Злое колдовство

      Светлая магия.       В сказках она была проста и красива.       Там герой — обычно, младший сын, отправившийся на поиски подвигов и приключений — находил себе неприятности в виде злобного оборотня-колдуна, бороться с которым ему помогал добрый волшебник с длинной седой бородой. Доброе волшебство и злое колдовство в этих сказках сильно различались — колдун насылал на героя болезни, и полчища змей, крыс, пауков и прочих гадов, и морочил голову, заставляя блуждать в чистом поле, и искушал богатством, славой и красавицей-женой. Процесс сотворения колдовства в этих сказках выглядел то как моление древнему кровожадному идолу, то как варение омерзительного зелья из всякой дряни. И разумеется, такие способы выглядели не слишком привлекательно.       Совсем другое дело — доброе волшебство!       Доброму волшебнику достаточно было лишь посохом об землю стукнуть, чтобы вся гадость сгинула, как дурной сон. И даже если волшебник не сопровождал героя лично (иногда пропадая, но всегда появляясь в нужный момент), он вручал герою талисман, который достаточно было поднять повыше, и нечисть бежала от лучей добра так, что только пятки сверкали. Поэтому злодей всячески пытался то отобрать талисман у героя, то заставить о нем забыть — но не получалось, герой успешно преодолевал преграды, будил спящую принцессу, они целовались, злые чары рассеивались и все вокруг расцветало. Добрый волшебник короновал героя и принцессу, сотворял в небе радуги и дождь из роз, зловещий черный замок разрушался, а на его месте вставал белый дворец, все живое, от людей до воробьев, пело хвалу…       А что же злой колдун? Он, побежденный и униженный, либо заточался в темницу, либо бежал в глухое болото, где проклинал победителей, хлебал похлебку из пиявок и молился своему идолу о даровании сил на новые пакости. Незавидная судьба!       Маленький Седрик жалел этого несчастного сказочного колдуна, чьи старания рассыпались прахом. Ведь сколько труда стоит сварить обычный суп — печь растопи, воды натаскай, перемой и перечисти все овощи и всю мелкую рыбку… а тут — зелье, что варилось, по сказке судя, три дня и три ночи! Да и моление злому идолу длилось не меньше… попробуй-ка, постой у котла хоть час! Да и молиться, стоя на коленках, согнувшись в поклоне, на холодной болотной земле — тоже не сладко… а в итоге — ничего. Ни замка, ни слуг — снова хижина на болоте, холод, сырость, плесень и комары. Тут и жирной пиявке в супе обрадуешься!       Но конечно, если уж творить магию, то не только добрую, красивую и легкую — так рассуждал он, когда ему было восемь лет. Тогда он мечтал уже не о принцессе-невесте и не о сказочных подвигах, а о том, чтобы отец успел собрать деньги на дрова до следующей зимы. Тогда он уже знал, почему родители из маленькой, но уютной комнатки в городе, где рядом рынок и аптека, сбежали чуть ли не в дикий лес, приняв титул и весь груз тяжкой работы по восстановлению разрушенного поместья. Восемь лет — это не пять, и он сумел понять, что из-за покойного дедушки — того самого, по чьей крови они получили наследство старого князя Аррона — их семья оказалась практически в рабстве. Избавиться от которого было возможно, только взойдя в ранг дворянства.       И было бы здорово уметь колдовать, чтобы наслать на тех людей полчища змей и крыс. А заодно трясучую и падучую. Но по детским сказкам колдовству не научишься: нужен талант. И учитель. Или хотя бы настоящие колдовские книги — а где их возьмешь? В их городке было два мага — судья и лекарь, у каждого были свои семьи и свои дети, и учить мальчишку со стороны никто из них не собирался. Даже будь он талантлив — у родителей просто не было таких денег. Ни тогда, ни сейчас. Тогда — просто не было, сейчас — деньги уходили на дерево и камень, на мастеров, что подновляли замок, на новых людей, на то, чтоб их было, где поселить, на то, чтоб прокормить их в первое время, пока не распашут поля и не снимут урожай… на обвалившийся мост, на размывшуюся дорогу, на отдачу долгов королевскому банку, на судью, чтоб разрешил старую тяжбу с соседом, на лекаря, на мельницу, и опять на дорогу…       В свои девять лет Седрик уже не воображал, как встретится с волшебником — настоящим, а не как их городские маги, умеющие только отличать правду и ложь да зубную боль заговаривать — и тот возьмет его в ученики. Он мечтал не о подвигах и приключениях, а о богатом урожае, не о принцессе-невесте, а о выгодном браке с дочкой богатого торговца, например, или кого-нибудь из соседей, кто не пожалеет отрезать в приданное хоть маленькую деревеньку или хороший луг. И, наверное, если б он действительно встретил волшебника и тот предложил бы ему учиться магии — Седрик бы растерялся и крепко задумался. А то и встревожился бы — не работорговец ли? не мошенник?       Нет. О волшебниках грезят дети, а он уже взрослый и умный, и знает о жизни поболее, чем в пять лет. Ну их в болото, эти мечты, одно разочарование.       Но, что бы он там о себе не думал — он был ребенком, хоть и очень разумным для своих лет. А книги были не просто частью мечты — они были так же и ценностью, и загадкой. Он шагнул вперед, к нависающим стеллажам, взобрался на стоящий рядом низкий табурет, прикоснулся к потемневшим переплетам, и со вздохом неверия и восторга разобрал на одном из них почти истершийся символ: восьмиконечная звезда в круге.       Знак, о котором говорилось в сказках. Знак колдовства.       *       В свои девять лет Седрик уже знал, что сказочные волшебники обитают в сказках — да еще в Кондракаре, волшебном городе, куда обычным людям вход закрыт. Когда-то они и впрямь приходили в Меридиан, помогая героям сражаться с чудовищами и злыми колдунами, но времена те давно прошли, и ныне в мире остались одни лишь маги-ремесленники, люди почтенные и уважаемые, но все же принадлежащие к более низкому сословию, чем дворяне. Они умели заговаривать замки от взлома и кошельки от кражи, находить потерянное и создавать иллюзии, лечить зубную боль, и много чего другого…       Но они не могли создавать дожди и ураганы, не могли воздвигать и обрушивать скалы, не могли управлять зверями и птицами, и даже уметь что-то за пределами своего звания не могли. Сказано: лекарь, значит, лечи и не лезь на чужой огород, не пытайся выучиться чужим приемам! Боишься воров — поди к другому умельцу, заплати, пусть заговорит кошельки и засовы. Боишься пожара — плати еще одному…       Но главное — в «Законе о сословиях» маги стояли ниже дворян. Они были частью ученого сословия и до сих пор, как Седрик слышал от отца, велись разговоры о том, не причислить ли их к ремесленному, ведь они, как ни крути, не одной лишь чистой наукой занимаются. Так что, для сына мелкого чиновника мечта стать магом — ничего себе мечта. Но для сына князя, пусть мелкого и нищего, такая мечта — просто придурь. Поэтому, конечно, он мечтал не о том, чтоб лечить зубы или заговаривать кошельки… он хотел другого. Совсем другого…       И вот оно — другое, пришло к нему, как чудо, как огненный цветок в самую долгую ночь.       Затаив дыхание, он осматривал свою сокровищницу, свою собственную — он уже знал, что ни за какие деньги (даже за очень большие) ее не отдаст — волшебную библиотеку. Он чихал от пыли, осторожно смахивая ее с полок и книг, раскрывал их, листал, даже особо не вчитываясь, просто рассматривая рисунки странных символов, фигур, животных и растений, выхватывая из текста отдельные слова: раскрытие стихии… внутренняя сила… древние знания… твари изначальные… бездна… белые камни… магия крови… прозрение грядущего…       *       Добрых волшебников не существовало. Старый князь Аррон ле Мар был в этом твердо убежден.       «Ничто не берется из ниоткуда, — писал он в своем дневнике. — И сила для сотворения магии должна браться либо из себя, либо из кого-то другого, либо из мира вокруг. Вот только у самих людей этой силы — с мышиный хвост, а у мира ее отобрать — пуп развяжется. Самое простое — взять у другого. Вот только чужая заемная сила долго в руках не держится, и потому стоит заключать ее в амулеты — в жезлы и посохи. Ныне в моду входят магические перстни…»       Для Седрика записи предка оказались сродни божественному откровению.       Да, все чудеса, сотворяемые сказочными волшебниками, по сути своей не сильно отличались от злого колдовства, только обрамлением для них служило не зловонное зелье, а красивый посох с сияющим камнем. И даже хуже: злой колдун вкладывал в котел свою силу — и связывал с нею то, что мог вытащить напрямую у мира, а чтобы наполнить силой камень в посохе — накопитель, как называл его прадед — требовалось кого-нибудь замучить и убить, ритуально забрав силу. Правда, не человека — от людей, как писал предок, толку было мало. Лучше всего для такого подходили древние твари навроде грифонов или виверн.       Жадно изучая все, что только было в тайной библиотеке, Седрик не замечал хода времени. Каждое утро он брал с собою фляжку воды и корзинку еды и отправлялся в свою сокровищницу. Родители не обращали внимания на его отлучки, полагая, что он просто гуляет по окрестным холмам — к тому же, им и без него было, чем заняться. А он устраивался прямо на полу под круглым окошком на потолке, струившим мутный свет на старые страницы, и погружался в завораживающий (и местами довольно гадкий) мир колдовства…