I hope they cannot see The limitless potential Living inside of me To murder everything I hope they cannot see I am the great destroyer. Nine Inch Nails "The Great Destroyer".
Весна обновила природу Аместриса особенной, только ей подвластной магией. Небо было синим и ясным, птицы счастливо пели в отведённое им время, всё оживало. Но оживало не только благодаря весне: со страны была наконец снята печать Отца, что сдерживала её дыхание, истинную суть, её алхимию. Как Альфонсу говорила Мэй, теперь-то больше не было той страшной, гнилостной энергии, которую ощущали все выходцы из Ксинга, только попав в Аместрис. Мэй рассказывала множество интересного об их местном алхимическом искусстве, и Ал вспомнил, как тогда, ещё до попадания на Землю и эпопеи с бомбой, он собирался уехать в Ксинг для его изучения. Конечно, ему было не по себе от предстоящей разлуки с братом, вернувшимся в родной мир, но, разумеется, не вернувшим алхимии. Но его успокаивал тот факт, что уж за время, проведённое на Земле, чему-чему, а жизни без ставших так привычными здесь способностей они оба научились. Мэй выглядела трогательной наивной девчонкой, которая, широко распахнув глаза, слушала о невероятных приключениях братьев в ином мире и только качала головой и жалела, что ей не удалось тоже почувствовать всех тех изменений в энергии Земли, о которых рассказывал Ал. Особенно её заинтересовало наличие двойников в мирах, что, конечно, обеспокоило Ала — ему совершенно не хотелось, чтобы принцесса Ксинга искала путей на Землю. По его мнению, этим двум мирам стоило существовать отдельно друг от друга.* * *
— Десять лет! — Эдвард Элрик задыхался от праведного гнева. — Вы же убьёте его этим! — Что вы хотите, юноша? — Грумман нахмурился. — Да то, что Кимбли уже получил своё сполна — он целых двадцать лет прожил без алхимии! — Эд мерил тяжёлыми шагами приёмную Груммана, нимало не заботясь о субординации. — Я уже понял, что вы весьма о нём печётесь, юноша, — новоиспечённый фюрер усмехнулся в усы. — Но он — преступник. И лично я считаю это наказание чересчур мягким. С учетом того, как его действия осложнили политическую ситуацию на севере Аместриса и подорвали и без того шаткое доверие к нам Драхмы... — Грумман отхлебнул чаю и уставился на Эда. — Прошу заметить, подорвали в самом прямом значении этого слова! И потом, кто поручится за то, что он там и правда провёл двадцать лет без алхимии, а? — Вы не верите моему слову?! — Эдвард замер, словно на него вылили ушат холодной воды. — Нет, отчего же мне вам не верить — верю. Но как знать, быть может, вы и сами были подло обмануты... — Грумман хитро сверкнул очками и, поднеся ко рту расписную чайную чашку, отпил из неё, звучно прихлёбывая. — Да если бы не он, меня бы в живых не было! Это он не позволил самому мерзкому из гомункулов, Прайду, убить меня! — Эд сжал кулаки. — Отправьте его на какую-нибудь границу. Уж верно служить он умеет. Не успел фюрер рассмотреть толком мимику Эдварда, чтобы на её основании сделать ему одному известные выводы, как из-за двери послышалась громкая брань, а сама дверь открылась от бесцеремонного пинка так, что едва не слетела с петель. — Вы с катушек съехали, фюрер! — прямо с порога, заставив почтенного генерал-лейтенанта подавиться чаем, заявил Энви. — Он вам так всю страну разнесёт! А я, прошу заметить, его даже останавливать не стану! Эдвард захихикал в кулак, старательно кашляя. Он не был уверен, что эскапада Энви — гомункула и тоже государственного преступника — принесёт положительный результат, но никак не мог удержаться от смеха. — Я вам больше скажу! Если вы запретите ему это дело, — Энви в театральном жесте развёл руки в стороны и звучно хлопнул в ладоши, от чего Грумман непроизвольно вздрогнул, — ему даже самому не придётся разносить страну! Это сделаю я! Потому что он вконец изведёт меня своим нытьём и философствованиями! — Кто вы такой?.. Э-э.. Такая?.. Такое?.. — ехидно поинтересовался Грумман, которого происходящее уже начинало по-своему забавлять. — И почему вламываетесь в мой кабинет, позвольте поинтересоваться? — О, прошу извинить моего брата, — Ласт отделилась от косяка, к которому привалилась неизвестно в какой момент. — Он немного... эксцентричен. Грумман снял очки и устало потёр переносицу. Он не ожидал, что из-за опального алхимика к нему направится целая делегация подозрительных личностей. И, признаться честно, он в принципе до конца не понимал, что делать с такой силищей, как гомункулы. Выхода было два: попытаться уничтожить их раз и навсегда или заставить верно служить. Судя по тому, как народный герой Эдвард Элрик рвал последнюю рубашку ради этой сомнительной братии, с идеей об уничтожении ему придется попрощаться. — Мальчики, оставьте нас, — проворковала Ласт, проходя и садясь напротив генерал-лейтенанта. — Мы сами с фюрером... — она двусмысленно прищурилась. — Сами разберёмся. Хотя Грумману нравились женщины подобных форм, он уже пожалел о том, что остаётся с этой дьяволицей наедине. Но и просто так отпустить Багрового алхимика, убийцу и преступника, за которого пришла просить вся эта странная делегация, на свободу он не мог. — Я вас слушаю, — с некоторой долей старческого кокетства начал он, когда за Стальным и его странным приятелем наконец захлопнулась многострадальная дверь. — Я не отниму у вас много времени, — Ласт постучала по столешнице опасно отросшими когтями. — Могу лишь сообщить, что информация о двадцати годах без алхимии — чистая правда. И предложить свои услуги, — последнее она произнесла совсем уж интимным полушёпотом, проводя кончиком розового языка по верхней губе. Грумман едва перевёл дух и поспешно вытер пот со лба, сглатывая слюну. Внутренний голос отчаянно кричал ему о недопустимости сделок с гомункулами на их условиях, но плоть оказалась предательски слаба. — У вас будет свой, — Ласт протянула руку через стол и, убрав острые когти, провела по старческой руке Груммана кончиками прохладных пальцев, — уникальный, — она похотливо облизнулась, — смертоносный и непобедимый отряд специального назначения. Пока фюрер непонимающе хлопал глазами за толстыми стёклами очков, Ласт откинулась на спинку стула и хищно улыбнулась, обнажая идеальную дугу жемчужных зубов. — Состоящий из меня — Абсолютного клинка, — одно едва заметное движение изящного пальца — и люстра, удерживаемая под потолком четырьмя массивными цепями, с грохотом упала на пол, — Ненасытной Чёрной дыры, способной уничтожить что угодно — или кого угодно — без следа; и того, кто может скопировать любой облик. Вас, — она неприятно усмехнулась, — в том числе. — А что в противном случае? — глаза Груммана опасно сверкнули. — Вы наживёте себе бессмертных врагов, — меланхолично пожала плечами Ласт. — Мы же не хотим быть врагами, не так ли?* * *
Зольф стоял перед больницей и осматривал окрестности, предаваясь своим мыслям. По счастью, одежду ему оставили, и он был лишён счастья торчать пусть и под тёплым весенним ветром, но в больничной пижаме посреди улицы. Спиной он ощущал, как военные сверлят его белую фигуру взглядами, но ему было всё равно. Он отчаянно хотел попробовать свою алхимию. На какой-то миг ему показалось, что, впрочем, гори всё огнём — он подорвёт тот же центральный штаб, а что потом — неважно. Если он нужен миру, так выживет и на сей раз. Но, здраво рассудив, что ждал двадцать лет в том мире и шесть ещё раньше — в Центральной тюрьме, — не ради того, чтобы принять на грудь не самого оздоравливающего свинца, погрузился в бездейственное ожидание. — Вы?! — его окликнул знакомый девичий голос. — Мистер Кимбли, это вы... Уинри Рокбелл. Дочка тех самых врачей, девочка с фотографии — он помнил её лицо. Он помнил и её лицо, когда чёртовы Элрики разыграли её похищение Шрамом. А ведь он тогда и правда искренне обеспокоился судьбой девчонки. — Мисс Рокбелл, — он приподнял шляпу в вежливом приветствии. — Вы помните меня... — Я не забываю преданных делу людей, — как-то устало улыбнулся Зольф. — Эд говорил... — она замялась. — Что вы там... Вместе... Зольф вопросительно приподнял правую бровь. Если девчонка хочет конструктивных ответов, пусть потрудится и вопросы задавать конструктивно. Теперь она не была ему нужна, поэтому можно было не слишком заботиться о произведённом впечатлении. Хотя, если уж говорить начистоту, Уинри Рокбелл очень импонировала Зольфу. — Ну... — она смешалась окончательно и даже слегка покраснела. — Вы двадцать лет провели в другом мире... Как там? — она подняла на него огромные голубые глаза и взглянула с истинной детской непосредственностью. — Там? — Зольф задумался. — Так же, как здесь, мисс Рокбелл. Люди везде одинаковы — есть алхимия, нет алхимии... — Правда? — она с надеждой воззрилась на него. — Значит, они там хорошие! — голос звучал уверенно. "Такими голосами обычно партийные лозунги выкрикивают", — отчего-то подумалось Зольфу. — Разные, мисс Рокбелл, разные, — покачал он головой. — Эй! — возмущённо оглядел беседующих невесть откуда взявшийся Эд. — О чём это вы тут болтаете?! Уинри отвела глаза, Зольф улыбнулся: — Отчего бы старым знакомым не перекинуться парой слов, мистер Элрик? — Не о чем вам тут разговаривать, — надулся Стальной. — Жаль, — разочарованно протянул Зольф. — Мисс Рокбелл — очаровательная собеседница. Был рад встрече, надеюсь, не последней, — он учтиво приподнял шляпу, кивая в сторону Уинри, и направился прочь, как его догнал Эд. — Что это вы делаете, а? — зло прошипел Эдвард, заглядывая в смеющиеся глаза Зольфа. — Я же вам говорил, — тот поджал губы. — Мне очень нравится мисс Рокбелл. — Вам лет-то сколько! — возмутился Эд. Зольф расхохотался. Ему доставляло некоторое удовольствие издеваться над так и оставшимся мальчишкой Эдвардом. — Я же уже говорил — меня не интересуют дети! — продолжая смеяться, ответил Зольф. — Да и я женатый человек, Элрик. — Да уж, — надулся Эд, устыдившийся собственных подозрений. — Кстати, там ваша жена о чём-то с Грумманом разговаривает...* * *
— Ограничение снято! — сияющая Ласт вплыла в больничную палату, совершенно открыто неся в руках бутылку розового игристого. — Как тебе это удалось? — Зольф старался ничем не выдать охватившей его почти эйфории. — О, сущие пустяки, — она села рядом с ним на кровати. — У нынешнего фюрера всего лишь появится свой особый отряд. Зольф нахмурился. Он не был уверен в том, что остальные гомункулы за подобный расклад, да и быть должным не хотел. — Зато можно поразвлечься, — ухмыльнулась Ласт, словно прочитав его невесёлые мысли. — Открой вино? — Вместо бокалов будем использовать мензурки старины Марко? — поинтересовался Зольф, откладывая пробку на столик для инструментов. Ласт только махнула рукой и припала прямо к бутылке, потом, призывно сверкнув глазами и облизав горлышко, протянула вино Зольфу. Тот недоверчиво воззрился на жену. — Ладно тебе, — засмеялась она. — Ну нет здесь бокалов. Зольф только усмехнулся, взял две мензурки и соединил ладони. — Слишком вычурно, — постановил он, созерцая результат собственных трудов. И правда — энергия текла легко, податливо — как никогда раньше. Или он просто забыл? — Эстет, — покачала головой Ласт, пригубив вино из вновь обретённой посуды. — Куда нас направляют? — с нетерпением, которого больше не мог скрывать, спросил Зольф. — На запад, — она улыбнулась. — На восток тебя пускать и близко не хотят, Снежная королева Бриггса заявила, что нашу тёплую компанию там не потерпит... — Да я и сам не потерплю севера, — засмеялся подрывник. — Да и драхманцы, по крайней мере, восточные, слишком невоспитанны, — он задрал нос, — вечно взрываются прямо посреди разговора. — Причем — о чудо! — сами по себе! — поддержала Ласт. — Совершенно, — серьёзно кивнул Зольф. Под утро, разгорячённые, они, смеясь, покинули здание больницы и шли, осенённые первыми рассветными лучами солнца, стыдливо проскальзывающими между домами, куда глаза глядят, наслаждаясь самим воздухом вновь обретённой родины. Дойдя до одного из полуразрушенных зданий на окраине, Зольф остановился. Ласт, прочитав его намерение усмехнулась, запустила руку в декольте, изъяла оттуда согретый теплом её тела красный камень и протянула Зольфу. — Храни у себя? — она слегка наклонила голову. Он ничего не ответил, лишь склонился к её руке, провёл языком по алой гладкой поверхности и привычным движением... — Ты опять его проглотил? — притворно ахнула Ласт. — Старые привычки, — усмехнулся Зольф. Эхо множества голосов вновь наполнило его собой, подхватило и бросило в водоворот неизведанной доселе силы, электрическими разрядами прокатилось по телу: давно позабытое, но такое привычное и правильное... Он посмотрел на залитые светом утреннего солнца развалины. — Думаю, никто не обидится. Зольф сомкнул ладони. Сила, проходившая потоком через его тело, была огромна. Она вызывала давно позабытую эйфорию, помноженную... он затруднялся оценить, на сколько. Нетерпеливо втянув в себя утренний воздух, Зольф положил ладони на землю, инициируя преобразование. Грянул мощнейший взрыв. Звук его был подобен оглушающему рёву исполина — прекрасный, восхитительный, от которого дрожали кончики пальцев, экстатическая волна проходила по телу. Поднятая в воздух пыль закрыла небеса, но и это было потрясающе. Характерный запах наполнил воздух, давая великолепное послевкусие. Но... Зольф не верил собственным ощущениям. Он не ощущал столь любимой им дрожи земли, вибрации, пробиравшей до самого нутра и составлявшей финальный аккорд заключительной партии. Его симфония оставалась неоконченной. Словно кто-то разом задул все свечи, а оркестранты покинули свои места, и он, дирижёр, остался стоять над пустующей ямой... - Это всё, чем я могу помочь, — сообщил Кристальный алхимик. — Если чего-то недостаёт на данном этапе, это необратимо. — Что? — Ласт обеспокоенно взяла его под локоть. — Зольф... У тебя... слёзы... — Это от счастья, — упрямо мотнул головой Зольф, впитывая эхо взрыва всем своим отныне не полностью чувствительным телом, словно надеясь достроить самостоятельно недостающие кирпичи, разрешить неразрешённые аккорды, довести своё произведение до логической точки. Но это ему так и не удалось.