Вспомнить

      Осаму не помнил, как уснул, и спал ли вообще. Всю ночь его кидало то в нестерпимый жар, то в жуткий холод. По спине бежали ледяные капли пота. Он несколько раз вставал, то закрывая, то открывая окно. Мучила жажда, но пойти на кухню означало разбудить хозяйку, а та поняла бы, наверное, отчего Дазая так колотит. И все же, ближе к утру он решился прокрасться в ванную, минуя кухню, что уж слишком рядом была со спальней хозяйки. Быстрая струя какого-то рыжеватого цвета полилась из крана, должно быть, трубы заржавели, но чинить водоснабжение вряд-ли бы стали, все равно этот домишко, где жили несколько семей, скоро должен был пойти под снос, а значит, что траты пойдут впустую.       От мерзкого железного привкуса, отдаленно напоминающего кровь, сделалось тошно, но эспер терпел до последнего, все же не смог. Снова его вырвало, громко откашливаясь, он тяжело дышал, ощущая мерзкий запах, какой витал в подвалах, где жили пьяницы. Он пару раз заходил туда, зажимая нос, но вытаскивая Накахару, которого 'на слабо' напоили какой-то отравой типа эля, только с кучей разных примесей, будь то плевок беззубого бомжа, или же моча какого-нибудь больного старика. От такого напитка основательно опьянеть было сложно, но Чуе удавалось, и он, начхав на свой костюм, заваливался в кучу какого-то грязного тряпья и засыпал, заглушая храпом гогот босяков. Дазай не зря установил на мобильник напарника маячок и знал, где тот находится, а потому приходил на помощь, только не сразу, он немного ждал, и лишь после выносил его оттуда, чтобы потом тот проснулся и сам скривился от зловоний, какие впитала его одежда, проклиная Дазая и обещая набить последнему морду.       От всплывшего момента стало легче. Это словно вернуло Дазая в реальность. Он умылся, прополоскал рот и немного прибрался, совсем не замечая времени. Вышел он только тогда, когда проснулась хозяйка квартиры.       — Доброе утро, Дазай. — Улыбнулась она, все же принюхиваясь. — Вы что-то больно долго сидели в ванной. Боже, да вам плохо! — Вскинула она руки, когда Осаму немного пошатнулся. — На вас лица нет, может воды?       — Спасибо, нет. — Простуженным голосом ответил шатен. — Я уже попил.       — Что вы пили?       — Воду. Из-под крана. Она очень вкусная, словно кровь. — Он нес какую-то ерунду, не осознавая, для чего говорит это, если и сам не видит смысла в словах.       — Боже мой! — Тихим шепотом сказала женщина. — Вы бредите, точно. Может быть у вас жар? Или переутомились? А может быть, вас хватил солнечный удар, когда вы были на кладбище? — Вопрошала хозяйка, бегая вокруг него.       — Нет, что вы? — Возражал одаренный, словно пытаясь увильнуть от вопросов. — Я не был на кладбище, я был в чудесном мире, там было так тепло и светло, что я даже жалею, что вернулся! Я встретил наконец ту самую, с кем мог бы умереть, и она, надеюсь, согласился сложить крылья ради любви! Там я не нуждался ни в чем: ни во сне, ведь энергия просто разрывала меня, ни в еде, ведь зачем тратить на это время, когда открыты все дороги, ни в воде, толку с нее, когда ты можешь выпить росы! — Перечислял Осаму, поглядывая на хозяйку.       — Вот значит, как? — Удивлялась та, внимая этим рассказам. — Хотела бы и я побывать там, но знаешь тебе нехорошо после столь длинного путешествия.       — Вы такая заботливая, не окажете ли мне милость, не согласны ли вы на двойное самоубийство со мной? — Эспер принялся целовать ее руки, покрытые морщинами, и они менялись, становясь нежными, словно у ребенка.       — Ах, как прелестно! Прелестно! — Повторяла та.       Дазай потряс головой, не понимая, что же произошло сейчас, только от движений немного закружилась голова.       — Дазай, вы совсем плохи, лица на вас нет. Давайте я вызову доктора! — Каким-то эхом доносился до него голос хозяйки квартиры.       — И-извините. — Хрипло сказал Осаму, растирая виски. — Но сейчас между нами произошел такой странный диалог, и мне стыдно, что я позволил себе вольности…       — О чем вы, Дазай, какой диалог? — Женщина нахмурилась. — Как только вы вышли из ванной, я спросила, как ваше самочувствие, а вас зашатало и вы на стену облокотились, ничего не ответив мне. Потом я предложила вызвать врача. Что же непристойного прозвучало?       — О, черт. Видимо, это был сон, извините только, прошу. — Эспер сжал кулаки, с трудом соображая, реально ли то, что происходит в данный момент, или это плод возбуждённого наркотиком воображения. — Я напугал вас, верно. Простите, пожалуйста.       — Ладно, с кем не бывает. Возможно вчера вы перегрелись на кладбище, жара была, тем более вы весь в черном, а этот цвет поглощает свет и тепло, вот так. — Вздохнула хозяйка, все же с опаской посматривая на бывшего мафиози. — У вас болит голова? Давайте я дам вам таблетку, чтобы хоть немного легче стало, заодно и накормлю чем-нибудь, если, конечно, хотите. Хотя вообще не помешало бы. — Она пригласила одаренного на кухню.       — Да, да… — Прошел он за ней, прокручивая тот не настоящий и этот реальный диалоги. Он снова предвидел?       Да бред какой-то, слишком странно все это.       Осаму сел за стол, вспоминая вчерашний день. Вот он пошел на могилу, потом собрался уходить, его поймали и что-то дали выпить. А дальше? Как он оказался дома? Не помнит. Где-то далеко были мысли, ещё не сформировавшиеся для того, чтобы родиться. Но он понимал, что случилось вчера что-то нехорошее, что-то запятнавшее его душу и подцепившее ее на крючок. Его тянуло, сильно тянуло куда-то, но чувствовал он, что не следует ходить туда, да разве же совладаешь с этим чувством?       — Дазай, приятного аппетита. — Женщина поставила перед ним тарелку белого риса, украшенного сверху бананом. — От этой пищи полегчает, да и силы восстановятся. — Она поставила вторую тарелку, только уже для себя. — Не беспокойтесь, это съедобно. — Улыбнулась она, видя, как одаренный с какой-то опаской смотрит на кашу. — А после вам бы воздухом свежим подышать.       — Спасибо. — Кивнул Осаму, пробуя ее еду.       Поначалу он удивился, как же было вкусно, ведь на эту неделю он ни разу не ел домашней пищи, питаясь лишь магазинской едой быстрого приготовления. Конечно, она не сравнится с тем, что приготовлено с любовью.       — Послушайте, какую сумму я вам должен заплатить за завтрак? — Спросил тот, закончив трапезу.       — Да не несите ерунды! Вы же и так много заплатили мне, а это — считайте, что подарок. Мне вообще не трудно, если я буду заботиться о вас. Вы же деловой человек, может и не успеваете нормально поесть, так, дрянь уличную. — Хозяйка убрала посуду и встала к раковине. — Вы сегодня куда-нибудь пойдете?       — Да, наверное. — Ответил Дазай против своей воли.       — Хорошо.       С одной стороны было хорошо, что хозяйка даже не спросила, куда ему нужно, а с другой, он ощутил какую-то грусть, что теперь нет никому дела до него. «А Чуя интересовался…» — Вспомнилось ему.       Осаму вышел из дома через два часа, ноги сами несли его к кладбищу, а сознанию хотелось снова очутиться в мире радостей и расслабления. Он не мог совладать с собой, да и пытался ли вообще.       Рядом с той будкой никого не было, и все же эспер с опаской крался туда.       — А вот и наш новенький. — Тот самый человек, что вчера поймал его, с усмешкой сказал эту фразу. — Понравилось, значит?       — Нет.       — Все так говорят поначалу. Но знаешь, это действует. Я не беру на слабо, просто предлагаю кое-что другое, более действенное. Эффект мгновенный, действие круче, отходняк так себе. Зато знаешь, после такого тебе вообще наплевать на все. Спать не нужно, есть не нужно, только ты и эйфория. Зачем же копаться в грязи мира, когда можно подняться вверх к своим желаниям и применить скрытые возможности? — Он взял Осаму за руку и потащил за собой.       Последний даже не сопротивлялся, ощущая холодную костлявую ладошку, отчего-то влажную и мелко дрожащую. Его тянула не только рука.       — Эй, малой, дай порошок! — Крикнул старший какому-то пацану. — Это лучше, только… — Он поцарапал свою левую ладонь.       — Понял. — Дазай достал из кармана деньги. — Сколько? Мм… — Он отсчитал купюры и протянул ему. — Дороговато, знаешь ли, за порцию…       — За дозу, называй вещи своими именами. Дурь не любит, когда ее зовут не так, как следует.       — Понятно. — Вздохнул Осаму, предвкушая чувство расслабленности.       Его усадили за стол и дали пакетик.       — Сыпь сюда. — Подложили клеёнку. — С гладкой поверхности легче дуть. И безопаснее, чем с дерева. Да покажите вы ему! — Старший разозлился.       Карманный воришка сделал за Дазая всю работу, высыпав порошок и сформировав пыль в тоненькие полосочки.       Тот вдохнул. Эффект был мгновенным, как и обещали.       В тот день Осаму не вернулся домой, он просто был не в состоянии. Прошло двенадцать часов с момента принятия дозы, но его до сих пор не отпускало. Теперь добавились галлюцинации, помимо отсутствия человеческих потребностей.       Он теперь понимал, что формируется довольно стойкая зависимость, но ничего с этим поделать уже не мог.       Прошло несколько дней и Дазай подсел, он уже не мог прожить без новой дозы наркотика, чувствуя без нее себя уже мертвым. Он рано уходил и поздно возвращался на съёмную комнату. Хозяйка подметила перемены, но пока молчала. Ждала.       И Осаму ждал, только когда его выгонят.

***

      Накахара смотрел в окно. Четыре гребаных дня он начинает свое утро с бокала вина, обещая, что только опохмелится. Четыре гребаных дня он забывает об этом, когда за первым бокалом наливает второй. Четыре гребаных дня он выпивает по две бутылки, уже теряя им счёт, только их количество у стены растет. Четыре гребаных дня.       Его телефон разрывался от входящих вызовов и сообщений, что теперь сотнями сыпались и на электронку, и на номер, но Чуя не обращал внимания, слишком интересно наблюдать за садящимся солнцем через бутылку, искажающую мир, а может это и не бутылка исказила то, что за окном, а ее содержимое, затуманившее сознание мафиози?       Эспер выходил из комнаты только до уборной, забыв дорогу в какую-либо другую комнату, даже чая зелёного больше не пил, стараясь избегать зеркал глазами. Не то чтобы он боялся увидеть свою заплывшую от непрерывной пьянки рожу, ему было просто все равно, как он теперь выглядит. Кто на него теперь посмотрит, для кого ему поддерживать опрятный привлекательный внешний вид, когда его напарник исчез из жизни? Конечно, глупо стараться понравиться человеку такими усилиями, но по-другому он уже разучился.       Он будто разучился чувствовать, для него больше не существовало ни боли, ни счастья, ни радости, ни даже жизни. Он существовал с утра до вечера, с первого опохмелительного бокала до дна второй бутылки, а после отключался, пробуждаясь с головной тупой болью.       А сейчас солнце садилось, в бутылке ещё оставалось немного вина и эспер налил чуть-чуть в бокал, чокаясь со своим размытым изображением.       — За это все, за будущий день. — Пьяным хрипящим голосом сказал мафиози. — Может будущее будет светлым. — Он задел локтем горшок с цветком. — Что за дерьмо?..       Рядом, на подоконнике стояла азалия. Ее листья были сожжены солнцем, цветки завяли и опустили свои головки, некоторые лепестки опали. Накахару это не волновало, тому не хотелось заботиться о чем-то кроме выпивки, он знал, что подаренных коллегами бутылок хватило бы на месяц, а если это состояние не отпустит его, то в крайнем случае можно заказать в интернете, деньги есть и заплатить он в состоянии.       В размышлениях время шло быстрее, хоть эспер и не замечал этого, отсчитывая сутки по заходам солнца, как раз оно опустилось ещё ниже, а это значило, что скоро он вырубится, допив и эту бутылку. Так и произошло.       Одаренный переместился на кровать и закрыл глаза, ожидая следующего восхода. В голову долбила какая-то мысль. Он будто что-то вспомнил в беспросветной пьянке.       — Вот разошлись наши пути, а чувство, что параллельно идут, и рядом-рядом… Вот с кем только — не вспомню, хоть убей! Помню только, что с идиотом каким-то длинным. — Зевнул тот.       Накахара уснул после минутного просветления, но только в этот раз, впервые за то время, что Дазай оставил мафию, ему что-то приснилось.