Июнь '86

      Утро начинается с яркого солнца, пробивающегося через распахнутые окна. Уилл жмурится, прячет лицо в подушках и накрывает себя с головой легким покрывалом — вчера они с Майком совсем забыли задернуть шторы, и теперь назойливые лучи заглядывают в каждый темный угол в попытке разбудить. И пока что им это удаётся; Уилл открывает сонно глаза, оглядывает комнату, такую непривычную и чужую, и вновь утыкается в подушку носом. От наволочки пахнет Майком, и Байерс с досадой думает о том, что хотел бы, чтобы тот сейчас лежал рядом, а не в соседней комнате. Конечно, он понимает, почему Уилер ушёл ночью — кто-то явно свалился бы с этой кровати, спи они вместе, да и отсутствие каких-либо замков на двери явно говорит о том, что им едва ли можно уединиться, но даже понимание всего этого не останавливает Уилла перед тем, чтобы не ощутить волну досады. Он хотел бы просыпаться не с подушкой, пропахшей Майком, а с ним самим рядом.       Поворачиваясь в кровати, Байерс глядит на светло-голубого цвета обои с едва заметным узором из загогулин, и протягивает руку, касаясь поверхности. Комната Майка как раз соседняя с ним, разделённая этой самой стеной, и Уилл с сомнением сжимает руку в кулак и постукивает по поверхности. Он ударяет трижды, глядит на то место, которого коснулись костяшки пальцев, и ждёт. Он не уверен до конца, услышит ли что-то в ответ, ведь Уилер может всё ещё спать. Уилл не знает, во сколько тот ушёл от него ночью и во сколько уснул, но надежда у него не пропадает, а лицо озаряется улыбкой, когда слышится ответный стук по стене.       Уилл вновь зарывается носом в небольшую декоративную подушку с вышивкой, пропитанную запахом волос Майка, и прячет в ней довольную улыбку и горящие огнем щеки.       Они уже встречаются чуть больше года; Уилл мог бы начать считать дни, но он не занимается такой ерундой. Он лишь помнит, что это был сентябрь, когда они впервые поцеловались. Кажется, где-то в середине месяца — тогда ещё листья не начали опадать, а были пшенично-желтого цвета и украшали кроны деревьев подобно золотистым шелестящим венкам. Было довольно тепло для осени, привычной Хокинсу, и, кажется, Уилл тогда нёс свою куртку в руках, когда Майк его остановил и развернул к себе. Будучи знакомым с Майком Уилером с самого детства, Уилл знал о взбалмошной порывистости действий друга, но предположить, что тот резко притянет к себе и прижмется своими губами к его, Уилл не мог. В тот момент это было неожиданностью для него, самым большим откровением, но позже, по прошествии какого-то времени, Уилл начал замечать все те сигналы, которые подводили их обоих друг к другу и этому поцелую.       Джойс они рассказали обо всём сами спустя несколько месяцев. Она не застала их обжимающимися в комнате на кровати Уилла или целующимися под фонарем на крыльце дома, нет; она была усажена за небольшой стол в столовой Байерсов и посвящена в эту тайну, словно та была не личной жизнью мальчишек, а чем-то сакральным. И Джойс была не против, что было самым главным. Она была не против их переплетенных пальцев на заднем сидении автомобиля, она была не против их неловких объятий в прихожей, и, пусть она никогда не признается, она не была против и их поцелуев, которых юноши всё же старались избегать при ней. Она была рада за них.       И Уилла эта мысль всегда грела, вплоть до этого момента, потому что теперь вновь приходится украдкой и невзначай касаться пальцами чужого запястья, воровато по углам отвечать на быстрые поцелуи и опасаться, что где-то за спиной заскрипит половица. Конечно, Огаста не пугает; она выглядит добродушной и мягкой женщиной, которая поймет все тревоги и примет, несмотря ни на что, но Уиллу трудно привыкнуть. Она остается матерью его отца, а Лонни до сих пор славится своей грубостью и жестокостью по отношению к младшему сыну.       Поднимаясь с постели, Уилл лениво потягивается, ощущая ногами теплоту прогретых утренним солнцем досок. В комнате жарко и слепит глаза, и Байерс тянется, чтобы задернуть, наконец, шторы, когда слышит ещё один стук, на этот раз в дверь. Майк стоит на пороге, привалившись к дверному косяку, и улыбается приветливо и немного сонно.       — Можно начинать изучать азбуку Морзе?       Он шутливо отстукивает по стене наспех выдуманную последовательность — два коротких стука и один длинный, — и ступает ближе, предусмотрительно прикрывая за собой дверь спальни. Конечно, Уилл сомневается, что это хорошая идея — с прикрытой дверью они могут не услышать скрип половиц в коридоре, но с распахнутой настежь исчезает ощущение безопасности. Двоякое чувство, которое не нравится Уиллу, потому что не оставляет особого выбора.       — Здесь тонкие стены, — улыбается Уилл, ступая ему на встречу и наслаждаясь объятием. — Хотя на какое-то мгновение мне показалось, что ты можешь не услышать стук.       — Я думал, что мне померещилось, — Майк обнимает мягко за плечи, путая ладонь в волосах Уилла и ероша их ещё больше после сна. — Но это круто, что мы можем перестукиваться. Хотя тонкие стены это не всегда хорошо.       Уилл понимает намёк и горящие щеки прячет в изгибе шеи Уилера, пока тот продолжает говорить о том, что им, возможно, следует придумать какие-то собственные шифровки и последовательности. Два коротких стука — да, один длинный — нет. Вопрос о том, всё ли в порядке — два длинных и короткий, а вопрос о том, можно ли зайти — три коротких.       — Можно ли зайти? — насмешливо переспрашивает Уилл, поднимая взгляд на Майка и ощущая, как приятно рокочет в груди от его близости.       — Ну, миссис Байерс не всегда бодрствует, и можно было бы этим воспользоваться, — пожимает плечами Уилер, возможно, и не имея в виду ничего серьезного, но Уилл всё равно не упускает возможности указать ему на беспечность.       — Тонкие стены, Майк.       — Да, я помню, — он прижимает легкий поцелуй куда-то в скулу Байерса, и тот ощущает от него запах ментоловой зубной пасты. Видимо, Майк встал намного раньше, чем Уилл предположил изначально, и теперь самому Байерсу хотелось уже умыться и привести себя в порядок.       — Огаста уже встала? — выпутываясь из объятий, спрашивает Уилл. Он склоняется над своей походной сумкой, ища зубную щётку, пока Майк плюхается на его не заправленную постель.       — Не знаю, ко мне она не заходила, и я не слышал, чтобы она поднималась, — пожимает плечами Майк. — Может, она готовит завтрак? Или ушла куда-то? Моя бабушка любит гулять по утрам, может твоя тоже?       — Я не знаю, — честно признается Уилл, внезапно понимая, что он едва ли что-то знает об Огасте. Он помнит лишь какие-то обрывки из воспоминаний о ней, но он не помнит, чем она любила заниматься, и куда водила его маленьким гулять. Он даже не помнит, как она вела себя с ним, и легкая волна стыда заполняет собой молодого человека. Возможно, ему следует попробовать наладить с ней отношения и вернуть ту связь, которая должна быть, ведь она не просто так позвала его.       — Значит, надо узнать, — с улыбкой говорит Майк, вертя в ладонях подушку, на которой вчера почти уснул. — Умывайся, и мы спустимся.       На его слова Уилл кивает, собирает вещи, чтобы переодеться, и оборачивается перед тем, как выйти в коридор. Майк всё так же полулежит на его кровати, покачивая ногой в такт песне, играющей в его голове, и на мгновение Байерсу не хочется никуда идти, ему хочется остаться в этой комнате наедине со своим парнем, и просто забыть обо всем. Наваждение уходит минуту спустя, но его осадок остаётся в груди Уилла.       Огаста, накормив их плотным завтраком из черничных оладьев и омлета с кусочками бекона, поддерживает хорошее и бодрое настроение рассказами о Роузмонте тех годов, когда она только сюда переехала. Она рассказывает о людях, живущих здесь, пока они допивают горячий чай с молоком — привкус Уиллу не нравится, но он все равно пьёт, чтобы не обидеть женщину. Она говорит о соседях, славном семействе Портеров, живущих вниз по улице, и о том, как они каждое лето устраивают распродажи в своем гараже.       — Удивительно, что у них можно найти самые необходимые в обиходе вещи, только хорошенько покопавшись в коробках с мусором, — смеется она, обильно смазывая оладушек джемом. — Я даже заприметила пару ненужных безделушек, которые они пытаются продать из года в год. Просто выставляют их раз за разом, в надежде, что найдется какой-то глупец в нашей общине, который их купит.       Уилл смеется вместе с ней и ему внезапно тоже хочется побывать на такой распродаже, тоже найти себе какую-то вещицу среди чьего-то старого хлама. Возможно, что он даже бывал на такой — быть может Огаста водила его маленьким, только он забыл об этом.       — Наш другой сосед — Орби МакГи. Он живет на улице параллельной нашей, — продолжает Огаста, — с дочкой, Патти. Милая девочка, я учила её вышивать. Я думаю, что вы могли бы подружиться.       Она продолжает говорить и говорить: о правительстве их городка в начале шестидесятых — как те помогали с обустройством главной площади, и о самом лучшем урожае, который собрали в конце позапрошлого года. Слушать её интересно, и, когда она рассказывает о каких-то местах, Уилл силится припомнить, бывал ли он там, водила ли она его туда маленьким.       — Как насчёт того, чтобы пройтись? — внезапно прерывает свой рассказ Огаста, прихлопывая в ладони и довольно улыбаясь. — У нас в самом разгаре подготовка к празднеству, и я могу познакомить вас со всеми. Кажется, Орби и Патти должны там быть.       Она поднимается из-за стола и собирает чашки настолько стремительно, что ни Уилл, ни Майк не успевают допить свой чай. Они переглядываются, обмениваясь улыбками, и дожидаются, когда Огаста покинет комнату, чтобы склониться друг к другу.       — Как думаешь, на что это похоже? — спрашивает Уилл, с приятным удовлетворением чувствуя пальцы Майка на своей ладони. — Этот праздник?       — На сборище каких-то хиппи? Не знаю, вряд ли это что-то супер торжественное с традиционными ритуалами сжигания чучел и прочим, Огаста, вроде бы, так говорила, — смеётся Майк, оглядываясь на дверь и оставляя быстрый смазанный поцелуй на виске Уилла. — Если хочешь, мы можем отказаться и отправиться куда-то в другое место.       — Нет, я хочу пойти, — качает слегка головой Байерс, размышляя о том, как горит в огне одна из плетеных фигурок Огасты. — Это будет интересно.       И это правда оказывается интересным.       Огаста ведёт их из дома по главной улице города, и солнце прилипает к коже, словно намагниченное, а легкий ветерок закрадывается за вороты футболок. Женщина говорит о том, каким неплохим выдался этот год, и Уилл оглядывается по сторонам с неким затаенным восхищением, окидывая взглядом окружение. Кругом зелень, море зелени и цветов; вдоль дороги по Ривер Роудс и дальше в сторону соседнего городка Дес-Плейс растягиваются высокие белые дубы, которые кронами путаются в лучах солнца, а на другой стороне, у озера Питерсона, как называет его Огаста, раскидываются поля и парки с множеством маргариток и фиалок. Кажется, будто Роузмонт цветет, полыхает обилием разнообразных зеленых красок, захватывая дух.       — Здесь очень красиво, — говорит Майк, и миссис Байерс-Лестер оборачивается к нему с легкой полуулыбкой.       — Да, природа здесь очень отличается от вашего дома, — говорит она, довольно складывая руки на груди. — В Хокинсе всегда была эта серость, даже когда солнце застывало в зените.       — Здесь даже воздух как будто другой, — восхищенно выдыхает Уилл, прикрывая глаза и делая глубокий вдох.       — Вы бывали в Хокинсе? — задает вопрос Майк, внезапно желая быть уже вплетенным в разговор, а не оставленным с сухим ответом.       — Конечно, там ведь живет мой сын, — отвечает ему Огаста. Она вроде бы посмеивается, обращая сказанное в шутку, но что-то в ее голосе вызывает непонятное напряжение, и Уилл хмурится, когда слышит это. Он замечает подобное за ней уже не в первый раз и задумывается, часть ли это ее повседневного общения или ей просто не нравится Майк, но поинтересоваться у неё об этом он пока не решается, будто боясь услышать ответ.       — Я ездила туда, когда твой брат был малышом, — продолжает Огаста, поглядывая на Уилла, — но это было так давно. Кажется, больше двадцати лет прошло.       Она отворачивается с какой-то тоской, будто проваливаясь в воспоминания о Хокинсе тех годов, а Уилл спешит скорее повернуться к Майку, чтобы убедиться, что тон Огасты никоим образом не обидел его.       — Всё нормально, параноик, — шепотом отвечает на вопросительный взгляд Уилер, чуть ероша волосы Уилла. — Идём смотреть на пляски.       Уилл не знает, чего ожидает от праздника, о котором рассказывала им Огаста. Ему трудно представить что-то конкретное, потому что в Хокинсе давно, а может и никогда не проводился праздник плодородия. Хокинс совсем не походит на крохотный и будто потерянный в зелени Роузмонт, по крайней мере, по рассказам Огасты уж точно. Здесь будто всё иначе, начиная от воздуха и заканчивая людьми; пока они идут к известному лишь миссис Байерс-Лестер месту, их приветствуют, по меньшей мере, четыре человека. Они дружелюбно улыбаются и даже машут приветливо рукой, но Уилл ощущает от этого приветствия лишь слабую тоску. Ничего подобного не встретишь в Хокинсе — возможно, там лишь кивнут в знак приветствия и тут же пойдут дальше своей дорогой.       — Это семейство Грир, — улыбаясь проходящим мимо людям и поясняя плетущимся за ней юношам, говорит Огаста. — Дуэйн Грир — наш мастер на все руки. Плотник от Бога, не иначе. Его жена Рут помогает в оформлении главной площади к празднику.       — Здесь всё празднуют? Без исключений? — Майк оглядывается на скрывающихся за поворотом людей, чету Грир с маленькими сыновьями, и его вопрос кажется Уиллу каким-то странным, неправильным.       — Конечно, это традиция нашей Тихой Гавани, — Огаста на него даже не смотрит, но это и не нужно, чтобы оба молодых человека почувствовали колючие льдинки в её мягком смехе. — Вот мы и пришли.       Возможно, это захватывает дух — Уилл не знает точно, но то, что на пару секунд он задерживает дыхание, нельзя отрицать. На самом деле ничего сверх удивительного они не видят; главная площадь также преисполнена сочными зелеными красками кустов, деревьев и цветов, просторная поляна в окружении низких деревянных скамеек с большим круглым диском-подиумом в самом центре. На нем еще ничего нет, лишь люди, водящие кистями по доскам. Мужчины, собравшиеся по периметру поляны, занимаются фонарями и их украшением — обвивают столбы белыми тканями и подвязывают поясами с орнаментами. Уилл хотел бы разглядеть рисунок, но они стоят слишком далеко, чтобы он мог что-то рассмотреть и он обещает себе подойти позже.       — Как я и говорила, подготовка в самом разгаре, — похлопывая юношей по плечам, говорит Огаста. — Вы можете осмотреться и, если захотите, помочь. Ребята вам с радостью объяснят, что нужно делать, а я пока подойду к Орби, он должен быть здесь.       Она уходит, и Уилл, как зачарованный, глядит ей вслед; на то, как подол её светлого платья чуть развивается из-за ветра и быстрой ходьбы.       — Я ожидал другого, — признается Майк, перекидывая руку через плечо Уилла и чуть поджимая губы. — Костюмов и танцев вокруг какого-нибудь языческого символа. Ты слышал, как она называет это всё?       — Что? — Уиллу кажется, будто он не успевает за Майком, тот либо слишком быстро говорит, либо чересчур быстро думает, и, как бы сильно Байерс не хотел, он непомерно сильно тормозит и не понимает, что именно имеет в виду Майк. — Ты ведешь себя предвзято, нужно быть…       — Привет, — справа от них показывается девушка, и Уилл замолкает. — Меня зовут Патти МакГи, я соседка Огасты. Я видела, что вы пришли вместе с ней.       Она улыбается приветливо, как и всё в Роузмонте, и вместо рукопожатия тянет Уилла в объятие. Её тонкие руки внезапно сжимают довольно сильно, и, опешив, Байерс чуть краснеет, ощущая, как она прижимается к нему грудью. Длинные светлые волосы Патти, заплетенные в две уже растрепавшиеся косы, пахнут цветами, кажется сиренью, и Уилл с каким-то обреченным смирением признает, что этот запах ему нравится.       — Ты ведь её внук, верно? — Патти выпархивает из его объятий так же стремительно, как и оказалась в них, и на её приятном, чуть округлом лице сияет самая искренняя и счастливая улыбка.       — Да, мое имя Уилл, — кивает он растерянно, и оглядывается на Майка, когда тот тоже представляется девушке. Патти спешит его тоже обнять и это правда вызывает на губах улыбку, насколько она дружелюбная, насколько здесь, в Роузмонте, все такие.       — Рада видеть вас здесь, ребята, — говорит она, наконец, отпуская из своих объятий Майка. — Добро пожаловать в нашу Тихую Гавань.