***
Жизнь Человечества практически прервалась, когда подтвердились две основные теории создания всего живого: теория-струн и мультивселенной*. Люди, доселе подозревающие, что являются единственными разумными представителями спиральной галактики Млечного пути, были вынуждены увидеть своими глазами правду, что поразила их сознание тревожным набатом: квантовые струны, соприкаясь и создавая объемные массы вместе с энергией, привели к столкновению двух независимых бран*. Ничем не регулируемые в космическом пространстве, сотканном из бесконечной плотности и температуры, они соприкоснулись, и небеса обрушились друг на друга. Это было похоже на огромное зеркало, которое упало на головы людей из слоистой стратосферы. Два совершенно чужих мира перемешались, и Хаос завладел человеческим телом и разумом. Большинство людей не смогли пережить этап осознания, сходя с ума или прибегая к самоубийству, чтобы больше не видеть, как привычная Земля меняет свою видовую картину: то, что было увековечено — превращалось в прах, то, что давно исчезло в подводных водах — восставало из мертвых. Вымирали животные, зараженные различными вирусами, принесенными вместе с частицами атмосферного воздуха параллельной вселенной; гибли растения из-за непригодности почвы и отсутствия безопасных осадков. Спустя несколько месяцев дождь стал отливать фиолетовым крайолом*, содержащим в себе 0,09% пикломара, что способствовало полному уничтожению разнообразия корневой системы флоры. Люди были вынуждены избегать его тоже, потому что любой химикат, чье действие было направлено на угнетение, находило отголосок в человеческом теле: происходили страшные мутации, приобритались неизличимые болезни. Самые многочисленные биологические объекты на Земле взяли под свой контроль ту половину, что осталась от целого — неклеточный инфекционный агент поразил внутренние органы детей от 0 месяца до 5 лет. В конечном итоге, гибли те, кто только успел появиться на свет; те, кто оставался в утробе матери до сих пор (погибали оба человека) и те, кому удалось прожить совсем немного. Это выводило людей из строя; отчаяние, боль, страх окутали толстым слоем население Земли, что держали свою «вторую кровь» на руках безвольными серыми останками. Никто не знал, почему это происходило. Никому не доводилось найти причину и понять, отчего более взрослые особи, благодаря вырабатывающимся неведомым антителам, смогли пережить резкий выброс инфекции. Этапа принятия довелось достичь единицам. Те немногие, готовые жить в новом мире, чувствовали, что нужен новый порядок. Все прошлые формы зависимости в виде государства, армии и церкви были разрушены, а значит, требовалось нечто иное, способное упорядочить, привести к движению вечный механизм шестеренки, что позволяла из эпохи в эпоху поддерживать мало мальское равновесие, гармонию. Люди шли против Бога, в надежде выжить. Потому что Ничто поглотило Все. Не оставив Вечности и шанса. Появлялись множество новых форм иерархии и разделения, люди верили и отрицали, принимали случившееся как наказание или как возможность, но все еще продолжали умирать по совершенно разным причинам. Вскоре, ко всем прочим бедам присоединились они — сознательные, но бездушные; со стеклом в сердце и камнем в голове*. Не менее пораженные случившимся, державшиеся за устойчивое прошлое они имели полное право на место, где оказались по воле движения планет и галактик. И началось Великое Выживание, не имеющее возможности оставить отпечаток в многовековой истории, потому что ее уже не существовало.***
Еще одним необъяснимым фактом являлось то, что определенное преимущество перед многообразием заболеваний имели расы монголоидного и евро-монголоидного типа. Связь между ними прослеживалась лишь в определенных биологических комбинациях и внешней характерности, но генетика, как наука и явление, была слишком непредсказуема, чтобы делать определенные выводы. Замеченная закономерность сподвигла общество к определенным действиям. Представители Азии, распознав в себе иммуноустойчивость, предпочли стать во главе тех, кто стремился выжить. Такую позицию выражали дальневосточные жители. Но не всем нравились мысли о создании очередного государственного органа и его ступеней с вытекающими, встречающимися ранее. Более того, многие группы из южно-азиатских, североазиатских, арктических и даже американских типов стали противостоять, намереваясь выйти на передовую линию. И охранять тех, кто был способен вынашивать, воспитывать и обеспечивать будущее поколение. Образовалось два лагеря, потому что без иммунозащищенных никто не мог и шагу ступить. Они формировали фундамент и стены нового общества, что пыталось сосуществовать с формами жизни, едва ими изученными за чередой нескончаемых трагедий…***
Артит открыл глаза, привычным жестом смахивая металлического робота, издающего противную трель. На молодом лице выражалась усталость, несмотря на семичасовой отдых и вчерашний отпускной, проведенный в веселой компании сверстников. Он приподнялся с кровати и потянул затекшие мышцы. Косточки отозвались болью, а рана на боку, полученная днями ранее, неприятно заныла. Вставать совершенно не хотелось, как и принимать свой пост, но сегодня приезжала новая партия почти необученных рекрутов. Данных факт заставлял Ройнапата хмурить вычерченные брови. Молодой человек не имел ни малейшего желания быть свидетелем очередных юных страданий и смертей. В любом случае, именно он нес ответственность за любые действия новичков. Вдоль главной тропинки, огорожденной стальным забором, проводящим электрические заряды, выстроился ряд наставников, что приковывали взгляды широтой плеча и громкостью голоса. От каждого требовалась строжайшая дисциплина во избежание нарушения порядка и жертв по неосторожности, поэтому Артит увеличил скорость шага, чтобы успеть занять свое место ровно по середине. Как только серьезность в совокупности с толикой холода опустились на его лицо, ворота открылись, пропуская несколько военных грузовиков. Каждый из них был цвета маскировочной грязи, а крыши, что делали кабины внутри слишком душными из-за поглощающего тепло черного цвета, причудливо натянулись. Казалось, новоприбывшие были словно рыбы в консервах, поражая главных своим количеством. Видимо, изучение G-глобулинов* имело определенный успех в научной сфере, потому что иммунноустойчивых становилось все больше. Однако, расслабляться было рано. Среди них обязательно найдутся десятки смельчаков и непрошибаемых тупиц, думающих, что они и без специфических белковых соединений в плазме способны бороться с «чужими», защищая свой вид. Из открытых дверей автомобилей повалила толпа, некоторые из прибывших были такими неловкими, что падали на землю, сразу же переступив порог военной машины. Было ли это последствием шока, или врожденной неуклюжестью, никто не знал. Но цепкий взгляд Артита моментально захватил одного из таких, с висящей на шее именной табличкой. Его звали Эм, и только по миловидному лицу парня было ясно, что тому не следовало находиться на базе границы. Роль, отведенная на продолжение человеческого рода, подходила устойчивому лучше, чем грязная военная работа. Парень, замерший рядом и цепляющий, видимо знакомого, за локоть, тоже привлек внимание Ройнапата. На нем он задержал взгляд чуть дольше требуемого, а ухмылка так и растянулась в презрительном выражении. Темно-угольные глаза нашли его фигуру тут же, но наставник предпочел игнорировать ту рябь, что прошлась по их поверхности. «Конгфоб0062», — отпечаталось в памяти пламенным клеймом.***
— Почему у него не получается? — Брайт даже не пытается говорить тише, объявляя о неудачах одного из солдат на все тренировочное поле. Ни одна из семи мишеней не была поражена, что по теории вероятности представляется чем-то невозможным. Артит устало трет переносицу, наблюдая за трясущимися руками Оака — парня восемнадцати лет, с очками, что были больше худого, смуглого лица, и прической, напоминающей стиль «под горшок». В очередной раз наставник задается вопросом о том, что такие дохлые мальчишки делают здесь. Данный факт неимоверно выводил, потому что они не шутки шутят, да и главенствующая система «SOTUS»* поощряет жестокие условия обучения и формы отсеивания, если человек просто-напросто не подходит под шаблон. Но казалось бы, куда еще суровее и строже? Что должен сделать Ройнапат и команда, чтобы из этого жалкого сопляка сотворить настоящего мужчину, к тому же бойца и защитника? — Давай я разберусь? — Нотт прикасается к плечу в черном жилете, выводя главного из своих мыслей. Он самый спокойный из пятерки-лидеров, поэтому Артит хочет согласиться, но не успевает и рта раскрыть, как вмешивается №0062. — Друг, ты держишь пистолет не той рукой. — Извечно приветливая улыбка красуется на тонких губах, а сильные руки забирают чужое оружие. Черный «Браунинг» приятной тяжестью ложится в ладонь. Конг замечает, что это старая модель, отличающаяся габаритным весом: почти 0,93 кг. Возможно, именно поэтому Оаку было тяжело совладать с ней. — Твоя доминирующая рука — левая, поэтому обхвати ручку пистолета так, чтобы большой палец лежал на внутренней части ствола. — Сутхилак наглядно демонстрировал свои слова, охватывая длинными, аристократичными пальцами стрелковое оружие. Руки у него красивые и почти хрупкие, их шпарит зарождающимся огнем чужого раздражения и гнева. — Указательный палец должен лежать снаружи спусковой кобуры, а правая рука — на другой стороне рукоятки. Так ты сможешь добиться уменьшения колебания пистолета в руке во время отдачи. — Улыбка сползает с едва красных губ, и ученик становится серьезным. Он молниеносно меняет положение тела, подгибая колени, и делает выстрел, который попадает практически в сердцевину деревянной мишени. Все происходит так быстро, что с некоторых участков поля слышатся удивленные и восхищенные вздохи. Среди рекрутов стоит благоговейная тишина, некоторые хотят начать аплодировать, но замечают потяжелевшую ауру вокруг главного наставника и тушуются. Оак выглядит растерянным и несчастным, когда принимает пистолет Конга, который меньше веса его собственного. — Так будет легче, верно? Темные волоски на затылке Ройнапата встают дыбом, а сам он дышит раскаленным пеплом. Вокруг летают несуществующие молнии, но каждый, кто находится в зоне их досягаемости, чувствует колючий разряд, что проходит сквозь одежду, добираясь до беззащитной кожи. Становится не то, чтобы страшно, но некоторая часть новичков перезаряжает короткоствольники. — А кто сказал... — цедит сквозь зубы главный, жалея, что под рукой нет родной снайперки. — Что должно быть легче? Двое мужчины сцепляются взглядами, и Конгфоб закрывает Оака собой, что еще больше распыляет наставника. — №0062, да кто тебе, черт подери, позволил вмешиваться в процесс обучения? — Артит преодолевает расстояние между ним и учеником в два широких шага, чтобы схватить того за грудки. Тело Конга тяжелое, почти что каменное и напряженное. — Ты кто такой вообще? Малец молчит, его состояние выдают лишь играющие на скулах желваки и выступающая в упрямом жесте челюсть. Сутхилак Конгфоб — человек невероятно спокойный и терпеливый; интеллигент, способный выстоять в эмоциональном противостоянии и сохранить свое достоинство ни чем не опороченным. Но всему есть предел, и наставник, чья двойственность злила, а мгновенная вспыльчивость и быстрая реакция раззадоривали — был той чертой, которую парень раньше никогда не пересекал. Ситуация в мире являлась слишком сложной, чтобы тратить нервы на сомнения по поводу подлинности своей ориентации, но Конг понимал, что он — не гей. И его интерес связан лишь с тем, что этот человек носит свое имя и живет в своей шкуре. — Я задал тебе вопрос, боец. — Ситуация находится на грани срыва, поэтому остальные наставники пытаются вмешаться, чтобы утихомирить главу. Но Артит никого не слушал. Он также не видел, как поле постепенно пустело, а оружие наполняло тяжелые деревянные ящики, что были сколочены наспех. Сейчас его волновал лишь Конгфоб, носящий аналогичный его номеру, и запах, что исходил от жилистого, тронутого потом тела. Он дурманил и заставлял дергаться крылья носа, чтобы втянуть еще. — Вы знаете ответ на свой вопрос, Пи`Артит. — Рекрут вырывается из медвежьей хватки главного, чтобы сделать несколько шагов назад. — Я всего лишь хотел помочь другу с тем, что у него не получалось. Я не желаю, чтобы он получил одно из ваших жестокий наказаний. Ройнапат кусает губы и упирается ладонями в тазобедренные косточки, сдерживаясь, чтобы не встряхнуть этого парня еще раз. Наглец, каков наглец. Но почему же в нем все бурлит с такой силой? — Надеюсь, ты говоришь несерьезно. Это боевая подготовка и любое наказание или приказ, которые я отдаю, направлены на укрепление вашей физической и духовной формы. — Наставник снова сократил расстояние между ними, и Конг не стал сопротивляться. Он не знал, к чему вел его старший, поэтому покорно молчал, подавляя волну мятежа. — Нам не нужны герои, №0062. Нам нужны солдаты, способные справиться со всем самостоятельно. По ту сторону стены, что стоит в противоположном от нас направлении — другой мир. Он опасный и жестокий, и если тварь увидит тебя, она не станет ждать, пока ты разберешься, как держать ствол. — Артит позволил себе находиться к лицу младшего непростительно близко; юнец был чуть выше его ростом. Указательный палец уткнулся в тренированную грудь, и по нему передались стук и вибрация чужого сердца. — Урод сожмет твою шею, — горячий шепот опалил ушную раковину Конгфоба, и он слегка дернулся в рефлексе. Рука наставника переместила на оголенный участок, надавливая на сильно выступающее адамово яблоко. — И согнет ее, словно тростинку. №0062 грузно выдохнул, силясь не закашляться.***
Перед глазами мерцали полупрозрачные чешуйки, в то время как Артита окружали крики боли и темнота, готовая поглотить человеческое тело целиком. Липкое нечто прочно обволокло правое бедро, не давая возможность двигаться: мутная субстанция сотрясалась в безумном ритме, силясь проесть кожу до массивной кости. Но сил не было даже на то, чтобы кричать, поэтому Ройнапат лишь скулил, забывая о гордости, но держа в своей голове образ людей, за которых ответственен. Поспешная вылазка не была его ошибкой, вовсе нет. Это было лишь опрометчивое решение руководства, которое считало, что полугода усиленной подготовки достаточно для того, чтобы выпустить незрелых детишек за стену. В итоге, был собран отряд разведчиков и захватчиков, практически готовых к тому, чтобы завоевывать территорию родной, но до неузнаваемости изменившейся планеты. Собственно, в этом и содержалась одна из главных задач сухопутной базы — расширять наземную территорию, возвращая былой простор под свой контроль, и защищать ее, не допуская как вторжения, так и аналогичного долговременного вмешательства. Но, прямо сейчас все, что мог позволить себе Артит — царапать пальцами сухую землю, неприятно забивавшуюся под ногти. Казалось, что ничего не могло перекрыть ту боль, что скрутила жгутом его кожу. Прийти в себя никак не удавалось, однако рефлексы, отточенные за три с лишним года боевой подготовки подсказывали — опасность рядом, внеземной представитель совсем близко: он держит на привязи животное, которое не имеет костей, и ориентируется лишь по запаху чужой крови, что поет о ледяном страхе перед ним. Лидер наставников теряет надежду выветрить туман боли из головы, вместе с тем прощаясь со своей жизнью. Он не сумел уберечь свой отряд, а значит смерть — достойное наказание для плохого учителя, пренебрегающего ценностью своих подчиненых. Как и своими чувствами по отношению к ним… Горячая влага опалила щеки, а горло продрало очередным задушенным всхлипом. «Оно» добралось до него. Заглядывая в молодое лицо, залитое грязной кровью, урод хватает раненные руки и раскрывает пасть с многоярусным рядом неровных зубов. Ищейка сторожит, дабы не допустить вмешательства в акт расправы существа над существом. В то время как старший, чье зрение потихоньку возвращалось, пытается заменить отвратительную картинку безобразной твари перед собой образом, вклинившимся в его суть. Он наблюдал за этим человеком уже несколько месяцев, скрывая свою заботу и растущую привязанность. Он пытался принять новую эмоцию, и мысль о предрасположенности их друг к другу. Он честно изо-всех сил старался не отвергать, не внушать страх и не причинять боль своему солдату. Однако его язык — остер, характер того хуже и даже сейчас, когда сердце ноет и отбивает удары с усилием, таец, умирая с `его` образом перед глазами, что ярким прозрачным светом озарил профиль, боится признаться самому себе в простой истине. Но ее осознание — слишком вкусное угощение перед обещанным концом, как и тот факт, что картинка подчиненного увеличивалась в размерах, приближаясь в нереальном пространстве и двигаясь слишком быстро. Артит кричал, чтобы тот остановился. Осипшим голосом, вцепившись в чужого собственноручно, дабы не допустить дополнительной жертвы. Но Сутхилак ослушался и влез, получая первое ранение. Он никогда не выполнял приказы старшего чисто и тот, проявляя малодушие, желал провалиться в бессознательную пропасть, чтобы не видеть, как младший выбирает умереть вместе, нежели оставаться одному. Это рождало волну иррациональной радости и отторжения внутри наставника. В стороне Конгфоб заливал пространство своей кровью, пытаясь докричаться до живых или мало раненных, пробиваясь сквозь сторожевого, которого, казалось, победить было сложнее, чем инопланетного гостя. Взор мутных медовых глаз наконец сфокусировался, и Ройнапат увидел болтающийся синий язычок в длинной глотке. Его голова скоро отделится от тела, а нога, пожираемая ядовитой субстанцией, малоизведанной ранее, не потребует ампутации вовсе. Если он выживет, то останется калекой. Но… если же он все-таки выживет! Тошнотворная вонь не позволяло дышать нормально, однако Артит принял решение. Вздохнув в последний раз и предварительно ударив ногой в незащищенный роговой чешуей участок кожи, наставник высвободил руки. Он изо всех сил вцепился в пасть, что была очерчена темной гладкой полоской. Пробивая конечности насквозь, задевая кости и, кажется, лишаясь несколько пальцев, военному удалось разорвать темно-синего цвета рот, заставляя урода взвыть. Бегло разброшенные слепые глаза заметались по лицу в ужасе, а Ройнапат грузно свалился под ноги существу, заливающему все черным маревом своего страдания. Уши лидера почти свернулись в трубочку от ультразвуковых волн, когда он перекатывался по сухой земле подальше, ища взглядом Конга. Тот кровожадно расправлялся с монстром, всаживая в область ячеистого легкого армейский штык-нож, тем самым перекрывая существу воздух. Ройнапат облегченно выдохнул ядовитые пары, что содержали его собственные, здоровые ранее человеческие легкие, и проследил взглядом за хромающим и тяжело дышащим Сутхилаком. Поймав искру в чужих глазах, он увидел обнаженное беспокойство и страх, что метался в эбонитом колодце зрачка. Он постепенно отступал, и лидер позволил себе отключиться, впервые отдавая бразды правления младшему.***
Никогда и ничего не было потеряно. Артит понял это, когда продрал горящие дискомфортом глаза. Все стремительно закружилось, а в стенах белой палаты родного корпуса раздался неприятный для слуха шум. Пищал нелепый на первый взгляд медицинский прибор, оповещая о том, что очередной больной пришел в «доброе» сознание. Осмотрев окружающее, наставник ощутил свое тяжелое дыхание и перевел скачущий взгляд на кислородную маску, что снабжала его газом, чей источник находился в небольшом концентраторе. Мимолетная паника охватила юношу, заставляя кончики пальцев онеметь, и тут же отпустила, когда в его голове воссаздалась мозаичная картина произошедшего. Нервного вида солдаты, отряд в тридцать человек, территория за стеной — опустевшая и вымершая, не пригодная дли их обитания, но идеально подходящая для вторженцев; неожиданный взрыв, клацнувший замок капкана и реверберирующий шум прибора-маячка; массовая атака, бойня, крики и холодное пламя смерти. Ройнапат вспомнил, как валялся в пыли без единой мысли в голове, как его скручивало и как близко проводник души* подобрался к нему, скользнул костлявой рукой по лицу… Он чертыхнулся, когда что-то коснулось его поврежденных рук. Взгляд тут же нашел чужой, и сердцебиение пришло в норму. На соседней койке сидел, сгорбив спину, Конгфоб. Он был единственным соседом лидера, и это показалось Артиту странным — не могли новичка и главу положить рядом даже в той суматохе, что происходила после. Ройнапат задался вопросом, где находились другие наставники, и что стало с Премом и Тутой, отправившимися вместе с ними. Мысль о друзьях неприятно полоснула горло, но перевести дыхание не получилось. — Пи`Артит, все хорошо? — младший неуверенно провел кончиками пальцев по открытому запястью и выше, к нежной коже локтевого сгиба. Конгфоб был предельно осторожен и смотрел на лицо лидера не отрывая взгляда, чтобы следить за его реакцией. Было видно, что младший волновался. Он выглядел очевидно плохо. Под глазами залегли серого оттенка круги, что смешались с теплым цветом кожи, приобретая невообразимый вид. На лбу красовался свежий шрам от когтей, бровь была высечена, губа — разбита. Пациент был в легких хлопчатобумажных штанах, область подъема ступни была туго забинтована. Рубаха, логично прилагаемая к больничному комплексу, отсутствовала, что позволило Артиту проследить за россыпью уродливых рубцов. Он остановил потускневший взгляд на пулевом ранении, которое было закрыто тампонадой для остановки кровотечения. Внутри кто-то глухо взвыл, и Артит еле подавил в себе желание сдавить переносицу в привычном жесте. Опухшие глаза наполнялись слезами, и юноша был так сентиментален, что не смог сдержать их. Наставнику было бесконечно жаль. Но Ройнапат не нашел в себе силы держаться бодрым и снова провалился в туманный сон. Конг лишь провел загрубевшими пальцами по чистым щекам юноши, вновь дожидаясь, когда ему окажут незавершенную помощь. Во второй раз Пи`Артит пришел в себя, когда Конга уже прооперировали. Он чувствовал себя лучше, но тело непрерывно болело. Он не мог даже пошевелить онемевшим языком. Сутхилак, по видимым причинам, отходил от анестезии, и Ай`Ун понял, что они оба застряли в больничной палате надолго. В этот же момент покрывало, что заменяло выбитую входную дверь, зашуршало. Бесшумной поступью в комнату прошел Пи` Нотт. Наставник не удивился, увидев близкого товарища, но он не ожидал, что вечно собранный и спокойный друг расчувствуется до такой степени, что потемнеет и покраснеет одновременно. Маленькие глаза были стыдливо прикрыты габаритными пальцами, но Артит успел заметить бесцветную влагу, которая в них скопилась. Он снова чувствовал роящее чувство вины, что топило его. Он был причиной многих смертей, он заставил волноваться и страдать так много людей. Он не смог позаботиться вообще ни о ком: свидетельством этого было отсутствие безымянного пальца на правой руке и протез, используемый при усечении уровня бедра. Его приемная гильза состояла из силикона и была обвита мягкими вставками, закрепленными пластиковыми защелками. Технологический прорыв медицинского блока военной базы слегка блестел под освещением светодиодной лампы, но Ройнапат старался не смотреть на то, что вскоре заменит часть его нижней конечности. Он также пытался не думать, что станет с его должностью и «военной карьерой». Возвращаться в «большой город» не хотелось, теперь он не видел своей жизни в качестве обычного гражданского. С момента столкновения галактик, Артит пообещал себе, что не останется в стороне, что будет полезным для своей планеты и своих людей. Спустя несколько суматошных, опасных и совершенно диких лет, мужчина не мог представить, что будут делать, если его отошлют обратно. Солдаты ведут себя совсем иначе, нежели простые люди. У них есть цели, планы, а значит — надежды. Каждый в лагере работает над своим психическим здоровьем для того, чтобы не падать духом. Нельзя было допустить безумного света в глазах, смуты в голове и дрожи в конечностях. Они обязаны были нести на себе бремя тех, кто научился жить в новом мире первее всех. И тех, кто, скорее всего, первыми покинет его, находясь в главных рядах защиты того хрупкого спокойствия, которого смогли достичь. И, несмотря на то, что Артит — закаленный и сильный глава, он не выдержит атмосферу скрытого отчаяния, которая окутала населенные точки мутной пленкой: ее нельзя было проколоть или резко сдернуть, словно пластырь, мешающий коже дышать. Поэтому, Ройнапат был более чем уверен, что сломается, находясь во власти безвоздушного купола. — Друг, — военный вырывает больного из собственного омута мыслей. — Этот парень, 0062, он… Товарищ непривычно запинается, но Артит понимает без слов. Спас его. Спас их всех. — Прем и Тута, как они? — хотелось хотя бы на некоторое время забыть о всесильном мальчике, что мерно сопел на соседней койке. — Ах, эти парни. — Ройнапат не успевает испугаться по поводу их сохранности, как слышит грудной смех здоровяка. — Поверь, они — самые живучие из нас. В этот раз тоже обошлось. Более того, их удача распространилась на новичков, что ошивались рядом. — Они больше не новички. — Морщит нос, однако, улыбается в ответ. Рука, сжимающая горло, немного ослабляет хватку. — Да, да. Это долбанное руководство. К чему так спешить, казалось бы? — Видимо, им не терпится вернуть все таким, каким было. Но... — Это невозможно. Именно. Наставник смотрит с благодарностью в лицо друга. С ним становится спокойнее и легче, поэтому, поговорив о несущественных вещах, эмоциональный фон главы становится лучше. К нему даже возвращается аппетит, о чем он спешит сообщить товарищу. — Ну, тебе светит строгая диета. Твой организм сильно ослаблен, поэтому не способен на ту дрянь, что ты обычно предпочитаешь. — Эй! — наигранно возмутился Артит и тут же нахмурился от боли, которая стрельнула в бедре. Молодой человек не решался взглянуть под белоснежное, в некоторых местах дырявое, покрывало. — Я нормально питаюсь. Как и вы все. — Пить клубничное молоко без перерывов вперемешку с острой едой — это не есть хорошо, Артит. Вообще, удивительно, как ты каждый раз заставляешь кухаров* мутить эту розовую сладость. Кто узнает, засмеет, глава наставников! Больного охватило острое желание ткнуть локтем под ребра сослуживца за эту вечную тему с напитком, который готовился даже не из клубники! * Но он был прикован к кровате на кое-то время, поэтому все, что оставалось Артиту — отшутиться по поводу старомодной манеры выражения Нотта. Что также было не в новинку оному. — Шумно, — стонет хриплый голос, и военные переводят взгляд на Конга, что начинает приходить в себя. Его глаза еще мутные, но проблески сознания, словно искры, мелькают тут и там. Артит как-то тяжело сглатывает, желая помочь дотянуться слабой и тощей на вид руке до графина с водой, но его опережает приятель, помогающий Сутхилаку напиться. Нотт ловит слегка потерянный взгляд главы и решает ретироваться. — Думаю, мне пора. Отдыхай, №0062. А ты, Пи`Артит, не скучай тут. В следующий раз придем всем веселым составом с грустным отчетом. Не сумев подавить мученический стон, Ройнапат скользнул по подушке вниз. Эта вечная бумажная работа, которой никогда не становится меньше.***
Адекватно выражать свои мысли Сутхилаку удалось ближе к глубокой ночи, когда темного цвета облака заслонили собой луну. Звезд не было видно, как и очертания редких деревьев — они напоминали о себе только шуршаньем невидимых листьев на ветру. — Конгфоб? — нарочито официозно начал Ройнапат, в волнении сжимая пижамные штаны. — Да, Пи`Артит? — Не спишь? — Нет, Пи`Артит. Со стороны наставника послышался раздраженный свист, а лицо его немного покраснело. — Да что…ты заладил! — он недовольно сжал пухлые губы, пытаясь понять, как подступиться к вялому младшему. Казалось, что между ними выросла стена. Той неосязаемой нежности, что исходила от Конга, старший больше не испытывал. Осталась только чувство большой усталости и безразличие, которые не шли молодому лицу сильного юноши. Ройнапату хотелось встряхнуть №0062. Хотелось сказать множество вещей и поблагодарить от всего сердца. Лидер желал оказаться рядом с черноволосым, заглянуть в глаза, погладить по голове и разделить его боль. Все же, это был первый раз, когда Конг убивал и видел, как убивают других. — Ладно, ты можешь… помочь мне еще раз? Младший подтянул тело на локтях и приподнял бровь. Артит же жестами указал на свои потуги, и через несколько минут они оба сидели на своих кроватях, что оказались достаточно близко друг к другу. — №0062, ты в порядке? — старший хотел видеть правду в глазах подчиненного, но там ничего не было. И это пугало. — То есть, если тебе нужно поговорить о случившемся или поделиться… Я знаю, что говорить подобные слова уже поздно, но ты отлично проявил себя. Лучше, чем я — глава и ваш поручитель. Тебе удалось вытащить меня из лап смерти в буквальном смысле. Я благодарю тебя, Нонг. Теперь за мной должок. На последнем слове Конгфоб дернулся и посмотрел на своего старшего. — Я спасал тебя не потому, что видел в этом свой военный долг. На секунду Артиту показалось, что дверь в чужое сердце приоткрылась. Но она тут же захлопнулась с громким треском. Медовые глаза нервно забегали, когда Ройнапат ощутил, как Конг тянется к нему. — Пи`Артит, иногда ты такой недалекий. — Чужая горячая ладонь коснулась покрасневших щек, и воздух непроизвольно задержался в легких. Что он должен делать? В нем нет больше прежней бравады и необоснованной злости по отношению к солдату, даже если тот продолжал бесить наставника. Однако отталкивать его сейчас казалось чем-то немыслимым. Настолько же, насколько подпускать ближе. С Артитом такого никогда не случалось, и, даже если он ощущал некую связь и практически признался сам себе, что хочет оберегать и находиться рядом с №0062, это все еще было слишком. — Я пришел на помощь потому, что это был ты - Артит… Надменного вида незнакомец, который познакомил меня со всеми старшими и положительно зарекомендовал; тренер, научивший меня базовым навыкам защиты; товарищ, что делил со мной пищу и кров; старший «брат», который заботился обо мне в свое свободное время; мой Пи, являющийся совершенно особенным человеком для меня. Лицо Ройнапата просто пылало от стыда и смущения. Почему младшему всегда удавалось застать его врасплох? Как Конг мог с такой легкостью откровенничать? Говорить вещи, о которых думает, так прямо? Это восхищало наставника. Это же его и доводило. — Ты преувеличиваешь, — он снова говорит не то, что думает, но иначе не выходит. — Я уверен, что ты спас бы кого угодно, окажись они в таком положении. Эту черту жертвенности в тебе не искоренить. — Пусть так. Однако, это не делает тебя менее значимым, Пи. — Сутхилак снова придвинулся, соприкасаясь с коленом наставника. — Почему ты всегда пропускаешь самое важное мимо ушей? Ты не хочешь..? — Хочу. — Выпаливает, не подумав, Артит, мечтая удавиться от собственного темперамента. В темных глазах начинает что-то разгораться, и лидер заранее боится обжечься. — Но это не так просто, как ты себе воображаешь! Ты все еще мой подчиненный и я... — Уже нет. — Что? — Я больше не твой подчиненный. Меня повысили. Так сказать, за заслуги. Поэтому нам позволили делить палату. Я настоял, взамен тем предложениям, что ко мне поступали. — Так что же, у тебя теперь четыре палочки? — Не называй это палочками, Пи`Артит. — Нонг впервые сверкнул белоснежной улыбкой, которая правда нравилась старшему. Темно-алые губы растянулись, сделавшись тоньше, чем раньше, а кадык весело запрыгал от тихого смеха. — Но да, отличительный знак другой. Некоторая время стояла тишина, вызванная тем, что хотелось сказать еще очень многое, но сил толком не оставалось. Все же, они оба покалечены. — Конечно, это не меняет того факта, что ты старше меня. Что ты до сих пор впереди. — Тихо начал Конгфоб. — Мне хочется обещать тебе многое, вот только сейчас я слишком слаб, чтобы догнать тебя, Пи`Артит. Впрочем, когда мы поправимся, ты позволишь мне стоять позади тебя? Потому что я ощущаю, что ты стал для меня всем. — Звучит высокопарно, — шепотом отвечает Ай`Ун, не отрываясь от лица младшего. Он всегда был таким красивым? Или это особый эффект поздней ночи? — Ты знаешь, что я имею в виду. — Возможно. — Ладони главы слегка покалывало, а атмосфера в больничной палате неожиданно тяжело легла на плечи. Было что-то особенное в том, что они — два товарища, вернувшиеся после тяжелого сражения, разговаривают по душам в приглушенной ночником темноте. — Но ты же понимаешь, что я все еще отвечаю за тебя? Пять, четыре или три полоски на отличительной ткани - ты мой младший и как бы тебе это не нравилось, ты всегда им будешь. Сутхилак весь как-то подобрался и замолчал. Он думал, что лидер не понял его слов. Считал, что ему не удалось донести свои эмоции… Иногда это так сложно. Парень осторожно опустился поперек кровати, подложив руки за голову, чтобы не упасть в пустое пространство между койкой и стеной, что была выкрашена блекло-зеленой краской. Потолок выглядел старым, нуждающимся в ремонте: кое-где остались сухие подтеки от дождя, которые теперь отливали фиолетовым цветом. На белом фоне сильно выделялись трещины, которые словно паутиной разукрашивали типичный прямоугольник. Конг стал считать их количество, пока старший возился с чем-то совсем рядом. — Конгфоб, вытяни свою ладонь. — Тихо позвали его через какое-то время. — Пожалуйста. Мимолетная ямочка появилась на смуглой щеке, и Сутхилак решил не спрашивать, зачем. Он протянул свою ладонь, которая еще вчера была окрашена темно-бордовой кровью, а теперь лишь усыпана мелкими шрамами, выделяющимися на общем фоне своим розовым цветом. В нее мягко легло что-то металлическое и прохладное. Конгфобу не удалось рассмотреть, что именно лежало в его руке, но контур, очерчившийся тенями на коже, и лицо Пи`Артита, которое он отвернул в высшей степени смущения, помогли удостовериться в происходящем и быть уверенным, что он держит «сердце» главы наставников. Оно было едва теплое из-за перемены температур, но Конгфоб был уверен, что заставит его гореть в исцеляющем огне. — Сестра, что ухаживает за мной, принесла мне мою шестеренку, пока ты приходил в себя. Знаешь, она сказала, что нашла ее в кармане твоей военной формы.Ты нашел ее, когда мы были за стеной, верно? Это то, за что мне следует поблагодарить тебя еще раз! Потому что шестеренка — не просто подвеска, которую нужно заслужить, обучаясь у нас. Это символ непрерывной работы, механизм — без которого само существование равновесия не могло быть возможным. Для каждого солдата шестеренка является особенным символом силы и воли. Ведь, мы все такие разные, но есть нечто, способное нас объединить и повязать. Это очень сильная связь и... — Пи`Артит. — Да-а? — Могу я поцеловать тебя? Сердце Артита пропустило удар, и только спустя долю секунды, что тянулась безжалостной нескончаемостью, юноша снова ощутил, как орган гонит кровь по венам. Он перевел светлый взгляд на ладонь, что крепко сжимала шестеренку и понял — Конгфоб знал. №0062 знал, что означало в «их мире» вручить кому-то ценную подвеску с выгравированным именем и личным номером. Время, отведенное на раздумье, закончилось. Сутхилак приблизился, мягко охватил мужскую шею и опалил розовые губы горячим дыханием. — Могу? — спросил он в последний, дополнительный раз. Артит не нашелся, что сказать. Он лишь прикрыл трепещущие веки, слегка кивая головой. Наставника накрыло волной удовольствия, когда незнакомые доселе губы накрыли его, слегка обветренные, но спелые на вид. Было странно осознавать, что он целуется с парнем. В особенности с Сутхилаком, который вечно портил Пи бытовую, скучную рутину, в то время как сейчас мягкими, успокаивающими движениями массировал горячий затылок. Ураган, тайфун, наводнение — Конгфоб был одним большим стихийным бедствием, обрушившимся на лидера. Однако сил размышлять больше не оставалось, разгоралось только желание узнать, какого это, быть рядом со своим подчиненным. Старший пытался прощупать почву, в то время как Конг просто наслаждался его сознательной открытостью. Смуглые губы умело заскользили по устам партнера, даря ласку и любовь. №0062 не спешил, не давил и не пытался перехватить инициативу. Он смаковал и радовался, в очередной раз подтверждая мысли о том, что целоваться с Пи` Артитом — это дышать свежим морским бризом, зарывшись пальцами рук и ног в теплый песок. Губы наставника были мягкими, дыхание — сладким, а весь он напоминал Солнце. Внутри младшего рождалось эгоистичное желание, казалось, он не сможет сдержаться, если этот человек посмеет согреть кого-то еще. Первый поцелуй был осторожным и пробным. Но этого хватило, чтобы оторвавшись от Нонга, старший начал задыхаться. Его пораженные легкие не было готовы к бескислородной, вкусной пытке. Губы слегка покалывало, а грудь тяжело вздымалась полукругом. Молодые люди находились очень близко друг к другу, поэтому Пи`Артит застенчиво разглядывал солдата, который соединил их лбы в интимном жесте. Сутхилак разглядывал его лицо в ответ, отмечая про себя каждое пигментное пятно, родинку или шрам. Губы старшего были раскрыты, казалось, в приглашающем жесте, и сил отказываться практически не оставалось. Конгфоб потянулся к припухлым губам, но наткнулся на мягкую кожу щек — наставник порывисто отвернулся и закашлялся. Его резко затрясло, а дыхание стало таким спертым, что №0062 почувствовал разбивающиеся осколки стекла в ушах. Он действительно испугался и пытался понять, как помочь Пи, которого скрутило узлом из-за его манипуляций. В глазах, цвета темно-синей полночи, разливалась паника вперемешку с жестоким отчаянием. — Ты…ты-ы. — Ройнапату не удавалось произнести внятно фразу, из-за чего Конгфоб максимально близко приблизился к нему. — Не-е... Господи боже! Ты не закрыл глаза! Резко все прекратилось, и юношу оглушила тишина, поглотившая нервный крик восстановившего дыхание старшего. Сутхилак оцепенело моргнул, а потом еще и еще. Внутри оборвалась струна напряжения, и он вновь ощутил, что может двигаться. Однако, это не сулило ничего хорошего для Артита, который в возмущении таращил обрамленные длинными ресницами глаза. — Что? — с трудом сцедил парень, чувствую боль в заживающей ране. — Что ты сказал, Пи? — Когда мы целовались. — Ни единой мускул на бледном лице не дрогнул, когда парень вновь принимал удобную позу, сложив руки на груди и выгнув изящную бровь. — Ты не закрыл глаза. Смотрел на меня, как какой-то извращенец! На полных губах заиграла усмешка, а медовые глаза озарила вспышка света. Старший откровенно наслаждался, забавляясь реакцией подчиненного. Прежний Пи` Артит занимал свое законное место, и Конгфоб не знал, радоваться ему или страдать. Парень тяжело вздохнул и недобро оскалился, накидываясь на бессовестного лидера в порыве зацеловать его всего — от темной макушки до по-детски розовых пяток.***
Мужчине хватило долгой минуты, чтобы подтянуть на липкое, взмокшее тело нижнее белье с форменными штанами. Артит быстро скрывает испачканный выделениями живот под черной футболкой и хватает первое оружие, которое попадается под руку, валяясь ненужным хламом в кучкующемся соре растущего ужаса. Времени на размышления не было. Сердце больно билось об ребра, пробивая кости, все внутреннее его замерло, а сознание перекрылось ненужным фоновым шумом. В тот же миг воспаленный мозг подкинул жуткие, хаотично движущиеся эпизоды дальнейшего развития событий, которые только можно было вообразить в данной ситуации: боец совершенно случайно наткнулся на чужого с поводилой будучи полностью безоружным и ослабленным сильным оргазмом. Холодный пот беспрерывным потоком стекал от шеи и ниже, по чувствительному позвонку Артита. Мелкие волоски на руках поднялись в безумном страхе, совершенно диком и неприкрытом: Ройнапат был на грани истерики, он уже чувствовал, как щиплет глаза и закладывает нос. Ладони, испачканные пылью с пола, сжимали неподвижными пальцами холодный пистолет, который, возможно, был даже не заряжен. Наставник приказывал себе успокоиться, собраться, прийти в себя. Он с трудом поднялся и пошел вдоль стены, к которой был прижат в страстном порыве несколькими минутами ранее. Идти было невыносимо, отсутствие внешних звуков и неестественный туман били тупаком по нервам, что рвались красными нитями повязанных намертво душ. Если Конг умрет, Артит умрет тоже. Он пообещал себе, что не останется в этом мире один. Без него. Ройнапат выбирает любить и умереть, нежели ненавидеть и править. Спустя несколько грузных шагов, Артит поднимает пистолет и наводит цель. Он видит чужого, но не видит сторожевого, которого лишь ощущает особым шестым чувством. По-крайней мере, цепь, что должна удерживать существо, отчетливо звенела в ночной глухоте. «Один, два, три…» Когда Артит достигает пяти, его руки уже не дрожат, а глаза больше не застилает влажная пелена — она осушилась, как только попала на раскаленную оранжевым пламенем кожу щек. Он нажимает на курок, чувствуя в теле отдачу от каждого патрона, который всаживается в отвратительное, чешуйчатое тело. Немедля, на гнетущих ногах уклоняется от удара длинных рук, которые когда-то давно держали его в своем плену. Ройнапат помнил тот роковой случай. Плата за жизнь оказалась достаточно щедрой — вереница кошмаров и фантомная боль в пустом пространстве между мизинцем и среднем пальце. Протез неожиданно отпружинил и заныл от сильного напряжения в теле, напомнив о себе так же, как иногда напоминает о себе случайное насекомое, что назойливо гудит и силится просочиться сквозь защитную сетку поближе к свету включенной лампы. Ройнапат давно смирился с изменениями в теле и душе. Более того, солдат был благодарен за шанс пожить еще немного. Поэтому сейчас Артит с яростью в глазах, перемешанной с отупелым ступором, простреливал уязвимые места буквально единичного экземпляра инопланетного происхождения на данной территории. Этот небольшой, опустелый городок уже захвачен людьми. И скоро он будет полон рокочущими звуками жизни. Тело наконец падает замертво, заливает армейские ботинки антрацитовой кровью, которая просачивается в тугую резину и оседает пигментным пятном, что не представляется возможным очистить в дальнейшем. Пи брезгливо отступает и, на всякий случай, всаживает пулю в брюхо для того, чтобы чужой никогда не восстал из мира усопших. Периферией он улавливает шорох позади себя и круто разворачивается, готовясь к новой атаке. Но, к великому облегчению, это оказывается Сутхилак, что виновато кривит губы. Младший держится за предплечье, а сквозь одежду просачивается яркая кровь. Он ранен, но жив, и этого достаточно, чтобы забрать всю энергию из тела мужчины. Артит делает несколько шагов на встречу и обессиленно падает на грязный пол. Конг молниеносно бросается к нему, откидывая оружие, чтобы успеть удержать старшего от столкновения с бетонной поверхностью. — Прости меня, прости. — Он мажет губами по векам и разглаживает появившиеся на лице морщины, что некрасивыми полосами чертят кукольное лицо наставника. Но Артит хмурится сильнее, ведь знает, за что тот извиняется: лидеру пришлось встретиться один на один с персональным кошмаром, лишавшим его воли каждую ночь, проведенную вдали от №0062. Солдат был вынужден представить своего любимого потенциальным бездыханным трупом и собрать себя по кусочкам, морально подготавливаясь к возвышенному самоуничтожению. Ройнапат был зависим и жалок, но это являлось правдивой стороной его личности. После инцидента с, мягко говоря, неудачной вылазкой за стену, появился неприятный осадок, окутавший путами его душу. Наставник больше не мог справиться без поддержки Нонга. А тот всегда старался быть рядом и защищал, чувствую предельную вину и ответственность за партнера. — Мой хороший, все закончилось. Ты справился, мой Пи! Ласковая нежность растрогала лидера, и тот вцепился в плечи возлюбленного изо всех сил. Прижался так, что не осталось места даже воздуху, и тихо зарыдал, освобождаясь от оков страха. — Я люблю тебя, — смущение и стыд, гордость и предубеждение казались смешными и абсолютно иррационально-эмоциональными помехами по сравнению с кошмарным видением, который таец пережил наяву. Ройнапат осознал вновь: он любит Конгфоба всей душой и сердцем. Лидер ощутил успокаивающие волны тепла, исходящие от пахнущей можжевельником кожи, быстро пришедшие на помощь. Они исцеляли рваные, уже забродившие раны. — Очень люблю. — Я знаю, Ай`Ун. — Конг трепетно обхватывает родное лицо, смахивая редкие слезы наставника. №0062 заставляет старшего сфокусировать невидящий взор на себе. — Я знаю. Артит тянется к смуглому лицу и чмокает в загорелую скулу, получая ответный поцелуй. Мужчину чувствует, как все внутри возвращается на положенное место, как наступает недостающая доселе гармония. В течение получаса его бережно греют сильные руки, укачивая в неспешном ритме, словно новорожденного младенца. В ушах звучит шепот-обещание безопасности и покоя, заслуженных обоими. Артит зацеловывает в ответ человека, что был способен подарить ему весь мир одним лишь своим присутствием. Навечно — его Конгфоб0062.