***
— Какой следующий шаг, брат? — спросила Санька, попытавшись быть серьёзной. — Ты наконец убьёшь Донцову — сейчас идеальные обстоятельства для этого. — ответил Достоевский. — Конечно. Но что мы будем делать с Накахарой? — Совсем скоро придёт время и для его конца. Однако этим займёшься уже не ты. Дорогая моя, мне не хочется этим утруждать тебя. В конце концов ты и так настрадалась из-за Дарьи. — Фёдор погладил её по головке. «Придурок! Живо убрал свои поганые руки от меня! Так, спокойно! Совсем скоро мы покончим со всем этим. Пускай мне немного и страшно идти против тебя, братец. Но я обязана это сделать! Потому что кто-то должен тебя остановить!» — в мыслях витала девушка.***
Даша взглянула на Саньку и Фёдора. Блондинка не сказала ни слова, лишь усмехнулась, собрав волосы в хвост. Пускай она и выглядела уверенно, зная, что всё это — всего лишь постановка, дабы отвести подозрения, ей было страшно. Донцова любила жизнь, постоянно цеплялась за неё, множество раз твердя «Чёрта с два я когда-нибудь умру». Да, то, что сейчас должно произойти — просто спектакль. Но всё же, её собираются убить. Так вот, где её настигнет смерть, причём совершенно тупое окончание жизни — пуля. Даша слишком часто думала о смерти, кажется, она уже стала частью воспоминаний блондинки. И что? Её друзья, знакомые, люди, знающие её, запомнят Донцову такой? Да что она вообще сделала за свою жизнь? И кто поведает её историю? Кто прославит её след? Оставила ли она хоть какое-нибудь наследство? Наследство. Что такое наследство? Это семена, посаженные в саду, которых никогда не увидеть. И Даша написала свою песню, свои историю, которую кто-то обязательно завершит за неё. Донцовой не страшно умирать, зная, что это для благого дела. Даша редко кому способна признаться в этом, но на самом деле она боится не своей смерти, а своих товарищей. Даже если она и умрёт, то определённо примет кончину с улыбкой. «Прости меня». — Санька мысленно плакала, стараясь не подавать виду, наконец спустив курок и наблюдая за тем, как Донцова рухнула на землю, закрыв глаза, но прежде Даша улыбнулась, как будто улыбка её была в последний раз. — Пульса нет. — хладнокровно сказала Достоевская, когда Фёдор проверял Донцову. — Она мертва. Мы своего добились. — Ты удовлетворена? — Да. — Санька чуть не задохнулась от этого поганого слова, которое она буквально выдавила из себя, пытаясь казаться равнодушной. — Даша! — вдруг раздался крик прибежавшего Дазая. Осаму осознавал, что всё происходящее — постановка. Но смотря на блондинку, на её, как могло показаться, бездыханное тело, сердце у шатена сжималось, давая мучительную боль. Казалось, что ещё совсем недавно они засыпали в обнимку, Даша ругалась на Дазая из-за очередного беспорядка в ванной, давая парню лечебный подзатыльник, а через пару часов Осаму приходил к ней с чаем и извинительным печеньем, которое уже стало традицией для них обоих. Если кто-то из их парочки косячил, то готовил ту самую сладость. — Нет... — шепнул шатен. — Ты обещала мне... — ещё немного и он сорвётся. — Так какого чёрта ты этого не сделала?! Ты... Больная на всю голову... — Надо же, — Достоевский усмехнулся. — Никогда ранее я не представлял тебя как этакого безнадёжного романтика, ты казался мне более разумным. Хотя, знаешь, я могу понять, что ты в ней нашёл — эти мягкие и длинные волосы, необычные глазки как два изумруда. Жаль, что она была настолько безнадёжна. Но скажи мне, Осаму. Каково это? Осознавать, что ты опоздал? Дазай на это ничего не ответил, лишь прижал тело Даши поближе. Он услышал среди гула чей-то пронзительный крик, шатен взглянул на Саньку, подумав, что может быть, это она. Но нет, Достоевская молчала, с явным сожалением посматривая на Осаму. И тут до шатена дошло — это он кричал, это он взвыл, это болел его голос от крика.***
Осаму проводил всё время с Дашей, каждую секунду как будто утешая себя, что, вот, сейчас она обязательно проснётся, сказанёт что-нибудь, они поворчат друг на друга, потом Донцова улыбнётся, а Дазай растает от этой улыбки. Всё будет вновь в порядке. Просто Даша устала, она спит, совсем скоро придётся в себя. Снова будет читать лекции про костюмы, опять скажет своё «Леге...подожди-подожди...Дарно», вновь будет играть на гитаре, выпив пару бокалов вина. Так проходили дни, так прошла неделя. Прошла неделя, а Донцова до сих пор не проснулась. И если поначалу Дазаю казалось, что её пульс медленно, но учащается, то теперь совершенно обратное — как будто её сердце вовсе больше не билось. И вот, в один злосчастный день шатен случайно нашёл записи блондинки, где писалось про ту самую способность. Эти бумажки окончательно добили Осаму. — Если человек не просыпается в течение недели, то... — Дазаю было больно это читать, в горле стоял огромный ком. — Он умер. Подобные побочные эффекты встречаются редко, лишь в десяти процентов случаев. Даша мертва. Его любимый человек, первая и, возможно, единственная любовь умерла. Всё, это конец. Это ужасно, отвратительно осознавать, что она больше никогда не вернётся. Это вновь его вина. Ещё одна смерть, в которой он винил себя. Дазай не должен был допустить этого. Он ведь обязан был её отговорить, придумать что-то другое. Теперь было уже глубоко плевать на тот дурацкий план со шпионажем и Санькой. Всё было просто зря. Ради чего? Ради того, чтобы девушка, которая его любила, и которую он любил в ответ, погибла? А она хотела жить. Это было видно каждому, кто знал её, это было видно шатену. Она хотела прожить эту жизнь на полную, хотела ловить каждый момент, и делала это. Если бы у неё только было больше времени, быть может, Даша сделала бы в миллионы раз больше, если бы у неё только был шанс. Но она больше не вернётся. Дазай её потерял.«Where did I go wrong, I lost a friend Somewhere along in the bitterness And I would have stayed up with you all night Had I known how to save a life...»