Sweet dreams

Sweet dreams are made of this Who am I to disagree? I travel the world And the seven seas, Everybody's looking for something.

«Да что б тебя!» — зло подумал Сеймей, поскользнувшись в чавкающей грязи под ногами и плюхнувшись на задницу. Он скривился, рассматривая форменную кепку, слетевшую с головы и теперь плавающую в луже, чувствуя, как противный дождь равнодушно моросит ему на непокрытую голову и кошачьи ушки. Сеймей чертыхнулся и дернул ушками, стряхивая капли воды — его внутренний кот не любил сырость и холод, он любил тепло и сухость, но вставать за улетевшим головным убором было так неохота… Он, матерясь себе под нос, вскочил и, с ненавистью, посмотрел на плавающую в луже кепку. Этот противный дождь нудно моросил уже неделю, убивая все желание жить. Серое небо, появившееся в очередное, ничем не примечательное, утро над головой, непередаваемо давило словно свинцовый купол, и заставляло чувствовать себя какой-то беспомощной козявкой, влачащей жалкое существование. Хмурый небосвод, похоже, проясняться совсем не собирался, как и дождь не собирался прекращаться, сутками барабаня по любым поверхностям и сопровождая Сеймея своей монотонной дробью куда бы он ни пошел: из дома на работу или с работы — домой. Кап. Кап. Кап. От этих звуков он долго не мог уснуть и также долго не хотел просыпаться по утрам. И так уже неделю. Кап. Кап. Кап. Чертов дождь все лил и лил, не переставая. Водная пелена накрыла верхушки небоскребов корпораций, виднеющихся на горизонте, завод по переработке оргтехники, вагончик, в котором он жил на бывшем полигоне, превращенном в его рабочее место — свалку, покосившиеся кучи металлолома и стальные ворота с большой надписью «Технологические отходы 1-го класса. Закрытая территория. Посторонним вход строго запрещен». Дождь действовал на нервы и заставлял постоянно ежиться и материться, если капли соскальзывали за шиворот или мочили голову, когда с его головы слетала форменная кепка. Все дело было в кошачьих ушках, которым было тесно под обязательным головным убором, и они все норовили распрямиться. Тогда-то кепка и слетала, и чертов дождь барабанил уже по его голове, превращая черные густые волосы в мокрую мочалку и попадая в ушки. Мерзкое ощущение. Дождь не давал ему заснуть дома, а на работе из-за него постоянно клонило в сон. Проклятая стихия испытывала его нервы на прочность — барабанная дробь не прекращалась — капли дождя противно стучали по искореженным роботам и запчастям, кучами наваленым по всей свалке, капли отскакивали от автоматизированных погрузчиков, сновавших по территории и доставлявших очередные партиии металлолома на утилизацию к большой дробилке, которая перемалывала чьи-то идеи в крошево и по конвейеру посылала переработанное на завод. Дождь размывал нетронутые металлоломом островки земли и превращал их в ту самую грязь, по которой скользили даже высокотехнологичные ботинки, заставляя Сеймея терять равновесие и позорно приземляться на пятую точку, а потом тупо таращиться на свою кепку, которая обязательно слетала с головы в результате падения. И, чем чаще он падал, тем меньше желания у него было вставать и продолжать свою однообразную работу: обходить это кладбище некогда гениальных изобретений в сфере робототехники, выглядящих теперь как просто груды дорогого мусора, и следить за бесперебойной работой техники, перемещающей металлический хлам со свалки к заводу. Сеймей горестно вздохнул, смахнул капли с лица и неуклюже сделал пару шагов, стараясь снова не поскользнуться, и выловил черную кепку с логотипом завода из лужи, стряхнул с нее мутную воду и грязь рукавом форменной куртки, и напялил ее на голову. Хорошо, что его форменная одежда сделана из водоотталкивающей ткани, а то бы ходил он мокрый и грязный до конца смены. Сеймей зло сплюнул на валяющуюся рядом ногу робота модели МХ, отряхнул зад своего рабочего комбинезона, одернул куртку и натянул кепку по самые человеческие уши, чтобы не съезжала. Через несколько мгновений, кепка уползла вверх и он снова чертыхнулся, кляня свои кошачьи ушки, которые не помещались в обязательный головной убор работника свалки. «Может резинку пришить, чтоб снова не потерять?» — размышлял раздосадованный парень, стараясь уложить кошачьи ушки так, чтобы кепка держалась как влитая. Если снова потеряет, то получит втык, а может даже и штраф: эту часть форменной одежды он терял с завзятой периодичностью. Пришитая резинка могла бы решить его проблему, но портить форменную одежду строго воспрещалось, поэтому придется жить без резинки и постоянно следить, чтобы очередная кепка, в целости и сохранности, была сдана в конце смены и учтена в системе. Беда у него с этими кепками. Что он только ни делал: и заявления писал и фотографии присылал, но компьютерная система учета рабочей одежды неизменно ему выдавала головные уборы, которые были ему малы, сползали с головы, а потом терялись на этой обширной территории, пока он устранял очередную проблему возникшую у погрузчиков во время их работы: то какую-то часть робота убирал, через которую те не могли проехать, то распутывал провода, обмотавшиеся вокруг тупой техники и тормозящие доставку очередной порции металлолома на переработку. — Аояги! — раздался зычный окрик чуть поодаль. — Давай, ушастый, принимай подарки! Сеймей встрепенулся, услышав голос знакомого водителя мусоровоза, который своим громким голосом вносил хоть какое-то оживление в безрадостное существование его вселенной высокотехнологичного мусора и одиночества. Да, места для человека в этом автоматизированном мире почти не осталось: все делает техника, а обычным людям приходится прозябать на мизерные пособия и влачить жалкое существование. Если они, конечно, не богачи. А что тогда и говорить о жалком уроде-мутанте? Это счастье, что у него есть эта работа сторожа-смотрителя, крыша над головой, пусть даже и на свалке, но все же — ему повезло куда больше многих людей. Вот так, размышляя о своей сложной судьбе и придерживая кепку рукой, он спешил на пункт приема металлолома, осторожно ступая по грязи, чтобы опять где-нибудь драматично не навернуться. Сегодня приехал Джим — его знакомый, только он так зычно звал его по фамилии на всю свалку, и Сеймей радовался его приезду — Джим был классным. Мусорщик уже ждал его, покуривая в открытое окно и колечками выпуская сизый дым в серое, хмурое небо. — Оооо, нашелся, — улыбнулся он, выкидывая окурок куда-то в сторону. — Давай, Аояги, принимай очередную партию. Судя по документам сегодня списанное полицейское барахло из экспериментальной лаборатории департамента. Экспериментируют, сволочи над нами! Они доэкспериментируются, вообще людей не останется! Сеймей тихонечко улыбался, слушая ворчание мусорщика, и читал сопроводительный документ, согласно кивая в ответ. — Поставь-ка мне отметку что груз категории «А» принял, на всякий случай, — попросил мужчина, обезоруживающе улыбаясь. — Там вряд ли пулеметы или боевые дроны… но все-таки, от греха подальше, чтобы вопросов лишних не задавали. —Хорошо, — Сеймей ввел свою электронную подпись, указал категорию «А» и поинтересовался как дела у его знакомого. Джим снова заулыбался и принялся рассказывать, что у его дочери завтра день рождения и по такому случаю пожаловала теща. Теща была неизбежным злом, которая появлялась периодически в доме Джима и тогда ему приходилось несладко: Сеймей уже наслушался столько про эту «тещу», успокаивая раздосадованного мусорщика, который никак не мог угодить привередливой матери жены, что пару раз на полном серьезе порадовался, что у него нет соулмейта и тещи в придачу. Но в остальном Джим был счастлив: у него была прекрасная жена и милая дочурка, о которой он мог долго рассказывать. Оказывается, завтра у этого ангелочка, как ее называл Джим, был день рождения. Мусорщик даже выпрыгнул из кабины, чтобы показать купленный по случаю подарок — маленькую подвеску в виде сердца, которая переливалась всеми цветами радуги. Сеймей уважительно похлопал Джима по плечу, заверив, что подарок точно понравится дочке, а про себя снова завистливо подумал, что хорошо этому ребенку: его любят, балуют, подарки такие замечательные дарят, а ему вот — нет… Да и некому, чего уж там. Джим спохватился, что задержался дольше установленного, дружески хлопнул Сеймея по плечу, сунул подарок в карман и забрался в машину. Посигналив на прощанье, машина выехала за ворота, оставив Сеймея одного под серым небом, противным дождем и с кучами металлолома. Он печально вздохнул и услышал противный писк: погрузчик снова где-то застрял. Поправив сползающую кепку, он пошел на звук, раздраженно пиная чавкающую грязь и матеря тупую технику, которая сама не может выбраться.