Одинокой Иволги песнь

— Ты в порядке? — спросил её Волчок, стоило ей открыть полные испуга глаза. — Да, — на автомате выпалила черная кошечка, но после неуверенно добавила, — наверное. — По тебе и не скажешь, — фыркнул темно-серый котик. — А где Бурюшка и мама? — перевела тему Птичка — Бурюшка пошла рыбу пробовать. Мама сказала, нам уже можно. Я бы тоже пошел, но решил тебя подождать. Мама решила прогуляться, наверное наши шалости слишком её утомили, — хихикнул Волчонок. — Это точно! — воскликнула его собеседница. — Ладно, спасибо, что подождал меня. Давай кто первый до кучи с добычей?        И, не дожидаясь ответа, она рванула к полной рыбой куче, намереваясь достать самую большую и аппетитную. Её брат был готов к подобному, но догнать Птичку у него никогда не получалось. Это было обыденностью: в догонялках всегда побеждала она, в игровом бою — он. «Наверное, — подумала Птичка, — было немного нечестно устраивать эту игру».        Задумавшись, она не заметила, как приблизилась к куче с рыбой вплотную, а когда опомнилась, уже не успела затормозить.        Раздался звук глухого удара. Птичка, врезавшись в основание рыбной кучи, покачнула её, и ей на многострадательную голову упало ещё несколько свежих, сырых рыбёшек с самой верхушки. Голова кошки от удара слегка закружилась и она сделала пару шагов назад. Именно в этот момент её настиг Волчок. — Какой потрясающий манёвр! — засмеялся он. — Отстань, рыбоголовый, — чуть ли не плача от обиды произнесла Птичка. — Нет, правда-правда! Ты смогла достать самую свежую рыбу, даже при своём маленьком росте.        Кошечке хотелось возмутиться, но от такого обильного рыбьего запаха ей становилось дурно, и на ум ничего не приходило. Рыба всегда казалась ей странной на запах, слегка неприятной.        Их мать, Грушеветвь, всегда говорила, что на вкус она куда лучше. Она рассказывала, что пробовала в своё время другую добычу, но рыба самая вкусная из видов дичи в лесу. Птичка, конечно же, верила и с нетерпением ждала своей первой пробы взрослой пищи. — Мне за вас уже в шестой раз стыдно, — зашипела подошедшая Бурюшка. — Ты прошла половину лагеря чтобы напомнить нам это? — спокойно спросил Волчок. — Давно счёт открыла? — в тон ей ответила Птичка. — Да вот, луну назад решила начать считать, — уже безэмоционально произнесла их сестра.        Посчитав тему закрытой, Бурюшка развернулась и пошла в сторону детской. Её спокойный, скучноватый и немного мрачный нрав сильно подпортил ей отношения с братом и сестрой. Конечно, когда они были совсем маленькие, между ними было какое-то единство. Наверное, ещё тогда это было, когда они даже глаз не открыли. Но стоило им впервые выйти из детской, начать проявлять характер, как Бурюшка тут же отдалилась от Птички и Волчонка стеной непонимания, которую сама же она и воздвигнула. Иногда она мечтала о хороших отношениях со своей семьёй. Об совместных вечерах, обсуждениях и, возможно, даже некоторых шалостях… Хотя, конечно, последнее очень вряд ли.        Волчок куда терпимее относился к словам и поступкам хмурой сестры. Он будто видел внутреннюю борьбу её чувств и строгого от рождения характера. иногда они даже действительно могли поговорить. Без тонкого сарказма и коготочков иронии.        С Птичкой всё было куда сложнее. Она чувствовала неприязнь, исходящую от сестры, и с двойной отдачей возмещала ей это. Черной кошечке не хотелось копаться в душе у того, кто, по её мнению, беспричинно плохо к ней относится. Она любила, когда всё просто и понятно: Волчок — лучший друг и брат, Грушеветвь — добрая, заботливая мать, Бурюшка… Недруг? Враг? И всё же — сестра.        Она единственная не вписывалась в эту незамысловатую систему.        А, и ещё отец, Черногрив, тоже своей неоднозначностью никогда не нравился дочери.        Птичка вылезла из кучи с добычей и отряхнулась; рыба на верхушке была мокрой. Речная вода мелкими каплями слетала с черной шерстки. Есть совсем расхотелось. Зато очень хотелось вылизаться. Некоторая вода успела проникнуть глубоко под шерсть, попасть на кожу, обдавая всю кошку холодом. Казалось, даже косточки успели промёрзнуть за несколько минут. — Вон та рыба неплоха, — показал хвостом Волчок. Птичка была готова поклясться, что на него тоже попала вода. Почему же это не доставляет ему дискомфорт? — Съедим вместе? Здесь много на одного котёнка. — С радостью! — мурлыкнула синеглазая, взяв себя в лапы. Всё же, что страшного в небольшом количестве воды?        Волчок взял выбранную им рыбу и пошёл ближе к ежевичным зарослям детской. Птичка семенила за ним, и он был удивлён тому, что она не возмутилась, почему это рыбу несёт он, а не она. Да и не сильно горит желанием, эту рыбу пробовать. Так бы прямо и там и откусила, скорее всего. «Наверное, сильно всё-таки ударилась, » — подумал он и хихикнул так, что подавился переносимой им добычей. — Эй, ты в порядке? — спросила Птичка, когда тот закашлялся. Получив в ответ кивок, она шутливо добавила. — Ты там рыбу раньше времени не съешь только, ладно? — Не съем. В меня столько не влезет, знаешь ли, — ответил Волчок после того, как опустил рыбу на землю.        Птичка, подрастерявшая было свой боевой настрой, тут же кинулась на рыбу и чуть не откусила её вместе с чешуёй. У неё из-под носа добычу умыкнул Волчок. — Эй! — О, не знал, что ты любишь изысканный вкус чешуи у себя на языке, — шутливо произнёс он, отделяя чешую от еды. — Я…        В этот момент они заметили стремительно приближающегося к ним Черногрива, и Птичка подумала, что это неплохой шанс перевести неловкую тему. Черногрив, длиннолапый иссиня-черный кот с желтовато-янтарными глазами, не очень нравился Птичке. Он всегда вёл себя с ними слегка безразлично. По сути, она и не знала своего отца, они никогда не говорили. Парочкой слов, бывало, перебросятся и всё. — Где Грушеветвь? — опять «без привета» начал их отец. — Прогуляться ушла, — не скрывая раздражения ответила Птичка, отвернувшись. — Должна быть около берега озера, — припомнил слова матери Волчок. — О, вы впервые едите рыбу? Чтож, это интересно. Не возражаете, если я посмотрю?        Птичке хотелось сказать: «Иди куда шёл», «Три луны тебе на нас наплевать было, а сейчас…» Но она не успела и рта раскрыть, как Волчок уже дал ответ, мурлыкнув. — Конечно можно. Правда, Птичка? — Да… — «нет».        Наконец, рыба была очищена, и Волчок, на правах чистящего, первым откусил кусочек. Его сестра беспокойно наблюдала за его реакцией. Вот, он в наслаждении закрыл глаза, повёл усами и прижал уши к голове. Птичка впервые видела такое выражение у него на морде. — Вкуснее ничего не пробовал, — пробормотал котик и, подумав, добавил, — Ну, я конечно мало что пробовал…        Кошечка не стала дослушивать, она тут же быстро опустила голову к добыче, откусывая первый попавшийся кусок. Ей показалось, будто во рту у неё трясина, тухлая вода. Рыбья кровь непонятной слизью растекалась по её пасти, отпечатывая не самый приятный вкус. — Какая гадость! — выплёвывая откусаный кусок, возмутилась Птичка, обращаясь к брату, — Как ты это съел?!        На неё удивлённо смотрели две пары глаз. Черногрив, до этого сидящий без движения, начал беспокойно стучать хвостом по земле, но ничего не сказал. Как и всегда, впрочем. Волчок обнюхал выплюнутый Птичкой кусочек и бросил на неё ещё один ошарашенный взгляд. Кошка терялась. От этих взглядов ей становилось не по себе, неуютно. Её вдруг объял непонятно откуда взявшийся страх, и она поёжилась. Тогда она впервые почувствовала, как липкие щупальца страха сковывают её нутро.