее боль. Он уходит в себя, погружается на дно и там застывает на долгое время. Что он хочет найти в темноте бездны? Он просто хочет покоя, и Тони хватает еще мозгов признать очевидный факт — осталось совсем немного. Он твердо решает, что когда разум начнет отказывать дольше, чем на несколько часов, то ему придется попрощаться. Горько! Обидно! Он не хочет думать об этом. Сейчас Наташа сопровождает его с кухни в гостиную. Роджерс уехал по срочным делам, его снова вызвал к себе Фьюри. Постоянно увиливать от прямых обязанностей не выходит, и тогда Стиву, скрепя сердце, приходится оставлять Тони на попечение друзей, и уезжать на миссии, где требуется непосредственное участие Капитана Америки. — Нат, зачем туда идем мы? — с трудом ворочая языком, спрашивает мужчина. Он смотрит себе под ноги, считает шаги, до дивана остается двадцать четыре. — Не хочу снова отправлять тебя в твою комнату, — тихо отвечает девушка, покрепче перехватывая его за плечи и мягко указывая направление, — ты там совсем один. — Да, конечно. У него нет сил бороться, спорить, что-то говорить. Он не хочет. Слишком устал. — Стив скоро вернется. — В ее голосе столько нежности, сколько он за все годы их знакомства, вместе взятые, не слышал. И это сбивает с толку. — Доктор Стрэндж сегодня придет, еще Роуди обещался… — А где Стив? — бестолково качая головой, улыбается Тони, поднимая взгляд к своей спутнице. Он непроизвольно поджимает губы, заметив в потускневших глазах пустоту. — Он на задании, скоро приедет, — повторяет Наташа, аккуратно усаживая мужчину на диван и накрывая пледом. С некоторых пор тот стал мерзнуть в помещении, хотя Пятница поддерживает во всей базе оптимальную температуру. — Ты что-нибудь хочешь? — Я хочу увидеть снег, — бормочет себе под нос Тони, прикрывая глаза. Челюсть сводит судорогой от пульсирующей боли в голове, к горлу уже подступает очередной липкий комок и до ужаса хочется спать. Но ему, наверное, надо дождаться Стива. Он сейчас придет. Яркая вспышка опоясывает череп, сжимая в тиски и прокручивая словно через мясорубку его мозг. Подняв руки, Тони хватается за волосы, и резко открывает глаза, длинно выдыхая. — Больно! — воет он, почти падая с дивана, опираясь коленями о прохладный пол. В ту же секунду чувствует чьи-то руки на своих плечах и пугается. — Кто? Здесь? Кто? Не подходи! — толчками выдавливает из себя слова Тони, шарахаясь в сторону, пытаясь уйти от пугающего прикосновения. — Не подходи! Он словно в плотном тумане, куда не доносится абсолютно никаких звуков. В мерцающей тишине, где сквозь мутную пелену к нему ползет боль. Он почти видит ее, может даже прикоснуться, но отдергивает руку и кричит в ужасе. Не хочет! Пусть она уйдет, пусть оставит его в покое! Голова сейчас расколется на тысячу острых осколков, и они вопьются в его руки, ноги, в слабое и исхудавшее тело. Они будут резать кожу, и он сможет опять увидеть кровь. — Больнокровьбольнокровь. — Его губы шевелятся, выдавая бессвязные слова, а глаза мечутся по помещению, ничего не замечая и ни на чем конкретно не останавливаясь. Он раскачивается вперед-назад, обхватив себя руками, морщась и вскрикивая от накатывающей волнами боли. Он не чувствует крепких объятий Наташи, не ощущает ее теплого дыхания на своей шее и холодных слез на коже, он не видит отчаяния на ее лице, отпечатавшемся словно клеймо. — Больнобольнобольно… Он может только захлебываться грязными и тягучими водами, проникающими через рот, нос, через уши, отплевываться от них, фыркать и смеяться. — Тони, дорогой, все хорошо, я рядом. Он не слышит. Он не может слышать. Вокруг лишь тишина и пустота. Он погрузился на самое дно. Туда, где ничего нет, кроме острого лезвия скальпеля — оно режет его медленно, и Тони уже чувствует кровь, выплескивающуюся из его носа, изо рта, он тонет в ней и не может вздохнуть. Теплая, даже горячая, густая и липкая. Он с ужасом наблюдает за тем, как бордовая жижа поднимается все выше и выше, постепенно скрывая его ноги, живот, грудь, и подбирается к горлу. Сейчас он подавится. Он не сможет дышать. Он уже не может дышать… …Зеленый чай, заваренный Стивом, на вкус как мыло. Сделав один глоток, Тони морщится и отставляет кружку от себя подальше. Он не может пить эту дрянь! Его что, убить здесь хотят? Травят потихоньку? Кругом одни враги и предатели — никому нельзя доверять. Быть осторожнее, проверять на яд все блюда, что ему приносят или заставлять других есть его пищу. Да, наверное, это самый оптимальный выход. Старк снова бросает подозрительный взгляд на странную жидкость в кружке и поднимает голову — прямо напротив него, за столом, сидит мужчина. Красивый… наверное. Тони не может определить наверняка, в чем заключается красота этого человека. С одной стороны, есть в нем что-то светлое, теплое, живое, он сам весь словно божество, спустившееся к нему с небес. Его льдистые глаза пронзают насквозь, согревают и обещают покой. Им хочется верить. Однако, внешний вид этого человека оставляет желать лучшего: он бледный, с кругами под глазами, исхудавший… Боже, Стив! Это его Стив! Он так измучен, он сам весь, словно больной. В глазах не тепло — отчаяние; на лице печать усталости и безысходности. — Ох, родной, — тяжело выдыхает Тони, чувствуя, как по щекам текут слезы. Он не может, да и не хочет стирать их. Они — признак того, что он еще не умер. Роджерс едва заметно вздрагивает и мягко улыбается ему, протягивает руку через стол и крепко сжимает пальцы Тони. Это прикосновение настоящее, оно так желанно, так прекрасно. — Ты что-нибудь хочешь? — тихо спрашивает Стив, внимательно рассматривая изможденное лицо мужчины. Он много чего хочет! Он хочет жить. Он хочет больше времени проводить со своим капитаном и не забывать об этом. Он хочет чаще его целовать. И он хочет чувствовать его всем телом. Он не хочет умирать. Сейчас, когда наступил тот самый спокойный период, когда боль слегка отступила, ковыряясь где-то на задворках, он, наконец, может сказать то, что хочет. Время пришло. Больше тянуть нельзя, иначе станет слишком поздно. — Я люблю тебя, Стив, — громко и четко произносит Тони, стараясь вложить в свой голос все оставшиеся у него силы, все чувства, что он испытывает просто глядя на этого человека, донести до него то тепло, что появляется только рядом с ним. — И я люблю тебя, Тони, — улыбается Стив, правда, выходит печальнее и мрачнее, чем тот хотел бы. Встает со стула и обходит широкий стол, чтобы сесть уже рядом со Старком. Он придвигается еще ближе, мягко обвивает рукой его за талию и притягивает к своей груди. Так хорошо. Так правильно. Так уходит странное чувство горечи и на его месте появляется ощущение покоя. Просидеть бы так вечность. — У меня осталось мало времени, — тихо продолжает Тони, утыкаясь носом в шею капитана, вдыхая его запах, впитывая его тепло. Он чувствует, как тот мгновенно напрягается, но уверенное прикосновение рук к спине слегка расслабляет. — Выслушай меня, пожалуйста. Пока я способен составлять ровно предложения. — Я слушаю тебя, — шепчет Роджерс, прижимаясь щекой к темной макушке. Он лишь крепче смыкает руки и еще ближе вжимает в себя хрупкое и сухое тело, ставшее почти невесомым, прозрачным и… неживым. — Я люблю тебя, ты знаешь, но ты должен выполнить мою последнюю просьбу. — Тони чувствует, как Стив каменеет в его объятиях, как он хочет отодвинуться и начать спорить с ним, но не дает тому такой возможности: — Ты все видишь. Мне теперь с каждым днем хуже. И я прошу тебя отпустить меня. — Что? — в шоке выдавливает из себя Роджерс. Ему кажется, что в горле прорастают колючие кустарники, мешающие притоку воздуха и не дающие ничего сказать. В голове проносятся странные слова Тони, но он совсем не хочет понимать их смысла, он не хочет и не может. — Отпусти меня! — громче повторяет гений, отлепляясь от теплого и сильного тела, размыкая объятия. Он уверенно смотрит в удивленные глаза напротив, дрожит от слабости и отодвигает подальше накатывающую волну новой боли. Он должен сказать, что хотел, пока снова не впал в беспамятство. — Пожалуйста, просто выслушай. Мне тоже тяжело говорить это, и я клянусь, если бы была такая возможность, то до последнего вздоха смотрел бы на тебя, держал за руку и не отпускал. Но мне все хуже, я схожу с ума, умираю, Стив… — Хватит! Прошу, перестань! — чуть не скулит Роджерс, хватая мужчину за руку. — Ты не имеешь права просить меня об этом, слышишь? — Я не хочу, чтобы ты видел меня таким, — жестко продолжает Тони, на секунду прикрывая глаза, борясь с тошнотой и головокружением, — беспомощным, блюющим стариком, за которым нужно убирать утку! Это, знаешь ли, ужасно тяжело. Я все еще могу осознать, через что ты проходишь со мной каждый день, и это приводит меня в ужас! Я вижу как тебе плохо, как ты страдаешь, как все страдают! И я… — Пожалуйста… — Я с самого начала принял решение, — твердо продолжает Тони, — что как только наступит последняя, финальная полоса в моей жизни, то я просто уйду. — Нет! — Отпусти меня, Стив, — теперь Старк смотрит умоляюще. Ему тяжело даются эти слова. Ему невыносимо осознание того, что он вынужден расставаться с любимым человеком в тот момент, когда жить остается считанные недели. Но еще он понимает, что больше не может терпеть, не может сдерживать свою болезнь ни лекарствами, ни магией. Его время истекло. — Мне уйти… позволь, не переживая за тебя. Стив встает со стула, тянет к себе мужчину, прижимает к груди, крепко стискивает, словно пытаясь слиться с ним, привязать к себе, не отпускать. Он дрожит. Ему тоже больно. И стоит только представить, что Тони больше не будет в его жизни, как хочется выть, кричать, крушить все, что попадется под руку. Разнести весь мир, который забирает у него душу, вынимает сердце и уничтожает его. Он не хочет видеть, как затухают любимые глаза, он не хочет слышать, как последний вздох вырывается из груди Тони, он не хочет чувствовать, как холодные пальцы, крепко сжимающие его руку, слабеют и отпускают. Он ничего этого не хочет. Он хочет, чтобы Тони жил! Чтобы был с ним всегда! Дышал, смеялся, шутил. Чтобы просто был. — Мы слишком много времени потеряли, боясь признаться, — тихо произносит Стив, чувствуя как дрожит мужчина в его объятиях. — И я не могу отдать последнее, не могу даже секунды упустить из того, что отведено, понимаешь? Да, мне больно. Да, мне плохо. Но я хочу быть с тобой, Тони. Не отталкивай меня, иначе я с ума сойду! — он жмурится и опускает голову, утыкаясь носом в изгиб шеи Старка, оставляя на ней легкий поцелуй. — Можешь не верить, но лучше я буду рядом с тобой до самого конца, чем мучиться в неведении как ты и что с тобой. Не оставлю тебя одного! Даже не проси! Гений медленно и осторожно проводит руками по спине Стива, словно в нерешительности. Он понимает, что просит слишком много, и сам, наверное, никогда не бросил бы капитана в подобной ситуации — не дай бог! — был бы рядом, сидел сутками и ему было бы наплевать на все. — Я хочу, чтобы… был ты счастлив, — тяжело выдыхает Тони, делая короткие паузы между словами, — я вижу… ведь, измучен… ты. — Это все ерунда, поверь мне, — шепчет Стив и немного подается назад, чтобы посмотреть в темные глаза, постараться разглядеть в них хоть что-то, кроме смирения и принятия неизбежного. — Я так устал. — Улыбка выходит больной, кривоватой и вымученной. — Я безумно устал, Стив. Хочу покоя и тишины. Хочу, чтобы это все закончилось. Готов… готов сдаться… — Пожалуйста, — качает головой Роджерс, сминая пальцами рубашку Тони, цепляясь за нее, как за спасательный круг, — прошу, продержись еще. Борись, не уходи, я… я… не хочу без тебя! Не могу! Я не готов потерять тебя, Тони. — «И никогда не буду к этому готов». Его серые глаза блестят, губы задрожали и ему пришлось крепко их сжать, чтобы не показывать силу той боли, что он испытал, услышав покорность скорой смерти. Внутри все сжимается до атомов, трепещет, умирает вместе с любимым человеком. Даже думать о потери страшно! И он постоянно отгоняет от себя эти мысли, стараясь сосредоточиться на главном — на тепле тела, мягких руках и губах. — Продержись еще немного, не оставляй меня! — предательские слезы все-таки потекли по щекам, и Стив, чтобы спрятать их, вновь прижимает к себе Тони, кладет голову на его худое плечо и рвано выдыхает. Слишком мало времени осталось, слишком поздно они поняли, слишком рано он теряет свое сердце. Боже! Как болит душа! Невыносимо! — Я постараюсь, — шепчет Тони, прикрывая глаза и позволяя себе немного расслабиться. Ладно. Ладно, пусть будет так. Если он умрет на руках своего капитана, то это, пожалуй, не самая плохая вещь на земле. Если только сможет запомнить ее. — Я хочу кофе. Крепкий и сладкий. — Я могу заварить чай, — нехотя выпуская его из своих объятий, Роджерс мягко улыбается и вытирает рукавом рубашки слезы. Надо держаться. Ради Тони. — Кофе. Сладкий и крепкий. — Взгляд гения становится пустым, и Стив понимает, что их время подходит к концу… … Иногда желание просто исчезнуть, испариться, позволить себе слабость и прыгнуть с крыши, становится таким сильным, что сопротивляться невозможно. Его ловят возле открытого окна, или на крыше базы, или с ножом у запястья. А Тони искренне не понимает, что от него хотят — почему смотрят так затравленно, почему уводят его куда-то с улицы. Почему не дают подышать свежим воздухом над пропастью? Он еще может ходить, с трудом передвигает ноги, но может ведь! Ножи куда-то исчезли, даже вилки пропали. Это странно. И Тони ругается, матерится на людей, что спрятали от него какие-то важные предметы. Он кричит, кричит долго и оглушительно, срываясь на всех подряд. Срываясь в первую очередь на Стиве, который всегда рядом в такие моменты. А он молчит. Просто молчит в такие минуты, позволяя приступу сойти на нет, и лишь тогда притягивает к себе и шепчет на ухо: «Я рядом, дорогой, все хорошо. Я рядом». И Тони пугается себя. Он боится монотонности своих движений, однообразия слов — речь теперь сбивчивая, бессвязная, — пустоты в голове, которая поселилась рядом с пульсирующей болью. Эта змея теперь не уходила ни на минуту, крепко обвившись вокруг головы и впиваясь острыми зубами, причиняя нестерпимые муки. Помимо ослепляющих и пронзающих вспышек, теперь прибавляется еще и постоянная, словно прочный фон кулис в театре абсурда. Везде и повсюду, куда ни посмотри, что ни делай, а она рядом с ним. Тони не любит утро. Он понимает это только сейчас. Оно всегда мрачное, темное, какое-то неживое, и оно всегда пугает. Даже при свете многочисленных ламп тени просачиваются в комнату, тянут к нему свои длинные мерзкие щупальца, пытаясь ухватить от него кусочек, и Тони пытается скрыться в ванной от них. Он чувствует себя грязным, хочет помыть руки, а лучше помыться самому. — Ты только что принимал душ. — Рядом раздается какой-то знакомый голос, и Старк поворачивает голову, разглядывая красивого мужчину в дверном проеме ванны. — Правда? Не помню. — Знать бы еще кто этот человек, что так беспардонно вламывается в его личную спальню. Хотя, какая разница? Угрозы от него не исходит, лишь тепло и чувство… защищенности, что ли? Смотреть на него приятно. Но Тони хмурится, замечая каким уставшим и несчастным выглядит этот человек. Что с ним? Он болен? Но почему не в больнице? — Я хотел принять душ, вы не… выйти могли бы… выйти? Выйти? Старк поворачивает голову к зеркалу, встречаясь взглядом со своим отражением и вздрагивает. Ох. Да по нему можно остеологию* изучать. Какое интересное слово он вспомнил… Знать бы еще что это такое? — Я приготовил обед, пойдем на кухню? — мягкий и успокаивающий голос Стива выводит из парализующих мыслей. Тони слегка вздрагивает и оборачивается к нему. Капитан. Его капитан. Да, это он. Рядом. Подняв руки, сжимает пальцами виски, стараясь затолкнуть пульсирующую боль поглубже, но это, естественно, не приносит облегчения. Глаза горят, веки подергиваются от маленьких и быстрых, — почти не ощутимых за основной, — уколов боли. Желудок крутит, подпрыгивает к самому горлу, словно намереваясь выскочить наружу, и опускается вниз, прилипая к позвоночнику, съеживаясь от той пустоты, что царит в нем… сколько? Сколько он не ел? — Я хотел сначала принять душ, — бестолково повторяет Тони, расстроенно оборачиваясь к зеркалу. Он не хочет в него смотреть. Он вообще ничего не хочет. — А потом я помогу тебе принять ванну, обещаю, — в голосе Стива скользит паника, но он он очень старается ее скрыть, чтобы не пугать Тони, чтобы тот не заметил, как его капитан боится. — Да, хорошо, — слабо кивает гений, отворачиваясь и подходя к мужчине. Он замученно улыбается, подается вперед и крепко обвивает руками широкую спину. — Я так тебя люблю! — От этих слов Стив вздрагивает и тихонько стонет, целуя Старка в висок. — Хочу говорить тебе это каждый день. — Люблю тебя, — шепчет в ответ Роджерс, чувствуя, как по его щекам вновь бегут непрошенные слезы. И с каждым днем все тяжелее… … Тони непонимающе смотрит на тарелку перед собой. Он не знает, что от него хотят все эти люди, почему двигают к нему эту несуразную вещь с непонятным содержимым. И кто они вообще такие? Какой-то качок, и еще один, в странной одежде и, кажется, с живой… накидкой?! Это что за ересь?! — Вам чего… надо от меня? — хрипит Тони, в ужасе распахивая глаза, оглядываясь по сторонам, надеясь найти пути к отступлению За ним пришли из психушки? Хотят упечь туда, где мягкие белые стены и пичкать лекарствами? Нет! Он не позволит! — Кто вы такие?! Что? Вам? Надо?! Что хотите?! Боль вспыхивает в голове, заставляя его согнуться пополам, упасть на пол и кричать. Он теперь постоянно кричит… И это даже не пугает. Хочется просто плакать, и Тони не сдерживает себя. Из груди рвутся отчаянные рыдания, больше похожие на вопли, а глаза теперь не просто горят, а словно выжигаются раскаленной кочергой. Обхватив себя руками, раскачивается вперед-назад, пока не чувствует окутывающее плечи и спину тепло. — Все хорошо, Тони, я рядом. — Этот голос ему знаком. Он убаюкивает, успокаивает, но не рассеивает холодный болезненный туман, в котором приходится блуждать. Зацепиться бы за что-то, что было в его прошлой жизни. Может, этот человек? На одну секунду, мимолетную, но такую важную, Тони осознает, что дошел до своего предела. Его больше не хватает на борьбу, силы оставили его окончательно. Новая вспышка в голове опрокидывает его в крепкие объятия, заставляет дрожать все тело словно в лихорадке, руки и ноги почти не слушаются. Прикрыв глаза, делает глубокий вдох, собирая по крупицам остатки самообладания. — Винсент? — голос Тони хриплый и едва различимый, но его слышат. Он может кожей почувствовать, как рядом с ним опускается на колени человек, как ощупывает внимательным и понимающим взглядом. — Пора? — Стрэндж видит, он знает, и его голос срывается. — Что — пора? — это Стив. Тони ощущает, как напрягся капитан, и даже не открывая глаз знает, что тот сейчас пронзает взволнованным взглядом доктора. — Винс, — опять хрипит Старк, подаваясь вперед и слепо нащупывая руку друга, — когда уйдем… мы, ты пойти… должен… пойти в мою комнату. Там, в верхнем ящике… стола… ах! — к горлу подступила тошнота, и если бы было чем, то его вырвало бы непременно. Однако, Тони не ест уже несколько дней. Не может. Поэтому ему остается лишь переждать чудовищный по своей силе приступ тошноты, когда желудок рвет пустотой, а после продолжить, едва шевеля посиневшими губами: — Винс! Здесь… ли ты… здесь? Слышишь? — Я здесь, я слышу тебя, — раздается его мягкий голос совсем рядом. В нем чувствуются слезы, в них кипит отчаяние. — Там флешка… — силы уходят, говорить все труднее. Тяжело сосредоточиться на своих мыслях, удерживать безумие за запертыми дверями хотя бы на минуту. Но он должен сказать. — Просто вставь… ее в компьютер вставь, Пятница знает что делать. Это для всех… я для всех… записал… прощание… — Я понял тебя, не беспокойся. — Стрэндж подается вперед и крепко обнимает его, на минуту забирая у Стива, который до сих пор не может понять, о чем те говорили. — Ты самый лучший, знаешь? — шепчет Старк, открывая глаза и улыбаясь доктору. Тот зеркалит его улыбку и сжимает холодную ладонь пальцами. — Я так устал. Безумно устал, Винс. Всё. Пора, открой портал. Кивнув, маг поднимается и уже через секунду перед ними образовывается искрящийся круг. Тони нетерпеливо похлопывает Роджерса по плечу, показывая, что им необходимо сейчас встать. Ноги не слушаются, и он повисает на Стиве, крепко вцепившись в его плечи, а руки капитана обвиваются вокруг его талии. Головная боль невыносима, она разрывает мозг, режет его на кусочки, и теперь не получается сосредоточиться. Взгляд расфокусирован, и темнота медленно выплывает из углов. Успеть бы. Просто успеть. — Спасибо, — шепчет Старк, благодарно улыбаясь, и это отнимает последние силы. Стив берет его на руки, прижимая к груди и смотрит на доктора. — Когда понадоблюсь, просто позвони. — Стрэндж не скрывает слез, ему больно. Он знает, что видит своего друга в последний раз и очень хочет повернуть время вспять, чтобы изменить все, чтобы вернуть этому миру великого Тони Старка, чтобы не терять часть души. Но он понимает, что это невозможно. И приходится отпустить. Нужно прощаться. — Все будет хорошо. Скоро ты сможешь отдохнуть, Тони, — он в последний раз берет холодную ладонь в свою и сжимает. А уже через секунду портал закрывается за шагнувшим в него Стивом с драгоценной ношей на руках… …Шум океана, волнами накатывающий на берег, всегда нравился Тони. Он с самого начала принял решение, что только здесь хочет умереть. Именно в этом месте — его маленькая тайна. Небольшой домик на побережье Тихого океана, о котором не знает никто, даже Пеппер. Всего две спальни, кухня и гостиная, он приезжал сюда всего три раза, но все эти разы были протрясающими в своей тишине, в удивительном покое и умиротворении. Подходящее место для финала. Для его финала. Они сидят на веранде, в мягком кресле, тесно прижавшись друг к другу. Сильные руки Стива обнимают за плечи, прижимают к себе, даруя тепло и ощущение дома. Головная боль ушла. Ее больше нет. В эту минуту Старк отчетливо понимает, что время истекло. — Стив, — он слегка поворачивается, чтобы видеть его глаза. Теплый лёд. Прекрасные, удивительные, любимые. Сейчас в них волнение и страх. — Все хорошо. Больше не больно. Стив вздрагивает, тяжело вздыхает и притягивает к себе мужчину, уткнувшись носом в шею, вдыхая его слабый аромат. Он дрожит. Ему безумно страшно и плохо, ведь он знает, зачем они пришли сюда, но гонит эти мысли подальше. Хочет просто сидеть вот так с Тони, чувствовать его, ощущать сбивчивое дыхание, дышать им. — Я очень тебя люблю, — шепчет гений, поднимая трясущуюся руку и проводя пальцами по взъерошенным светлым волосам. Они мягкие, приятные на ощупь, и их хочется касаться. — Поцелуй меня, — просит Тони, щекой потершись о висок Стива, — пожалуйста, в последний раз. Стив как-то задушенно всхлипывает, но просьбу исполняет быстро. Его теплые губы прижимаются в мягком поцелуе к губам Тони, а глаза ни на секунду не закрываются, изучая и запоминая, впечатывая в сознание этот образ, фотографируя момент. Он запомнит его. Навсегда. — Люблю тебя, — шепчет Роджерс, когда через минуту они прерывают поцелуй. И смотрит, смотрит, смотрит. Они полностью забрались в кресло, с ногами, и это прекрасная возможность прижать к себе крепче, держать сильнее, не отпускать подольше. — Мне так хорошо, — улыбается Тони, разглядывая лицо капитана, словно заново изучая его. В карих глазах столько любви, что сердце разрывается на части, и каждый кусочек тянется к нему, хочет навсегда слиться с этим удивительным и любимым человеком. Тони спокоен, расслаблен, умиротворен. — Спасибо. За то, что… рядом со мной… рядом. За то, что не оставил одного. Но теперь мне хорошо. Уже не больно… И я готов. — Нет, — резко выдыхает Стив, ощутив, как ужасающе громко разбивается его душа, как острые осколки впиваются во все тело. Осознание приходит с болью. — Пожалуйста, Тони, — умоляет он, не в силах контролировать свой голос, который дрожит и прерывается, ломается и затихает. Он не может говорить, лишь шепчет, крепче сжимая руки на плечах мужчины. Он теплый, такой теплый. Живой. — Останься… останься со мной, не уходи! — Все хорошо, — продолжая мягко улыбаться, Тони отводит взгляд к океану, где солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, словно этот закат яркое отражение жизни самого гения. Его начало и конец. — Смотри только… как же красиво, да? — Умоляю… не уходи! Останься еще немного. Не оставляй меня… — он больше не сдерживается, слезы текут по щекам, а из груди рвется сильный хрип. Ужасно больно и невыносимо! Его душа рвется к нему, рвется уйти вместе с ним, лишь бы не испытывать этой агонии потери. — Я не смогу без тебя… Не смогу… — Солнце почти село. — Глубокий вдох, медленный выдох. Тони находит руку Стива и переплетает свои пальцы с его. — Жаль, что так… времени мало… времени. Закат… — Не оставляй… не уходи… — Стив не может связно мыслить. Только одно важно — он его теряет. Теряет навсегда. Все, что ему сейчас остается, лишь касания. Провести носом по виску мужчины, губами по щеке, по шее, оставить легкий поцелуй на подбородке и в последний раз сцеловать прощальную улыбку с любимых губ. — Люблю тебя. Господи, Тони, как же я тебя люблю! — тело дрожит от едва сдерживаемых рыданий, но и их приходится отпустить, когда темный взгляд, наполненный теплом и любовью, в последний раз дарит ему надежду, а потом замирает… — Стив… больше не больно… хорошо… Солнце скрывается за горизонтом, последний его луч скользит по бледному лицу гения, застывая в его глазах, словно в янтаре. И Стива скручивает от сильной боли. Он кричит, прижимая к себе обмякшее тело, цепляется за него, водит руками по спине и плечам, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь, оставить себе, не отпускать. — Вернись. Пожалуйста, ну пожалуйста, вернись, — плачет Стив, захлебываясь словами, которых больше никто не слышит. — Вернись! — Отныне его разбитая на множество кусочков душа обречена на одиночество. И склеить ее уже невозможно. Солнце село. Он крепко сжимает Тони в объятиях, баюкая, укачивая, и продолжает шептать, немигающим взглядом уставившись перед собой. Прижимается щекой ко лбу мужчины, касается пальцами его виска, ведет вниз, к шее, и ничего не чувствует. Пульса больше нет. Как и его Тони. — Вернись… вернись ко мне… Его жизнь окрасилась кровавыми красками заката. И такое необходимое дыхание, поделенное на двоих, прерывается громким криком.