Нас учили быть птицами

Наталья Идрисова отцу не пишет, хотя сообщает брату обо всем. Не о колдовстве и прочем, а о том, как она теперь живет. Об отце она больше не хочет ничего знать, и весточки не получает. Одно его единственное письмо она сжигает, а потом долго плачет у Бинха в объятьях, и Александр терпеливо гладит ее по волосам, утешая, говоря, что любит и что ничего не изменится. Наталья знает только то, что ее отец умирает ― подагра так его скрючила, что он теперь передвигается на коляске, а брат после ее исчезновения бежал куда-то на Кавказ. Ему Наташа отправляет одно письмо, всего одно, говорит, что вышла замуж. Она знает, что брат не приедет ― пропасть между ними была огромна, и никому не было нужды ее преодолевать. Александр хмурится, и говорит, что ей нельзя нервничать. Ей вообще нельзя испытывать такие эмоции, они оба считают, что с нее хватит ― всего этого хватит. Она изменила фамилию отца ― она Бинх, не маркиза, но жена полицмейстера и любимого человека. Она не аристократка, а простая женщина, которая может себе позволить быть ведьмой. Ничего от прошлой жизни нет, и боли быть не должно. Но ребенка она ждет необычного. Наташа смеется, потому что материнство доставляет ей радость, и говорит, что их дочь будет необычной, такая же, как и мать, и Александр склонен ей верить. Его жена худая до ужаса, и ее живота почти не видно, но каждый раз, обнимая жену, Бинх это ощущает. В день венчания полгода назад Александр говорит ей: ― Неважно, где мы будем. Здесь, или, если ты хочешь, можем вернуться в Петербург. Теперь это возможно. Наташа улыбается. Вчера вечером она узнала, что беременна, поняла это совершенно неожиданно, и теперь думает, как сообщить об этом мужу. Столько потрясений всего за два дня. ― Не хочу пока в Петербург, ― заявляет она. ― Это всегда успеется. Давай просто отдохнем и выпьем чаю, любовь моя. Из-за ребенка и жены Александр решается вернуться в Петербург. Яков Петрович тут же отвечает, что должность обер-полицмейстера ждет его, а он теперь спокойно сможет оставлять жену дома одну ― с Натальей Бинх, Жданна будет в безопасности, и ему спокойно будут. Две девушки явно найдут, о чем поговорить, пока мужья на государственной службе. Александр к такому настрою относится скептически, но Наташа радостно улыбается, и говорит, что они могут подружиться с Яковом Петровичем. Общее дело сближает, ведь их ― трех девушек из разных миров, оно сблизило. ― Ты знаешь, мы бы могли остаться и здесь, ― говорит Наталья, улыбаясь. ― Для меня это не имеет значение. Александр улыбается. Он вспоминает отцовское разочарование, полное равнодушие матери. Вспоминает, что не получил ни капли любви в детстве, а потом гнил здесь. Диканька была местом, которое подарило ему любовь прекрасной девушки и возможность стать счастливым, но полицмейстер не видит причин здесь оставаться. ― Я хочу, чтобы у нашего ребенка было прекрасное детство, ― шепотом говорит Наталья, накрывая свой живот руками. ― Такое, какого не было у меня. Я хочу, чтобы он знал ― его любят просто за то, что он есть, ему не надо стараться заслужить любовь. ― Так будет, ― обещает Александр, целуя жену в макушку. Он обещает самому себе, что сделает все для своей жены и ребенка, намного больше, чем делали для него его родители. И уж точно их ребенок не будет страдать так, как его мать. Они все сделают для этого. Анастасия Аксимова вместе с Николаем Васильичем исследует новые места. Она приехала к нему несколько недель спустя, и нашла своего писателя в довольно удручающем состояние. Яким ворчливо пожаловался на барина ― целую неделю пил не просыхая, не ел ничего, из кровати не выбирался. ― Может, хоть вы на него повлияете, ― ворчит слуга, провожая будущую хозяйку в комнату барина. Настя улыбается. В этом доме непривычно, но знакомо, и Настя чувствует, что сможет довольно быстро здесь обустроиться. Она находит Николая спящим, и улыбается. Она так давно его не видела, и успела соскучатся. ― Ники, ― шепчет Настя, прикасаясь к мужскому плечу. Николай просыпается мгновенно, резко садится, чуть не ударяясь лбом с девушкой. ― Тая, ― на выдохе произносит Николай. Он с минуту смотрит в голубые глаза напротив, а когда понимает, что Настя не сон, она тут же была схвачена и повалена на постель. Николай крепко обнимает ее, стискивая в объятьях. Настя слышит, как бьется его сердце рядом с ее. Аксимова чувствовала его каждой клеточкой своего тела. ― Я обещала быть с тобой, ― шепотом проговорила девушка. Николай судорожно кивнул и поднял лицо, целуя ее ― молниеносно, страстно, горячо. Она запустила свои пальчики в его густые чёрные волосы, притягивая мужчину как можно теснее к себе. Это привело его в невероятный восторг. Они немного времени проводят в Петербурге. Навещают Гуро, Настя знакомится с матерью Николая. ― Как ты хорошая, ― улыбается Мария Иванова, даже в своем почтенном возрасте женщина исключительной красоты, и смотрит на сына с его невестой со счастливым блеском в глазах. ― Хорошая. Моему сыну такая нужна. А потом они уезжают. Заезжают в Диканьку, чтобы повидать друзей, а потом быстро растворяются на просторах России. Они останавливаются в самых разных местах, и им обоим нравится не знать, где они окажутся завтра. Николай пишет свои повести почти захлеб, слова ложатся легко, и пока Настя обнимает его, каждое слово кажется правильным. Незадолго до Рождества они даже добираются до Валахии. Настя улыбается и чувствует себя там на своем месте. Николай просто счастлив рядом с любимой девушкой, занимаясь делом, которое приносит счастье. Есть только одно, что омрачает их счастье. Шрам, что связывал Настю с Ланой Щитилиной, зажил и исчез, но его расположение было ужасным, и до сих пор не давал получить то, что они оба хотели. ― Давай после Рождества отправимся на святой источник Сергия Радонежского, ― как-то сказала она, сидя облокотившись на его спину, пока он писал очередную историю про вечера на хуторе в близь Диканьки. Николай улыбнулся, повернулся и поцеловал девушку в лоб. ― Поедем, обязательно, ― шепнул юноша, накрывая плоский живот ведьмы рукой. ― Я не верю, что это необратимо. Настя улыбается, но грусть не уходит из ее глаз. Она перенесла Предназначение легче подруг, но и заплатила за эту легкость. Но Николай обещает ей, и она ему верит. Жданна Беркут полноправная хозяйка в доме Гуро уже несколько лет, но теперь она чувствует себя спокойно. Так хорошо, как сейчас ей не было уже давно, с того самого момента, как она узнала правду. Предназначение больше не давит на нее тяжелым грузом, но заставляет вздрагивать. По ночам, правда, ей еще снятся кошмары. Яков просыпается, из-за того, что вокруг трясутся подушки, и даже сама кровать ― так сильно трясет его жену. ― Тихо, тихо, любовь моя, ― шепчет он, прижимая жену к себе. Жданна так крепко впивается ногтями в его ночную рубашку, что та жалобно трещит. ― Прости, Яш, ― сопит она между всхлипами. ― Ты жива, ― говорит он. ― Боже мой, ты выжила, ты сейчас здесь, со мной. Я люблю тебя, а ты любишь меня. Тебе не за что просить прощение. А с этим мы справимся. Сначала все дни походили друг на друга – темные, холодные и подозрительно спокойные. Тихие тем самым спокойствием, которое порой страшнее самых больших потрясений. Жданна постоянно ждала удара в спину, и она боялась, что скоро так сойдет с ума. ― Не бойся, Дана, ― серьезно заявил Яков, когда она поделилась своими переживаниями. — Это все в прошлом. Больше тебе ничего не грозит. Он готов повторять это каждый день, и вскоре Жданна понимает, что он прав. Она учится заполнять свои дни тем, что ей раньше было недоступно из-за постоянного волнения по поводу Предназначения, Всадника и собственной возможной смерти. Каждую свободную минуту в те годы она посвящала тому, чтобы найти еще хоть немного информации, еще о чем-то узнать. Но сейчас все по-другому. Она прячет все свои колдовские атрибуты так далеко, как только может, оставляя только некоторые травы, чтобы вязать цветочные узелки-обереги. Она вышивает картины золотой иглой, собирает гербарии, читает простые книги, не про магию и колдовство ― например, повести Николая Васильевича, которые получили неожиданное признание. ― А надо было всего-то рассказать правду, ― смеется Яков, когда жена рассказывает ему про «Вечера на хуторе в близь Диканьки». Она занимается домом, собой, и постепенно забывается страх и боль, и то, как больно было изворачиваться, врать тому, кого любишь больше жизни. Но кое-что ушло навсегда. Жданна запирает подальше не только колдовские артефакты, в ту же комнату она запирает свои пуанты и балетные платья. После всего случившегося она не может вернуться в балет, и с этим придется смириться. Яков ее поддерживает. Аккуратно, ненавязчиво, с любовью и трепетом. Он всегда рядом, и Жданна позволяла особенно страшным воспоминаниям стираться, кошмарам ― забываться. И дышать, и жить после этого легче. Обычно Яков просил ее ложиться спать без него, но Жданна упрямо ждет его каждый раз. Эта привычка появилась у Жданны еще в первые месяцы совместной жизни. Сначала, ей было элементарно страшно. Наедине с самой собой наружу выползали сразу все страхи и опасения. Не спать в эти ночи она привыкла. Просто их кровать ― такая удобная и уютная обычно ― без Якова казалась невозможно огромной. Жданна долго возилась, то полностью заматываясь в одеяло, то откидывая его прочь. Не имея возможности прижаться к любимому, она никак не могла найти удобную позу для сна. Промучившись так пару долгих часов, обычно, графиня поднималась. А со временем, даже перестала ложиться в постель. Что толку? В этот вечер она тоже ждет его в их спальне, и муж даже не удивляется, когда находит ее с книгой в кресле. ― Тяжелый день? ― мягко спросила она, когда Яков с тяжелым вдохом садится на кровать. Книга тут же оказывается в стороне, а ведьма ― за его спиной. Расположила пальцы на его висках, и, легко надавливая, медленными круговыми движениями принялась массировать кожу по часовой стрелке. После — в противоположном направлении. ― Государь разочарован. Он искал бессмертие, ― тяжело выдыхает мужчина. Однотипные разговоры с государем и Бенкендорфом начинали его бесить. ― Мы почти ничего не добились от Марии, ― шипит император, нервно заламывая пальцы. ― Ее история не помогает нам придвинуться к секрету бессмертия. Яков Петрович, нужен кто-то другой. ― Мы поищем похожие случаи, ― терпеливо отвечает Гуро. ― Хотя, по-моему мнению, она высказалась довольно ясно ― она заключила сделку, и так обрела бессмертие. Ее сестра же была под действием заклятья. ― Но это нам не подходит! ― Совершенно точно не подходит, ― вздыхает мужчина устало. В такие мгновения он думает только о том, что хочет вернуться домой, к жене. Жданна легко коснулась основания его шеи кончиком носа, прошлась по коже до мочки аккуратного уха. ― Он не найдет его, если хочет сохранить душу, ― шепнула она, прижимаясь к спине мужа. ― Он понимает, но ему не нравится такой исход событий. Но ладно, не хочу об этом говорить, ― Яков потер переносицу и тряхнул головой. Коснулся руки Даны на своем плече пальцами. ― Душа моя, как прошел твой день? Жданна улыбается, рассказывает про письма своих подруг, про то, чем она занималась. В ее голосе ― спокойствие и легкость. Якову кажется, что им обоим по восемнадцать, они молоды и влюблены ― настолько хорошо. За своими мыслями он не сразу замечает, что жена замолкает и теперь просто смотрит на него, с нежностью и радостью. ― Что такое, моя радость? ― Спустя столько лет… Страх, смертей, отчаянья… ― признала Жданна и вздохнула глубже. Она не знала, как высказать всю гамму чувств, бушевавших в душе. ― Безоблачное счастье кажется слишком… нереальным, ― шепчет Жданна, утыкаясь ему носом в висок, и прикасаясь губами к уху. ― Так и должно быть. Самые темные времена мы пережили, ― говорит Яков, перетягивая Жданну к себе на колени и поглаживая по лицу. Его губы мягко опустились на подбородок, а затем на шею девушки, вызвав в ней целый взрыв мурашек. ― Но как бы не была темна ночь, рано или поздно ― наступит рассвет. Ты заслужила солнце больше всех. Ты и твои подруги. Ваша ночь закончилась. ― Самая темная ночь перед рассветом, ― Жданна зажмурилась. ― Конец такой ночи обозначается самым ярким рассветом. Лана Щитилина хотела полностью стереть их память обо всем происходящем, чтобы все эти ужасы, что пережили ее птенчики, забылись. Но потом она решила, что можно убрать только то, что причиняло сильную боль. Она стирала кошмары, стирала боль, заживляла шрамы, точно зная, что вскоре все станет как прежде. Но у них останется дружба ― три ведьмы были связаны с друг другом невероятно крепко. У них останутся любимые ― ведь перед любовью такой силы нужно склониться с уважением. Пожалуй, эти три истории были достойны ее семьи. В порванном сердце ― шумы, боль и шипение кровотока, что омывают каждую створку и заполняет тревогой сны. Они не умеют считать потери, но за грудиной всё чаще колет. Ждут терпеливо, что боль покинет. Ведьмам нельзя оказаться слабым, ведьмам-птицам тем более. Но эти три ― это те самые маленькие лодки, плывущие в океане, создающие большие волны. Одно их слово может открыть сердце нараспашку, так и всего с одной спичкой могут устроить взрыв. И все несказанные слова, что бьются в их голове ― их они прокричат как можно громче. Теперь все слышат их голос. Это боевая песня. Заглушающая песнь жизни, доказывающая, что они в порядке. Силы возвращаются прямо сейчас; они будут сильны, они сыграют боевую песнь. И наплевать, если больше никто не верит, ведь внутри ещё живёт борьба. Трех девушек научили быть птицами.