🌳
Чонгук смотрит на время в экране старенького смартфона, когда слышит тихие всхлипы. Юнги поворачивает голову в сторону парня, с подозрением обводит взглядом родное лицо и через мгновение приподнимается на кровати. Половина третьего ночи, сна ни в одном глазу. Мин устало трёт веки, понимая, откуда доносятся приглушённые звуки. Это раздирает изнутри, каждая упавшая слеза Чимина отрывает от их душ целые лоскуты. И они уже не особо уверены, что те вообще у них остались. Он забрал всё себе, без остатка. — Я хочу к нему, — тяжело сглатывает, стараясь проглотить ком в горле. Юнги молча кивает, вставая с постели. Чонгук идет за ним, обречённо шипя на каждый скрип дощечек под ногами. — Слишком рано, — вдруг шепчет блондин, слегка притормаживая на лестнице и оборачиваясь к парню. — Если он что-то вспомнил… — Ты снова это сделаешь с ним? — он не веря смотрит на Мина, и его в миг окутывает злость. — С нами. — Он не выдержит, Чонгук. Оба замолкают, в упор смотрят друг на друга в полутьме ночи, ожидая, что кто-то сдастся первым. Боль чувствуют оба, знают, что и правы тоже оба в равной степени, а потому спорить не имеет никакого смысла. Они уверены только в одном: если ничего не сделать, всё снова повторится как в самых худших кошмарах. Чимин сидит сгорбившись над потрёпанным альбомом и хнычет, когда слышит шаги и звук открывающейся двери за спиной. Поворачивается, застывая на месте и тут же прекращая плакать. Его тело охватывает страх, он лишь глупо хлопает ресницами и ждёт. Словно дикое животное в свете фар автомобиля, Чимин смотрит на причину своей погибели, пятится назад и крепче сжимает бумагу в руке. Они не должны увидеть, он чувствует это всем своим нутром. И в то же время знает, что прятать что-то бесполезно. Его видят насквозь. — Что случилось, Чимин? — закрывая аккуратно дверь, парни подходят ближе, медленно. Юнги опускается на колени и подползает чуть ближе, но останавливается, видя, как тот начинает мотать головой в стороны и испуганно шептать что-то. — Вы мне скажите, — он хочет кричать и истерить, но шёпотом это получается довольно плохо. — Кто вы такие? Почему вы оба снитесь мне с самого детства? И не смейте отрицать, я знаю, что я прав… — Чимин-и, малыш, успокойся, мы всё расскажем, обещаем тебе, — умоляюще тянет Чонгук, протягивая ладонь. — Но сейчас ты сделаешь глубокий вдох и медленный выдох, хорошо? Он повторяет за ним дыхательные упражнения, его грудь то вздымается, то проседает, а истерика постепенно уходит, оставляя после себя лишь пустоту и горечь. Взгляд немного расфокусирован, сил у него осталось немного, но он всё же решает попробовать довериться этим двум людям. Если они таковыми являются. — Я… М-мне с детства снятся странные сны. Это трудно объяснить, но я будто живу сразу в двух местах, настолько они кажутся реальными. Постоянно просыпаюсь от собственных криков и слёз… — он обводит взглядом комнату, указывая пальцем на некоторые картины. — Это отрывки оттуда, пейзажи кажутся такими знакомыми, словно я действительно был там. Знаю, это нереально. Но там я впервые встретил вас, — дрожащей рукой Чимин протягивает им альбом с недавно нарисованным эскизом двух нимф. Те всматриваются в рисунок и снова переглядываются между собой, ловят только им одним понятные сигналы. — Юнги, может… Он не дает закончить свою мысль парню, сжимая его руку в своей и безмолвно прося остановиться. Мин всё ещё не уверен, что Чимин готов узнать правду. Обиженно поджимая губы и хмурясь, Гук замолкает, на минуту в комнате воцаряется мёртвая тишина. Чимину становится не по себе, потому что он подозревает, что те общаются сейчас мысленно. Это лишь догадка, абсурдная, нелепая, просто смехотворная. И, вопреки здравому смыслу, она оказывается верной. — Вы всё обсудили? Со мной не хотите поделиться? — с лёгким раздражением и ядом шипит Чимин. — Я же говорил, что ты пересмотрел фильмов, — Чонгук мягко улыбается ему, отрицает. Пак вскипает от ярости, крепко сжимает кулаки. — Это снисхождение? Вы считаете меня ребенком, неспособным принять правду? Вы лжёте мне в лицо. Я хочу истину. — Мы не врём, Чимин, — голос Юнги ломается и подрагивает, отчего Пак немного смягчается и убирает свои шипы. — Хорошо, ты прав. В твоих снах появляемся мы. Позволь объяснить нам. — Я слушаю, — он весь подбирается, внимательно разглядывая парней потускневшими зелёными глазами. Он так долго ждал этого момента, так часто терпел боль, что сейчас не знает даже, куда себя деть. Чимин впервые находится настолько близко к разгадке, его слегка потряхивает. — Нет, мы покажем. Юнги касается его лба ладонью, чуть сдвигает чёлку и поглаживает кожу кончиками пальцев. Чимин с недоверием следит за каждым действием, но в какой-то момент отвлекается и прикрывает глаза. Веки вдруг становятся такими тяжёлыми, безумно хочется спать. Он слышит рядом шёпот Чонгука: «всё будет хорошо», неровное дыхание щекочет его висок, а затем он чувствует давление пальцев между бровями. Следом наступает темнота, в которую Чимин падает плавно и так правильно. Он оказывается в надёжных руках Чонгука и Юнги, прижимающих к себе уснувшего парня. Оба губами мажут по влажным щекам, оставляя горячие следы поцелуев, перешёптываются о чём-то и всё же роняют несколько слезинок. Юнги уговаривает себя, что это верное решение, а Чонгук твердит, что тот просто трус. Никто не отрицает, но и не верит в абсолютную правоту друг друга. Они давно осознали, что в их истории нет победителей. Есть только проигравшие. Этой ночью Чимину не снится ничего. Он не видит лесных заросших тропинок, большого озера, не гуляет по знакомым местам вместе с двумя прекрасными нимфами, не держит за руку. Не просыпается в криках и слезах, как раньше, не глотает таблетки и не задыхается от боли в груди. Если так вспомнить, с момента появления в его жизни Юнги и Чонгука эти ночные иллюзии волшебным образом и правда прекратили терзать его. Любой другой адекватный человек радовался бы такому событию, но Пак явно ненормальный — переживает, тоскует, ничего не понимает и жаждет разобраться. Ему нужны ответы, нужны его чёртовы кошмарные сновидения, ведь там он чувствовал себя по-настоящему живым. В реальности же чувствует только беспомощность и растерянность. Неужели он больше не сможет никогда вернуться туда? Невозможно. Он отказывается верить в то, что больше не особенный. С этими неправильными мыслями Чимин открывает глаза и тут же жмурится от яркого солнечного света, пробивающегося сквозь стекло. Первое, что он ощущает — это сухость в горле и свои опухшие глаза. Он вчера плакал? Съел много солёного под вечер? Ничего не помнит. В комнате кажется душно и тяжело дышать, тело словно каменное, не сдвинуться. Только спустя пару мгновений, развеяв марево после сна, Чимин наконец замечает чужое дыхание совсем рядом. Видит руки, обхватившие его поперёк живота поверх одеяла, знакомые волосы на подушке… Пак замирает, разглядывая, как спят в его кровати парни. Паника и смущение проносятся по телу в тот же миг, Чонгук вдруг сдвигается ближе и приятно утыкается ему в шею. Юнги с другого бока сладко причмокивает во сне. Чимин ощущает, что всё вроде правильно, они встречаются, но вместе с тем лёгкое раздражение просыпается внутри, что эти двое так намертво и по-хозяйски заняли своё место в его жизни и в его постели. У него по-прежнему чертовски много вопросов, что здесь происходит, а самый главный — почему он ничего не помнит с прошлого вечера. Что-то внутри неприятно скребёт и колется, преграждает ему путь к заветным воспоминаниям. Парни приоткрывают глаза, будто чувствуя состояние Чимина, тянутся ближе. — С добрым утром, — своим низким, охрипшим голосом Юнги заставляет кожу Чимина покрыться мурашками. — Как спалось? — полусонно произносит Чонгук, тычась носом куда-то в линию челюсти и медленно поднимаясь выше. Чимин млеет, внезапно чувствует что-то тянущее внизу живота, лёгкое возбуждение, но старается себя сам успокоить. Он же не извращенец какой… Просто для него это необычно и немного волнующе, однако совершенно не отталкивает. Не пугает. Только вот, утренние ласковые, немного голодные поцелуи всё же лишают его покоя, вгоняют в краску и вынуждают незаметно сводить вместе ноги под одеялом. Он льнёт ближе к парням, не желая прерываться, отвечает на нежность, не замечая, как та перерастает в страсть, как растекается под кожей раскалённой волной. Чужие ладони забираются под ткань его пижамы, ощутимо оглаживают горячую кожу на животе, спине, груди, дыхание сбивается и губы пылают так сильно, что Чимин дрожит. Его руки крепко держат парней за заднюю часть шеи, плотно прижимая к себе. Ему хочется больше, он целует всё глубже, подставляется под чужие ласки и касания, а их так много, что он вот-вот сойдет с ума. Юнги влажно мажет языком по его губами, в то время как Чонгук активно вылизывает чувствительное место на его шее. Мокрыми дорожками следы спускаются ниже, безболезненные укусы остаются на ключицах, а затем под самыми ребрами, на что Чимин откровенно задыхается и содрогается. Юнги жадно вдыхает персиковый аромат, вновь припадая губами к его, мягко проталкиваясь языком и ловя каждый дрожащий вздох. Когда становится уже невыносимо жарко, когда их руки оказываются в опасной близости от резинки домашних штанов, Чимин на очередной чересчур приятный поцелуй громко всхлипывает и до боли сжимает бедра. От осознания, что он прямо сейчас, возможно, испытал свой первый настоящий оргазм, Чимин вдруг начинает плакать и хочет спрятаться. — Я… Я ч-что, сейчас… — он часто моргает, смахивая слезы, но тут же успокаивается, когда слышит родной голос совсем рядом. — Это называется сухой оргазм, малыш, — Мин поглаживает его щеку ладонью, после сладко и так приятно целуя. Чонгук, оторвавшись от его груди с вязким, влажным звуком, обеспокоенно смотрит в его мутные зелёные глаза, а затем и в расфокусированные карие Юнги. Тот, кажется, поплыл ещё больше, чем Пак. Они с лёгким разочарованием останавливаются, подтягиваются повыше и оставляют напоследок ещё несколько невесомых поцелуев на покрасневшем лице их парня. Дыхание постепенно приходит в норму, горячее возбуждение и искры внутри медленно потухают, слегка болезненное чувство в паху пропадает, меняясь на приятно-расслабленное. Когда разум проясняется полностью, на него, ожидаемо, накатывает дикое смущение. Это ж веником убиться можно! От обычных ласк, от прелюдии… Его даже не касались там… — Ты очаровательный, Чимин, — замечая его горящее стыдом лицо, успокаивает Чонгук, гладит по розовым волосам и улыбается. — Замечательно справился. — Прекрати говорить такие неловкие вещи! — он чуть ли не пищит, закрываясь ладонями, но те заботливо тянет к своим губам Юнги, целуя пальцы и костяшки. Ему даже смутиться не дают. — Всё хорошо? — у Мина будто приступ нежности, настолько он занят комфортом Чимина сейчас. Чонгук же спокойно лежит рядом и просто наблюдает за своей любовью. — Да, я… Вчера после пляжа, — оба парня замирают на секунду, что не укрывается от взгляда Пака. Подозрительно. — Почему мы спим вместе? Я ничего не помню. — Даже рассказывать особо нечего, мы просто вернулись домой под ночь. Твои родители уже спали, да и ты еле на ногах стоял, — отпуская зацелованные руки парня, Мин садится на постели и стягивает одеяло. Слишком жарко здесь. — Мне кажется, ты вырубился сразу, как голова коснулась подушки, — тут Чимин соглашается, кивает, потому что это вполне в его стиле. — Каюсь, мы с Юнги не смогли уйти, переоделись и вернулись к тебе. Тебе это не нравится? — Нет! — сам не ожидал, что так остро отреагирует и повысит голос на эмоциях. — Извините, я просто… Всё хорошо, мне понравилось. Он снова прячет лицо в ладонях и тяжело стонет, когда парни беззлобно посмеиваются с его реакции и лениво потягиваются в полный рост, вставая с кровати. Чимин смотрит на них сквозь пальцы с трепетом и восхищением, не понимает, как смог вообще получить таких прекрасных людей. Ему определённо пришлось спасти целую цивилизацию в прошлой жизни, раз так крупно повезло в этой. И он даже не подозревал, как сильно в этот момент ошибался.🌳
Прошло всего пять дней, как они начали встречаться. Юнги, остыв и хорошо подумав, предложил не афишировать их отношения так быстро. Все трое согласились, а потому стараются вести себя спокойно и неприметно, особенно после одного бурного утречка. Чимин особенно. Для него всё это в новинку и очень нужно время, чтобы разобраться в себе и своих ощущениях. Целоваться и спать в одной постели с парнем, точнее с двумя, а ещё точнее — одновременно… Для Чимина, который за всю свою жизнь только за руки держался с одной девочкой, это кажется настоящем безумием. Но ведь никто не запрещал ему в это сумасшествие нырять с головой? А вот для Юнги и Чонгука отношения втроём не кажутся таким уж странным событием. Как будто они этого ожидали или даже готовились. Чимин не выдержит, если так и есть. Их чувства, что буквально витают в доме и явно врезаются в глаза родителям, едва распустились, ещё такие хрупкие и невесомые. Но Чимину нравится, его поддерживают, пусть и не всегда открыто. В маленьких жестах, в ласковых словах по ночам, когда теперь уже Чимин ловко проскальзывает в чужую комнату, в полушёпоте ночи, в обнимку на мягкой постели с двумя невероятными парнями — во всём чувствуется любовь и искренность. Пак почти тонет в этих новых образах и ощущениях, он умирает и воскресает вновь, всю ночь целуясь сладко, горячо и до покалываний внизу живота. Ходит каждый день на прогулки до пляжа, долго греется в их объятиях на берегу моря, смущённо смеясь на комплименты и поцелуи в покрасневший от холода нос. И он впервые чувствует себя на своём месте, когда аккуратно перебирает светлые волосы Юнги, когда с интересом заглядывает в тёмные глаза Чонгука. Эти пять невыносимо коротких дней для Пака стали причиной думать, что всё налаживается, что наконец-то его душа нашла то, что так давно искала. Сомнения начинают грызть на шестой день, когда его парни отказываются идти на пляж. Всегда оживлённый и активный Гук вдруг становится тише и даже иногда себя одёргивает в попытках заговорить с Чимином. Юнги перестаёт улыбаться, когда рядом есть кто-то посторонний. И Пак старается не расстраиваться раньше времени, всё понимает, честно. Это на самом деле трудно, хранить в тайне такие отношения. Поэтому играет по их правилам, днём не подходит, не касается, лишь сухие и короткие разговоры и лёгкие улыбки по углам, пока никто не видит, и жаркие объятия ночами в их уютной кровати. На девятый день Чимин замечает кое-что новое в них, и в себе самом тоже, — им вместе находиться трудно, до боли иногда, ведь так хочется отбросить все предрассудки и просто дотронуться. У них троих кипит внутри желание и любовь. Глаза искрами пылают, когда видят друг друга по утрам сонных и лохматых, когда обедают и незаметно подкладывают побольше мяса в чужие тарелки или убирают ненавистные продукты, когда слышат заливистый смех и любимые голоса. И, наконец, на второй неделе их тайных отношений, Чимин прыгает от радости, когда у них всё же получается выбраться втроём из дома на пляж. Эту легенду он уже слышал от Чона однажды ночью, той самой со вкусом лимонада. Но почему-то выслушать её заново, но уже из уст Юнги, было действительно важно. Он говорит так вкрадчиво, размеренно и снова — будто рассказывает про себя. Может, поэтому Чимин роняет слёзы под самый конец истории, позволяя Чонгуку их вытереть рукавом своей синей толстовки. — Это… — шмыгая носиком, он пытается не задохнуться от эмоций и сказать хоть что-то. — Это самая грустная в мире сказка. Вы так проникновенно рассказываете её каждый раз, что трудно сдержаться… Парни синхронно стонут от предельной дозы умиления и любви к их прелестному Чимину, тянутся к нему, чтобы успокоить поцелуями. Как обычно, сначала невинными и лёгкими, но быстро перетекающими в буйство чувств и покусывания. Сидя на холодном камне посреди небольшой пещеры, он легонько трогает свои опухшие от поцелуев губы и смущённо смотрит на виновников. Юнги ни капли не стыдится, лишь влюбляется в розовый цвет всё больше, смотря на парня в ответ, и Чимину кажется, что хрупкое сердце вот-вот разорвётся на части. Чонгук, вновь рассказывая свою любимую историю про нимф, но уже с другими подробностями, глубоко внутри готов расплакаться. От счастья, что у них всё получается. — Что, если это не сказка, Чимин-и? — вдруг спрашивает Мин, выдыхая белый пар в воздух и морща нос. — Не вводи нашего парня в заблуждение, — нервно усмехается Чонгук, перебирая маленькие пальчики Чимина своими, у того разряды тока по венам и смущение настолько очевидное, что от этого ещё хуже становится. Он пытался слушать чужие голоса, правда. Но в ушах звенит жутко, и чувствовать сразу два абсолютно разных прикосновения к своим ладоням — по-прежнему чересчур много, непривычно и приятно. — Чимин, выслушай нас, только не пугайся и не убегай. Мы обещаем, что не раним тебя ещё раз, — Чонгук слегка дёргается от слов Юнги, а затем нежно целует Чимина в губы, слегка сминая их и осторожно отпуская, проводя ладонью по замершей щеке. — Е-ещё раз? О чём вы? — Чимин поворачивает голову и улыбается, смотрит на них двоих, а те глаза прячут в испуге. Ему вдруг становится невыносимо больно. — Что, если… Ты и есть тот возлюбленный человек из легенды? — Юнги говорит прямо, ведь намёками такое не объяснишь. — А вы типа нимфы? — Пак недоверчиво хмыкает, ожидая звонкого «шутка» от Чонгука и тихого хихиканья от Юнги. Но те грустно смотрят, не говоря ни слова. — Вы… Я не уверен, но вы случайно не сбежали из психдиспансера? Пусть я и люблю мистику и романтические фильмы, но это же просто смешно! Я не могу быть в эпицентре сюжета про перерождение и любовь. Чимин тяжело дышит, сжимает ткань своих штанов так сильно, до побелевших костяшек. Юнги тянется к его лицу, гладит пальцами холодную кожу и затем наклоняется, чтобы оставить горячий поцелуй в уголке губ. — Скажи, — было слышно, что у него голос становится тише и все эмоции вот-вот перельются через край. — Ты действительно… не помнишь? Чимин молчит, и для каждого из них эта тишина длится больше вечности, но даже это не сравнится с тем, как долго Чонгук с Юнги ждут. Годы? Столетия? Целые эпохи? Ещё с начала времён или гораздо раньше? Кажется, они ждут Чимина и до, и после жизни. Не замечая в пальцах лёгкую дрожь, вопреки здравому смыслу, юноша поднимает трепещущий взгляд, полный веры и искренности, скомкано выдыхает. Если легенда о нимфах правда, то он ни черта не понимает. Вся эта история настолько не укладывается в голове у бедного Чимина, настолько всё кажется нереальным и неудачным розыгрышем, или вообще бредом сумасшедших людей, что он вдруг звонко смеётся. Абсурд… В груди скребёт так сильно, что ему хочется кричать во весь голос. И снова, будто чувства не принадлежат ему. Через несколько мгновений, когда смех плавно превращается в слёзы, он понимает, что кричит внутри не он. Точнее он, но из прошлого, настолько далёкого и туманного, что сознание грозится вот-вот расколоться. Двое парней обеспокоенно наблюдают за ним, хмурят тёмные брови — бессилие обрушивается на них огромными валунами, Юнги и Чонгук ничего не могут сделать. Снова. Их любимый человек вновь страдает из-за них. Все те странные сны, что мучали с детства, все мысли и слова, любовь и неприязнь. Вся жизнь прокручивается в голове задыхающегося Чимина пёстрой лентой, словно старый кинофильм, и кажется теперь ненастоящей. И ему так противно от этого чувства, будто его жизнь — вещь, которую можно использовать и выбросить, словно грязную тряпку. Страх, что сковывает маленькое сердце, наступает чуть позже, когда начинают возвращаться воспоминания из прошлых жизней. Чимин сгибается пополам, от падения на землю его спасают лишь чужие руки, но спасти от падения в себя его не сможет никто. Изумрудные глаза болезненно закатываются за веки, а тело не прекращает судорожно дёргаться от новых и новых вспышек. Подобные моменты уже бывали у Чимина во время сна, родители считали это обычной судорогой, ведь на утро сын ни разу не вспоминал о содержании своих сновидений. Он не помнил и припадков, потому что, видимо, было слишком рано. Сейчас, ощущая своё тело слишком тяжёлым и будто чужим, Чимин понимает на границе собственного сознания, что было действительно слишком рано всё вспоминать. Теперь, когда механизм был приведён в действие, когда двое парней стали его личным катализатором, всё сразу приобретает смысл. Чимин, не выдерживая очередного нового воспоминания о войне, жестокой и несправедливой, что кроваво-красными слайдами врезается в него, будто раскалёнными иглами, чудовищно кричит и мечется в крепких руках парней. Он никогда не видел ничего хуже, неужели кто-то смог пройти через такое? Неужели смог он сам? Перед глазами — горы трупов, раскиданных по земле и на полях, все без разбора. Он видит нимф, этих прекрасных созданий, держащих в руках мечи и копья, по локоть в крови. Чимин отчётливо видит, как им плохо, теряется в адской боли в чужих глазах и шёпоте молитв. Кому же могут молиться божества? Чимин не знает ответа, он задыхается и хватается в агонии за плечи Юнги. У них с Чонгуком голоса ломаются и хрипят, горло пересыхает и паника застилает разум. Любые их слова тонут в криках Чимина, оседая горечью на языке, пока те крепко держат его в своих объятиях, сами не сдерживая слёз. Он замирает, выгнувшись почти неестественно, не слышит, как громко и отчаянно зовут Юнги и Чонгук его в настоящее. Потому что знают, что он видит их в прошлом, которое кажется намного реальнее и важнее. Видит самых красивых людей в этом мире, в длинных светлых одеяниях и с цветочными венками на белоснежных и золотистых волосах. Их кожа на свету блестит и искрится, словно морские волны в лучах солнца. На вершине холма, двое таких знакомых нимф склоняются над телами своих товарищей, павших в бою, кричат истошно и сгребают руками останки некогда счастливых и светлых созданий. У Чимина сердце заходится тяжёлыми и частыми ударами, когда яркие участки заполняются тьмой, когда чужие яркие, кристально-синие глаза окрашиваются в пугающий чёрный, а белоснежная кожа на лице покрывается трещинами, словно разбитый мрамор. Наступает кромешная темнота, прежде чем кадр меняется на новый осколок. Пак не может двигаться, не в силах безмолвно наблюдать за произошедшим когда-то, но сейчас он пытается разглядеть их лица получше. В окружении десятка неизвестных ему богов, что размером втрое больше него, в середине алтаря из гладкого чёрного камня, Юнги и Чонгук держат на руках своего возлюбленного, он видит себя, мёртвого, сжимающего острый клинок в руках. На его груди свежая рана, кровь из которой льётся тонкими ветвями по чужим рукам и белой одежде. Чимин в ужасе, закрывает глаза, пытается отвернуться или убежать подальше от этого ада, но у него не получается, будто кто-то заставляет насильно смотреть на свою же смерть, пока в реальности он лишь крутит головой, словно в неверии, даже не ощущая, как его успокаивающе целуют в лоб и залитые слезами щёки. Сквозь морок и дрожь в теле он поднимает взгляд снова: здесь Чонгук и Юнги выглядят совсем по-другому, словно ожившие статуэтки, что стоят в его комнате. Вот только они — настоящие, истерзанные, убитые внутри тысячу раз, и всё ещё любят кого-то так сильно. Это по-настоящему пугает. Их беспомощный вопль, кажется, будет звенеть у Чимина в ушах до конца его дней. И та боль, когда бездыханное тело в их руках, рассыпаясь белыми лепестками с порывом ветра, оседает на чёрных плитах, словно снег… Та боль, что испытывают двое верховных нимф, отражается в сердце Чимина новым шрамом. Юноша всегда задавался вопросами о бытие, философскими рассуждениями вгонял родителей в ступор, всегда злился, когда не мог получить ответов. И теперь, когда Вселенная всё же делает ему одолжение, наживую вшивая все нужные ему смыслы в память, Чимин готов умереть снова и не знать ничего. В его душе находится не он, не парень из глубинки, что так слепо влюблён в двух потрясающих людей. Ощущение, что этого Чимина никогда и не было в нём, что он действительно крепко спал и не ведал истины. Внутри него — настоящая адовая карусель, от которой переворачивает все органы и нестерпимо тошнит. Как разобраться в том, что сделал когда-то другой он? Как жить дальше, зная, что совершил такой тяжкий грех в прошлой жизни? Чимин плачет, утыкается лбом в чьё-то плечо и громко, вымученно стонет, чувствуя чужое тепло и постепенно приходя в себя. Воспоминания заканчиваются, оставляя в груди очередную пустоту, а в голове — бардак. Его дыхание выравнивается и весь он замирает, когда Чонгук прижимается к его спине грудью, обхватывает рукой поперёк живота и шепчет невозможное «люблю», когда Юнги судорожно целует в розовую макушку их любовь, что своим криком успела за эти бесконечные минуты разорвать их души на части. Шум волн, обивающих берег, заглушает все мысли и чувства. Мин, сидящий сбоку от него, осторожно обхватывает двух парней и начинает легко покачиваться, убаюкивая, пока Чонгук, не желая отпуская Чимина из рук, прячет заплаканное, красное лицо на плече парня. Через силу приоткрыв глаза и уставившись на едва различимый прозрачный горизонт, Пак слабо улыбается, потому что оказывается разбит сильнее, чем мог представить. Слушать старую легенду и быть главной причиной её появления — разные вещи, и Чимин это выдержать не может. Его окутывают тепло и холод одновременно, истерика медленно отступает, а сознание проясняется. Разобраться с последствиями ему всё же придётся, но чуть позже, а пока по вискам больно бьёт неправильная, уродливая мысль. Пусть и немного, пусть мало и только началось, но неужели всё, что было между ними в этой жизни — ложь? Это остатки прошлой любви или попытка загладить вину? Утешение? Долг? И прежде не сильно уверенный в их с парнями отношениях и в своих чувствах, Чимин не знает теперь даже этого. Может, и это всё было просто сном. Кто же из тех десятков прошлых личностей пророчит ему эту любовь, что ледяной водой растекается по венам. Кто из них влюблён в Чонгука и Юнги, даже не так — влюблён ли он сам, настоящий он? Чимин не знает, он чертовски устал искать ответы в себе и в тех жизнях, что прожил когда-то. И спросить напрямую больше нет сил. Плавные и размеренные движения качающегося Юнги действуют на него успокоительным, он не сразу замечает, как проваливается в темноту, цепляясь за руки Чонгука на своей груди. Ему страшно, он так не хочет возвращаться туда, где душу вывернули наизнанку, но вот, спустя пару минут, Чимин снова видит те места, где был совсем недавно и одновременно слишком давно. Он вновь оказывается там, где зародилась его первая и последняя любовь длиной в несколько сотен лет.