Привет, Дорогой дневник

      Наступило долгожданное, в кое-то веки спокойное и тихое утро. Сотни лучиков пробирались между штор, ложились тёплыми касаниями на оголенную кожу стоп и икр, освещали все полотно белых простыней, пробегали по каждому миллиметру комнаты, играясь охристыми полутенями на обоях. Норвегия кое-как распахнул глаза, не до конца веря в то, что, наконец-то, ему удалось выспаться за последние несколько недель. Никто не кричал и не рыдал на всю квартиру, не приходилось сидеть на диване все утро, думать только лишь о том, чтобы скорее снова впасть в забытьё или, того хуже, дать заднюю. Простая и приятная тишина. Такая комфортная. Такая непривычная?       С рождением ребёнка в жизни рыжего все кардинально поменялось. Уже нельзя было подолгу зависать на с друзьями, ложиться поздно, не беспокоясь о том, во сколько встанешь на следующий день. Отношение к будням всецело изменилось. Встал — и сразу по делам. До приторности бытовым. И столь спокойный час не мог не удивить альфу. Он словно снова очутился в тех беззаботных летах. Когда в квартире был лишь он да Эсти. И ничто не могло нарушить их покой.       Легкая улыбка дрогнула на устах Королевства, когда тот перевернулся на бок, чтобы понаблюдать за своим омегой на другой стороне кровати. Эстония все ещё мирно сопел, прикрыв свои глазки пышным треугольником ресниц. Именно таким норвежец просто обожал его — спокойным, блаженным… таким задумчивым и уютным. Ладонь ненароком пробежалась по его лицу, по щекам и по шее, оставляя робкий, невесомый поцелуй где-то в районе носа. Что-то заерзало под рукой, но тут же угомонилось, мягко улыбаясь пухлыми губами. Солнечные зайчики заиграли на приятных очертаниях лица. Такого прекрасного в столь прекрасное утро.       Рыжик, чтобы не разбудить супруга, тихо-тихо перевернулся на другой бок, скинул ноги к полу, щурясь от слепящего солнышка. А после всунул стопы в мягкие домашние тапочки и медленно, едва ли шаркая по половице, отправился в сторону детской, откуда не доносилось ни единого звука. По пути мужчина прихватил кружку, оставленную прошлым вечером на тумбочке, отпил частичку содержимого, успевшего остыть, и завернул налево, останавливаясь в районе дверного косяка и криво расплываясь в довольной улыбочке.       Дыхание ненароком стало сбивчивым, но тихим, стоило отставить кружку на пеленальный столик и сделать пару шагов навстречу массивной кроватке, мирно покоившейся возле окошка, на котором были задернуты голубые шторки. Оттуда виднелся прекрасный вид на город, на закат и на цветастое поднебесье, так и говорившее приторно-сладким голосом со своими подчиненными.       Для оранжевого неба тем самым светом стало восходившее солнце, для Норвегии же это было то, что мирно сопело в плену одеяла, раскинув ручки и подавно выплюнув пластмассовую соску из своих губок, — явно папиных, — едва разомкнутых от крепких сновидений.       И вновь ухмылка дрогнула на лице КН, стоило маленькому чуду приоткрыть серые, как и у биологического отца мальчишки, глазки и уставиться на отчима из-под заспанных век. Норвежцу казалось, что впервые за последние пару-тройку недель он видит сына таким спокойным с самого утра. И это радует его, ему хочется остаться в детской, стоять и разглядывать умиротворенное пухлое личико напротив, так некстати потревоженное. — Хэй… — прошептал синеглазый, приложив указательный палец к губам и слегка наклонившись над кроваткой, — тише-тише, — ладони взметнулись к маленькому тельцу, ловко подбирая его на руки, — пойдём, пока папочка спит, сами разберёмся со всем, хорошо? — он улыбнулся по-прежнему сопевшему комочку на своём предплечье и медленным, успокаивавшим шагом двинулся в сторону кухни, стараясь лишний раз не дышать, чтобы не разбудить спавшего эстонца, — вот, молодец… — прошептал альфа, подпирая малыша под голову и усаживаясь вместе с ним на стул возле микроволновки, в которую тут же полетела заготовленная баночка со специальной молочной смесью. Пару кнопок — вся квартира погрузилась в легкий гул, такой ненавязчивый… по странному тихий…       Ааро, — так звали крохотное существо, — ещё едва-едва мог держать голову самостоятельно, от того и требовал постоянного опекунства и заботы, и в тот момент Нор решил взять все это на себя, взяв Эстонию в жёны. А сейчас он спит, сладко причмокивая и хмурясь во сне под пушистым одеялом. Эсти заслужил это путём длительных бессонных ночей… да и в принципе не хотелось лишний раз тревожить измотанное чудо с распущенными, покрашенными в голубой цвет патлами, спадавшими на все лицо и белоснежные плечики. Особенно в столь прекрасную утреннюю негу, такую редкую, такую желанную.       Ааро заворочался на руках, стоило рыжему поднести к его лицу разогретую непроливайку. Промычал что-то на своём младенческом языке и по привычке разомкнул губы с характерным чмоканьем, позволяя заботливому отцу накормить себя. Сам же Нор немного, но секундно забоялся, что малыш может завопить от того, насколько непривычно ему принимать подобного рода заботы от второго родителя, не от голубоволосего, что все время проводил с крохотным созданием, а не с участливым видом глядел из-за угла, не числился в помощниках, как Норвегия. Для него это было упущением, ведь работа отнимала столько времени, которое он мог потратить на свою семью… благо, Эстония это понимал и не винил возлюбленного, обещая, что сохранит очаг настолько, насколько может сам. И, по правде говоря, выходило это у него хорошо, омега со своей чистоплотностью и трудолюбием содержал весь дом в порядке и старался поддерживать уютную обстановку. Конечно, Ааро порой мог помешать строить желанную идиллию, но не было для КН ничего более милого, чем муж, рьяно старавшийся успокоить неугомонного ребёнка. Разве что спящая мордашка пасынка, до чертиков походившей на эстонца.       Вообще, было в сыночке что-то и от Финна. Хоть было рано судить, но все же заметен был его разрез глаз и вздёрнутый носик. — Все в порядке? — вопросил Королевство, наклоняясь вперёд и отставляя смесь куда-то на барную стойку. Аари заворчал на руках, глядя на отчима сонными глазами. — Ты у меня — большой молодец! — прошептал Нор, прижимая к сердцу хрупкое создание и снова поднимаясь на ноги, чтобы приблизиться к окну и выглянуть куда-то за стекло. Пейзаж поистине казался нереальным, даже до романтизации. В розовых тонах тонула кухня, пахнувшая родным запахом не менее родного дома. Кажется, Норвегия обрёл долгожданный покой, стоя посреди комнаты и глядя в никуда, наслаждаясь золотыми лучиками желтого светила.       Так бы продолжал он бесконечно, если бы не заслышал кряхтение под боком, а после — шаги позади.       Вошедший шумно сглотнул, остановился в паре шагов от окна и мягко улыбнулся, скрещивая руки в замок перед собой. — Ты его покормил? — послышалось мгновенно. Рыжик слегка вздрогнул, оборачиваясь к вошедшему омежке всем своим телом. Он робко улыбался, завязывая непослушные локоны в незамысловатый и небрежный хвост, — спасибо… — отчего-то прошептал Эст, с любовью наблюдая за самыми родными людьми в своей тогдашней жизни. Оттого и ерзал малыш, рассеянными глазками увидев папочку. Такого домашнего — в свободной майке с облаками и свободными шортами.       Он подошёл поближе, заглядывая в эти серые глаза, а после потянулся за лёгким эскимосским поцелуем со своим супругом, ничуть не воспротивившимся. — Какое прекрасное утро, правда? — вопросил альфа, осторожно передав Ааро в надёжные и крепкие руки оппонента, — сразу вспоминаются те беззаботные времена… ты, я, глупые песенки о любви… Сан-Франциско с его закатами… такой для нас ещё неизведанный… — стал перечислять скандинавский, приобняв Эстонию за плечи и развернув в сторону окна. Тот все больше расплывался в довольной улыбке, норвегия видел это в отражении стекла, когда разглядывал привычные долины. — Как давно я такого не чувствовал? — Ничего, милый. Скоро все пройдёт и вернётся на круги своя. — голубоволосый слегка подпер малыша на своих руках, чтобы норвежец тоже видел это личико, — скоро он подрастёт и станет проще. Он уже почти что держит голову, представляешь? — неожиданно вдохновлено залепетал парень, наивно и по-детски глядя в синие глаза напротив, робко ухмыляясь. Это умиляло Нора не меньше утренней идиллии, оттого он улыбался с зубами, не в силах сдерживать восхищения своим возлюбленным.       Ему хотелось верить такому доброму, такому молчаливому, — но с говорящими глазами, — Эсти… Норвегия влюбился именно в них и ни за что не хотел противиться, ссориться и их терять. Поэтому прижал к себе, вдыхая столь привычный аромат мандарина своим курносым носом. Эстония выдохнул ему куда-то в разношенную футболку и расслабился в чужих руках. Потерся носом о подобие воротника, о шею и о линию нижней челюсти возлюбленного. — Ты чего? — слегка хихикнул омега, глядя на старшего снизу-вверх. — Я просто рад, что ты есть у меня. — признался мужчина, когда сожитель отпрянул от него и снова воззрился в столь родные глазки, — Совсем скоро мы с тобой заведём нашего общего малыша… — Тихо… — прошептал Эст, кивком головы указав на сонную мордашку сына. Альфа тут же замолчал и понимающе повёл головой, когда муж поплыл из кухни в детскую, ловко переступая через разбросанные вещи и игрушки.       Нор застал его, когда тот уже уложил заснувшее чудо обратно, так же щурясь от ядовито-желтых зайчиков, бегавших по всей комнате пастельных оттенков, — Тихо… — задумчиво повторился, разворачиваясь к возлюбленному и встречаясь с ним уже в коридоре тет-а-тет. Ему не стоило отвечать на признание Рыжика, поскольку глаза выражали даже больше, нежели могли донести слова.       КН видел эту искренность, эти блики в двух огромных бриллиантах радужки. Он был готов поклясться, что такой васильковый оттенок — его любимый. — Дальше будет лучше, — только и прошептал Норвегия, обнимая хрупкое тельце напротив и направляя его в сторону просторной спальни. Тишину прерывали лишь птицы за окном, что радостно щебетали незамысловатые песни.