🌳
Чимин просыпается ранним утром из-за того, что не может дышать. Словно в лёгких осел густой туман, в зелёных глазах — бледная пелена и звёзды. Он делает глубокий вдох, прикрывая веки. Снова чувствует слабую дрожь в теле, будто от холода. Ему снова ужасно, снова хочется реветь без причины и глотать обезболивающее. На мгновение он даже не узнаёт собственную комнату, пугается. — Что же делать… — Пак тихо шелестит себе под нос, вставая с тёплой постели. Что-то, или вернее, кто-то вновь пытается блокировать воспоминания о прошлом дне. Чим приподнимается и тут же морщится, голова пульсирует от боли. Смотрит в окно, через которое виднеется то же серое, мрачное небо и высокие хвойные деревья. Прошёл уже почти месяц со дня, как Чимин открыл эту проклятую дверь со старыми воспоминаниями. Сегодня всё по новой. Он усердно старается делать вид, что почти не помнит ничего за последний месяц, будто не жил вовсе. Он до сих пор напуган, растерян и уже не чувствует себя собой, лишь пустая оболочка для чего-то неизвестного. Но продолжает существовать, даже с этой горечью на языке. Упорно молчит, держится, ведь поднимать шумиху, когда всё вроде нормально, не хочется. Пак касается холодными пальцами собственного лица и понимает, что нет, ненормально. С ним ни черта не в порядке. Если так продолжится и дальше, не уверен, что справится сам. Он сходит с ума? А вдруг все эти дни рядом с Юнги и Чонгуком — и правда сон? Что, если это очередное наваждение, злые шутки его воспалённого мозга? Может, Чимин умирает и снова видит последние дни жизни? Он со всей силы щипает себя, громко айкает и потирает тут же покрасневшую кожу руки. Это определённо реальность, но почему же она в очередной раз так беспощадно трескается по швам? Он натягивает на себя тёплые шерстяные вещи, останавливается и вздрагивает, когда дверь в его комнату со скрипом приоткрывается, и прохладный сквозняк он ощущает сразу, незаметно поджимая пальцы ног. Чимин стоит в пижаме, поверх которой небрежно висит старый растянутый свитер, так и остаётся посреди комнаты, устало смотря на грустное лицо Юнги. Тот мнётся на пороге, и Чимин позволяет себе незаметно и тихо забить свои лёгкие запахом хвои и моря. Да, всё встаёт на свои места, он сейчас действительно именно там, где должен быть. Даже если это лишь иллюзия, он хочет быть обманутым, всем сердцем. Хочет ещё немного побыть любимым. О том, чтобы остаться самим собой, он пока не думает. — Доброе утро. Чимин пялится на сонного Юнги, что кажется незнакомцем сначала, но затем подходит ближе и, дотрагиваясь до него, заставляет вспоминать, снова и снова, затягивая в адский круговорот. Чимина начинает тошнить. Почему, даже находясь так близко, он невозможно скучает? Он ведь состоит в отношениях с кем-то уже больше месяца. Они живут в отеле его родителей на втором этаже, прямо под ним. Мин Юнги и Чон Чонгук. И это является истиной, его любовь — настоящая, ведь при упоминании их имён Чимин чувствует тепло и дрожь от бушующих чувств. Судя по собственной реакции, тогда и впредь, искренне и отчаянно любит этих двоих. Ему просто необходимо убеждаться в своих чувствах каждый чёртов день, чтобы не сойти с ума окончательно, но правда в том, что Чимина по-прежнему гложет чьё-то забытое воспоминание, и что-то ещё, нечто важное и болезненное. Это видно и в глазах Юнги, что молчит уже несколько минут, лишь смотрит бесцветно и угрюмо. У Чимина из-за этого начинает сыпаться сердце, словно чёрный песок сквозь пальцы. — Как ты себя чувствуешь, малыш? — гость наконец решается подойти ближе и вплотную прижимается к нему, захлопывая за собой дверь, на что Чимин дёргается. Резкие звуки, как же они сейчас некстати. — Как и всегда. Словно я ещё сплю, — прохладной ладонью Юнги касается его лица, скользит тыльной стороной по щеке, ниже по шее, а затем наклоняется и с нежностью целует опухшие губы. — Зачем… Я даже зубы не почистил. — Ты прекрасен, Пак Чимин. Юноша заметно смущается, словно этого месяца отношений и не существовало и ему ещё никогда не признавались так опьяняюще. До Чонгука с Юнги никто и никогда не смотрел так, будто он — единственная надежда на спасение. Ему никогда в жизни не дарили такие чувства. Всё это усиливается и умножается на сто, ведь лишь одна его несчастная душа сейчас собрала в себе множество других, искрящих и так же сильно любящих. И всё же, в прошлом они трое испытали гораздо больше счастливых моментов, чем сейчас. Или это только кажется. Не разобраться толком, будто он носит в лес дрова, бесполезно. Чим поднимает глаза и что-то ищет в чужих, и в душе у него самая настоящая война разверзлась, где-то грохочут снаряды и взрывается порох, когда видит нужное. Он знает этот взгляд, точнее, его прошлое подкидывает нужные кадры: это было обещание в бесконечности, в любви и верности. Чимин утыкается Юнги в шею в попытке скрыть, что он вот-вот позорно разрыдается. И ему не позволяют, аккуратно тянут за плечи и в этот раз смотрят уже с умилением, нежно пальцами дотрагиваясь до влажных от подступивших слёз ресниц. — Ты такой плакса, — Юнги совсем беззлобно хмыкает, прижимает к себе крепко и гладит по взъерошенным розовым волосам. Успокаивает. — Пойдём завтракать? — Что вчера произошло? — всё же спрашивает Чимин, пропуская мимо ушей чужие слова. Он чувствует, как замирает Юнги, как перестаёт дышать, перестаёт на мгновение даже жить. Пак совершенно не ожидает этого, слишком беспечен и ослеплён мимолётным счастьем, а потому начинает немножко паниковать. Его раскрыли? — Ты ничего не помнишь? Чимин хмурится, пытаясь сыграть нужные эмоции. Ему интересно, как на самом деле должен вести себя человек, потерявший память, что он чувствует? Вероятно, опустошение и ноющее в груди чувство, бессмысленный поиск чего-то важного, что каждый раз ускользает, стоит только приблизиться. И понимает, что это не так уж и сложно, ведь ему уже приходилось с таким сталкиваться. Чимину хочется закричать, что он всё помнит, абсолютно всё, но не может. Парень отстраняется немного, смотрит снизу вверх на своего любимого человека, замечая в глазах напротив глубокое озеро из боли и страха. На лице Юнги читается откровенное отчаяние, и Чимин может лишь догадываться, что он именно должен помнить. Например то, что могло вдребезги разбить души сразу трёх людей, словно хрустальную вазу. То, что хранится глубоко в воспоминаниях и извергается, словно лава из вулкана. Сейчас она вытекает, бесчеловечно сжигает всё на своём пути, плавит изумрудные глаза в рыжеватое золото. Юнги замечает, а Пак недолго молчит, почему-то думая о том, что у боли есть свой цвет. И это определённо цвет его собственных глаз. — Мы были на пляже. Мы цел… целовались, — Пак хмурится, а затем безбожно краснеет. Он смущается, словно не привык к такому. Отчасти это правда. Каждый их поцелуй до сих пор ощущается как что-то новое, и это будоражит. — Вернулись в дом… И дальше я проснулся в своей комнате. Больше ничего. Юнги ничего не отвечает, осторожно гладит по спутанным, слегка выцветшим розовым волосам, поджимает губы от обиды и злости. Конечно, он в курсе, что происходит и почему юноша так терзается сейчас. Но даже если он расскажет, всё вновь вернётся к началу. Они пытаются изо дня в день, чтобы их запомнили, желательно теперь навсегда. Каждый новый день погружают Чимина в правду об их жизнях. Каждый день верховные нимфы тратят остатки магии на то, чтобы их любовь вернулась к ним. Вчера они вновь пережили настоящий ужас, пока Чимин просил отказаться от него. Уйти, забыть, не трогать, умолял оставить в покое. Юнги снова вернул ему воспоминания, которые и так вонзились кинжалами в голову, а потом в тихой молитве стёр всё израненное прошлое и немного настоящее. Прошёл целый месяц, но он так и не потерял надежды, что эта магия всё-таки может сработать. Чимин хотел этого. Искренне желал ничего не помнить и любить их просто и легко, без нюансов в виде прошлых жизней и проклятия. Из раза в раз с улыбкой на губах благодарил за избавление от этой боли, наблюдая, как они разрушались и мучительно долго плакали. В подобные моменты Мин винит себя, почему-то считает эту любовь больной и неправильной: после бессчётного количества испытаний и мучений, из-за которых они не справлялись. Смерть всех реинкарнаций Чимина лежит только на его руках, окрашивая их по локоть в кроваво-алый. Он погряз в этом чувстве вины, смешанном с любовью и долгом. Сложно не заметить, как человека убивает безразмерная скорбь и обречённость. Если Юнги уже явно теряется и ходит по грани, то Чонгук всё ещё держится, кажется, верит в счастливый конец для них троих. Или верил. Этой ночью Юнги смотрел в его глаза и видел это — как гаснет яркий огонь, как исчезает его последняя надежда. Вчера у него что-то изменилось, сломалось внутри, Юнги очень хорошо чувствует свою любовь. Смертельная усталость вновь обрушилась на плечи, и Чонгук впервые за столько лет не выдержал, захотел сдаться и уйти. — Значит, ничего важного и не было, чтобы помнить. Главное, ты запомнил наш поцелуй. Юнги тянется вперед, прижимает к себе Чимина за талию и целует влажно, будто снова в последний раз. Смело пробует на вкус пухлые губы, чувствуя неизменный аромат персиков, языком проталкивается глубже и начинает откровенно вылизывать чужой рот. Чимина, совершенно не ожидавшего внезапного порыва своего парня, сильно ведёт от такого, вокруг всё расплывается и внизу живота странно тянет. Он тихо скулит в поцелуй, что становится всё жарче, старается отвечать на него, пошло высовывает свой язык, смотрит полуоткрытыми зелёными глазами на него. Юнги готов выть от одного только вида разомлевшего парня. Он хочет его сожрать, словно самый сладкий и мягкий персик. Мин втягивает чужой язык, зажимает слегка зубами и вновь углубляет поцелуй. Жарко, безумно, оба чувствуют голод друг по другу, но понимают, что кое-кого всё же не хватает. Юнги делает жадный вдох, забивая персиковым ароматом лёгкие, и подхватывает Чимина под бёдра, толкая его в ближайшую стену. Целует остервенело, будто изголодавшийся зверь, сжимает горячими ладонями мягкие ягодицы и сильнее в себя вдавливает. Тихо, несдержанно ахает куда-то в нежную шею, когда парень осторожно кладёт руки на плечи и обхватывает ногами его талию. Чимина бьёт контрастами от горячего тела Юнги и ледяной бетонной стены за спиной, на секунду он теряется в ощущениях, стойкий хвойный запах повсюду, окутывает и туманит разум. Никогда раньше Чимин себя так похабно не вёл, не тёрся пахом о чужой живот и не поскуливал из-за обычных поцелуев. Да что уж таить, он никогда ничем таким не занимался в принципе. До появления двух восхитительных парней в его жизни. Но ему всё это безумно нравится. Юнги резко отстраняется, тяжело дышит и смотрит на поплывшего Чимина, что буквально висит на нём. Пока тот ждёт продолжения и слабо ёрзает в руках, на лице Мина вдруг появляется оттенок безграничной вины и стыда. Он сам не понимает, что творит — в голове каша из лопнутой выдержки, любви, что дольше жизни, и горькой истины. Просто не сдержался, залез по пояс в это болото и утащил с собой невинного человека. Чудовище. Что, чёрт возьми, на него нашло?! Он смотрит загнанно на Чимина и ошибочно думает, что ему тоже больно сейчас. Он не хотел… Не хотел так. Ему сейчас так противно от самого себя, так горько внутри, и это замечают зелёные глаза напротив. Чимин тяжело дышит, отстраняясь немного, хмурится и не понимает. Он что-то сделал не так? — Прости, малыш, — виновато опускает голову, но всё ещё сжимает пальцами чужие бёдра. — Давай остановимся, нас все уже ждут внизу. Юнги в последний раз прижимается ближе к нему, плавно опуская подрагивающее тело на пол, а затем невесомо целует в висок, задерживаясь на долгие несколько секунд. Смотрит на него, поджимает губы, будто борется с самим собой, когда тянется пальцами к лицу напротив, плотно прижимая кончики ко лбу. Это значит лишь одно — его снова заставят забыть. Как трусливо. И больно. Чимину трудно сдержаться, он не должен показать, что понимает происходящее. Когда тёплое касание становится обжигающим, а затем вдруг исчезает вовсе, он слышит треск в ушах. Кажется, это его сердце только что лопнуло и разлетелось по телу на тысячи кусков. Пак молча наблюдает за суетливым поведением своего парня, пытающегося сбежать. И ничего не делает, чтобы остановить его. А он должен? Что вообще в таких ситуациях надо говорить и думать? Чимин, честно говоря, хочет прямо сейчас заплакать, ведь его только что так невозможно и жарко целовали, а теперь смотрят холодно и отчуждённо. Его снова пытались стереть. За какое-то мгновение Чимин в чужих глазах становится никем, пустым местом, и он чувствует это каждой клеточкой. Знает, что эти эмоциональные качели повторятся ещё не один раз. Когда Юнги всё же уходит, тихо закрывая за собой дверь, Чим сползает по стенке, чтобы следующие несколько минут пялиться в стену. Он не замечает, как щекотно стекают слёзы по его лицу, не замечает собственную дрожь в пальцах. Знает лишь, что из него получился бы отличный актёр. Притворяться, что тебе стёрли воспоминания, чтобы не травмировать себя и других ещё больше, — этому его никто не учил и в принципе не заставлял. Он пару десятков жизней любит одних и тех же людей, ему и стараться сейчас даже не нужно, Юнги и Чонгук всегда были слепы. А Чимин, играющий раз за разом этот спектакль, по ночам после этого молится неизвестно кому, чтобы проклятье наконец исчезло, ровно как и их любовь. Он всё ещё помнит. Как на пляже под чувственные поцелуи и тёплые объятия двух парней разрушался изнутри от всполохов вернувшейся памяти. Помнит, как его после этого заставили забыть. Помнит отчётливо, как ему было невыносимо больно. После того дня, когда воспоминания вернулись и разорвали его на части, он пролежал в кровати несколько дней, не желая видеть никого. Для кого-то это покажется слишком мало, но Чимину потребовалось на принятие реальности всего лишь двое жалких суток, в которые Чонгук с Юнги к нему подойти боялись на километр, не заходили в комнату, не прокрадывались ночью, не обращали внимания на отсутствие. Отчасти он благодарен за подаренное время, но его также изнутри съедало и отвратительное чувство страха быть забытым и отвергнутым. Чимин долго всматривался в свои картины — остатки давно переставших сниться кошмаров, где ему позволено было любить, не хотел засыпать, осознавая, что там его ждёт густая и чёрная пустота. Ему было необходимо принять то, что теперь вся его особенная жизнь, о которой он грезил ночами во снах, отныне существует в реальности. Кажется, Чим прошёл все стадии принятия и десять кругов ада, прежде чем перестать сопротивляться неизбежному. В такой очередной день, сидя в своей комнате с открытым настежь окном и смотря на серое вечернее небо, он правда смог понять и пропустить через себя своё прошлое. Он смирился. Очевидно, нужно смириться и сейчас, прекратить себя жалеть и выйти из комнаты с высоко поднятой головой. От этого никуда не деться, так он думает. Перебирает в памяти все счастливые моменты с Юнги, с Чонгуком, и почти все они вдруг сводятся к редким поцелуям, коротким фразам и взглядам, которые и правда важнее всего на свете. Сейчас Чимин осознаёт, что с самого детства скучал по ним так сильно, хоть и не подозревал об этом. Дрожащими ладонями обхватывает лицо и кричит беззвучно, даже не догадываясь, что за дверью, всего в десяти сантиметрах стоит Юнги и всё слышит. Как странно порой складывается человеческая жизнь. Кто-то умирает, так и не приблизившись к истине; некоторые даже не стараются искать, просто плывут по течению. Кто-то же находит цель и причину в творчестве, кто-то в деньгах и славе, а для Чимина всего лишь двое людей всегда были, есть и будут смыслом, его силой, этой самой странностью, аномалией, составляющей все его жизни. Нимфы заменяют Паку все существующие, и не особо, миры. Они заполняют всё его сознание, живут в каждом атоме его тела, хранятся в памяти всегда и ещё чуточку дольше. В прошлых жизнях, сейчас и в дальнейшем — Чонгук и Юнги, двое самых прекрасных нимф, о которых складываются легенды и по сей день, прокляты на вечную любовь к обычному смертному по имени Пак Чимин.🌳
Сегодня на город опустилась ужасающая темнота, повсюду сверкают молнии в мрачном небе, а по крыше то и дело стучат редкие капли дождя. Чимин уныло смотрит в окно, сидя на кухне и перебирая листья салата по просьбе мамы. Громкие раскаты с улицы временами заставляют его вздрагивать, но тут же всё внутри успокаивается, когда слышатся знакомые голоса сверху. Он оборачивается, смотрит на время и удивляется такому раннему подъёму гостей. Скрипы ступенек на лестнице всё же немного нервируют его, Юнги с Чонгуком скоро покажутся. И Пак не знает, как себя следует вести, что говорить и говорить ли вообще. Лишь надеется, что неловкости не будет. Он боится именно этого, что его парни, уверенные в том, что успешно подтёрли все его воспоминания, будут играть незнакомцев из другой жизни. Будто ничего не было, делать вид, что всё нормально. Он не хочет так. Пока Чимин съедает пачками солёные таблетки каждый вечер, пока ему всё сложнее и сложнее себя собирать по кускам, Мин продолжает рушить и без того хрупкое чувство между ними своими попытками отстраниться. Чонгук делает не лучше — вслед за своим парнем избегает и тяжело, болезненно смотрит. Это ещё хуже. Сначала Чимин думал, что это всё из-за утреннего поцелуя с Юнги пару дней назад, что Чон мог заревновать или обидеться, но… Проблема кажется намного глубже и серьёзнее. У них троих снова началась игра в молчанку, чему не рады абсолютно все в этом доме. Чимин ходит подавленным, а гости выглядят слишком уставшими, будто носят на себе тяжёлую корону вины. Только Чимин уверен, что носить её должен именно он. Никак не парни. Он знает, что им нелегко, что тогда Юнги сорвался и корит себя за это, что Чон считает так же и поэтому не даёт волю своим чувствам. Всем троим страшно до дрожи. Однако Чим не согласен с полным безразличием со стороны любви всех его жизней. Поэтому, когда эти двое наконец показываются внизу, он собирает остатки храбрости и подаёт голос. — С добрым утром, — встаёт из-за стола и приближается к ним. Видит удивление и смятение на родных лицах, отчего точечной болью колет прямо в сердце. — Сегодня будет настоящий тайфун, поэтому прогуляться на пляж не получится. Может, посмотрим что-нибудь вместе? — Звучит… неплохо, — первым отмирает Чонгук, сонно улыбаясь и плавно утекая в ванную, оставляя парней один на один. — Можете пока обсудить это, я очень быстро! Дверь захлопывается ровно под очередной раскат грома, и Чимин бессознательно делает шаг назад, пристально смотря на Юнги. Выглядит так, будто он боится именно его. Это Мин и чувствует, пряча свой виноватый взгляд за растрёпанной после сна чёлкой. Пак, нервно покусывая нижнюю губу, экстренно пытается что-то придумать, как разрядить обстановку и устранить возникшее недопонимание. А оно, безусловно, есть, он видит это по реакции парня напротив. — Прости, Юнги, я просто… Грома испугался. Садись, — жестом указывает на стул, неловко переминаясь на месте. — Какие фильмы ты любишь? — Я даже не знаю, — послушно приземляется за стол и искоса поглядывает на юношу в персиковой милой пижаме, поверх которой натянут вязаный свитер. Юнги считает его преступно очаровательным, притягательным и своим. И это его снова пугает, моментально отрезвляя. — Мне нравится что-то вроде приключений или детективов, я не особо разбираюсь в этом… А вот Чонгуку нравятся фильмы про супергероев и прочую мистическую чушь. Чимин сначала пребывает в небольшом шоке, зависая на безмятежном лице Мина, потому что как можно так правдоподобно играть неведение и безразличие?! В каком смысле «мистическая чушь»? Это так двулично — говорить с безучастным видом о магии, будто не веришь в неё вовсе, когда сам являешься представителем фэнтезийной расы. Абсурд. Не выдержав, Чимин начинает громко и почти истерично смеяться, качая головой и прикрывая рукой лицо. Это просто безумие какое-то. Почему же ему так смешно? Может, рассказать ему прямо сейчас, что вся память при нём до сих пор? И заодно оценить потрясающую актёрскую игру без «Оскара»? В целом, что же его останавливает. Чимин устал врать, ведь прожил достаточно жизней, чтобы сейчас не трястись от страха быть раскрытым. Устал ждать, когда же их пресловутая магия сработает и он действительно забудет. Пора уже начинать жить с тем, что имеется. Смотря сквозь слёзы смеха на нахмурившегося парня, он немного успокаивается и тянется к чужой руке, крепко сжимая в своей. Приятное, правильное тепло внутри подтверждает его мысли. Верно. Буквально вчера он ещё считал, что подыграть им будет хорошей идеей, особенно учитывая собственное шаткое состояние, но сейчас что-то внутри него разошлось трещинами и рассыпалось. Он думает, что больнее сделать уже не получится. Если эти двое намерены трусливо сбегать каждый раз, то Чимин с радостью будет тем, кто догонит и прижмёт к себе. — Ох, прости, просто ты с таким серьёзным видом говоришь об этой «мистической чуши»… — Ну, я просто не чувствую правдоподобности в таких фильмах. — Да что ты! — Чим снова звонко хихикает, наклоняясь через стол ближе к нему. — Тогда ты знаешь, как на самом деле выглядит магия? Юнги хочет сказать, что она выглядит как весь Пак Чимин, что она узорами расползается из него и освещает мир. Что его изумрудные глаза, его рыжеватые веснушки, искренний смех, маленькие ладошки и безграничная любовь, выливающаяся за края, — всё это и есть та пресловутая магия, волшебство в чистом виде. Но Мин молчит, изучающе глядя на него и утопая в глубине любимой души. Он не может признаться, что готов вместо дурацких фильмов всю ночь любоваться только им одним. — Знаю, — повержено хрипит Мин, слегка улыбаясь, но не замечая явную провокацию. — И она сейчас сидит передо мной. Чимин глупо открывает и закрывает рот, не зная, что и ответить. Слишком смущает, выбивает из равновесия. Его щёки неумолимо краснеют, а глаза блестят и искрятся. Волна приятной дрожи проходит по телу и застревает в месте их с Юнги соприкосновения, это чувствуют оба и незаметно притягиваются друг к другу. Медленно, правильно и игриво, пока не замирают в сантиметре от желанных губ. Оба чувствуют жаркое дыхание на коже, прикрывают веки совершенно инстинктивно и едва касаются друг друга, как слышится громкий скрип двери и протяжный выдох Чонгука, вышедшего из душа. Они оба с грустью вновь отодвигаются, слишком резко, будто их поймали на измене или на чём-то неприличном. Чонгук успевает это заметить, но ничего не говорит, лишь ухмыляется и качает головой, подходя ближе к Чимину. Тот чувствует себя напуганным ребёнком, смотря на Гука снизу вверх. Хочется извиниться, но непонятно за что конкретно. За неудавшуюся попытку поцеловать Юнги или за то, что они собирались сделать это без него. Чонгук озирается по сторонам, проверяя, нет ли поблизости посторонних людей, а затем вдруг наклоняется и впечатывается в пухлые губы, тут же проталкивая язык внутрь и рукой сжимая шею Чимина. Целует мягко и влажно, глубоко и вместе с тем очень нежно, без намёка на страсть. Так ощущается только любовь. У Чимина коленки дрожат и брови трогательно заламываются, когда пытается отвечать на поцелуй. Но толком не успевает — Гук отстраняется слишком быстро под разочарованный выдох парня, напоследок облизывая собственные губы и собирая персиковый вкус на язык. Смотрит на них двоих и хитро скалится. — Сладко, — делает несколько шагов и наклоняется уже к Юнги, шепча что-то на ухо. — Попробуешь с моих губ или всё же с его? — Мелкий ты… — Юнги устало закатывает глаза, но не может не обратить внимание на Чимина, ёрзающего на стуле и глазками выпрашивающего больше. Ему мало, ему хочется ещё. Хочется их двоих. — Вы оба меня с ума сведёте, клянусь. Под мутный и поплывший взгляд Пака парень сбегает в ванную комнату следующим, по пути выхватывая у Чонгука полотенце из рук и что-то бурча себе под нос. Оба видят, что он смутился по покрасневшим кончикам ушей. Парни синхронно посмеиваются, натыкаясь глазами друг на друга. Интимная и давящая атмосфера между ними проходит, позволяя Чимину вдохнуть полной грудью. — Юнги намекнул, чтобы фильм мы выбрали сами, потому что не разбирается в этом, — начал диалог Чим, вернувшись к перебиранию зелёных листьев салата. Надо как-то отвлечься от ноющего чувства внизу живота. — Хм, а что ты любишь сам? — Я люблю вас с Юнги, — спокойно признаётся он, не чувствуя ни капли лжи внутри. Чонгук на это открыто улыбается, жалея, что Мин не слышал этого тоже. — А из жанров, наверное, романтику, драму и мистику. — Тогда, может Сумерки? — Слишком банально, да и я пересмотрел их, кажется, раз пять. — Да, ты прав… Прекрасные создания? — Бессмысленный фильм. — Жёстко, — Чонгук понимающе кивает и смеётся, снова задумываясь. — А Бойфренд из будущего? — Его я вроде не видел… О чём там? — Чимин успокаивается и сосредоточенно продолжает заниматься салатом, уже совсем забыв о недавнем горячем поцелуе с этим человеком. Атмосфера вновь меняется, теперь на более непринуждённую и домашнюю, согревающую изнутри. — Не уверен… Просто видел несколько раз в рецензиях, вероятно, про путешествия по времени. — Точно, ты же любишь сюжеты про супергероев, — забавно корчится парень, будто сам их не обожает. — Ты имеешь что-то против? — показательно возмущается, хотя ни капли не злится. — Нет, что ты. Так, с каким персонажем ты себя ассоциируешь, мистер-психолог-Чонгук? Дай угадаю… Человек-паук? — Как ты это сделал? — искренне восхищается его проницательности Чон. — Я настолько очевиден? Или ты читаешь мысли? Помнится, подобный разговор уже был между ними. Только теперь происходит обратная ситуация. Это греет душу, Чимин мягко улыбается и наконец заканчивает с маминым поручением, отставляя миску подальше. — Ты добрый, искренний и всё ещё ребёнок, — Чонгук соглашается с каждым словом, понимая, как именно видит его Чимин. — Хотя стрелять паутиной ты не умеешь, увы. — Мне нужно срочно найти радиоактивного паука, чтобы меня покусали. Оба парня звонко смеются, Чимин в приступе даже чуть со стула не падает, так сильно его развеселила непринуждённость его парня. И зачем ему эти несчастные пауки, если сам по себе Чонгук необыкновенный, словно настоящий герой… — Я могу укусить тебя вместо противного насекомого, — говорит сквозь смех Чим, абсолютно без задних мыслей, но почему-то оба вкладывают в эту фразу другой смысл. Более интимный и будоражащий сознание. Они замолкают постепенно, смотря прямо друг на друга. Это просто невыносимо. Снова слышится грохот с улицы, гроза всё ближе, а дождь начинает усиливаться и заставляет родителей приостановить свою работу в саду и зайти в дом. Парни сидят за столом неподвижно и взглядами жадными исследуют друг друга, не обращая внимания ни на что вокруг. В тот же момент, как ливень стеной обрушивается на город, а мама с отцом забегают на кухню и начинают что-то причитать вслух, из ванной выходит и Юнги. Даёт безмолвный сигнал Чонгуку, застывшему камнем из-за красоты их парня, чтобы тот пошёл следом за ним наверх в комнату. Тот нехотя встаёт и оставляет их Чимина с родителями. Они ещё спустятся, ведь мама настаивает на завтраке через полчаса. Парни благодарят хозяйку и шелестят что-то про «мы переоденемся и придём», а Чимин продолжает ловить судорожные глотки воздуха, не сводя глаз с них и уговаривая себя не побежать за ними наверх. Им вместе находиться трудно и немного больно, но теперь уже по другой причине. Более сокровенной, непристойной и довольно смущающей. Теперь Чимина грызёт вопрос — а точно ли они будут просто смотреть фильм? Но он экстренно вытягивает неприличные мысли из головы, решая занять себя помощью маме в готовке. Ещё ему не хватало чувствовать себя извращенцем… Завтрак проходит непринуждённо и даже весело, несмотря на непогоду за окном. Громкий треск молний никак не мешает отцу Чимина травить какие-то нелепые и даже абсурдные байки из его молодости. Все искренне смеются, хотя и понимают, что это всего лишь выдумки. Чимин так увлекается разговорами с парнями и родителями, что не замечает, как его тарелка оказывается пустой. Он так сильно наелся, но по-прежнему чувствует голод, смотря на Юнги и Чонгука. Наверно, в этот момент он наконец осознаёт, насколько глупо себя вёл, ничего не рассказывая им. Ему и самому интересно, почему же магия так и не сработала. Возможно, парни подскажут верный ответ. Сегодня вечером Чимин собирается провести время с ними в их комнате, наедине. Это волнует, немного пугает и дарит необъяснимое чувство предвкушения. Хотя это ведь всего лишь фильм, ничего же не должно случиться. Он поднимает взгляд и замирает, ловя на себе две пары глаз. Они знают, о чём он думает прямо сейчас, тут даже мысли не нужно читать — Чимин безбожно краснеет и кусает губы. Его снова поймали, и ему это дико нравится. Но в то же время страх медленно затапливает его разум, кажется, ему не показалось. Пусть он наивен и неопытен, но откровенную жажду и влечение, исходящие от парней, он не мог не заметить. Главное, чтобы этого не заметили родители. После завтрака мама сообщает, что сегодня вечером уедет к своей подруге и останется там на ночь, а отец пойдёт повидаться с владельцем рыбного магазинчика, живущего по соседству. Вероятно, те будут выпивать, все равно из-за урагана день кажется бесполезным — делами заниматься уж точно не хочется. Чимин кивает, намывая грязные тарелки, а затем на мгновение цепенеет, чуть не роняя посуду из рук. Тело пробирает мелкая дрожь, как только в голове складывается вся картина целиком. Они останутся в доме одни на всю ночь. Лишь трое влюблённых, собравшихся смотреть дурацкий, никому не нужный фильм. Теперь Пак ещё больше начинает переживать, ведь все его мысли и опасения только подтверждаются. Он не может не думать о пометке «восемнадцать плюс», неоновой строкой бегущей в его голове. Чимин, конечно же, в курсе о существовании секса, он даже успел распробовать немного, когда испытал сухой оргазм от одних лишь прикосновений и поцелуев. Но… Это совершенно другое. Полноценный секс, с проникновением, с мужчиной, да ещё и не с одним, а сразу с двумя! Липкий страх оседает на затылке и не отпускает его даже в ванной, уже стоя под струями тёплой воды и тупо пялясь в одну точку. Что, если секс всё же будет? Дураку ведь понятно, что у них всё к этому и идёт, чего стоят только одни их взгляды! Жаркие, изучающие, откровенные и проникающие в самое нутро… Как бы Чим не убеждал себя, что это всего лишь его извращённая фантазия, как бы не старался игнорировать похожие сцены их прошлых жизней, где трое обнажённых людей на светлых простынях немного лениво и со вкусом ласкают друг друга и… Он не может отрицать, что сегодня с большой долей вероятности это всё же случится. Обожегосподи, Чимин сгорает со стыда прямо здесь и сейчас, включая воду похолоднее, чтобы остудить пылающую кожу. Он не знает, что ему делать. У него нет никакого опыта в этом, именно в этой жизни, а воспоминания из предыдущих никак не помогают и только пугают. А ведь как-то подготовиться нужно, даже если ничего и не будет. Это просто для себя и своего спокойствия. Точно. Поэтому Чимин выскакивает из душа, наспех вытирает руки и обнажённым шлёпает к небольшому стеллажу, где он оставил вещи и телефон. В таких случаях ведь всегда спасает интернет, верно? Через десять минут усиленных поисков и просмотра нескольких порно-роликов, юноша с нечленораздельным, скулящим звуком съёживается и поднимает глаза к потолку. Мрак. По советам из разных статей необходимо сделать… Определённые процедуры, ради гигиены. Чимин пищит от осознания, чем сейчас занимается, но всё же хватает бритвенный станок в дрожащие руки и возвращается в душевую кабинку. — Всё нормально, ты справишься. Вообще не факт, что у нас что-то будет… — прикрыв глаза, проговаривает он, тщетно пытаясь себя успокоить. — Ничего сложного. Чимин выходит из ванной только через час, вымотанный и познавший, кажется, суть космоса. Он задумывается о собственном опыте из прошлых жизней, яркие фрагменты непосредственно секса отзываются приятным и теплым чувством в груди, что, несомненно, успокаивает. Но это было давно, как будто вовсе не с ним, будто это просто красивая ожившая в голове картинка. От факта, что Чимин уже видел Юнги и Чонгука обнаженными, видел, как те стонут и ласкают друг друга, у парня дрожит сердце и трепещут ресницы. Ему совсем скоро предстоит пережить это вновь. Устало рухнув на свою постель, Чимин вдруг останавливается взглядом на картинах на стене напротив. Всё это по-прежнему так странно и немного жутко, его фантазии и сны оказались настоящими, вполне осязаемыми. Только недавно он рыдал ночами и захлёбывался от боли, желая либо прекратить свои мучения, либо полностью погрузиться в них; в бессознательном состоянии кистями выводил знакомые фигуры и пейзажи на холстах, а затем молился на них каждый вечер и жил в бесконечном, удушающем ожидании. Чимин смог спрятать труп посреди парка, пока находился в одиночестве с самим собой, и когда пришло время его откапывать, ему стало не по себе. Без преувеличений — он ещё слишком юный и уже слишком израненный, сознаваться в своих грехах и обнародовать их миру для него кажется чем-то невозможным. Он бы даже сказал, опасным. Его слегка штормит, даже в горизонтальном положении, его бросает в жар и грудную клетку сдавливает невидимое, очень тяжёлое чувство. Он принял реальность со своими ожившими кошмарами, со своей проснувшейся любовью, и его пугает то, насколько быстро и неотвратимо это произошло. Должно ли так быть? Безусловно, его горькие на вкус воспоминания отчасти забрали себе эту боль и смятение, помогли разобрать запутавшийся клубок и разглядеть истину. Но Чимин не был бы собой, если бы перестал копаться в проблеме и дальше. В день, когда он всё вспомнил, хотелось разбить свою душу на осколки, хотелось разорвать эту больную связь между ними тремя, по-настоящему забыть. Он не хотел признавать, что является чем-то вроде игрушки или очередной интересной историей, что поможет развеять скуку бессмертным божествам. Чимин думал об этом, его разум утопал в злости и непринятии, и тут же негативные чувства выпускали из тисков, стоило ему подумать о том, о чём он всегда мечтал глубоко внутри. Ему подарили это в таком количестве, что теперь он боится не справиться. Конечно, он думает о любви, ведь она оказалась способна справиться даже с его болью, спасти и защитить от страданий, что терзали его по ночам. Только эта любовь, пусть и не совсем правильная, местами мрачная и разбитая, пришедшая в лице Чонгука и Юнги в его дом, смогла развеять все тревоги и сложные вопросы, на которые никто не знал ответов. Даже он сам. Чимин сонными глазами всматривается в свои картины, и те будто оживают на мгновение, переносят его душу в прошлое, позволяют ещё раз прогуляться по знакомым местам. Слёзы наворачиваются сами по себе, и он думает, что действительно тот ещё плакса. Правильно Юнги говорит. Но он ничего не может с собой поделать, когда начинает скучать по себе самому, по тому времени и по тем сказочным лесам, где они с Чонгуком и Юнги гуляли пару сотен лет назад вместе. Оказывается, он всегда любил красивые места, что в этой, что в других жизнях. Чимин всегда любил и своих прекрасных нимф — и эта единственная верная и правильная мысль оседает в подсознании юноши, она внезапно согревает. Возможно, любой другой человек и не смог бы принять всю эту ситуацию, не справился бы с нахлынувшими эмоциями от возвращения памяти, и Чимин мог бы стать таковым. Мог сломаться, мог бы отрицать и не верить, мог бы злиться — грань между настоящим и прошлым стёрта, а его, казалось, искренние чувства к этим людям превратилась в пыль. И, что ж, именно это и ощущал Чимин первое время, чувствуя себя растоптанным и ненастоящим. Будто именно он — иллюзия и ложь этого мира. Но Пак всё же не стал. Эта роль отведена именно ему, он это чувствует и знает, что и правда особенный, а потому не может по-другому. Не может сдаться и отпустить. Сейчас понимает, что любит вопреки и наощупь, отбрасывая все «но» и «если», закрывая глаза на прошлое и отголоски из еженощных кошмаров, он влюблён до искр в изумрудных глазах, до сорванного от слёз голоса. И это его единственная реальность, в которой он согласен существовать. Здесь и сейчас, на третьем этаже в своей маленькой комнате, слыша, как громко смеются двое парней внизу. Чимин отпускает все свои грузные мысли и начинает едва слышимо хихикать вместе с ними. Кажется, любовь бывает заразительна. Время неумолимо движется к часу икс, которого Чимин одновременно ждёт с нетерпением, и одновременно молится, чтобы он не наступил никогда. С самого утра, до сих пор отдающего в районе сердца колкими ударами и покалыванием мягких губ, что с таким жаром и жадностью сминали в поцелуе, он не может перестать думать. Обо всём снова, и ни о чём конкретно. Думает о прошлых жизнях, думает о своей любви, в итоге приходя к решению принять её такой, какой была уготована. Вспоминает самые яркие моменты, глаза и улыбки, перед собой рисует фигуры парней, представляя, как те прямо сейчас тепло к нему прижимаются и шепчут что-то на ушко, как лениво целуют в обветренные губы и затем горячо лижут языками кожу. Чимин непроизвольно сводит ноги вместе, напрягает ноющие бёдра и с подозрением смотрит на слегка выпирающую ширинку своих штанов. Приползли, называется. Он неверяще стонет и зарывается лицом в подушку, вот же извращенец… Он понимает, что отчаянно хочет, правда, до скрипа зубов хочет испытать это потрясающе чувство на себе ещё раз, в полной мере ощутить те интимные сцены, что мелькают лишь в памяти предыдущих душ. Не зря же он готовился в ванной целый час! И всё же, ему немного страшно. Страх этот не от недоверия или нежелания, нет, Чимин полностью утонул в Чонгуке и Юнги пару сотен лет назад — тонет и сейчас, в этой жизни, с огромным удовольствием прыгая с обрыва. Неприятные и слегка неправильные мысли появляются как раз из его собственного состояния, из его неопытности и боязни сделать что-то не так. Чимин не хочет испортить и без того шаткий мост между ними, особенно вспоминая реакцию Юнги на тот злосчастный утренний поцелуй, который чуть было не превратился в пожар. Возможно, Мин испугался точно так же, как и Чим сейчас дрожит от смеси тревоги и сладкого предвкушения. Безусловно, у того были и другие причины так грубо поступить с бедным юношей, куда более глубокие и тяжёлые. А в глазах напротив, хоть и на долю секунды, но было несложно заметить взрыв атомной бомбы. Юнги сорвался, и Чимину это до смерти понравилось. Смотря искрящимися зелёными глазками в потолок, парень конвульсивно дёргается и перекатывается по кровати с тихим писком, стоит ему представить, чем они будут заниматься этой ночью. Пак думает, что уже давно пора было это сделать. Несмотря на все препятствия и вихри сумасшедшей судьбы. Вдруг Чим подрывается на месте, принимая сидячее положение и глупо моргает, смотря куда-то в пустоту. Нет, это не так. Всё идёт постепенно, своим ходом и подводит влюблённых парней к нужному этапу, только когда действительно пора. Займись они сексом раньше, встреться они раньше, Чимин бы не смог их удержать, поймать, найти или понять. Он бы потерял то, что с таким трудом смог наконец отыскать среди кошмарных любимых снов, среди безликих толп людей, среди серого мрачного неба родного городка. Да, именно, всё это происходит неслучайно, Чимин ждал и верил не для того, чтобы всё испортить. Именно поэтому, если сегодня (о боже, уже через один час!) у них троих всё-таки сорвёт тормоза и лопнет выдержка, если Чонгук и Юнги продолжат плотоядно наблюдать за каждым действием их парня, то первое, что Чимин должен будет сделать — это поговорить с ними. Он хочет быть до тошноты честным и открытым, даже если это вгоняет его в краску уже сейчас. Верно, нечего сопли глотать. Ему достались самые лучшие парни на свете, которые не позволят сомнениям разгрызть черепную коробку. Ведь так?.. Так, за размышлениями и созерцанием собственных картин, и проходит оставшееся время, приближая неизбежное событие. Честно, Чимин уже устал. Но ещё больше он взбудоражен. Родители выходят из дома почти в одно время, как только тайфун заметно стихает и за окном перестают неестественно гнуться деревья. Все знают, что это просто затишье перед очередной бурей. Чимина эта ужасная буря накрывает с хлопком входной двери, оставляя его в доме с двумя голодными хищниками. В глазах Пака они выглядят именно так — опасно и в то же время чертовски притягательно, словно ядовитые цветы. Но Чимин любит, до невозможности с ума сходит по ним, готов добровольно пустить этот яд себе по венам, лишь бы насладиться чувством эйфории в родных объятиях. Осторожно ступая по лестнице, он думает, что всё не так уж страшно и больно, как кажется. Его тяжёлые ночные кошмары, мучавшие всю жизнь, бесследно исчезли, его апатия и одиночество больше не терзают, а свою любовь, которую искал сотни прожитых лет, заполучил прямо в руки, будто пойманную за крылья бабочку. Бушующие разноцветные искры внутри тихо останавливают свой хаотичный танец, позволяют Чимину отпустить себя хотя бы немного, ведь отношения между ними тремя и правда начали налаживаться. Так он чувствует, так отчётливо видит в глазах напротив, когда осторожно открывает дверь в их комнату. За весь месяц отношений он был здесь столько раз, сколько не был за всю свою жизнь, живя лишь этажом выше. Снова становится досадно и странно на душе от того, как же быстро перевернулась его жизнь с появлением Чонгука и Юнги. Будто он и правда упал с обрыва в ледяную тёмную воду и позволил сильным волнам унести далеко-далеко. Туда, где его по-настоящему любят. — Заходи, — воодушевлённый и чересчур наигранный голос Чонгука слегка режет слух, но Чим понимает, ему ведь тоже неловко. Все трое в этой комнате с нетерпением ожидают и знают, чем закончится этот вечер. — Твои родители уже ушли? — Да, — парень робко подходит к кровати, отбрасывая лишние и ненужные мысли, сразу лезет к ним под одеяло и устраивается посередине. Чуть-чуть прикусывает губу от смущения, что не остаётся без внимания парней. — И куда их в такую погоду потащило… — Да ладно, им тоже нужно отдохнуть, а в такую погоду делами заниматься бессмысленно. Даже правильно, что они пошли отвлечься от рутины, — вслух рассуждает Гук, аккуратно скользя ладонью по чужому предплечью. Чимин тепло улыбается на подобные успокаивающие движения от своего парня. Пак слабо кивает в согласии с ним, встречаясь с круглыми карими глазами, смотрит недолго, понимая, что чувствует себя по-настоящему дома. Юнги с другого боку слегка ёрзает, привлекая к себе внимание специально, заметно краснея кончиками ушей под дружное хихиканье его парней. Чимин ласково прижимается и к его плечу, переплетая пальцы одной руки с его, заглядывает в любимое лицо и счастливо жмурится. Сердце старшего пропускает тяжёлый удар от такой милой картины, не выдерживает количества эмоций, поэтому Мин с нервным выдохом отворачивает голову. Еще бы чуть-чуть, и он бы не сдержался и поцеловал своё персиковое чудо. Он строго относится к себе после того случая в комнате — тогда он не сдержался, и подумал, что это напугало невинного Чимина. Больше так рисковать он не хотел. Пак никак не комментирует поведение своего парня, решая оглядеться вокруг, пока Чонгук активно копается в ноутбуке в поисках нужного фильма. Конечно, он был здесь не раз, но спектакль требует своих жертв — даже с диким желанием перестать прятаться и наконец рассказать, Чим не может. Переживает и тянет до последнего, ломая и убивая друг друга внутри всё больше с каждой попыткой соврать. Именно сейчас, именно рядом с Чонгуком и Юнги, Пак напрочь забывает о том, что никогда и никому не врал. Даже самому себе. Он понимает, что день за днём падает в эту любовь и в глубокую яму, собственными руками выкопанную посреди общественного парка. Он вдруг усмехается невесело своим мыслям, не желая воспринимать себя самого как потенциальный труп. Чимин не считает себя тайной, чтобы в агонии и панике закапываться. Да, ему немного не по себе вместе со своими сотнями разных личностей, теперь фоном разговаривающих в розовой голове. Это тяжело, но только первое время. Когда находишь свой ориентир и то, за что можно схватиться, становится легче. В какой-то степени эти «прятки» Чимина спасают от неутешительных и леденящих кровь идей, навеянных печальным опытом прошлого. Незажившие раны помогают не добить себя окончательно. Он поднимает взгляд, пушистыми ресницами хлопает немного, смахивая подступившие слёзы. В комнате привычный бардак, горящие свечи тёплыми рыжими огоньками украшают стены. В воздухе сливаются запахи сладкого персика, свежей хвои и чего-то ещё, пока не может разобрать. Что-то цветочное, будто здесь у них настоящая весна, а не холодная поздняя осень и тайфун за окном. Ища глазами что-нибудь похожее на цветы, Пак не замечает, как плавно руки его парней пробираются к его талии и притягивают, заставляя мягко упасть в подушки и лениво посмотреть на них двоих. — Что ты ищешь? — тихо спрашивает Чонгук, лицом зарываясь в его шею и сам нагло вдыхая фруктовый запах. — Как же невероятно ты пахнешь… Чимин на секунду задумывается, еле сдерживая крупную дрожь по телу. Не понимает, отчего сюда попал. В плане, не в комнату гостей, не в отношения с двумя парнями — ещё вчера о подобном он мог лишь мечтать. Пак действительно принял новую реальность. Это чувство сложно объяснить, будто прямо здесь и сейчас, лёжа между двух любимых людей в уютной постели, он навечно в этом омуте, плавно качается в тёплой, мягкой субстанции подобно ребёнку в утробе матери, в абсолютной защите и комфорте, но ровно до того момента, пока не придёт время открыть глаза и увидеть новый мир. Чимин чувствует, что его взгляд замыленный, парень не сможет разглядеть истину, даже если его вытащат из этого наваждения насильно. Он просто не захочет. Кажется, ему и правда знакома щадящая роль слепого. Не только Чонгук с Юнги верят всем чужим словам и мечтательным глазам. — Не могу понять, что за аромат в комнате витает. Это от свечей? — вдруг осеняет его, когда на экране ноутбука появляются первые кадры фильма. Цветы. — Это же пионы! — Тебе нравится? — Мин с интересом смотрит на него, потому что именно он покупал эти ароматизированные свечи, зная, как они впечатлят их парня. Потому что так пахнет Чонгук. — Очень, — смущённо бормочет тот, неожиданно пискнув от ласкового поцелуя в плечо, оставленного Юнги в знак благодарности. Пак погружается в увлекательный фильм, слабо сжимая пальцами чужие ладони с двух сторон. Это приятно и совершенно безобидно. Тихое дыхание парней помогает Чимину расслабиться окончательно, забывая о твёрдом решении сегодня пойти до конца, если они втроём решатся. Диалоги героев фильма постепенно меркнут на фоне дождя, шумно льющего за окном, и вся атмосфера в целом убаюкивает его, усыпляя бдительность. Однако, когда проходит уже больше половины фильма, он вдруг начинает нервничать. И даже немного расстраивается и дуется, наблюдая, как главные герои на экране занимаются любовью. Возможно, он хочет этого сильнее, чем отрицает. — Хочется заобнимать главную героиню, она такая прелестная, — вдруг озвучивает Чонгук, без какого-либо скрытого подтекста. — Возможно, это прилив нежности из-за схожести погоды. Дождь в кадре придает некую мистическую нотку, как и у нас сейчас. — Согласен, фильм интересный, немного дерзкий… Но трогательный, — вторит ему Юнги, вдруг крепче сжимая ладонь в руке и легко чмокая Чимина в щёку. Он замыленными глазками смотрит на яркую картинку, на будто бы живых персонажей и обижается немного. Актёров, значит, не против обнять и отвесить пару комплиментов, а про Чимина можно и забыть. Подрагивающие губы и трепещущие ресницы Пака привлекают две пары карих глаз. Звук моментально делают потише, переводя всё внимание на надувшегося розововолосого парня. — Что случилось, персик? — его слегка бросает в краску от нового милого прозвища, озвученного Чонгуком. Тот ложится на бок и смотрит в упор на него, поглаживает кончиками пальцев руку, ждёт. — Ничего, — лишь пищит он в ответ, замечая на себе и обеспокоенный взгляд Юнги. — Не ври, иначе зацелую до потери сознания, — вклинивается Мин, в доказательство начиная покрывать его лицо и шею лёгкими, но безумно горячими поцелуями. Парень поворачивает голову и неловко перехватывает инициативу, жарко выдыхая в губы напротив и разнеженно прижимается ближе, коротко и мягко целует. — Вы оба даже не представляете, какой я чудовищный лжец, — слабая ухмылка, немного сонная, но действующая как спусковой крючок. Когда вошёл в комнату, Чимин подумал, что у них и правда настоящий хаос — разбросанные вещи, какие-то бумаги с печатным текстом на полу, завешанный нестиранной одеждой стул при живом-то шкафе. На подоконнике пустая ваза, пыль, а на столе пять грязных кружек и открытые упаковки каких-то сладостей. И даже так, все это меркнет по сравнению с тем, какой разгром он творят втроём сейчас, спешно срывая с себя тяжёлое тёплое одеяло, что летит на пол вместе с включённым компьютером. Юнги жарко выдыхает в уголок родных губ, прикрывая от наслаждения глаза, вслепую цепляется за ладонь Чонгука и притягивая ближе к спине Чимина, зажатого между горячими телами. Парень запускает пальцы в чужие волосы на затылке, пылко и жадно отвечая на поцелуй Мина, дрожа от переизбытка чувств, когда кожу шеи несильно обжигает дыхание Чона. С одной стороны его ласкают влажные губы, сминают его собственные с таким трепетом и неистовой жаждой, с мокрыми звуками и горячим дыханием на расстоянии в жалкие несколько миллиметров, а с другой — откровенно вылизывают обнажённые участки кожи, забираются пальцами под ткань пижамы и плотно проходятся горячими ладонями под самым сердцем. Чимина трясёт в любимых руках, многовековая любовь выплёскивается в лёгких стонах и всхлипах. Тело отзывается и непроизвольно изгибается — на каждое их действие, на каждое касание языков, на томные, долгие и вкусные поцелуи. Изумрудные глаза наполняются вулканическим жаром, словно его бросили в самое жерло. Ему привычно, правда идеально, хоть он и боялся утром, понимает сейчас, ластясь к чужим рукам и тяжело дыша, что делал это зря. Как может быть страшно, если они любят друг друга так долго? — Нам нужно… — вдруг отстраняется Юнги, но глаз не отрывает от опухших алых губ, хочет съесть. Хочет всего Чимина. — Заткнись, — замирает Пак, больно сжимая в кулаке чужие волосы и притягивая к себе снова, осмелев и мягко протолкнув язык между чужих губ. — Чонгук, ты тоже, даже не думай. — И не посмею, — уверенно пальцами помогает снять футболку с него, в ней действительно невыносимо жарко. Чимин приподнимается, вскидывая руки вверх, на секунду отвлекаясь от желанных губ, облегчённо выдыхает, когда прохладные ладони обнимают за плечи, трогают чувствительные места на спине, периодически сменяясь на влажные поцелуи и даже покусывания. Ему нравится видеть парней в новых образах, более интимных и развратных, отдающих густой чернотой в зрачках. Чонгук нетерпелив и ненасытен, очень усерден и явно ставит удовольствие парней превыше своего. Юнги же более собранный и спокойный, хотя и это мнимое впечатление — Пак знает, что тот сейчас сдерживается снова, но глаза не могут врать. В них видно страсть, которую Чимин точно решает разжечь до масштаба лесного пожара, ведь сам горит не меньше. И ведь ещё утром отрицал и не верил, а теперь проявляет инициативу сам, так ему несвойственную и безрассудную. Возможно, его немного успокаивают воспоминания прошлых жизней, иначе свою смелость и уверенность Чимин не в состоянии объяснить самому себе. — Юнги, — он зовёт, ловит лёгкую осознанность во взгляде. Тянется к парню и плавно садится на его колени, тут же слыша недовольный выдох. Со счастливой улыбкой он поворачивает голову и притягивает Чонгука за шею ближе, делает маленький глоток воздуха за секунду до, а затем глубоко проникает языком в чужой рот, целуя голодно и напористо, до чёртовых мурашек. Он не знал, что так умеет. — Чонгук. Шёпот и пламенные вздохи оседают на губах парня, прижимающегося к спине всем телом. Чонгук хочет больше, хочет чувствовать полностью Чимина, забраться под кожу и любить-любить-любить. Мин спереди опасно щурится, не получая к себе внимания, с силой втягивает ртом кожу на чужом плече, влажно проводит языком и ловит губами мурашки. — Да, малыш, — шепчет сдавшийся Юнги ему за ушком, заставляя тело юноши задрожать. Следом Чонгук глотает его протяжный стон, как только Мин снова втягивает нежную персиковую кожу, но уже на груди, оставляя багровеющий след. — Я хочу… Вас двоих. Всегда хотел, — намекает он, дыша рвано и сбито. Внутри него дрожит душа от того, насколько он счастлив видеть парней в таком состоянии. Рад смотреть в глаза и видеть там искреннее вожделение, заботу, любовь. — Но, признаюсь, мне немного страшно. — Ты боишься нас? — Чонгук останавливает себя, прекращая расцеловывать тонкие плечи и аккуратно вновь поворачивая его к себе за подбородок. На его покрасневшем лице мелькает боль, тут же переходя в смирение, Чим замечает. Гук отводит взгляд на Юнги, вдруг тянется вперёд через чужое плечо и медленно начинает ласкать губы своего парня. Красиво до подступивших слёз. — Я боюсь вас разочаровать, — начинает он, не успевает даже пискнуть, как две пары рук плавно и мягко проскальзывают от плеч вниз к самой резинке пижамных штанов. Чимин заходится в громком стоне, откидывая голову на грудь Чонгука, пока Юнги аккуратно снимает с себя парня и, хищно облизывая губы, опускается ниже. Целует подрагивающую грудь, слизывает языком капельки пота где-то на рёбрах, смотря прямо в изумрудные глаза, наконец переходит к плоскому животику, что сладко поджимается от его тёплого дыхания. Пак хватается одной рукой за Чонгука позади, поворачивает голову в его сторону и умоляюще стреляет глазками, выпрашивая ласку тоже. Нельзя сидеть без дела. — Ты не можешь нас разочаровать, Чимин, — они смотрят друг другу в глаза, видят лишь безграничную любовь, тянутся друг к другу магнитами. Столкновение их губ оказывается слишком взрывоопасным событием для всех троих, ведь Чимин громко и агрессивно рычит в этот поцелуй, будто хочет и правда Чонгука сожрать, в то время как Юнги дрожит от нетерпения, возвращаясь к любимому животику, уже покрытому тонким слоем слюны и несколькими алыми метками. Чимин ёрзает в их руках, простыни под ним комкаются совершенно безобразно, его тело почти плавится, горит и тает, а поцелуи становятся всё глубже, ниже. Когда Юнги случайно задевает рукой чужое возбуждение, а Чимин сладко, не стесняясь всхлипывает и подаётся навстречу касанию, вокруг всё темнеет на несколько тонов, будто кто-то потушил свечи. Волной в несколько сотен метров их накрывает поистине животная, откровенная страсть, заставляя в унисон вздрогнуть и сделать большой глоток воздуха через ноздри, втянуть чувственные и сладкие ароматы, висящие в комнате туманным облаком, а затем обрушивается в виде быстрых, резких и несдержанных поцелуев, хаотичных прикосновений и прожигающих насквозь взглядов. Где-то на фоне льёт дождь и продолжают разговаривать персонажи фильма, пока трое парней, сидящих на постели полуобнаженными, остервенело терзают в диком сплетении поцелуев любимые губы, пока лихорадочно пытаются избавить друг друга от лишней одежды, пока с восхищением исследуют тела друг друга и касаются-касаются-касаются, доводя до исступления, до тихих вибраций голосов. Они пропускают момент, просто стирают из памяти, как ловко стягивают с разгорячённого Пака бельё, как пристально смотрят вниз и под тяжёлым, мутным взглядом оба парня медленно опускаются, заставляя Чимина рухнуть назад в подушки и чуть ли не взвыть от удушающего чувства стыда и покорности. Он готов отдаться им, даже если его после этого жестоко бросят. Он так дико и яростно любит их, так сильно хочет это показать… Не отказывает себе в желании двумя руками зарыться в чужие волосы и слегка потянуть вверх, чтобы на него взглянул прямо сейчас. О боже, как же это смущает и будоражит — видеть лица своих парней в опасной близости от собственного неприкрытого члена. — Наш сладкий персик, — Чонгук опаляет раскалённым дыханием чувствительную головку, тогда как Юнги несдержанно скользит языком по паховой складочке, собирая сладкий вкус и заставляя тело под ними крупно задрожать и свести ноги вместе. — Ты ведь готовился. — Ты знал? — с рокотом хрипит Мин, неожиданно властно и грубо, вопреки этому нежно проводя пальцами вниз к ягодицам и хмурясь. Идеально гладкий, мягкий и вкусный, словно самый настоящий персик. — Как именно ты готовился, Чимин? — Я… — стыдливо прячет глаза за подушкой, пытаясь подтянуть колени к животу, тон его парня его немного пугает. Он сделал что-то не так? Он такой чувствительный сейчас, будто перенасыщенный и переполненный, оттого дико ранимый. — Я не… Громкий всхлип из уст Чимина моментально выводит парней из наваждения, заставляя вздрогнуть и тут же потянуться к нему, ложась с двух сторон и аккуратно убирая барьер в виде подушки. Юнги и Чонгук, будто провинившиеся котята, тычутся носами в мокрые от слёзок щёки и обнимают подрагивающее обнажённое тело, согревая и продолжая слабо ласкать. — Малыш, прости, прошу тебя, — искренне просит прощения за свою резкость, мягко стирая пальцами солёные дорожки с лица. — Мы можем остановиться, только не плачь, молю, — целует успокаивающе его руки, тонкие маленькие пальцы и запястья. Чонгук обнимает Чимина поперёк груди и зарывается носом в шею, коротко и сухо целуя. Не напирает больше. Чимин вмиг успокаивается, стоит услышать это от Юнги и почувствовать от Чона. Как красная тряпка для быка, это заставляет юношу стиснуть зубы и резко сесть. Да, может он и правда перевозбудился, он же всё-таки неопытен в таких делах, но это же не значит, что нужно прекращать! Недовольно буркнув что-то под нос, Чим валится обратно и поочерёдно смотрит на парней по бокам от него. — Вы ни в чем не виноваты, это я переволновался… Я хочу продолжить, ведь мы все немного остыли? — смущённо признаётся парень, а после добавляет уже более уверенно. — Но если хотите загладить вину, то поцелуйте друг друга от всего сердца. Юнги глупо улыбается, смотря то на Чимина, то на Чонгука, что тоже не может сдержать рвущееся наружу счастье. И правда, опаляющая и разрушающая всё на своём пути страсть уже прошла, осталась лишь неутолимая нежность и желание позаботиться, показать настоящую любовь. Именно на неё и смотрит Чимин следующие несколько минут, наблюдает, как двое парней перед ним по его же просьбе эротично, с оттяжкой и рваными выдохами целуют друг друга. Юнги притягивает Гука к себе за талию, пока тот привычно кладёт руки на чужую шею, одной зарываясь в волосы на загривке. Они целуются тихо, правильно и спокойно, открыто показывая Чимину свою сексуальность, что, несомненно, юношу впечатляет и возбуждает до искр перед глазами. Когда Чонгук нетерпеливо залезает на него, позволяя сжать свою талию до хруста, Чимин, восторженно ахнув, не выдерживает и примыкает к ним вплотную, но не решаясь нарушать их танец. Парни отрываются друг от друга, тяжело дыша, и замечают в зелёных, вновь помутневших глазах явный вопрос. Не думая, тянутся к нему сами и бережно сминают пухлые сладкие губы то вместе, то порознь. Чимин задыхается, хочет получить больше и одновременно, но понимает, что это будет слишком для его неискушённого тела. Он совместные поцелуи-то еле выносит. — Чимин, ты правда готов пойти дальше? — серьёзно спрашивает Юнги, отрываясь от губ своих парней. Легко кладёт ладонь на чужой обнажённый член, но не двигаясь. Чимин опускает взгляд вниз, вдруг изгибается в судорожном вздохе, понимая, что это выглядит до ужаса правильно. — Более чем, — кидает многозначительные взгляды на чужое возбуждение. — Не зря же я готовился. — Ты меня убить хочешь своими заявлениями… — уже естественно ворчит Мин, осторожно и немного неловко смотря на двух парней и впервые в жизни не зная, что ему делать. — Ты… Хотел бы быть снизу или сверху? — Ох, я… Не уверен, — честно, хоть и дико покраснев, отвечает тот, почему-то смотря на Чонгука. Хочет узнать, что думает он. — Юнги, милый, посмотри на меня, — Гук поворачивает голову и смотрит прямо в душу пронзительно, напоминая о их глубокой и нерушимой связи. Это что-то да значит. Не стоит бояться. — Сегодня мы будем ублажать нашего парня, как тебе идея? — Замечательная, — он с улыбкой кивает, игриво трётся щекой о его шею в знак благодарности, словно настоящий кот. Чимин на это забавно хихикает и присоединяется, тоже ластится к Чонгуку. Удивительно то, что про своё обнажённое тело он напрочь забыл. Это и правда кажется таким неважным, точно не поводом для смущения. Чонгук считает так же, а потому, когда чувствует широкие мазки языков на шее и линии челюсти, тихонько стонет, тянет свои штаны вниз вместе с бельём. Длинный, ровный член глухо шлёпает по его животу, вырывая из уст всех трёх парней нетерпеливый скулёж. Чимин недолго смотрит вниз, чувствуя, как во рту скапливается вязкая слюна. Это абсолютно ненормальное извращенское желание, но отказать себе в этом он не может, особенно замечая, как до невозможности красивый член Чонгука подрагивает от каждого их действия. — Хочу попробовать, — это даже не звучит как вопрос, потому что Чим просит Юнги немного подвинуться, а после опускается вниз, сев спиной к Мину. — Всё, что твоя душа захочет, — Гук мягко улыбается, не делая ничего, лишь наблюдая, как Чим пытается подступиться. Это так очаровательно. — Персик, не бойся, главное не задевай зубами. Можешь попробовать просто втянуть головку в рот, если не знаешь, с чего начать. Я в восторге уже от того, что ты сейчас между моих ног. — Я тебя сейчас укушу за такие пошлости… — Малыш, не хочу отвлекать, но ты же специально повернулся ко мне спиной? — Юнги бархатно, хрипло смеётся, поудобнее подхватывая парня за бёдра и устраиваясь ровно напротив. Чимин полностью падает на постель и визжит, пытается вырваться, настолько открытым он ещё не готов предстать! Но все попытки прерываются коротким, несильным шлепком по упругой ягодице. — Если тебе такое не нравится, то скажи мне. Но Чимин, сегодня ты получаешь наслаждение, мы не сделаем ничего, что бы тебе не понравилось. Одно твоё слово — и мы сменим тактику, позу, место или вовсе прекратим. Ты должен довериться нам. Чимин скулит, от обиды и злости утыкается Чонгуку в пах, на что получает сдержанный стон сверху. Знали бы они, как сильно он уже им доверяет, как часто занимался с ними сексом в других жизнях и как до безумия любит их, как хочет подарить столько же нежности, сколько они собираются отдать ему. Но он просто не умеет, не уверен, как это делается правильно. Он хочет прожить этот момент как Пак Чимин из настоящего, как тот, кто без ума от Юнги и Чонгука в этом мире, а не в сотнях других. И если в этой жизни он девственник, то не обязан изображать кого-то другого из своих снов. — Как именно ты готовился, милый, — Чонгук шипит от того, как Чимин усердно старается поместить крупную головку в свой рот, как чмокает губами, когда выпускает её и облизывается. — О боги… — Это слишком смущает, рассказывать такое… Просто, — приподнимая бёдра повыше, Пак оглядывается назад и смотрит на Юнги смущённо. — Должно быть всё чисто. — Позволь мне съесть тебя прямо сейчас, — даже не выслушав возражения, Юнги опускает ладони на ягодицы и разводит их в стороны, тут же прижимаясь губами к маленькой дырочке. Чимин перед собой видит только член Гука и дурацкие звёзды, искрящиеся в пространстве. А когда горячий, гибкий язык проникает внутрь, растягивая эластичные мышцы, он почти кричит и рассыпается от жара внутри. Он даже не думал, что это может быть настолько приятно. Даже больше — это восхитительно, волшебно. Он никогда не испытывал таких ярких эмоций, его никогда не касались в таких уязвимых местах. Но ему это нравится, нравится чувствовать плавные движения языка и поцелуи, дыхание и лёгкие укусы на ягодицах. Чимин лишь убеждает себя в том, что действительно хорошо подготовился и Юнги будет не противно. — Малыш, хватит накручивать себя, — Юнги отрывается от его задницы и тянется куда-то вниз к полу, недолго копошась и вытаскивая смазку из кармана джинсов. Чимин отстраняется от влажного, истекающего члена и полностью становится на колени, руками упираясь в плечи Чонгука. — Ты самый нежный и самый вкусный, тебе нечего стыдиться. Чонгук-и, скажи. — Да, персик. Ты чудесный, — Гук тянется к его губам, слегка приподнимая его за подбородок, и с любовью целует. Сегодня они истратят все свои чувства, отдадут все желания лишь ему одному, сделают всё, чтобы тому было комфортно и приятно. — Хочешь, я подготовлю и себя тоже, чтобы ты попробовал сегодня в двух позициях сразу? — Это будет не слишком? — неуверенно спрашивает Юнги, смазывая свои пальцы и капая на анус прозрачными каплями. — Он выдержит? — Я справлюсь, — вновь упав грудью на постель, протянул Чим и шире расставил ножки. Он знает, что сейчас его будут растягивать, нужно расслабиться. — Не хочу один получать. Хочу отдавать тоже. — Милый, передай мне смазку, — хитро улыбается Гук, замечая на лице Пака изумление ровно в тот момент, как в него проникает первый палец. — Всё хорошо, Чимин, мой сладкий. Если будет больно, скажи. Он знает, что больно не будет. Магия нимф все ещё действует, хоть и частично. Чимин знает о ней не так много, но основы понимает. И главный компонент для её использования — это его боль. Если ему становится плохо, нимфам позволено помочь, облегчить её, и даже стереть воспоминания. Так Чим разгадал трюк с чтением мыслей — ему просто было нехорошо в тот момент; так он разгадал и загадку, почему на нём не сработало стирание памяти. На самом деле, он не страдал. Ему не было больно. Наоборот, он слишком долго ждал этого, чтобы вот так глупо расставаться. Чимин стонет громко уже с тремя пальцами внутри, задевающими простату — насколько же они длинные… Он пытается сфокусировать взгляд на Чонгуке, стоящем к нему лицом и тоже растягивающем себя пальцами. Тот сорвано всхлипывает и тянется к губам Чимина, невпопад проходясь языком и втягивая пухлую нижнюю. Юнги смотрит на своих парней с нескрываемым наслаждением, с обволакивающей грудную клетку теплотой. Продолжает двигаться в Чимине, сам едва сдерживается от хриплого стона. Парень под ним еле держит ноги вместе, те дрожат и разъезжаются в стороны, Мину приходится положить чужие бёдра к себе на колени и продолжить стимулировать комок нервов внутри. Ему нравится слушать слабое хныканье и чувствовать дрожь в ногах Чимина. Ещё больше ему нравится наблюдать за своими распалёнными парнями, уже готовыми принять в себя член. — Чонгук-и, ты как? — шепчет Мин, проталкивая пальцы до самых костяшек и слыша довольный всхлип снизу. Очаровательно. — Я думаю, что смогу принять его. — Чимин-и, малыш, ну-ка посмотри на меня, — Юнги свободной рукой тянет его за плечи и прижимает к своей груди, поглаживая живот и бёдра. Чимин, повернув голову, смотрит на него замыленным взглядом, но он здесь и он может воспринимать слова. — Чего ты хочешь сначала? — Хочу вас обоих, — постанывая от возбуждения, он переводит взгляд на Чонгука и притягивает его к себе, тут же жадно целуя, а затем переходя влажной дорожкой к острым ключицам и оставляя на них маленький засос. — Одновременно. — Скажи, если будет слишком. Пальцы Юнги плавно покидают тело Чимина, заставляя ощутить непривычную пустоту. Под недовольный всхлип парня Мин подтягивается к изголовью кровати, полностью снимая с себя бельё. Чимин, захлёбываясь слюнями от такого вида, робко ползёт ближе, сомневаясь, в какой позе будет лучше. Но четыре руки уверенно его переворачивают, усаживают прямо на чужой пах и заставляя лечь спиной на широкую грудь. Чимин выпрямляет ноги, начинает дышать чаще от того, как идеально он помещается между бёдер Юнги, от этой разницы в размерах. Чужие пальцы вновь проникают внутрь без какого-либо дискомфорта, мягко надавливают на стенки и начинают плавно двигаться. Чимину жарко, неловко и немного страшно, особенно когда Чонгук оказывается сверху и начинает плавно покрывать поцелуями его торс, скользить языком по розовым, нежным соскам. Через пару минут он расслабляется полностью, пальцы Юнги ощущаются куда приятнее, чем сначала. Громко, несдержанно стонет от частых толчков и дрожит от стимуляции нескольких точек одновременно. Его затапливает безграничная нежность и невесомость, когда горячий и толстый член его парня без сопротивления проталкивается в него и замирает. Юнги хрипло стонет, а сам юноша мелко подрагивает, уложив голову на его плечо и жадно, в приступе эмоций вылизывая и втягивая кожу на чужой шее. Внутри так мягко, влажно и до зубного скрежета приторно, Мин заламывает брови от того, как сильно сдерживается, чтобы не закончить раньше времени. В Чимине до безумия хорошо, нежная узость буквально втягивает в себя, заставляя возбуждённый член дёргаться и пульсировать, задевая чувствительные стенки. Когда Юнги начинает плавно раскачивать бёдрами, парня буквально начинает трясти, а вдоль позвоночника простреливает жалящая, ошеломляющая волна. Чимин выгибается в спине и почти кричит, желая уйти от этой стимуляции, но Юнги пресекает попытки слезть с его члена, перехватывая рукой поперёк живота и опуская обратно. Да и Чонгук не позволяет даже двинуться, садясь полностью обнажённым сверху, прямо на его живот. Распалённое сознание и до ужаса медленные, плавные движения Юнги не дают ему вовремя осознать, почему Чон в такой позе. Только когда тот берёт возбуждение Чимина в ладонь и несколько раз проводит по нему, пачкая в смазке, а затем упирается им в свой анус, он наконец понимает, через мгновение ощущая невероятную тесноту и мягкость внизу. Тяжёлое, рваное дыхание в смазанных поцелуях с Юнги, спокойствие и нежность, что растекается трепещущим жаром по телу, плавные, размеренные толчки и жаркая узость внутри Чонгука, полностью опустившегося на его член, — всего этого оказывается действительно так много, так удущающе слишком. Он смотрит сквозь мутные пятна на гибко двигающегося на нём Чона, на то, как он красиво, изящно объезжает разомлевшего парня, как ласкает себя сам, возбуждаясь от одного только вида перед собой. Юнги откровенно мучает его, практически не вынимает член, просто держит его в тепле и влажности как можно дольше, давит головкой на комок нервов и не двигается, но вместе с тем остервенело облизывает, покусывает и с наслаждением смакует чужие губы. Языком толкается властно, с чувством и похотью вылизывает изнутри. Это всё и правда невыносимо. Чонгук начинает ускорять движения, когда чувствует нужную волну, видит, как реагирует на это Чимин — с довольной улыбкой. Будто он счастлив только от того, что его член сейчас используют для удовлетворения. Гук не видел никогда этой тёмной стороны своего парня, а потому начинает активнее подпрыгивать на чужих бёдрах, так, что его стоны перекрывают влажные шлепки кожи о кожу. Все трое сорвано мычат что-то, когда Юнги делает один глубокий и тяжёлый толчок, а затем ещё один, почти выходя и вновь погружаясь обратно со звонким хлопком. Движения ровные, чёткие и до того глубокие, что Чимин задыхается, просто забывает, подбрасывая собственные бёдра вверх и содрогаясь конвульсивно, когда Гук сверху вскрикивает от неожиданности и попадания в нужную точку внутри. От нехватки воздуха, от резких, усилившихся движений с двух сторон сразу, Чимин закатывает глаза и откидывает голову назад, переставая понимать что-либо. Его тело приятно окутывает теплота, конечности становятся полностью невесомыми, лёгкими, когда Чон сжимает его горячий член в себе и дрожит от нахлынувшего оргазма, а Юнги в тот же момент делает последний толчок и замирает глубоко внутри, до мурашек пробирающе, наполняет горячей спермой и несильно кусает его за плечо, сдерживая стон. Чимин где-то не здесь, абсолютно, в глазах темнота и яркие искры, весь его живот залит липким, тёплым семенем Гука, мышцы под порозовевшей кожей сокращаются так сильно и отчаянно в момент, когда из него выплёскивается белая, тягучая жидкость прямо в дрожащего парня на нём. Тот содрогается и сыто ухмыляется, наклоняясь к парням и сладко целуя их по очереди в пересохшие губы. — Чимин-и, сладкий, ты как? — воркует Гук, не желая слезать с медленно опадающего возбуждения, ложится на парня. Пак, постепенно приходя в себя, понимает, что до сих пор держит в себе член Юнги, греет его внутри и не даёт сперме вытечь. Срань господня… Он пищит, закрывая лицо руками, смущение и волнение вновь возвращаются к нему, предлагая вспомнить о последствиях. — Не поздновато ли стесняться? Юнги слабо улыбается, заботливо убирая мокрые от пота пряди со лба и Чимина, и Чонгука. Получая ласковые, успокаивающие поцелуи в щёки и шею, Пак до конца приходит в себя и думает, что они правы. Уже, наверное, слишком поздно переживать. Все случилось, он ведь этого ждал, чего скрывать. И он соврёт, если скажет, что ему не понравилось. — Всё хорошо? — оба беспокоятся немного, хоть и видят полностью удовлетворённое лицо Чимина, его сияющие глазки. — Было не слишком грубо? — Шутишь? — всё ещё растянувшись на груди Юнги, он нежится в руках, что гладят и разминают его тело. — Мне, конечно, сравнивать не с чем, но я уверен, что это было больше, чем великолепно. Я очень сильно люблю вас двоих, а секс с любимыми не может быть плохим. — Я не буду спорить с твоей логикой, мой неискушённый малыш, — целует в висок Мин, обнимая. — Только потому, что это очень льстит. Кстати, вы не хотите уже слезть с членов? Чонгук с Чимином синхронно хнычат в протесте и поудобнее устраиваются, чтобы подольше не отпускать друг друга. Мин понимающе кивает, с улыбкой на губах притягивает обоих парней, сжимая в объятиях, даже не замечая двойной вес на себе. Ему нисколько не тяжело, скорее это сладко и очень, очень приятно. Долгожданная близость, счастье в родных глазах и любовь, что вернулась спустя столько лет, влетела в открытое окно и осела в сердцах, — всё это оглушает и расслабляет трёх парней, лежащих друг на друге обнажёнными и испачканными. Никому не хочется двигаться, но противный холодок заставляет Чонгука всё же слезть и дотянуться до одеяла, чтобы накрыть их в один большой кокон. Главное, не проспать приход родителей. Юнги сонно смотрит на розовую макушку парня на своей груди, сладко сопящего и по-прежнему греющего его член в себе, а затем на Чонгука, хитро опустившегося к груди Чимина и лизнувшего припухший сосок. Тот слабо дёргается и мычит, выгибаясь навстречу. Мин шумно сглатывает, замечая собственную реакцию внизу, понимает, что сегодня никто не уснёт в этом доме. И это подтверждает наглый Чонгук, обхвативший губами чужой, ещё мягкий член. Это заставляет Чимина медленно распахнуть глаза и вздрогнуть, замечая абсолютно хищный оскал парня напротив и чувствуя стремительно твердеющий внутри него член Юнги, устало вздыхающего на ухо. — Вы действительно сводите меня с ума. Особенно ты, Чонгук, — на это тихо хихикает Пак, присоединившись к шалости и неслучайно двинув бёдрами навстречу. Одеяло вновь летит на пол, а сердце Чимина терпит очередной шквал ударов, когда его придавливают грудью в постель и входят в податливое тело одним слитным движением. Никто не замечает, что фильм давным давно закончился, а буря за окном почти сошла на нет. Это уже и неважно, кажется. Чимина переполняет любовь здесь и сейчас, на помятой постели его парней, что так чувственно и откровенно дарят своё тепло.