Забытые тропы

      Рокэ ехал по дорогам Талига со знакомым, будоражащим кровь чувством, словно его пригласили прогуляться по доске с завязанными глазами: одно неверное движение – и впереди лишь полет в пропасть. Вопрос был лишь в том, удастся ли на этот раз отрастить крылья или удача и вдохновение покинут его.       Лента тракта тянулась вдаль, за горизонт, где уже виднелись лиловые контуры предгорий Мон-Нуар. После того, как отряд переправился через Данар, по обе стороны от большака раскинулись цветущие поля. Высокая трава мягко стелилась вдоль обочины, волнами пригибаясь под теплым ветром. Сложно было представить, что в западных и юго-восточных провинциях вторую весну Круга Ветра прозвали Закатной или Проклятой. Здесь, в Эпинэ, Весенние Молнии были благосклонны к людям. Даже вечно хмурый Робер, сопровождавший Рокэ в его поездке по стране, при взгляде на прозрачные просторы края светлел лицом.       К вечеру они остановились на постоялом дворе в деревушке, находившейся меньше чем в паре хорн от древней столицы. Хозяин скромной гостиницы, мэтр Жолимон, живо разогнал зевак, предоставив общий зал в распоряжение гвардии регента, а жилые комнаты второго этажа – самому регенту и знатным господам из его окружения.       Пока слуга зажигал свечи и расстилал постель, Рокэ открыл скрипучее окно и присел на подоконник. Вечер был тихий, безветренный, небо на западе еще хранило багровые отблески заката, на востоке едва показался тонкий серп луны, в вышине ярко сияла Вилья в созвездии Оруженосца. Будь здесь мэтр Теренций, он бы сказал, что именно поздней весной солнце входит в Дом этого знака Кайедонова круга, даря людям, рожденным под ним, настойчивость и упорство, которые, однако, могут переродиться в упрямство и безрассудство, если прохождение светила через созвездие случится при попятном движении золотой Литто. Еще бы астролог графа Валмона добавил, что с небосклона совсем исчезла меньшая из аксенаев – Дейне, – а это знаменовало наступление Излома, возможно последнего Великого Излома в жизни Кэртианы.       От созерцания неба Рокэ оторвал прозаичный разговор двух мужчин, вышедших на крыльцо.       – Хозяин головой ручается, что и здесь нам проводников не найти, – негромко произнес Рамон Оливейра. – Ни за кошель талов, ни даже за офицерский патент.       – Я предупреждал: пещеры под Мон-Нуар – заповедное место, – отозвался Эпинэ. – Дед рассказывал, что в молодости по приказу королевы Алисы побывал в Гальтаре. Люди покинули ее более тысячи лет назад, она обветшала, но выстояла в тени Черной горы… Как там было у Аникана, «…престол анаксов, где башни, как мечи, пронзают небо, где те, что всех людей превыше были, свой долг отринули и мир тем погубили. Покинута Гальтара во мраке, в темноте, в безвременьи…»       – Мрачновато писал дор поэт, – кэналлиец не оценил звучных строк.       В окутавшей постоялый двор тишине было хорошо слышно, как что-то капнуло на деревянные ступени. И опять.       – Не похоже на дождь, – удивленно проговорил Оливейра.       Эпинэ наклонился, поднеся к полу свечу и с сомнением прикоснулся к лужице.        – Оно красное, как кровь… – пробормотал он.       – Черная кровь, если быть точным, – донесся до них сверху голос Рокэ.       – Соберано!       – Как и покойный герцог Эпинэ, я тоже бывал в Гальтаре. Там не осталось башен, господин столичный комендант. Это просто руины, как шрам на месте старой раны… И думается мне, местные не дают проводников, чтобы не выдавать тайных путей, которыми пользуются браконьеры и разбойники, сбежавшие от сборщиков налогов. Так что придется нам самим идти забытыми тропами. Мой вам совет, господа, воспользуйтесь теми часами отдыха, которые остались. Выступаем на заре.              * * *       Удобное место для лагеря нашли в трех часах езды от деревушки, на высоком берегу Пенной, истоки которой таились в предгорьях Мон-Нуар. Река, запруженная где-то выше по течению, сильно обмелела, однако питьевой воды давала в достатке.       Пока солдаты ставили палатки и рыли канавы, Рокэ подозвал к себе теньента, переведенного под его начало из Северной армии.       – Господин Давенпорт, вы проводите меня к Мон-Нуар. Надеюсь, ваше чутье в горах нам пригодится.       – Как прикажете, господин регент.       На лице северянина Рокэ прочел неодобрение, и ему немедленно захотелось усилить произведенное впечатление, но он удержался. Едва заметный надорский акцент терзал слух, но это была не вина Давенпорта.       Отказавшись от сопровождения гвардейцев, на котором усердно настаивал Рамон Оливейра, двое всадников направились вверх вдоль берега Пенной. От старой проезжей дороги не осталось и следа, им даже ни разу не встретились ни людские, ни звериные тропки. Поднявшись на пригорок, с которого сбегало несколько бурных ручьев, Рокэ недовольно огляделся: последнее землетрясение перегородило устье большими валунами, и река у истоков разлилась, заболотилась.       – Разрешите мне, господин регент, – Давенпорт спешился, зацепил поводья за ветку ближайшего дерева и осторожно двинулся по кромке воды.       Вскоре он скрылся из виду, только громкие хлопки и ругательства доносились из кустов.       – Чтоб вас кошки задрали! Комарье!       Рокэ и сам безуспешно сражался с мошкарой. Солнце пригревало совсем по-летнему, от реки парило, кровососы радовались неожиданной добыче. Он уже начал терять терпение, когда его офицер вернулся, вымазанный в грязи и с опухшим от укусов лицом.       – Пройти можно, господин регент, – доложил он. – Только лошадей придется оставить здесь.       Рокэ привязал Дора рядом с тихим мерином Давенпорта. Он похлопал коня по шее, словно желал успокоить его и убедить ждать смирно. Дор капризно всхрапнул в ответ.       – Идемте, – раздраженно, будто это Давенпорт задерживал его, велел Рокэ.       Он шагнул вперед, предоставляя теньенту следовать за собой, и тот промолчал, не упоминая, что, раз уж его взяли проводником, ему стоило бы идти впереди.       – Там сильно подмыт берег,господин регент. Скользко. Будьте осторожны, – все же сказал он, пока они пробирались сквозь заросли.       – Вы заблуждаетесь, полагая, что это первое болото, в котором я оказался.       Меньше чем в полубье от опасного места, Рокэ сделал очень широкий шаг, почти прыгнул, сапоги заскользили по влажной траве, но он удержался на ногах. Сопение за спиной подсказало, что надежды теньента не оправдались.       Прошло около четверти часа, прежде чем они оказались на твердой земле. Прямо перед ними поднимались отроги Мон-Нуар, справа виднелись серые, как одеяния эсператистских монахов, развалины. Здесь, если верить поэтам и некоторым сьентификам, совершилось преступление и прозвучало роковое проклятие, изменившие ход истории. Хотя, что такое для людей еще одно предательство и еще одна анафема? Под звездами все это повторялось несчетное количество раз. Однако допустили их те, на кого была возложена ответственность за судьбу мира, и коль скоро они забыли об этом, мир больше им не подчинялся... Рокэ оказался в Гальтаре уже в третий раз, но, как и в первый, его охватило ощущение неотвратимого несчастья, опустившегося на древний город и до сих пор притаившегося в пыльных руинах. В бытность Первым маршалом, да и позже, ему приписывали множество пороков и недостатков, но ни разу не упоминали суеверность… Может быть, напрасно?       – Как вам столица Анаксии, Давенпорт? Дивное зрелище, не так ли?       Тот отвел взгляд от гор и посмотрел на забытый город.       – Печальное место, – наконец, проговорил он. – Словно бы всё уснуло… или притворилось, что уснуло. А горы здесь крепкие… тут и дышится легче, чем на болоте. Хотя до наших в Горике им, конечно, далеко.       – Кто о чем, а надорец о скалах, – с усмешкой произнес Рокэ. – Что ж, пойдемте, попробуем покорить ту красотку.       Они без труда начали подниматься по отлогому склону к большой пещере, и Рокэ решил, что настал подходящий момент.       – Скажите, Давенпорт, что вам говорят скалы?       – Они не очень-то разговорчивы, господин регент, – с легкой отдышкой ответил теньент. – И это хорошо, потому что когда скалы говорят, все живое умолкает.       – Так уж и все? – Рокэ на ходу подобрал небольшой камешек и швырнул его вниз.       Шорох потревоженного щебня оказался неожиданно громким в окружавшей их тишине.       – Мне кажется, вы бы предпочли вернуться в Северную армию, не так ли?– непринужденно продолжил Рокэ.       Давенпорт заметно смутился.       – Большая честь сопровождать вас, господин регент, но в армии от меня было бы больше толку.       – Вы правы, что предпочитаете армию дворцу.       – Там мне были понятны мои обязанности, господин регент.       – Я объясню вам ваши новые обязанности. Когда прибудет кагетский казар, он, герцог Эпинэ, вы и я отыщем в пещерах… скажем, древний алтарь… и прольем на него немного своей крови. Старинный изломный обычай, но прошу вас не считать это моей блажью.       Рокэ почти успел добраться до пещеры, когда Давенпорт прервал молчание.       – Плохи же наши дела, – невыразительно произнес он. – Вы Повелитель Ветра, герцог Эпинэ – Повелитель Молний, казарон может оказаться кем угодно, но я не Повелитель Скал. Он… вам хорошо известно, кто он… кто им был.       – Увидим, – сквозь зубы проговорил Рокэ, приглядываясь к мрачному гроту, который вел глубоко внутрь горы.       Исчерченные трещинами пол и стены, освещенные у входа солнечными лучами, терялись в темноте.       – Ждите меня здесь, – велел Рокэ. – Я только взгляну.       – Я пойду с вами, господин регент, – мрачно возразил Давенпорт.       Рокэ изумленно взглянул на него.       – Я отдал вам приказ, теньент.       Тот упрямо покачал головой.       – В горах одиночка погибнет. Вернемся в лагерь, – можете меня расстрелять, но одному спускаться в незнакомую пещеру нельзя.       Сам не понимая, злит его это упорство или забавляет, Рокэ впервые внимательно рассмотрел своего спутника. Неулыбчивый, немногословный, неприметный, – с таким и за бутылкой вина будет скучно, зато под пулями – надежно, как за каменной стеной.       – А ведь это не первый приказ, который вы нарушаете…       – Верно, господин регент, – Давенпорт вздохнул и осторожно, чуть ни след в след, пошел за Рокэ.              * * *        Рокэ и не ждал, что первый спуск окажется удачным. Он мог вдруг на мгновенье почувствовать себя суеверным, но наивным не был даже в детстве. Каридад, королева Ночи костров в его четырнадцатое лето, утверждала, что он и невинным-то никогда не был.       Пролазив по пещерам с Давенпортом, Рокэ вернулся в лагерь ровно в тот момент, когда начальник его гвардии дал приказ отряду выступать на поиски соберано. С тех пор, в ожидании прибытия виконта Валме и казара Бааты, гвардейцы составляли план Гальтары, а также обследовали ближайшие к городу пещеры.       Когда долгожданные гости, наконец, прибыли, карта города была почти готова, да и лабиринт пещер намечен на скорую руку.       – Насколько я понял из объяснений уважаемого виконта Валме, в нужную нам пещеру не попасть, следуя карте, – на чистом талиг проговорил казар. – Но если вы, многоуважаемый господин регент, уже побывали там, не могли бы мы воспользоваться известным вам путем?       – Сожалею, ваше величество, но это неудачная мысль, если только вы не желаете дождаться землетрясения и прыгнуть в бездонный разлом, – любезно отозвался Валме.       – Землетрясения? – уточнил Эпинэ.       – Да, тогда так трясло Надор, что даже сюда докатились отголоски. А господин регент всегда любил риск.       – Если это необходимо… – равнодушно предложил герцог.       По лицу Иноходца читалось, что шаг в бездну не видится ему чем-то ужасным. Давенпорт молчал, но Рокэ легко мог представить, как с тем же упорством в глазах, с каким он поднимался в горы и спускался в подземелье, теньент выполняет долг ценой своей жизни.       – Для меня большая честь оказаться в кругу столь мужественных людей, господа, – восхищенно заявил Баата. – В вашем письме, господин регент, сказано, что без нашего участия суровые стихийные бедствия продолжат сокрушать Золотые Земли. И это подтверждается донесениями наших послов в сопредельных государствах и жалобами наших верных поданных. Я всем сердцем поддерживаю ваше намерение спасти Золотые Земли, однако нельзя забывать об ответственности, лежащей на нас. Что это будет за спасение, если, избавив наши державы от тяжелейших ударов природы, мы навлечем на них династический кризис и войны?       Ответом на речь казар стало неловкое молчание.       – Вы очень мудры, ваше величество, – поспешил заполнить возникшую паузу Валме. – Уверен, мы непременно найдем выход, но полагаю, за бокалом доброго вина дело пойдет быстрее.       В тот вечер они договорились вместе выехать на следующий день в Гальтару и исследовать площадь, где в давние времена собирались анакс и эории. Общий разговор быстро иссяк, и, отдав дань вежливости, казар вскоре попрощался с талигойцами. Его ждал шатер, над которым развевался штандарт с белым лисом в золотой короне, окруженный палатками, где разместился его эскорт. Вслед за ним ушли Эпинэ и Давенпорт. Рокэ задержал Валме.       – Как вы убедили Молодого лиса высунуть нос из норы?       Виконт допил вино и отставил бокал в сторону.       – Его величество был очень великодушен. Ему польстил титул Повелителя Ветра. И его убедило ваше письмо.       – И?       – И он несколько раз говорил о том, что желал бы восстановить дружбу между нашими державами «в прежних границах».       – Великая Бакрия…       – Она ему как соринка в глазу, господин регент. Он надеется заручиться вашей поддержкой на случай… на некий непредвиденный случай.       Рокэ прикрыл глаза.       – Хорошо. Идите.       Валме этого не ожидал, но учтиво поклонился и оставил регента наедине с собой.              * * *       Несколько дней подряд они выезжали в Гальтару большим отрядом. Затем Рокэ потребовал, чтобы в городе остались лишь они вчетвером, но результат от этого не изменился. В серых развалинах эхом разносились мужские голоса, солнце припекало, мир не стремился помочь им спасти себя.       Несмотря на неудачу, Рокэ возвращался к месту, где их ожидал эскорт, в приподнятом настроении. В Кэналлоа такое состояние духа называли дездичча и верили, что оно предшествует беде. Сона, словно понимая чувства седока, то и дело порывалась перейти в галоп.       На поляне их встретили гвардейцы и виконт Валме. Восполняя недостаток сна, накопившийся за время путешествия в Кагету, офицер для особых поручений растянулся на весенней мягкой траве, закрыл лицо шляпой с пышным красным пером и мирно почивал, пока Рокэ кончиком шпаги не сдвинул изысканный головной убор.       – Просыпайтесь, виконт. Нам пора.       Валме со вздохом сел, а затем поднялся на ноги, разглаживая руками помятый щегольский камзол.       – В вас нет ни капли сочувствия, господин регент.       – Сочувствие – удел беспомощных, а про вас этого никто сказать не посмеет, не так ли?       Бросив на мучителя весьма выразительный взгляд, Валме промолчал.       – И чтобы искоренить любой намек на нечто подобное, – насмешливо продолжил Рокэ, – полагаю, мне придется оказать вам услугу и проверить, не заржавела ли ваша шпага. Что вы скажете о небольшой тренировке?       – Вы очень добры, господин регент, – кисло согласился Валме.       Немного не доехав до лагеря, отряд остановился и спешился. Видно, за время пути виконт нашел некоторые выгоды в предстоящем уроке фехтования, потому что держался он со свойственным ему апломбом. На лицах гвардейцев читалось предвкушение, Рокэ давно не показывал свои умения. Эпине отнесся к предстоящему безучастно, Давенпорт – с любопытством, казар, казалось бы, с восторгом, его свита – с недоумением.       Рокэ сбросил камзол и остался в простой белой рубашке. Виконт аккуратно снял камзол и жилет.       – В позицию, доры, – объявил Оливейра.       Короткая передышка в череде непростых дел немного разрядила обстановку. Когда на солнце блеснули клинки, Рокэ заметил, что из лагеря к месту поединка поспешил один из гвардейцев. Должно быть, вскоре здесь соберутся все, кроме часовых.       Гвардеец что-то докладывал своему командиру, лицо Оливейры выразило крайнее удивление, но следить за ними дальше стало затруднительно. Виконт держался довольно неплохо, и Рокэ начал находить удовольствие в знакомых с юности движениях. Что-то происходящее в лагере отвлекло его на мгновенье, и он едва не пропустил удар. Окружающие загудели, Валме приосанился, удивительно напоминая гордого собой петуха.       – Рад, что вы вспомнили, каким концом шпаги наносят укол, Марсель, – усмехнулся Рокэ.       – Вы очень добры, – звучно переводя дыхание, ответил тот.       Фехтовать было все равно, что танцевать – с удовольствием, с легкостью, с пылом. Рокэ немного погонял противника по площадке, когда снова краем глаза уловил что-то необычное в лагере. Он невольно посмотрел туда и лишь в последний миг отвел шпагу виконта.       – Теперь держитесь, Валме, – проговорил кто-то из наблюдавших.       Рокэ вдруг побледнел и почувствовал, как пальцы, сжимающие эфес, стали ледяными. Он понял, что так поразило Оливейру. Одним движением он выбил оружие из рук виконта и, не оборачиваясь, зашагал к ближайшей палатке, до боли в ладони сжимая шпагу. Двое солдат торопливо убрались с его пути.       – Вы.       В одном слове бушевала вся ярость мира. Все, что Рокэ скопил, сберег для этого мгновенья.       – Вы живы, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, продолжил он, обращаясь к пленнику со связанными за спиной руками.       Это его мелькающая из-за спины часового русая макушка несколько раз ставила Рокэ в уязвимое положение во время тренировки. Шпага по-прежнему привычно лежала в руке, острие указывало на слывшего покойным оруженосца.       Тот медленно поднялся с земли и встал прямо. Острие поползло за ним вверх, как стрела компаса на север.       – Пока да, – мрачно отозвался он.       На мгновение их взгляды встретились.       – Зачем вы здесь?       Окделл пожал плечами.       – Затем же, зачем и вы.       – Поразительная наглость.       В это время переполох там, где только что состоялся поединок, стал слишком громким, чтобы и дальше его не замечать, но Рокэ не мог упустить Окделла из вида. А тот повернулся на шум, выражение его лица стало удивленным, как у ребенка. Верная Сона, предательница Сона, устроила настоящий бунт, вырвалась из рук державшего ее гвардейца и подбежала к своему старому хозяину. Губами она мягко прихватила его за плечо, и тот неловко покачнулся.       Рокэ опустил шпагу.       – Развяжите его, – велел он.       Его приказание было немедленно исполнено. Окделл, поморщившись, растер запястья и ласково похлопал Сону по шее. Повинуясь кивку Рокэ, один из конюхов увел ее.       – Соберано, – донесся голос Оливейры, – Санчо говорит, наш пленник прибыл в сопровождении небольшого отряда почти сразу после того, как мы уехали. Это полковник Цеситас, он настаивает на том, чтобы вручить вам верительные письма.       Рокэ мельком взглянул на стоящего рядом с командиром его гвардии чужого офицера, а потом перевел взгляд на простой гайифского покроя кожаный колет Окделла и неприятно улыбнулся.       – У вас мало людей, полковник.       – Мы полагали, что едем в дружественную нам державу, ваше высочество, – холодно ответил тот.       – Одних людей хочется встречать, как друзей, других – нет.       Неторопливо распечатав письмо, Рокэ приступил к чтению.       – Ваши новые хозяева оказались так же небрежны, как и прежние, Окделл. Опять вы стали разменной монетой.       Рокэ ожидал взрыва негодования, но его не последовало, бывший герцог Надора молча наградил его тяжелым, как гранитная плита, взглядом исподлобья.       – Его высокопревосходительство подтверждает, что господин Окделл выполняет имперскую дипломатическую миссию…       Треск добротной бумаги заглушил речь полковника. Рокэ испытал редкое удовольствие, когда разорвал плотные листы и бросил обрывки на землю.       – Забирайте своих людей и возвращайтесь в Гайифу, Цеситас. Новый Совет при его величестве Карле IV признал этого человека преступником, убийцей и бунтовщиком. Передайте мою благодарность его императорскому величеству и господину проэдр-конхессору за содействие в поимке беглеца.       Он не ожидал, что полковник бросит вопросительный взгляд на Окделла.       – Я передам все обстоятельства нашей встречи, ваше высочество, – значительно заявил Цеситас, коротко поклонился, надел шляпу и неожиданно прикоснулся к ее полям пальцами, салютуя пленнику. – Прощайте, господин Найтон.       Отбросив все лишнее, Рокэ повернулся к Окделлу.       – Удивительно, что вы дожили до этого дня.       – Шеллаф, – едва слышно пробормотал он.       – Что вы сказали?       – Судьба.       – По-прежнему верите в нелепые сказки?       – Теперь, кажется, и вы в них поверили.       – Что вам известно, Окделл?       Тот пожал плечами.       – Если вы надеетесь, что в обмен на ваши знания, вас помилуют, вы еще больший глупец, чем я думал, – обманчиво мягко проговорил Рокэ.       – Как вы смеете! – наконец, не выдержал он. – Я не торгую своей честью.       – А стоило, хотя вы и так проторговались… Дайте ему шпагу!       В толпе вокруг них возникло волнение. Кто-то суетливо передал оружие Окделлу. Тот неловко перехватил эфес.       – Помнится, однажды вы бросили мне вызов, а я обещал ответить на него, когда придет время, – негромко произнес Рокэ. – Расступитесь!       – Не убивайте его!       – Рокэ! Он нам нужен, – одновременно с Эпинэ воскликнул Валме.       – Я всего лишь преподам урок моему бывшему оруженосцу, – глядя в настороженные серые глаза, проговорил Рокэ.       Отчего-то его ответ никого не успокоил.       – Ну же, Окделл, вспоминайте. Это шпага, ей наносят и отражают удары… припоминаете? Хотя Людям Чести привычней иное... яд, к примеру.       – Я не буду биться с вами.       – Признаться, вы не первый Окделл, с кем мне довелось драться, но первый трус.       – Я не трус! – от нанесенного оскорбления Окделл вспыхнул, как порох, и так сжал пальцы на рукояти, что костяшки побелели.       – Тогда деритесь, – усмехнулся Рокэ и поднял шпагу.       Окделл посмотрел вниз, на землю, словно принял какое-то трудное решение, и тоже встал в позицию.       Против обыкновения окружившие бойцов люди наблюдали за ними молча, не было слышно ни шуток, ни напутствий, и в этой тишине клинки зазвенели так, словно богач кинул на мостовую пригоршню монет. Рокэ не ожидал, что второй поединок окажется интереснее первого, но Окделл сумел удивить его дважды. В первый раз – когда провел умелую атаку, а во второй – когда не стал защищаться и опустил шпагу. Острие, мгновенно, как жало, впилось в его яремную ямку, на шее выступила кровь, – Рокэ лишь в последнее мгновенье смог остановить себя.       – Вот бедовый, – ахнул кто-то в толпе.       – Карьярра! Упрямый болван! – едва удержался от проклятья Рокэ, он не помнил, когда в последний раз был так взбешен. – Уведите его.       Двое кэналлийцев обезоружили Окделла и направились к пустой палатке.              * * *       В палатке Дика не стали связывать. Ему дали воды, позволили накинуть плащ поверх собранного лапника и прилечь. Один гвардеец встал у входа, другой остался внутри, но он не мешал. Дик почти не замечал его присутствия, перед глазами проносились последние события. Он успел попрощаться с жизнью, когда скрестил шпагу с Алвой. Вряд ли кто-нибудь другой, кроме его бывшего монсеньора, смог бы так мастерски управлять клинком и остановить укол в последний миг. Дик слабо улыбнулся, он был рад, что впервые сумел достойно выбраться из тупика, куда насмешками и оскорблениями загнал его Ворон.       Подчас на борту «Святой Агаты» ему казалось, что он позабыл всех, кого встречал в прежней жизни, но сегодня он убедился, что это не так. Алва почти не изменился с тех пор, когда вел блестящую военную кампанию против бириссцев в горах Сагранны. Когда Дик видел его в последний раз, он выглядел собственной тенью, хуже, чем слепец из предсмертного морока, но теперь он был почти прежним, может быть, немного безумней и непредсказуемей, чем раньше, но, по большей части, прежним.       Эпинэ сильно сдал с их последней встречи, голова стала наполовину седой, а сам он казался неприкаянным, словно линарец, прибившийся к стаду морисков. Дик почти не помнил Баату, но молодой мужчина, будто сошедший с парадного портрета, не мог быть никем иным, как казаром Кагеты. В отличие от Лиса Валме Дик запомнил очень хорошо. Он не мог объяснить себе, отчего при виде виконта в нем просыпается неудержимая, как зуд под кожей, неприязнь. Ему казалось, что он уже давно изжил в себе вражду по отношению к «навозникам», но, очевидно, Валме оказался досадным исключением.       Не желая гадать, что готовит ему будущее, Дик стал подсчитывать дни, прошедшие с его отъезда из Карады. По всему выходило, что не сегодня завтра Марко отдаст приказ флотилии выйти в открытое море, и маяк на форте пошлет им последние приветы с суши, паруса развернутся, как крылья, крики чаек останутся далеко позади…       Дик проснулся от того, что его сильно трясли за плечо.       – Горазды же вы спать, дор, – белозубо усмехнулся гвардеец. – Соберано велел прийти к нему. Собирайтесь.       На улице уже стемнело, когда его привели в самую большую палатку, сестру той, что он знал по Варасте. Внутри она была разделена занавесями на две части: личную и штабную. При свете свечей он увидел, что вокруг накрытого стола сидят Алва, Баата, Валме, Эпинэ и незнакомый северянин. Стул рядом с последним был свободен.       – Садитесь, Окделл, – резко произнес Алва. – Успеете наглядеться.       Дик сел. Ему было неуютно под внимательными взглядами присутствующих, и он сожалел, что его чувства наверняка написаны у него на лице. Возможно, все-таки стоило прислушаться к Марко и выучиться играть в тонто.       – Вы восстали из мертвых удивительно вовремя. Не желаете ли поделиться своими загробными приключениями?       Поняв, что ответа не будет, Алва отпил вина.       – Налейте ему Слезы, Давенпорт.       Дик снова посмотрел на своего соседа.       – Вы сын генерала Давенпорта?       – Чарльз Давенпорт, – несколько напряженно представился тот. – Отец скончался почти два года тому назад.       – Сожалею.       Граф без лишних слов наполнил его бокал.       – Что ж, раз вы храните молчание, начну я, – продолжил Алва. – Мы все здесь собрались ради сомнительного удовольствия прогуляться по пещерам под Гальтарой и оросить древней кровью некий алтарь. Ваше появление спасло теньента Давенпорта от столь непривлекательной перспективы. Хотя вам, вероятно, она таковой не представляется. Вам же всегда было по вкусу подобное фиглярство.       Алва помедлил, прежде чем продолжить, и Дик сквозь зубы спросил:       – Отчего же вы сами готовы участвовать в этом «фиглярстве»?       – Оттого, что не вы один побывали по ту сторону.       Дик с сомнением поднял на него глаза, пытаясь решить, был ли это цветистый оборот речи, присущий Ворону, или же честный ответ.       – Значит, вы тоже встретили ее… – вспомнив о литто, не подумав, проговорил он.       – Кого ее? – живо откликнулся Алва и, поняв, что Дик больше ничего не скажет, продолжил: – Полагаю, ваши приключения были приятней моих. «Ее», – кем бы она ни была, – я не встречал. Я видел вашего старого знакомца, епископа Оноре. По его наущению мы бродим тут без толку уже больше недели.       Прозвучавшее имя поразило Дика.       – Его преосвященство? Но… епископ Оноре – святой.       – Не стану с этим спорить. Однако, к сожалению, грех многословия ему не чужд. А в песчаной реке его слов сложно уловить крупицы золота.       – Перед приездом сюда, я говорил с одним танкредианцем, – решился на откровенность Дик. – Он убежден, что каждый Великий Излом потомки Четверых должны провести какой-то кровный… или кровавый обряд, чтобы новый Круг не стал последним.       – Танкредианец, «она»… необычные у вас знакомые, Окделл.       – Как сказал в своей проповеди кардинал Конрад, «истинно скорбны духом те, у кого нет тайн, но те, у кого они есть, грешны более, чем скорбны», – с улыбкой возвестил Валме.       – К слову о тайнах, – любуясь игрой вина в бокале, лениво проговорил Алва. – Зачем вы закололи Штанцлера?       – Заколол? Его же застрелили! – Дик чувствовал, что разговор о покойном кансильере зашел неспроста, но не понимал, в чем заключается подвох.       Он уловил молниеносные взгляды, которыми обменялись Алва и Валме.       – Я знал, что это не ты, Дикон, – серьезно произнес Эпинэ, и Дик поморщился от звука его голоса.       – Не он, но он знает, кто это сделал, – заключил Валме.       – А королева? – напряженно спросил Алва.       Дик вскинул подбородок.       – Ее убил я.       В наступившей тишине взгляды всех присутствующих сошлись на нем, он будто оказался на перекрестье выстрелов, и это мгновенье было едва ли не самым тяжелым в жизни Дика.       – Забавно, как повторяется старая история на новый лад, – наконец, прервал молчание Алва. – Ваш предок, не дав себе труда разобраться в происходящем, ударил кинжалом моего предка. Вы же пошли дальше… Ударили кинжалом королеву, ожидающую наследника. Уверен, вы сделали это во имя благой цели!.. Как по-вашему, виконт, – видя, что его бывший оруженосец безмолвствует, продолжил Алва, – чем можно оправдать убийство женщины, королевы?       – Вы меня знаете, господин регент, я не боюсь трудностей, но ответить на этот вопрос мне было бы затруднительно.       – Что скажете, Окделл?       – Ничего.       В этот миг Давенпорт поднялся со стула. От резкого движения стол пошатнулся, по нему расплылись несколько лужиц вина.       – Разрешите откланяться, господа, – хмуро проговорил он.       И не дожидаясь ответа регента, теньент вышел из палатки на свежий воздух.       – Однако! Похоже, север пасует перед сложностями, – предположил Валме.       – Придержите язык! – неприязнь Дика все-таки прорвалась наружу.       Виконт с вызывающей улыбкой наклонился к нему через стол.       – Охотно, если вы развяжете свой и назовете хоть одно преступление подлее того, что совершили.       – Убийство короля! – вошел Дик в раж.       При этих словах Валме вскочил на ноги, словно его ударили перчаткой по лицу.       – Сядьте, Марсель, – железным тоном приказал Алва. – Сядьте, – уже спокойнее повторил он и непонятно закончил: – Это был глас Агнца, а не крик Совы.       По лицу виконта было заметно, что он распознал смысл слов регента и взял себя в руки.       – У нас получился весьма поучительный ужин, господа, – впервые за все время принял участие в разговоре казар.       Все это время он с любопытством наблюдал за спором талигойцев, и вот, наконец, почувствовал, что пришло время для аплодисментов зрителя.       – Не стоит благодарности, – поморщившись, ответил Алва. – Из меня вышел плохой учитель, Окделл охотно это подтвердит.       Он встал из-за стола, и все остальные тут же поднялись вслед за ним.       – Господа, надеюсь, завтра мы покончим с этим жалким фарсом. А если нет, то прикончим друг друга и насладимся этим прежде, чем мир канет… как там было у поэта?.. «…во мрак, во тьму, в безвременье».