Перелётный.

      Шестой городской военкомат терроризировали вот уже полгода. Никто ничего не мог поделать.       Нет, это были не члены безмерно радикальных группировок в масках, не массовые осады хиппи и не наезды агрессивно настроенных братков - засланцев авторитета, желающего не дать сыночку-оболтусу не загреметь в армию. Это в принципе были не желающие откосить.       Это был один-единственный парень семнадцати с половиной лет. И желал он не избежать попадания в войска, а напротив - всеми силами бурно требовал своего зачисления в ближайший же призыв.       И семнадцатилетнего парня ничуть не волновало, что помимо возраста (ну да, летние месяцы роли сильно не сыграют) у него наберётся ещё как минимум десять причин не попасть в армию. К примеру, медицинская карта данного товарища в толщину была как добрый кирпич - и это была лишь подростковая, этакое «light-edition». Да там и на взгляд простого обывателя, не то что грамотного специалиста, было очевидно: пацан не годен, причём от слова «совсем». Стоило только увидеть эту тонюсенькую талию, спичкоподобные руки и ноги, сгорбленную спину (это не задротский скалиоз, тут покруче будет), слегка косящие глаза и улыбку с пузырьками на губах, как сразу становилось понятно - худшая категория, он даже службу «на облегчённом режиме» не потянет.       И вот это белобрысое чудо вот уже полгода не давало покоя служащим. Возникало ощущение, будто мальчик перепутал военкомат со школой и за полгода даже не додумался удивиться, что нет ни одного урока.       Каждый день мальчик приходил и садился в коридоре. На всех проходивших мимо он не обращал никакого внимания, реагировал лишь на военкома: вскакивал, занимал стойку «смирно» и постоянно задавал один и тот же вопрос, будто запрограмированный. - Так вы возьмёте меня в авиацию?       Да-да, никто не ослышался. Именно в авиацию. Видимо, ЧСВ у парнишки было несоразмерно завышенно, ведь в полёт кого попало не берут, это, как ни крути, элита военных сил. Ну хоть не в космонавты лезет, и то хорошо. Любителей полётов ещё можно опустить с небес на землю, а вот «космических рейнджеров» - уже нет, это уже клиника.       В принципе, ничего страшного семнадцатилетка не делал. Ну, сидел в коридоре, читал какие-то книги, ну, вскакивал при военкоме - это не преступление, расстрельной статьи за это нет. Пугало другое: парень приходил каждый день, даже по праздникам и выходным. Если по каким-то причинам он не мог войти в здание, то просто садился на бетонные ступеньки и терпеливо ждал. Уходил он только в восемь, когда сие учереждение завершало работу, но лишь для того, чтобы назавтра прийти опять.       На парня ничего не действовало. Казалось бы, когда тебе при первом же медосмотре завуалированно намекают, что ты в принципе не годен, то нужно радоваться (ведь в большинстве своём призывники предпочли бы провести целый год за экраном голографической приставки с пачкой вкусняшек, а не становиться живой иллюстрацией к песне «здравствуй, юность в сапогах»). Этот же сначала впал в ступор, а потом слегка хриплым дребезжащим голоском спросил: - Ну так вы меня возьмёте в ВВС?       Посовещавшись между собой, «военкоматчики» решили использовать просто гениальную, как им казалось, тактику: они будут просто игнорировать вопросы этого парня, и, теоретически, он должен был отстать. Но в реальности всё оказалось совсем не так - парень продолжал приходить.       Тогда военком решил воздействовать на семнадцатилетку с помощью родителей. Нашёл только контакты двоюродной родни и телефон директрисы школы типа «интернат». Позвонили родственникам, как выяснилось дяде и тёте. Трубку взяла почтенная сорокапятилетняя дама. Выслушав, в чём дело, она просто положила трубку, а через полчаса приехала за племянниклм на люксовом авто. Семнадцатилетка покорно последовал за милейшей дамой. Его увезли. А на следующий же день парень вновь сидел в коридоре, подпирая стену костлявыми торчащими лопатками.       Позвонили директрисе школы. Та их внимательно выслушала, а потом объяснила, что поделать с мальчиком ничего нельзя - по достижению шестнадцати лет каждый из воспитанников имеет право решать, каким образом он получает своё образование. Иными словами, заставить странного парня сидеть на уроках устав интерната позволяет только в случае, если его успеваемость катастрофически снизилась. А до тех пор, как у него в табеле красуются высокие баллы и еженедельные тесты сдаются вовремя, то никого не волнует, где данный товарищ постигает знания.       И ведь не поспоришь. Ничего-то сей кадр не нарушал, и директриса тоже права. Согласно закону пятилетней давностипо достижению шестнадцати лет молодой человек имел полное право подписать документ, согласно которому он мог пребывать где угодно, но под свою же ответственность. Гражданский прогресс, улучшение социума, чтоб его.       Этот день не стал исключением. Когда военком - полковник Мёльфер, награждённый, между прочим, орденом «за службу» второй степени - вошёл в здание, белобрысый парнишка, будто заведённый, вскочил и немедленно откозырял офицеру: - Здравия желаю, товарищ полковник! - И вам доброго утра,- устало произнёс мужчина, проходя мимо.       Иногда полковнику казалось, что этот парнишка уже стал частью их военкомата. Частью настолько прижившейся, что даже сложно вспомнить: а как было без него. Но всё же надо было что-то делать. Ведь это - полный непорядок: парень уже полгода ходит к ним, как к себе домой.       Полковник ушёл. Вскоре он вызвал к себе психолога - господина Норми Нормана. В отличие от высокого мускулистого военкома доктор был субтильным человечком, совершенно неприметным и, как будто, обезличенным. Папка с личным делом номер двести семьдесят четыре перешла руки психолога вместе со странным пожеланием удачи.       Вскоре к мальчику в коридоре направился двадцатисемилетний конвоир - полный рослый парень, бритый до «ёжика». Он на цыпочках подкрался к мирно уткнувшемуся в какую-то книжку комиксов пареньку и громко гаркнул едва ли не в ухо: - А ну вставай, задрот, и к психиатру на поклон!       Белобрысый мальчишка вскочил. Под конвоем здоровяка-капрала они прошли по коридору до большой белой двери.       Кабинет доктора Норми был довольно типичным местом для такого типа комнат: стены с потолком в белый выкрашены, вдоль стены огромный шкаф с различными паками и книгами, на другой висят дипломы и грамоты специалиста. В углу стояла кадка с пальмой, под ветвями которой - кушетка. За столом сидел сам Норми Норман - доктор психологии. - Проходите-проходите, дорогуша. Проходите, садитесь на кушеточку. Будем разговаривать.       Мальчик зашёл и приземлился на краю кушетки. Он доверчиво смотрел на доктора широко распахнутыми глазами. Глаза у него были странные - белки красные, зрачки белые, радужек нет. Семнадцатилетка смотрел на психолога и улыбался во все свои маленькие остренькие зубки. - Итак, начнём с простого. Как тебя зовут?- спросил доктор. - Старскрим, господин доктор,- ответил парень, болтая ногами. - Очень хорошо, Старскрим. Расскажи-ка мне, как ты относишься к службе в армии? - Резко положительно,- Старскрим, услышав вопрос, забарабанил костлявыми пальцами по каркасу кушетки. - Славно. Теперь я дам тебе тест, отвечай максимально правдиво,- доктор Норман протянул подростку пачку листов и ручку.       Старскрим подогнул и скрестил костлявые ноги, обнажая торчащие острые коленки - то, что было когда-то школьными бриджами, стало слишком длинными шортами. Так бывает, если ребёнок быстро растёт за лето. Но, учитывая разницу в длинне ног и брюк, можно было понять, что бриджи у Старскрима были одни и те же с самого первого класса, наверное.       Старскрим закончил решение теста за пять минут. Доктор забрал листы и посмотрел на парня, вновь беззаботно болтающего ножками. - И напоследок. А почему именно ВВС? Ведь есть множество видов войск и немало подразделений? Так почему же авиация?       Глаза Старскрима загорелись. Парень заметно возбудился при упоминании любимой темы. - Авиация? О, небо! Небо это счастье, небо это красиво! Я очень люблю небо! Холодок ветра! Мне хорошо, когда думаю о небе! А армия... Мужчина должен отслужить! Я же мужчина!       Доктор кивнул, проверяя тесты. Так, что это тут у них имелось? Повышенная активность, жизнерадостность, склонность к мечтам, тяга на армейскую и небесную тематики, высокая возбуждаемость... В принципе, если не брать в расчёт последнее, парень был вполне адекватен и здоров. - Хорошо, идите.       В деле номер двести семьдесят четыре появилась запись: «годен к военной службе».