Sweet dreams

Сеймей вышел из бара и вдохнул влажный воздух. Как ни странно, но дождь, наконец-то, прекратился, если не считать мелкую морось за дождь. Передернув плечами, он нахмурился: настроение было вконец испорчено — ни капли не отвлекся. Немного подумав, что можно со своим состоянием сделать, решил прогуляться несколько километров до дома, раз погода перестала быть такой паршивой. Конечно, после такой прогулки в вагончик почти приползет, но лучше так, чем лежать и беситься, не зная куда себя деть. Открыв дверцу кара, Сеймей включил его, вбил параметры возвращения к свалке и поставил режим автопилота. Машина дала звуковое подтверждение, что маршрут установлен, он захлопнул дверь и проводил взглядом удаляющиеся огни — все, теперь без вариантов — гуляй, не хочу… Неспешно двинулся вдоль обочины дороги, засунув мерзнущие руки поглубже в карманы куртки и ругая себя за забывчивость: как ошпаренный выскочил из проходной, так и не захватив с собой перчатки, а теперь вот страдай. Промозглый воздух и водяная пыль, оседающая на лице, холодили кожу и как ни странно располагали к меланхолии и размышлениям. Он пнул какой-то мелкий камушек, попавшийся ему под ботинок, неуклюже оступился, и невольно вспомнил вспомнил свое невеселое детство, проведенное в детском доме: там тоже были дорожки, усыпанные таким же щебнем… Именно в детдоме он понял, что не такой как все. Дети достаточно рано начали его обзывать «мутантом» и «уродом», а также шептаться за спиной, подбивая друг друга его игнорировать, а потом уже и шпынять. К подростковому возрасту отторжение других детдомовцев переросло в откровенную травлю, да еще и эта чертова метка соулмейта не появлялась, что означало, что он не только изгой в данной группе — он вообще неугодный элемент для данного общества — у него нет родственной души, а значит его нельзя никак контролировать, а как относятся к неподконтрольным элементам? Правильно. Уничтожают. Однако Сеймею удалось не сломаться от этого отношения. Пришлось максимально быстро повзрослеть и стать циничным, язвительным и смертоносным для окружающих: он атаковал своих недругов и словом, и кулаком, а по ночам ставил везде ловушки, тем более что его увлечение техникой и роботами ему в этом очень сильно помогало. Противостояние «грязного мутанта» и «нормальных людей» достигло апогея, когда ему исполнилось пятнадцать. Сеймея настолько сильно избили, что он провалялся в коме несколько дней, а, когда худо-бедно пришел в себя, попросту сбежал из приюта к единственному преподавателю, которому он симпатизировал. Ему повезло устроиться на этот завод: именно этот седовласый мужчина попросил своего знакомого пристроить одаренного паренька на это место смотрителя свалки, а корпорация, которой было плевать на эксплуатацию детского труда, лишь бы поменьше платить зарплаты — согласилась. И именно здесь — среди куч металлолома, где он, большую часть времени, был предоставлен себе, — Сеймей и обрел некое подобие душевного равновесия. Никто его здесь не обижал, роботам-погрузчикам он был до фонаря, они только пищали в его адрес, когда Сеймей мешал им перемещаться, но мутантом и уродом не клеймили. Потянулись однообразные будни, в которых каждый день был, как две капли воды, похож на предыдущий, но его это поначалу даже радовало: все было предсказуемо, а предсказуемость чертовски успокаивала. Однако, после обретения желанного душевного равновесия, он так и остался абсолютно одиноким и глубоко несчастным. Он попытался отвлечься от одиночества виртуальным общением, постарался стать таким как все, но у него не получилось: через какое-то время его «революционные» взгляды, отличное от остальных мировосприятие и неумение строить доверительные отношения хотя бы на уровне написанного текста, оттолкнули от него собеседников и те пропадали из виду. Когда Сеймей настолько уставал от самого себя, то иногда выбирался в город — к людям, движимый какой-то иррациональной надеждой, что сможет все-таки найти компанию и поддержку во внешнем мире и сможет ощутить как это — быть любимым, понятым, принятым… Однако иррациональным надеждам, как известно, не суждено сбываться. Сеймей с болезненным выражением лица посмотрел на огромную голограмму, возвышающуюся над дорогой, и завис, разглядывая наглядную демонстрацию самых популярных трендов в рекламе: крепкое здоровье, неувядающая красота, бесконечная любовь и счастливая семья с соулмейтами. Он как раз таки на такой «шедевр» профессиональных маркетологов и смотрел в данный момент: идеально красивая влюбленная парочка, превращающаяся в крепкую, любящую, дружную семью, а мелодичные голоса, параллельно просмотру безупречных сцен из жизни идеальной Пары, заманчиво рассказывали о потрясающих новинках, которые обязательно сделают жизнь любого жителя планеты сказкой. Именно эти изображения и желание жить долго и счастливо, заставляли отчаявшихся людей продавать собственные органы, заниматься проституцией, участвовать в подпольных экспериментах, боях без правил, брать кредиты и всю жизнь их погашать. Несчастные и наивные люди любыми средствами старались добыть денег, чтобы приобрести вожделенную вещь и стать самыми-самыми, чтобы заполучить соулмейта покруче, ведь не все же сразу соглашались стать Парой, и прикоснуться к столь желанной лучшей жизни. Да даже с точки зрения собственного выживания, иметь соулмейта было шкурно выгодно, ведь одиночки, вроде Сеймея, были ущемлены в гражданских правах и социально неполноценны, а значит были вынуждены прозябать в трущобах и влачить жалкое существование. Пропаганда, филигранно отточенная профессионалами своего дела еще в прошлом столетии, создала благодатную почву для перехода эры «идеального потребителя» в новое качество — эры «максимально полезного государству гражданина, имеющего соулмейта». Мощная рекламная машина, ранее так эффективно продававшая гаджеты, недвижимость и услуги, теперь служила и на благо государства, продавая веру в Светлое Будущее. Сеймей скривил губы, отвернулся от яркой рекламы и пошагал дальше — к своему вагончику на свалке — на него все эти слоганы не распространялись, чего тогда тут стоять, смотреть и мечтать о том, чего никогда не будет? Все эти голограммы напоминали Сеймею о вечном диссонансе, преследующим его всю сознательную жизнь, ведь он хотел себе соулмейта и не хотел одновременно. Хотел все те преимущества, которые давала эта связь, но не хотел незримого контроля корпораций и государства. Именно по этой причине и создавал того андроида, похожего на человека: такой кибернетический соулмейт, способный, однако, чувствовать и иметь связь для создания идеальной Пары, мог стать гениальным решением его извечной дилеммы — быть свободным, но любимым. Однако ему не хватало знаний, а ещё больше — технологии для создания такого прототипа. Не имея денег, ты был никем и не важно насколько технически было развито общество. Да, прогресс не стоял на месте: медицина научилась лечить многие болезни, ранее считавшимися неизлечимыми, новые материалы позволили людям с особыми нуждами восстановить утраченные функции и снова жить полноценной жизнью на радость своим соулмейтам, а прогрессивное медицинское оборудование, позволило сократить время пребывания хирурга на операциях: людские тела по большей части предоставлялось чинить машинам, которые не уставали и не ошибались. Генная инженерия научилась создавать идеальных людей из детей элиты, уже в зародыше корректируя хромосомы, чтобы в последствие родился и вырос безупречный по всем параметрам отпрыск — прекрасный, умный, спортивный и талантливый представитель золотой молодежи — Хром, который потом найдет себе такого же идеального Хрома-соулмейта и они продолжат эту маркетинговую компанию по продаже вечной любви и счастья. «Да уж… Хоть и сделан огромный скачок в понимании человеческого тела и разума, но счастливее от этого человечество явно не стало. На что используются эти бесценные открытия?! — про себя чертыхнулся Сеймей, пиная очередной камушек, ежась от прохладного ветра и горестно вздыхая. — Бесценные открытия используются лишь для удовлетворения прихотей меньшинства, способного заплатить, нежели для решения глобальных проблем врождённых заболеваний или улучшения генофонда нации». «А как растут запросы владельцев безлимитных банковских карт? Богачи требуют всё новые «умные дома», андроидов, прогулки в космосе, создания отдельного идеального города только для избранных на орбите планеты, некоторые даже готовы заплатить за изготовление собственного космического корабля и плевать, что они в этой жизни никуда на нем не улетят! Зажравшиеся ублюдки!» — он сплюнул на дорожное покрытие и мстительно размазал плевок по темной поверхности. Он посмотрел на серое хмурое небо, а потом вперед. За своими размышлениями о детстве и мире в целом, он уже преодолел две третьих пути. Усталость в ногах уже немного чувствовалась, но завтра все будет нормально: его тело мутанта обладало повышенным метаболизмом и регенерацией. Это из плюсов его «уродства», зато недостатков в виде ушей и хвоста и постоянного тактильного голода, от которого хотелось выть, вполне хватало, чтобы однажды наложить на себя руки — сил уже больше не было все это терпеть. Однако глубоко внутри Сеймея теплилась последняя надежда: человечество по всему миру уже несколько десятков лет решало проблему, которая заботила всех — пыталось перенести человеческое сознание в новое тело. Если эта дилемма будет решена, то он, даже если и не создаст себе андроида, почти как человека, то будет пихать чужие сознания в механические тела так долго, пока не создаст себе сам идеального соулмейта! Сеймей даже не боялся, что его посадят за такое, ему, в отличие от большинства населения, хватало мозгов и критичности ума, чтобы все сделать грамотно и хорошо замести за собой следы, а государству есть чем заниматься, кроме него и его гениальных идей, ломающих систему: пусть продолжают зомбировать население и втюхивать ему «очередную очень нужную вещь»! Открытие Всемирной сети только в прошлом было очень ценным прорывом, позволяющим людям самообучаться, общаться с другими со всех уголков планеты и находить единомышленников для реализации своих планов и проектов, теперь же Всемирная сеть использовалась совсем для другого — для тоталитарного контроля сознания каждого отдельного индивидуума. Идея ежедневного подсознательного зомбирования, без которого сегодня не обходился ни один день жителя планеты Земля, напомнила Сеймею роман одного фантаста, который еще в глубоком прошлом писал о подобном. Когда он заикнулся об этом учителю литературы в детдоме, тот посмотрел на него как на сумасшедшего и безапелляционно заявил, что он ошибается. Однако, Сеймей не чувствовал, что ошибается, когда вместе со всеми дисциплинированно замирал перед телевизором и смотрел обязательные к ознакомлению передачи, впитывая «правду» от дипломированных специалистов и аналитиков, вещающих о росте населения, увеличении рождаемости, повышении уровня жизни и снижающейся безработице. Все выглядело красиво, гладко и перспективно, а доводы и диаграммы добавляли весомости аргументам, высказанным в прямом эфире учёными мужами. В отличие от остальных, его восприятия мутанта не поддавались гипнозу, потому Сеймей продолжал критично оценивать полученную информацию и сопоставлять данные, несмотря на восторженные аплодисменты преподавателей и воспитателей, которые потом очень бурно обсуждали просмотренное и сказанное и восхищались государством и корпорациями. Сеймей никак не комментировал эти эфиры, даже в своих сочинениях, продолжая наблюдать, как цифровое рабство набирало обороты в геометрической прогрессии, отучило человечество думать и лишало его навыков. Теперь писали машины, информацию анализировали программы, телевизор сообщал новости, уборку производили роботы, еду готовили «умные дома» или специальные андроиды. Машины могли быть кем и чем угодно, полностью освобождая человека от бытовых проблем, да и от его способностей тоже, только вот соулмейтами они не могли быть — это считалось невозможным. Видя, что люди даже не понимают, что их сознанием и восприятия и манипулируют, Сеймею стало немного легче от того, что у него нет такого же тупого соулмейта-человека. Он достаточно рано осознал, что такие понятия прошлого как «свобода», «равенство», «справедливость» отныне лишь пустой звук, абстрактные определения в словарных статьях, напоминание, что эти вещи когда-то существовали в далеком прошлом. Конечно, эти слова существуют и сейчас, постоянно звучат в СМИ и рекламе, но они перестали отражать суть явления — теперь все не свободны, не равны и справедливости для всех не существует. Вот такова она правда, а вся эта вечная любовь, счастье и понимание — всего лишь фикция, верхушка айсберга, которой любуется отупевшее человечество и наивно верит, что живет, а не существует. До дома он добрался, достаточно бодрым, усталость, хоть и чувствовалась, но не была настолько сильной, как он до этого предполагал. По крыше вагончика снова забарабанил дождь и Сеймей победно ухмыльнулся: ему все-таки удалось погулять, подумать и немного размять ноги. Скинув с себя верхнюю одежду, он, не раздеваясь, нырнул под одеяло и закрыл глаза, слушая монотонный перестук капель и про себя повторил, что все, что ни происходит — все к лучшему.