Кукла.

Ночной воздух приятно холодил горевшее лицо. Нужно было возвращаться в комнату, но я еще не могла решиться посмотреть в лицо Миле и задать наболевшие вопросы. Собравшись с мыслями, открыла дверь и вошла. Комната была пуста, моя подруга не возвращалась, зря я себя накручивала. Пусть, так даже лучше, потом, все потом, сейчас спать. Утром первым делом кинула взгляд на соседнюю кровать – не расстелена, значит, Милка не возвращалась, странно. Загулы у нее, конечно, частенько бывают, только она всегда предупреждает, неужели чувствует себя виноватой?! Только подумала, и тут же откинула эту мысль, сожаление и Мила, вещи просто не совместимые. День пролетел незаметно, уже после обеденного перерыва, поняла, что красавица моя так и не появлялась. Телефон ее был отключен, и я начала волноваться, у нее сегодня индивидуальная тренировка с Егором, а ее она никогда не пропускает, зная мое отношение к этому вопросу. Это было то единственное, в чем она никогда со мной не спорила. Найдя нужный номер, нажала на клавишу быстрого вызова: - Егор, привет, извини за глупый вопрос, но ты мою соседку не видел? - Привет. Нет. Она не появлялась. Найдешь ее, передай мой привет и скажи пусть готовит задницу! Мы еще поприкалывались по этому поводу и распрощались. Через пару часов я уже не прикалывалась, и даже не улыбалась. ЕЕ не было нигде! Милу никто не видел, такое ощущение, что она просто растворилась в пространстве. Все вещи были на своих местах, не было только ее телефона и пеньюара, в котором она вчера вечером ушла вместе со мной. Беспокойно мотаясь из комнаты в комнату, старалась не брать дурные мысли в голову. Ее нашли поздним вечером в одной из пристроек возле зимнего сада. На тот момент я уже сидела в комнате охраны, стараясь найти информацию в видеозаписях. Услышав сообщение по рации, сорвалась с места, задевая плечами по дороге людей. Как только я увидела ее, распятую на стене, поняла - надежды нет. Мне даже не пришло в голову пощупать пульс: мертвая неподвижность, мраморное, холодное тело, синюшный цвет лица. Смотрела на все это и не верила самой себе. Где-то я читала, что первое, что приходит в голову человеку, которому сообщают о смерти близкого - это отрицание. Нет, неправда, не может быть, это ошибка, тут точно какая-то ошибка. Это тело перед моими глазами, это не Мила, моя подруга не такая, она веселая, жизнерадостная, искристая. Это тело, как пустой дом, холодное, неживое. Нет, это не мое солнышко, ее нет, просто нет, ее тут нет. Я еще какое-то время смотрела на изрезанное тело, все пространство вокруг было залито кровью, стена за ним была вся забрызгана потеками артериальной. Красные мазки на голубом фоне, от яркости красок рябило в глазах, холодный свет неоновых ламп безжалостно отражал каждую мелкую капельку, россыпью украшавших стены. Медленно развернувшись, я пошла куда несли ноги, кто-то что-то спрашивал, меня хватали за руки, заглядывали в лицо. Чего хотят все эти люди? Что им надо от меня? Чего они ждут? Зачем останавливают меня? Откуда такое количество народа? В себя я пришла, когда кто-то сильно тряхнул меня за плечи: - Настя! Егор что-то быстро говорил, заглядывая мне в лицо и беспрерывно встряхивая. Но смотрела я не на него, смотрела выше его плеча на Игоря, который, нахмурившись, смотрел в нашу сторону. Встретившись с ним глазами, я повторила вслух те слова, которые, как заезженная пластинка крутились в моей голове. - ЕЕ больше нет… нет… больше … нет… ее…совсем. Говорила и сама себе не верила. Игорь нахмурился и направился в нашу сторону, крикнув что-то в сторону толпы. Я сняла руки Йогурта и, развернувшись на 60 градусов, вышла на воздух. Не сейчас, не могу сейчас, потом, все потом… Я не знаю, сколько времени провела, гуляя по лабиринтам сада, в конечном итоге просто села на газон, стараясь собраться с мыслями. Выводы, к которым я приходила, меня не радовали. Убил кто-то свой, тот, кому она доверяла, кому позволила приковать себя. Что это было? Сексуальные игры, которые зашли слишком далеко? Вряд ли, на ее теле перерезаны все основные артерии, так не играют, так убивают. Месть? Да что может совершить 20-и летняя девчонка, чтобы заслужить такую смерть? И тут ко мне пришла злость, и я встретила ее как лучшую подругу - все лучше, чем растекаться лужицей, размазывая сопли. Ненавижу! Все еще будет, только подожди своего часа. Тупо давать обещания в моменты горя и ярости, но даже зная это, я осознавала. Кто бы он не был, жить он не будет! Меня переполняла бессильная ярость, хотелось все крушить, ломать и рвать. Хотелось кинуться и терзать зубами, бить кулаками, выплескивая ненависть и бессилие. Как же это страшно, быть бессильной. Смерть - это конец. Жизнь - это движение, иногда боль, иногда счастье, иногда просто бесцельное течение, но смерть – это конец всему. Нет ничего, не будет больше ничего, ни смеха, ни слез, ни улыбок. Можно решить еще что-то с человеком, который живет и дышит, но с тем, кто умер, ты не решить уже ничего. Самое страшное, что все слова, все мысли проходят мимо, он уже не будет рядом – НИКОГДА. Сколько слов не сказано, сколько дел не сделано… Я быстрым шагом направилась в спортзал, выплескивая всю накопившуюся злость на грушу, так спешила, что даже не надела перчатки, в итоге разбила все руки, стесав кожу до мяса. Не знаю почему, но все раны начинают болеть только после того, как ты их увидишь, словно это придает им силы, что бы терзать нас. Боль более или менее привела меня в здравый смысл. Нормальные люди просто поплакали бы и все решили, но я не относилась к нормальным людям, со своей замороженной нервной системой я уже забыла, когда последний раз плакала. На данный момент мне нужно было только одно, почувствовать себя живой, и не просто живой, а ЖИВУЩЕЙ! Месть - это блюдо, которое подается холодным. Мертвые подождут, живые ждать не будут. Даже не зайдя в душ, я вышла из спортзала и побежала на третий этаж, в жилые комнаты. Перед нужной комнатой немного притормозила, стараясь выровнять дыхание. Даже не постучавшись, рывком открыла дверь. Он лежал на кровати, закинув руки за голову и рассматривая потолок. Как всегда, весь в прострации, где-то там, далеко, где мне места нет. Но сегодня он будет мой, будет со мной, сегодняшний день и час все, что у меня есть, а завтра… вот, когда придет завтра, я и подумаю. Егор не двигался и не отрывал от меня взгляда. Это лицо, глаза, тело. Любое чувство имеет накопительную систему. Сначала это капельки, которые незаметны, но потом, в любой момент, хватает самой малости, что бы все хлынуло через край. Вот так я себя на данный момент и ощущала. Переполненной этим чувством, любое не осторожное движение - и ты груда осколков. Пересекая комнату, старалась контролировать лицо, стерев все ненужное. Любовь, жалость, нетерпение, боль, страсть - все мимо. Мое лицо - просто маска спокойствия, цель только одна: НЕ СПУГНУТЬ! Не знаю почему, но я понимала наверняка, сегодня он меня не прогонит. Долго смотрела на него, не двигаясь, стараясь запечатлеть его в себе таким, как сейчас: большим, сильным, надежным. Он следил глазами за моими продвижениями по комнате. Подойдя к кровати, перекинула ноги и села на его живот, подушечками пальцев проследила самый длинный шрам, тянувшийся с виска и уходящий, изгибаясь, по шее. Он громко сглотнул и, вытянув руки из-под головы, положил мне их на колени, глаза его больные, беспокойные, очертила контур пухлых губ. Губы - единственное, что совершенно не соответствовали его лицу: полные, яркие, губы херувимчика с рождественской картинки. Он немного повернул лицо вслед за моими пальцами, лизнул один, втянув в рот: внутри него было горячо. Он закрыл глаза, посасывал мои пальцы, низ живота свело болезненной судорогой, его глаза, потемневшие от желания, распахнулись, из серых став почти черными, расширенные зрачки занимали чуть всю ли не всю окружность радужки. Поцелуй - как молитва: мягкий, тягучий, сладкий, хмельной, хотелось еще и еще. Когда мы оторвались друг от друга, оба дышали как марафонцы после забега. Потянула за футболку, оголяя тело, шрамы, как паутина, полностью охватывали его торс, меня они завораживали; погладила каждый, где пальцами, где языком, немного прикусывая, оставляя мокрые дорожки; лизнула сосок, подула на него, превращая в камушек. Спустилась к поясу спортивных штанов, легко расстегнула. Егор приподнялся, позволяя мне снять их, открывая нижнее белье и четко прорисовывавшийся член, туго прижатый плавками, сжала его пальцами, погладив головку. Никогда не видела его голые ноги, может, это глупо, но меня всегда интересовало, есть ли у него шрамы и там? Они были, гораздо меньше и более тоненькие, но были. Основной заряд осколков, видимо, пришелся на верхнюю часть тела, ногам тоже досталось, но не так. Я поцеловала внутреннюю сторону бедер, Егор дернулся и сжал руки в кулаки, комкая простыни. Такая нежная кожа с еле видимой дорожкой мягких, как пух, волосков, они поднимались под моими прикосновениями, словно электролизуясь. От его-еле слышного стона я подпрыгнула, возвращаясь к реальности, улыбнулась, словно извиняясь, что увлеклась. Потянула широкую резинку, оголяя основной источник наслаждения, лизнула блестящую головку, мягко обхватывая ее губами, словно леденец, пробуя на вкус. Терпкий вкус с запахом мускуса. Наверное, я снова переборщила, потому что Егор с громким рыком перекинул меня на спину и, обхватив мои губы в глубоком поцелуе, быстро избавил меня от одежды. Не мешая ему, я полностью отдалась нежным, заботливым рукам; только когда он обхватил мою руку, целуя израненные костяшки, воспротивилась, мягко, но твердо потянула его, меняя нас местами. Сегодня мне хотелось властвовать, контролируя ситуацию. Вернувшись на стартовую позицию, приподнялась, пуская его в себя. Медленно, миллиметр за миллиметром, чувствуя, как растягиваются мышцы влагалища, дойдя до середины, снова приподнимаюсь, начиная все с самого начала. Мышцы ног начали дрожать от напряжения, желание довести все до конца скручивала внутри все узлом, но я упорно продолжала эту пытку. - Настя! - Упс! - Упс? Не вдаваясь в подробности, я одним сильным движением опустилась на него полностью. От резкого наслаждения перехватило дыхание, Егор сильно сжал мои бедра, запрещая двигаться, закрепляя полученный эффект. Вверх я не могла двигаться, поэтому стала просто раскачиваться, постоянно наращивая радиус движения. Егор приподнялся, садясь на кровати, от его движения он по-другому разместился внутри меня, я с силой сжала его плечи: наслаждение, граничащее с болью. В этой позе он был гораздо глубже, мог целовать меня и помогать мне скользить, поддерживая за попу. Внутри меня нарастало напряжение, которое не могло найти путь выплеснуться наружу. Обхватив его голову, я целовала его, с силой кусая губы. Он приподнял меня очень высоко, оставаясь во мне только кончиком, и резко опустил вниз. Откинув голову назад, я закричала от силы оргазма, он повторил еще пару раз свои действия, и с громким, то ли стоном, то ли рыком, присоединился ко мне.