Смертная казнь

       Семён Аркадьевич Златоусов проснулся в полдень и тотчас стал делать свой туалет. Когда же он вышел, он поплёл в комнату своей жены. Да, они жили не в одной комнате ибо разговоры Семёна Аркадьевича во сне очень тревожили своею странностью его супругу, да и их отношения сказывались не самыми благоугодными. Он подошёл и взявшись за её мёрзлую руку, произнёс: — Я очень сильно люблю вас, Дарья. Позвольте же любить вас несмотря на все наши невзгоды и обиды. Ведь не с кем кроме вас я особо не общаюсь и то у меня никого кроме вас и нет. — Вы ведёте себя очень странно-с — Как? Когда ж я успел-с? — Да вот-с. С прошедшего года вы ведёте себя чрезвычайно странно. Именно же: вы не говорите со своими коллегами по работе и с некогда своими друзьями… Она хотела была продолжать, но он перебил её очень прямо: — Они никогда не были моими друзьями. Тебе наверное так-с показалось, ибо они гнусные гнилые свиньи и не более — произнёс он покашливая, — Ох, простите что говорю не на вы. Такого более не повторится впредь. Ну-с. мне же пора идти на работу. прощайте-с, моя любимая. — Да куда? Куда же? Так рано… только светлеть начало-с. — Мне хочется пройтись пораньше. Что ж, неимоверно люблю Вас! До свидания же! Он переступил через порог и увидел столь ненавистные ему лучи солнца Он видит свою маленькую тропиночку, ещё не ушедшую покамест Луну, которая слабо всё ещё сияла на небесном полотне. Видит он также свой сад. Хотя скорее всего это был сад его жены, ведь сам он ни коим образом не следил за ним. Из листвы кустов виднелся фасад дома его соседа. Чиновник Илья Порфирьевич Чёрномырдин был не самым известным чиновником в Петербурге, но деньги у него было уж точно. О, как Семён Аркадьевич ненавидел этого чиновнишку! Тот вечно обзывал секретность жизни Семёна Аркадьевича. Ненавидел его Семён Аркадьевич достаточно, порой настолько что у него были неописуемо обезображенные желания и мысли о том, как бы стоило убить Илью Порфирьевича. А чем? В какое время? Как скрыть его тело? Уйма вопросов насчёт этого громыхали в голове его по этому поводу. Но Семён Аркадьевич так безжалостно ненавидел его не только из-за его ярых насмешек. О, пустяки! Он ненавидел его за то что он ничтожество этакого низшего класса. Ко всему прочему Семён Аркадьевич был человек очень культурным и себя за это стократно уважал. Финская столица хоть и кишит образованными людьми, но Семён Аркадьевич лишь добро, хотя нет, довольно равнодушно смотрел на них. А вот пьяниц он терпеть не мог пуще всего, а также воров, бродячих бездомных (Хоть и сам некий малый промежуток был бездомным), тщеславных (Хоть и сам немного тщеславен) и особенное презрение занимали у него глупцы обыкновенные, всех видов и чинов. Он попросту выходил из себя, а глаза заполнялись кровавым цветом и мускулы рта ужаснейше скалились когда на улицах города он замечал тупоголовых остолопов (Извиняюсь за выражение) Так как же он их замечал? Он легко распознавал их по внешнему виду, одежде, по поведению на улице. Кстати говоря, у него не было и вероятнее всего не будет никогда детей. Ибо он настолько ненавидел лишённых ума и сознания существ. Его жена правда часто скандалила на эту тему, но особых аргументов у него не было. Каким-то давним предновогодним вечером у него с женой за чашечкой сладкого кофия возникла интересная беседа. Он часто вспоминал эту беседу идя по тротуару на нелюбимую работу. — Знаете, Дарья, я придумал самую правдивую историю на свете. Многие люди веками делили друг друга на народы, расы, рабочие классы и тому подобное. Но на самом деле есть лишь два существенно правильных и имеющих место быть класса. Один из них это низший класс, низший класс подразумевает под себя людей, а точнее дефектов — потребителей и никчемных для общества жвачных животных. Эволюция и продуктивность, Дарья! Ахахах! Эволюция и продуктивность! Ну-с, к примеру, природа дарует нашим землям траву и ягоды, Земле воду и кислород, а вот какой-нибудь олень или лось ничего нового не принёс и не принесёт человечеству. Олень когда-нибудь даст воду или кислород? Нет. Олень отправит когда-нибудь человека на Марс? Нет. Олень когда-нибудь изобретёт лекарство от рака? Нет! Вот и все они, кого я вижу, подобны этому самому оленю. И нет, они не родились такими, Дарья, нет! Они сами избрали путь низшего существа. Никто иной, а только они сами! О, Дарья, моя милая Дарья, знала бы ты мои муки жизни с этакими паразитами эволюции Человечества. Скажите мне, Дарья, какое твое мнение об этом, дорогая? — Я не знаю что вам ответить, вы меня поражаете и приводите в ужас —, проговорила она потирая бледное лицо и свои еле заметные румянцы от слёз. — Подите пожалуйста на работу, время самое-то. Семён Аркадьевич хмуро на неё посмотрел и черство попрощался со своей спутницей. Ну, а сейчас Семён Аркадьевич стоит в своей веранде и косо рассматривает каждые стороны и каждый горизонт. Выйдя из своего обыкновенного дома, который был обыкновенен для нынешнего времени в загородных, но не столь дальних участках Петербурга, ему на встречу гнался ехидно смотрящий на него издалека почти низкорослый мужчина, лет тридцати-тридцати пяти, но довольно крепкий фигурой для своих годов. Надет на нём был черноватый миленький сюртук, а в длани его был маленький котелок. Подойдя к Семёну Аркадьевичу еще не близко он высокомерно и покашливая хихикал, а подойдя уже на расстояние вытянутой руки он стал улыбаться и его рот сделался в какую-ту презренную трехугольную фигуру. Он начал говорить с ним довольно басовым голосом. — Здравия вам, Семён Аркадьевич. На работу, али куда-то ещё? Что, опять молчите? Знаете, ваше молчание сбивает меня полностью, но не крадет интереса и назойливости. Хоть убейте! Семён Аркадьевич побледнел от последних слов низкого попутчика. — Вы будто бы побледнели. Вам дать бутыль воды может-с? — Нет… — Эге, пакость! И только это вы сумели выплевать из своего рта? Прогресс, сударь! Семён Аркадьевич яро показывал своё нежелание вступать в очередную баталию с этим человеком, он его вовсе за человека не считал. Когда со своей супругой ему приходилось касаться темы этакого соседа, то он по обычаю называл его обьектом. И так, этот обьект чрезмерно изводил Семёна Аркадьевича и пытливо пытался разгадать тайну его отстранённости от мира сего. После недолгого сражения и очередного всплеска глубочайшей ненависти внутри нашего героя, он убежал в свой дом и закрыл щель в ванной. Прижавшись к углу стены он язвительно скрючивался конечностями и судорожно тряс головой, браня своего оппонента. Он видел в белой стене напротив своего врага и шмыгал в каждую сторону и бил злочастную стену. — Тварь! Подлец! Пиявка! —, издавал Семён Аркадьевич, не пытаясь скрыть свой порывистой хриплый голос от Дарьи Ивановны и шумя на весь дом. — Хе-хе! Убью, зарежу! Распотрошу по полам! Жди, скоро! Скоро. Надо спешить. Он испуганно встал из угла и побежал прочь, открывая каждую дверь и бежа после по тротуару своей улицы.