Кровавая Охота

Мороз пробирал до костей: сегодня, кажется, был один из самых холодных дней. Сколько точно градусов, Наруко не знал, стекло его карманного градусника промерзло и покрылось зимним витиеватым узором, скрывающим цифры. Он вздохнул. Джин поднял его ни свет ни заря, сказав, что им срочно нужно куда-то идти. Даже толком не проснувшись, Наруко еле-еле плелся, постоянно зевая и путаясь в ногах. Перед ним возвышалась исполинская фигура наставника, который шел по лесу известной одному ему тропой, небрежно раздвигая ломкие ветви, на несколько сантиметров покрытые ледяной коркой. Рядом с Тадокоро со знанием дела беспечно шагала Хоши. Снег под ногами хрустел, и хруст этот смешивался с треском хвороста, так неудачно попадавшим под ноги.  — Пришли, — глухо пробасил Тадокоро, и Наруко злобно задергал плечами, двигаясь то в одну, то в другую сторону. Из-за силуэта этого противного старика он не видел ровным счетом ничего. Обзор расширился только когда этот амбал соизволил отойти в сторону. Отвлекшись на пейзаж, Наруко не сразу заметил, что Джин забегал в поисках чего-то. Озеро. Прямо перед ним простиралось огромное замерзшее озеро, безмолвное, обнищавшее и печальное, как и весь Центральный Регион. Шокичи вздохнул, тут же засматриваясь на теплый пар из собственного дыхания. Хиро подошел к самому берегу и начал любопытно рассматривать свое отражение на корке мутного льда. Шокичи видел озёра на картинках — журчащие пресноводные источники с жидкой водой. Однако вживую Наруко не встречал ни одного живого водоема, только уснувшие стеклянные коридоры изо льда. Оживившийся тигр, который дернул ухом, привлек внимание Наруко к наставнику. Тот, пыхтя, тащил на поверхность озера огромный булыжник.  — Он же провалится! — закричал Наруко, тут же подбегая ближе. — Ты совсем, что ли, идиотина?  — Молчать, рыжий, — Джин успокоился только когда камень встал посреди бассейна. Поверхность под ним явно прогнулась, и Тадокоро начал ступать аккуратно, рискуя упасть в ледяную воду в любой момент. Подойдя к берегу, он похлопал Наруко по спине и без тени сомнения указал на камень:  — Там и пройдет твоя сегодняшняя тренировка. Держи, — силой сжав тонкие запястья Наруко, Джин всучил ему в руки какие-то железные и деревянные предметы. На ощупь их было четыре. Шокичи не спешил рассматривать приобретения, в раздражении хлопая ртом, пытаясь подобрать обычные человеческие слова для описания абсурдности всей ситуации. Но слова не шли. Пальцы лишь крепко сжимали вложенные Тадокоро вещи.  — У тебя в руках головоломки. Иди на камень, сядь на него и реши все четыре.  — Но камень…  — Провалится при любом неосторожном движении. Выкинешь что-то в своей манере — и утонешь.  — Но как же… — Наруко, нахмурившись, все еще пытался оспорить решение Тадокоро.  — Меня это не волнует, — Тадокоро откинул капюшон с самодовольной ухмылочкой и развернул ноги в сторону плаца Гильдии. — Вечером я вернусь. Если ты не выплывешь, то и для Охоты ты не годен. Подумай об этом. Не дожидаясь ответа, он ушел, оставляя за собой цепочку глубоких следов, синеющих в свете утреннего солнца. Наруко скривил физиономию и высунул язык настолько глубоко, насколько мог, выражая свой протест и явное недовольство сложившейся ситуацией. Тут же раздавшееся рычание Хоши заметно остудило его голову. Ладони потели, и головоломки в его руках начали неприятно колоться, продавливая кожу: Шокичи сжимал их слишком сильно, явно страшась выпустить их на снег и потерять. Сложив все во внутренний карман плаща — который, между прочим, он пришил сам, бережно орудуя огромной портняжной иглой — Наруко сделал первый шаг на лед. Земля начала уходить из-под ног, и, вскрикнув, Шокичи тут же отступил назад, на безопасный берег. Хиро заскулил, поджав уши к голове и попятившись к дереву.  — Не нагнетай, — зарычал Наруко, обернувшись к тигру, и тот раздраженно фыркнул, спрятавшись из виду. Без урчаний и скулежа Хиро встать на лед заметно легче. Наруко подошел к камню, легонько оперся на него и вскарабкался. Треск. Не лед трещит — трещит его безопасность. Сглотнув, Шокичи устроил пятую точку на леденеющей поверхности булыжника и осторожно рассыпал перед собой головоломки. Наконец-то он может их рассмотреть. Так, это «пятнашки», такое он знает. Покрутив в руках деревянную рамочку с кубиками внутри, он отложил ее в сторону. Самое простое — на вечер. Пока свет еще яркий, нужно успеть решить самое сложное. Звеня, перед самым носом Наруко бултыхались металлические кольца. Он их ненавидел. Сестра как-то решала такую фиговину за доли секунды, а вот ему эта головоломка никогда не давалась. Пожалуй, лучше начать с нее. На деревянный кубик рубика он даже не взглянул. В принципе, легко. Он позвенел металлическими кольцами еще немного и начал старательно вертеть, стараясь распутать. Что-то пошло не так. На лбу выступил пот, потоки холодного воздуха обрели невиданную манеру раздражать. Шокичи старался не дышать, уперевшись в предмет самым носом. Вот же чертов Тадокоро! И на кой-ляд, спрашивается, Охотнику эти задачки? Шокичи зарычал, нервно постукивая по камушку тяжелой подошвой старого сыромятного сапога. Он не замечал, что под стуком слышно еще и легкое потрескивание непривычной к таким нагрузкам корки льда. Пот тек с лица ручьями, застилая глаза и мешая обзору. Щеки краснели от злости, лоб и нос тоже поалели. Стало холоднее: разгоряченное тело воспринимает мороз совсем иначе. Наруко победно смотрел на разнятые кольца, которые держал по каждому в одной руке. Отлично! Теперь пятнашки. Вот они-то — легкотня. Наруко был уверен, что кольца — самое сложное. Однако за пятнашками следовал кубик…  — Да ладно?! — Наруко крутил эту злополучную деревяшку уже второй час. Влага на лице застыла, неприятно облепляя кожу. Волосы смялись, скомкались и алыми прядями приставали к лицу, щекоча верхние ресницы. Шокичи постоянно дул на них, однако эффекта не было — лишь становилось холоднее. Он злился, и постепенно эта ярость поднималась из самых недр его души, рискуя вырваться наружу. Первые две головоломки он буквально «перетерпел», ибо в нем оставалась крупица разума, напоминавшая, в каких условиях он находится. Сейчас — совсем другой случай.  — Вот же сволочь! — Наруко еле сдерживался, чтобы не закричать на весь лес. А лед, между тем, все продолжал прогибаться… Глаза сосредоточенно бдели над каждым квадратиком с изящной иллюстрацией, вырезанной ножом. Кубик рубика потерт и местами неаккуратно оцарапан, было видно, насколько он стар. За несколько часов Наруко изучил каждую трещинку на каждом ребре, и — ей богу — все эти трещины сейчас являлись для него самой настоящей провокацией. Нервы — оголенные провода, руки трясутся подобно осине на ветру. Он продолжал крутить, крутить, крутить… Бездумно, в случайном порядке — а вдруг получится «на дурачка»?  — Да пропади ты пропадом! — Наруко привстал на булыжнике и, в порыве ярости, со всей дури ударил кубиком о камень. Его крик эхом пронесся по всей округе леса. Где-то вдали, за деревьями, снова зарычал Хиро. А затем последовало нечто страшное… Треск. Ошеломляющий треск, который Наруко не слышал до этого. Ни единого раза. Поверхность под ногами, которая была плотной всего долю секунды назад, «поплыла» и провалилась. Все вокруг движется медленно, так медленно. Он уходит вниз, сомнений нет. Падает, не понимая происходящего. До него дошло, только когда его грудь опоясала ледяная влага. Вода была холодной настолько, что не морозила, а обжигала тело своей температурой. Боже, он же не умеет плавать! Он чувствовал каждую каплю воды, забравшуюся за шиворот, каждую льдинку, падавшую вместе с ним. Камень сразу же ухнул на неслыханную глубину. Наруко не хотел бы падать вместе с ним: одна мысль об этом порождала ужас в самых глубинах его сердца. Грудная клетка заболела вдвойне, к начавшемуся обморожению присоединилась внутренняя боль от всепоглощающего страха. Какой кошмар, он не должен был закончить… Вот так. Он должен погибнуть Героем, на Охоте, сражаясь за честь своей Родины. Люди должны любить его, а не высмеивать. Взяв себя в руки, Шокичи чертыхнулся, отталкиваясь в пространстве воды. Он не имел и малейшего представления о том, как люди плавают, но подумал, что нужно толкаться, как бы «прыгать» под водой. Это должно помочь. И первое время это действительно помогало, но не могло длиться вечно. Напрочь промокшая меховая одежда вкупе с сыромятной броней пропитались холодной водой и утяжелились раза в два, если не в четыре. Шею сжимал воротник его плаща, избавиться от которого Наруко не спешил. Это — его единственная одежда. Если он ее снимет, то все равно умрет. Его щуплое тело не выживет долго в сорокаградусном морозе, однозначно. Глаз зацепился за что-то деревянное подле его головы. Головоломки, точно! Тадокоро же убьет его, узнав, что он их потерял. Если он, конечно, выживет. Груз одежды тащил ко дну похлеще камня на шее. Наруко тонул, обнимая собранные головоломки. Голова растворялась в воде, холод обволакивал лицо, заливая в нос, рот и уши. Он задержал дыхание, стараясь спастись хотя бы так. Конечности занемели. Он больше не может пошевелить ими. Всплыть, стало быть, тоже. Он распахнул глаза, заметив под водой что-то до ужаса знакомое. Где-то на дне — там, куда упал булыжник — в солнечном свете стояли его сестра, отец и мать с братьями на руках. Они махали ему. Звали к себе, улыбаясь своими добрыми родительскими улыбками. Шокичи оставалось только сдаться, падая в объятья семьи, по которой он так соскучился.