Нас учили быть птицами

Лана Щитилина улыбалась ― впервые почти за двести лет. За это время она потеряла человеческий облик, превратилась в бледную тень, равнодушную ко всему. Внуки уже не увидели ее лица, а сыновей она покинула, когда младшему сравнялось за полвека. Они не обладали бессмертием родителей, а Лана не смогла бы пережить смерть тех, кого любила. Поэтому она ушла, покинула человеческое тело, превратившись в ворону, и ждала того момента, когда наконец-то в ее роду появятся обещанные девочки. Теперь все было кончено. На несколько секунд у нее перед глазами пронеслось все то, что она сделала со своими птенчиками ― сломанная спина, кинжал под ребра, перерезанное горло. Иногда, откуда-то из глубины, вылазила слабость ― как она могла сотворить подобное. Но Лана давно уже жила без чувств, вот и сейчас задвинула неподходящий приступ жалости в самые дали сознания, где хранилась ее горе. Да, она сделала птенчикам больно, но они никуда не узнают, что если бы не она, все могло стать еще хуже. Лана подумала, что вот-вот ее охватит восторг. Ее наполнит сила. Затопит счастье. Но вместо этого ведьма ощутила жуткую слабость. Ее охватило оцепенение. Она вспомнила день, когда Казимир женился на ней ― по людским законам, и по законам сверхъестественных сил. Какими теплыми были его рука; до того мига к ней никто так не прикасался, никто прежде не любил ее так ― никогда. Затем в памяти вспыхнуло рождение сыновей, счастье, что наполняло ее и всех вокруг ― весь мир! Но после его смерти она позволила потере, страданиям и тщеславию уничтожить себя. Она вспомнила, как прижимала к себе сыновей, сообщая о гибели отца… Вспомнила, как смотрел на нее Беркут, когда она уходила ― ему было шестьдесят, у него были свои дети и внуки, которые никогда не видели Лану Щитилину. Смотря на нее в тот момент, он видел, что тьма поглотила его мать и закрыла ей глаза на все светлое и доброе. Он знал, что она уходила навсегда. ― Это в последний раз, ― улыбнулась она. Лана знала, что должна сделать, свой путь она избрала уже очень давно. Вдохнув последний раз, на выдохе Лана одним точным движением перерезала свою тонкую, белую шею. Тело взорвалось ярким светом и вороньими перьями, и для старой ведьмы, жившей куда дольше желаемого, наконец-то все окончательно закончилось. Она прожила слишком долго, а он ждал. Когда она очнулась, дикая боль сотрясала ее тело, мысли путались, но один их отголосок разрывал голову и ярко выделялся среди какофонии звуков, запахов, ощущений. Она лежала в хорошо знакомой постели. Солнце заливало комнату теплым, совсем уже летним светом, и все как будто бы было хорошо. Казимир улыбнулся ей и погладил по щеке. Лана не могла поверить, что наконец-то видит того, кого любила так сильно. — Казимир, ― прохрипела она. Ведьма чувствовала усталость и еще что-то чуждое и непонятное, но одновременно с этим ее пронизывал восторг. — Наконец-то я вижу тебя. Тебя так долго не было. А я ждал, ― произнес колдун. Он крепко обнял ее, и Лана позволила себе тихо заплакать. Ей было так уютно в его руках, она подумала, что так же, должно быть, чувствует себя ребенок, находясь под защитой родителей. — Наконец-то этот кошмар закончился, ― проговорила Лана, ощущая, как слезы беспорядочно льются из глаз. ― Я так долго не могла с тобой встретиться. Не верю, что была вдали от тебя все эти столетия. — Ты мстила за семью. Самое важное, что было когда-то в наших жизнях. И теперь все конечно, ― Казимир поправил подушки под головой жены и плотно накрыл ее одеялом, прижимая к груди. ― И мы будем вместе. Всегда. — Всегда, ― прошептала ведьма, окончательно обмякая в его руках. Да, Лана и вправду устала. Теперь она могла отдохнуть. Буквально на их глазах с пугающей точностью оживали древние сказания и обретали плоть и кровь герои старинных легенд. И не сказать, что кого-то это радовала. ― Все началось почти двести лет назад, ― сказала Жданна, со спины подходя к Якову. Тот стоял в комнате у окна, хмурый и настороженный, и вздрогнул, когда голос жены разорвал тишину. ― В одной семье родилась девочка по имени Лана Щитилина, она была ведьмой. В детстве она упала, разбила голову, чуть не умерла, но ее спасли. Хотя, если докапываться до деталей, она была мертва несколько минут, а потом ее воскресили. Это возвращение с того света породило в ней магию невероятной силой, ― взгляд ее темных глаз был устремлен в небольшое чистое оконце, в котором было видно, как дома Диканьки освещают рассветные лучи. Муж угрюмо поджал губы. Несмотря на то, что Гуро старался показать себя в данной ситуации человеком расслабленным, было видно, что следователь очень близок к срыву. ― Таких как она традиционно называют Ведьмами-Птицами, ― дополнила Настя. Она стояла у берега реки, над обрывом, и казалось могла сорваться в любой момент. Николай внимательно смотрел на нее ― бледную, печальную и слабую, застывшую у кромки воды. Она сжимала тонкими пальцами шаль, а холодный ветер безжалостно трепал ее волосы. ― Они стоят на самом верху иерархии колдунов и прочей нечисти. Ведьмы, способные изменять свой облик на зверей, рыб, но чаще всего, разумеется, птиц. Ведьма… Даже сейчас было трудно применить это слово ― полностью осознавая весь его сакральный смысл ― к этим молодым девушкам. ― Из песни слов не выкинешь, ― заметила Наташа. Она присела напротив Александра Христофоровича за столом, и поставила перед ним две бутылки из темного, плотного стекла, так что сказать о содержимом было сложно, но едва девушка вытащила пробку, будто даже не приложив к этому усилия, как маленький двор заполнил терпкий запах рома. — Мне надо выпить, ― заявила она. ―Будешь? — вопросительно приподняла бровь самая молодая ведьма. — Предпочту сохранить ясность ума, — ответил Александр. Наташа кинула на него быстрый, будто бы испуганный взгляд. Она ясно видела, что он, как и она, сам балансировал на грани. Возможно, различались только сами ведьмы. После сегодняшней ночи они выгорели, ясность ума слегка пошатнулась, так Натали пыталась ее еще и перебить, и если Жданна и Настя больше были усталыми, и хотели поскорее отдохнуть, но Наташа почему-то вся источала злую усмешку. — Сочувствую, — ответила Натали. Она залпом выпила свой бокал и уставилась на бутылку недовольным взглядом. ― Так вот, один раз ее бабушка, тоже ведьма, поссорилась с другой, и вся семья Ланы погибла. Не буду вдаваться в детали, но она решила отомстить, нашла самого сильного колдуна тогда, Казимира Мазовецкого, и заключила с ним сделку: он мстит за нее, а она передаёт ему все свои силы. Мужчины-колдуны почти никогда не рождаются Птицами. Он отомстил, и она должна была погибнуть, отдав ему свои силы, но оказалось, что Лана — Предназначение Казимира. — Предназначение для ведьм вроде нас, это единственная верная любовь, или особый дар, или же миссия, посланная свыше, ― пояснила Жданна. Она была бледной, руки ее дрожали. Яков Петрович окинул жену быстрым взглядом; он сжимал и разжимал пальцы, будто хотел что-то предпринять. — Или и то, и другое, ―добавила она. ― Ну, в нашем случае это и любовь, и миссия. Так вот, все было хорошо, но как-то Казимир разрушил один хутор, и убил отца молодой Лизы Данишевской, когда она была еще человеком. Она и ее сестра решили отомстить. Обманули Казимира, и… убили его. Настя села на покрытую росой траву, и Гоголь опустился рядом с ней. ― Казимир надеялся обмануть ее, чтобы она отпустила его, но ничего не получилось, и Лиза убила Казимира, а ее сестра погибла, ― Настя нахмурилась. ― Но это детали, к делу отношения почти не имеет. Казимир, умирая, проклял Лизу, сделав ее Всадником. Убитая горем Лана, которая потеряла любимого человека, добавила к этому проклятью еще одно. У них было трое сыновей, и она сказал, что в ее роду сначала будут одни мальчики, а потом родится три ведьмы-птицы, по одной на каждого сына, и они уничтожат Лизу. Сокол, самая младшая, то есть я, уничтожит единственного, кто любит Всадника ― и действительно, Таша убила Данишевского. Филин, точнее, Сова, вторая по старшинству, сотрет любовь Лизы, то есть ты, Ники, предпочел меня, а не Лизу. И, наконец, Беркут, самая старшая, в конце испепелит саму суть Всадника. И, эти ведьмы, как вы поняли, мы. ― Алексей что-то делал совсем рядом с хутором, я столкнулась с ним, и как божественное откровение ― я поняла, что этот человек, которого мне надо убить. Цепочку было не сложно выстроить. Оставалось только найти нужный момент. Но тут воскрешение Николая Васильевича, возвращение Якова Петровича. Не было место для маневра. Поэтому мы просто следили за вами. Мы ждали, пока Николай откажется от Лизы, и когда он это сделала, было выполнено Предназначение Насти. И Жданна наконец-то смогла убить Лизу, ― и Наталья улыбнулась. ― Таша сломала Алексею шею. Даже жалко его. Он так ее любил… ― Жданна поморщилась. Спина буквально горела огнем. Яков обеспокоенно дотронулся до ее плеча. Жданна устало потерла переносицу. ― Потом Николай отрекся от любви Лизы, и исполнил второе условие. Ну, а потом Лизу убила я. Собственно, конец. ― Это было нечто вроде семейных легенд, ― внезапно сказала Настя. ― Но поскольку, колдовство проявилось только в нас ― не считая мелких явлений у мужчин ― мало кто знал эту историю. Наши родители уж точно нет. ― Но ведь Ганна… ― начал было Николай, но Настя поморщилась, махнула рукой. ― Никакого отношения к заклятью не имела, ― ответила она. ― Колдовство шло от мужчин, вроде как родоначальников рода. Только сыновья. До меня, Жданны и Наташи не было девочек по кровной линии Ланы, только мальчики. Поэтому мужчины иногда доверяли тайны своим женам, чтобы всегда была гарантия передать. Так случилось с бабушкой Жданны. Мой отец умер, мать со свету сжила его, когда правда о Предназначение вскрылась, я сбежала, и после избавиться от меня у нее не нашлось сил. А отец Таши… Наташа передернула плечами. Говорить о родителях не хотелось. Своего отца она еще не простила. Жданна тоже испытывала по отношению к своим ровное уважение, былая сильная любовь прошла. Настя, искренняя привязанная к памяти отца и ненавидящая мать, тоже мало что хорошего видела. Им всем как-то не повезло. ― Мой отец ужасный человек, ― честно сказала она, не покривив душой. ― Он бы убил меня, если узнал. Такое стечение обстоятельств свело нас вместе. Толку в сердце, если оно разбито, ― сказала Наталья, и в глазах Бинха промелькнуло какое-то понимание того, что она на самом деле имела в виду. Впрочем, каждый мог примерить эти слова на свой счет, ведь каждому было о чем жалеть. ― В августе 1822 Настя познакомилась с Хомой Брутом, ― сказала Жданна. ― Ты это сейчас к чему? ― спросил Гуро жену. Жданна глубоко вдохнула и продолжила, кое-как справляясь с собой. ― Проследи параллельность событий. В сентябре 1826 умирает моя бабушка, в октябре я получаю от нее посылку, где говорилось о Предназначение и заболевает мама Наташи. ― Паршивый год, ― заметила Настя, с преувеличенным интересом рассматривая дно реки, будто действительно там что видя. Потом она усмехнулась. ― А после 1826, какой год не паршивый? ― задала риторический вопрос Аксимова. ― В декабре Жданна влюбилась, а Идрисовы приехали в Диканьку. В январе 1827 Беркут «умерла», исполнив первую часть Предназначения… ― А какие еще есть? ― спросил Гоголь. — Это метафора на причастие, ― заметила Настя. ― То есть, сначала грех-боль, потом исповедь, и очищение. У нас примерно так же. Если мы все это терпели, все это пережили, значит, мы готовы к тому, чтобы исполнить Предназначение. ― Лана за свою жизнь пережила три главных события, ― объяснила Наталья и снова приложилась к алкогольному напитку. Бинх болезненно поморщился. ― Это то, что она умерла в детстве, ее спасли, потом она влюбилась, но ее предали, а потом она снова умерла, в этот раз душевно, от того, что Лиза убила Казимира Мазовецкого. Фактически, три фазы ― влюбиться, разбиться от этого, умереть. Лана решила отомстить, но это мы уже сказали, и для того, чтобы понять, кто из потомков ее линии сможет произвести заклятье в «действие», она придумала три условия. Первое ― мы влюбляемся, что дает нам желание жить. Второе ― умереть и вернуться к жизни, где дается откровение о том, что происходит, и какого, собственно, черта, ― Наталья допила самогон в стакане, налила себе еще. Глаза ее оставались поразительно ясными, хотя содержимое бутылки все быстрее и быстрее уходило. ― И, третье, нам должны были разбить сердце. Боль, за которой должно было последовать радость воссоединения, новая надежда. Начало разное, финал один. ― Она скинула меня с крыши, и я сломала спину, ― сказала Жданна. ― Она зарезала меня в переулке с розами в Петербурге, ― сказала Настя. ― Она перерезала мне горло и утопила, ― сказала Наташа. ― И это еще, ― заметила Жданна. ― Сделка, контракт. Лана брала наши жизни, как… долгосрочное вложение, что ли. Наши смертельные ранения держали нас на привязи. ― В долг, ― подсказал Яков. ― Вроде, если вы откажитесь от Предназначения, вас убьют? ― Жданна кивнула. Она повернулась спиной, повела пальцами и расстегнула платье, показывая длинный, широкий белый шрам, который пересекал спину. Как раз по линии позвоночника. ― Его почти не видно, ― объяснила она. ― Он исчезнет завтра утром. Это значит, что мы сделали то, что хотела Лана, и она дает нам возможность распоряжаться нашими жизнями. ― Я надеюсь, что ко мне вернется мой голос, теперь, когда шрамы заживут, ― улыбнулась Наташа. ― Сопьешься, ― усмехнулся Александр Христофорович, делая попытку немного разрядить обстановку. Девушка усмехнулась. ― Так вот, Жданну скинули с крыши, ― напомнила про историю девушка. ― Лана перерезала мне горло и скинула в реку, ― Наталья слабо улыбнулась, будто вспоминала что-то хорошее. ― Потом в конце мая Настя встретила Николая Васильевича, но в июне убили Настю, кинжал в живот, и все. У Хомы окончательно сложилась вся картинка заклятья, и он описал нам в письмах все, что с нами произошло, происходит и что может произойти. Он стала неким проводником для нас. В январе 1828 мы впервые встретились втроем. На Рождество, ― дополнила Наталья. ― Символично, правда? Она посмотрела на Бинха ― открыто, без утаек ― и откинулась спиной на стул. Александр внимательно смотрю на Сокола. Только сейчас он увидел, насколько взрослой и замученной выглядела эта девятнадцатилетняя девушка, которую он ошибочно считал ребенком. Не ребенок, уже далеко нет, детство Натальи закончилось в шестнадцать лет, когда ее убили, когда отобрали любовь. Они молчали. ― Нострадамус верил, ― внезапно добавила Аксимова. ― Что события истории циклически повторяются, потому что повторяются планетные конфигурации и происходят одинаковые знамения. И он описал события прошлого в надежде, что таковые снова произойдут в будущем. В жизни все циклично. ― Можно последний вопрос? ― спросил Николай, и Настя устало кивнула. ― Вы не могли рассказать об этом раньше? Попросить… помощи. ― Нет, ― жестко ответила Настя, и по этому ответу было ясно, что вопрос болезненный. ― Жить-то хочется. Любая битва — это партия в шахматы, и как пешки мы не видим всей доски. Да даже если бы и рассказали, какого вероятность, что мы преследовали одну цель? Кроме того, такую историю не расскажешь за чашкой чая. Наташа сказала бы, что виски для этого подойдет больше, ― на ее лице проявилось чувство удовольствия и мрачного веселья. ― Итак, мы обещали вам этот день, ― напомнила Жданна. Разговоры на сегодня были окончены. ― Давай… прекратим на сегодня. Яков Петрович окинул взглядом бледную, усталую супругу. Казалось, последние часы и разговоры просто выкачали из Жданны все силы, и оставить ее одной казалось невероятным сложным. ― Я позову врача, ― сказал он. ― У меня есть Наташа, ― ответила женщина, тяжело осев на кровать. Наталья Павловна улыбнулась слабой, но какой-то обнадеживающей улыбкой. ― Мы обещали подарить вам этот день, ― она встала, поцеловала мужа в щеку, и он почувствовал, что щеки ее были мокрыми от слез. ― Сделайте аналогичный подарок. *** То, что с ними произошло, было скорее нездоровым обмороком, чем сном. Они все заснули в одной комнате еще до завтрака, а когда открыли глаза, было уже утро следующего дня. День, который им дали, они провели во сне, но зато чувствовали себя бодрее и сильнее. Раиса ― которая взяла на себя управление постоялым двором вместо Христины, которая на самом деле была той самой Марией ― затопила им баню, которая принадлежала Насте, и все три ведьмы парились в свое удовольствие. Впервые за долгое время им всем было хорошо и спокойно. ― Обожаю быть чистой, ― проговорила Идрисова. Голос ее звучал по-новому, потому пересекающий ее шею невидимый шрам исчезал на самом деле. Уже завтра она сможет говорить так, как в пятнадцать. ― Что может быть лучше обычной бани? ― Для тебя с утра это было виски, ― напомнила Жданна, лениво водящая по ногам мочалкой. Приятный запах лаванды и мяты заполнял пространство. Наталья сидела на верхней полке, где было жарче, и перекусывала земляникой. После такого количества выпитого ее тошнило, и ничего серьезнее ее желудок бы не воспринял. ― Ром, самогон, виски, а потом вино из черешни, ― перечислила она. Пока две ее подруги спали, восстанавливая силы после свершения Предназначения, более бодрая Наталья залила прошлые страхи алкоголем и только потом пошла спать. ― Потрясающе. ― И так, какой план на сегодня? ―Мне надо поговорить с Марией, обработать ее для появления перед императором, ― хмуро сказала Жданна, поворачиваясь спиной к Насте. ― Польешь, пожалуйста? До спины не дотягиваюсь. ― Я договорюсь на счет похорон Хомы Брута, ― сказала Настя, поливая горячей водой подругу и с силой потирая спину мочалкой. ― А я видимо… продолжу пить, ― засмеялась Идрисова. ― Таша, ради всего святого ― тебе девятнадцать. Не спейся, ― усмехнулась Жданна. Она не могла поверить, что все действительно закончилось, что у них сейчас есть возможность сидеть в бане, париться и просто вести такие разговоры ни о чем. ― Щучу. Я хорошо позавтракаю, потому что твой муж прав: хороший завтрак ― основа здоровья, а здоровье ― основа долголетия. ― У тебя прекрасное настроение, ― заметила Жданна. ― Я живая, так что да ― я счастлива. Что мы будем делать, если от нас откажутся? ― Твое умение менять темы мне всегда нравилось, ― процедила Жданна, но вопрос был интересен и для нее. Она не хотела сомневаться в чувствах Якова, как и ее подруги не хотели сомневаться в чувствах своих возлюбленных, но правда была в том, что мало какие люди могли вынести то, с чем пришлось бы жить Якову, Николаю и Александру. Все действительно закончилось, но Жданна не сомневалась, что дальше всё будет проще. ― Несколько дней назад мне написала настоятельница из того монастыря, ну, из которого Дана меня вытащила, помните? ― доставшись кивка, Наталья продолжила. ― Так вот, она вообще из Валахии и владела там борделем. Настя хмыкнула. ― Скажи, что ты ведешь не к тому, о чем я подумала? ― Она оставила его на попечение своей двоюродной сестре, а та его чуть не обанкротила, ― терпеливо продолжила Идрисова. Жданна заметила, как та позеленела, видимо, ее все-таки тошнило. ― Так вот, она предложила нам стать его новыми хозяйками. ― Бордель? В Валахии? ― переспросила Настя. ― Как вариант, звучит не плохо, ― ответила Жданна, внимательно вглядываясь в Наташу. Что-то в ней изменилось, но что, ведьма пока не могла понять. ― Отложим эту идею. Мы еще не знаем, кто что решит. ― Ну, если что, нам есть куда отправиться, ― рассмеялась Идрисова, как будто в том случае, если от нее откажутся, она не убьет себя. Потому что у Наташи, как и у Насти, не было места, куда можно вернуться, не было никого кроме Бинха и Гоголя. Это Жданна могла вернуться к семье…. И все равно, какая жизнь их ждет, если их любимые решат, что так будет лучше? Но с другой стороны, думать об этом было неправильно, ведь Предназначение не оставит никогда. Ведьмы переглянулись. Герцогиня, простая девушка и маркиза. Многое их связывало, между ними была почти целая жизнь. Но дело было в том, как они это восприняли, а восприняла по-разному. Жданна была старше всех. С момента откровения она знала, что ей предстоит стать старшей, сильнейшей, быть наставником и поддержкой. Она не могла позволить себе быть слабой, плакать и роптать на судьбу. Свою миссию она приняла так, как принимала всю в своей жизни ― с гордо поднятой головой и блеском в глазах. И ее сестры услужливо делали вид, что не замечают сбитых костяшек, царапин, порезов. Словно ничего не было, словно Жданна действительно выполнила свою миссию без вреда для себя, и внутри у нее не свербело все от страха. От страха, слабости, ненависти ― чувств, что она, старшая, не могла себе позволить. Лана Щитилина сделала ей подарок, облегчив судьбу, но Жданна этого не просила. Каждый раз, смотря на Настю и Наташу, она думает, что пережила меньше их, и их боль ей не понять. У нее семья хорошая, крепкая, а Настина мать пыталась ее убить, а отец Наташи видел в ней лишь красивое дополнение к собственному имени. Жданна хочет о них заботиться, любить их, потому что эти две девушки нуждаются в этом. Предназначение было ужасным, но оно показало Жданне тех, кто ей был нужен и кому нужна была она. За это ― и только это ― старую ведьму можно было простить. Настя приняла это с молчаливой покорностью. Она боролась, но быстро поняла, что это бесполезно. Почти всю жизнь она провела рядом с матерью, которая ненавидела ее и которую ненавидела она, она жила в страхе и это чувство было ей хорошо известно. Но она была милосердна, когда хотела этого. Долгие годы она жила верой в лучшее, в надежду, что все получится и измениться. Никто не любил ее, и она не любила себя, просто жила и жила, а потом у нее вдруг появилась цель и те, кто любил ее. Возможно, Настя даже рада всему этому Предназначению ― так у нее появилась настоящая семья. Да, через боль и страдания, но по-другому и нельзя. Чтобы что-то получить, надо что-то отдать. Такими были они, но не Наташа. Не Наталья Идрисова, которая сломалась и изменилась. Ее отец пытался создать идеальную девушку, фарфоровую куклу, а кукла не выдержала, когда ее из-за всех сил швырнули в стену. Она плакала, кричала, проклинала, крушила все на своем пути, и никогда не хотела мириться. Она не принимала в этом мире ничего, что ей было дано, была готова убить себя и всех вокруг, лишь бы прекратить страдать и мучаться. И только одно возвращало ее со дна, раз за разом поднимая ― любовь. Любовь к человеку, который не подходил ей ни по статусу, ни по возрасту, ни по моральным устоям. Но Наташа любила его. Просила прощение за это, но никогда не прекращала любить. Она видела себя проблемным ребенком и не могла этого изменить, но ее сестры верили, что это изменится. Улыбка у нее широкая, а в глазах ― страх загнанного зверя прикрыт самоуверенностью, и уголки губ каждый раз дрожат. Она не верит, что ее можно любить ― вот так, со всеми недостатками, и готова цепляться до сломанных ногтей в тех, кто доказывает ей обратное. Пройдут года, и все это забудется ― и боль, и страх, и одиночество. Им бы разойтись по разным уголкам страны, да и забыть друг о друге, словно ничего этого и не было ― несколько лет в кошмаре. Да только так тоже нельзя. Теперь три ведьма действительно навсегда вместе, не рука об руку идти по жизни, конечно, но помнить и любить друг друга всю оставшуюся вечностью. Это в прошлом — к чему бередить старые раны, выслушивать объяснения или слова ненависти. Время назад не воротишь. Они вздрагивают, когда к ним подходят со спины ― есть поверье, что ведьмы этого не любят, и это правда, потому что ты в любой момент ожидаешь удара в спину. Большая часть суеверий и ведьм ― правда. Жданна Беркут, Анастасия Аксимова и Наталья Идрисова проверили это на себе. Хома Брут как-то спросил их: «Если ты любишь человека ― ты ему доверяешь? Почему вы любите, но не доверяете». Жданна и Настя растерялись. Идрисова сказала ― «Потому что сломленных и больных никто не любит». Она смеялась. *** Жданна быстро влилась в деревенский колорит, и еще быстрее разобралась с Марией. Настя занималась похоронами, а Наташа, за неимения вариантов, направилась домой. Бинха она нашла на кухне. Бледного, уставшего, но главное ― живого. ― О, доброе утро, господин полицмейстер, ― улыбнулась девушка, проходя на кухне. ― Доброе. Удивительно, как тебя не мучает похмелье, ― пробормотал Александр, прикрывая глаза. Голова болела ужасно. ― А тебя мучает, ― сочувственно проговорила Наташа. Она провела рукой по спутанным мужским волосам, мягко улыбнулась и, наклонившись, поцеловала Бинха в висок. ― Заварить чаю, чтобы полегчало? ― Буду не против, ― кивнул супруг. Пару минут она в тишине заваривала чай, мурлыкая что-то себе под нос ― Что вы решили? ― Мы решили? ― удивленно переспросила девушка, делая удар на первое слово. Александр отметил, что платье на ней было светлее, чем он привык на ней видеть. Александр встал и подошел к ней. Привычным движением положил одну руку ей на плечо, а другой коснулся впалой щеки. ― Ну да, ты, Настя, Жданна… Что будете делать? ― Саш… Я приехала сюда не только чтобы убить Всадника. Я приехала сюда из-за тебя, ради тебя. Я люблю тебя, ― пробормотала Наталья, порывисто обхватив мужа за талию. ― И мне не надо ничего решать. Если ты думаешь, что в твоей жизни меня не должно быть, что так будет лучше, я согласна. Я приму любое твое решение. Александр вдохнул аромат ее волос, прошелся ладонью по пояснице, наслаждаясь долгожданной близостью, обычными объятиями. ― Когда мне отказали в женитьбе на тебе, тогда я решил, что тебе надо уехать, ― зашептал ей в макушку Бинх, и Наталья прикрыла глаза, убаюканная его словами. ― Думал, что так для тебя будет легче. Не проси меня принимать решение, потому что в наших отношениях всегда боролась ты. Все то, что я принимал ради нашего блага, в итоге только вредили нам, ― он помолчал какое-то время, а потом выдал тихо и решительно. ― Останься со мной. Это мое решение. ― Я лгала тебе, обманывала, ― зашептала Идрисова, проникнувшись словами мужа, его теплом и заботой, прижавшись ближе и желая сблизиться окончательно ― Ты делала это, потому что у тебя не было выхода. Ты всегда была… самоотверженной, хотя еще совсем ребенок. ― Я не ребенок! ― возмущенно проговорила девушка, но вместе привычного игривого возмущения, на ее лице расцвела улыбка. Александр уже забыл, когда она улыбалась так в последний раз ― искренне, тепло, по-доброму, а не кривилась в ядовитой усмешке, думая, что каждый миг может стать последним. ― Конечно нет, ― согласно проговорил мужчина. Рука полицмейстера прошлась по пояснице маркизы, обхватила тонкую талию, и Наташа в который раз осознала, как сильно любит этого мужчину. И как сильно он любил ее. Она причинила ему много боли, очень много, самой разной, но ради нее он соглашался на все. Никто не заботился о ней настолько искренне и терпеливо. ― Ты моя, Таша. И я тебя люблю. ― И я тебя, Саша, ― она порывисто обхватила Александра за шею, потянулась к губам и впилась в них поцелуем. Муж прижал ее тесно-тесно, и Наталья задышала ровно и спокойно, упиваясь моментом безопасности и счастья. *** Ей казалось, что если она еще пару минут проведет на постоялом дворе, то ее замутит. Перед глазами так и стояли гробы, тела… И Хома Брут. Его должны будут похоронить завтра, а все его вещи Настя оставила себе в память о друге. ― Ники? ― удивленно спросила Настя, когда Николай зашел к ней домой. Гоголь кивнул ― неожиданно он стал выглядеть куда лучше. Видимо, его темная сторона потихоньку переходила под его контроль, и силы теперь служили ему, а не выпивали все силы из него. ― Я хотел… увидеть тебя, ― Гоголь слабо улыбнулся, осматривая ее. Платье цвета охры шло ей, придавая бледной коже более здоровый оттенок. Поймав себя на мысли, что способен простоять так все оставшееся время, встрепенулся и посмотрел ведьме в глаза. ― Как ты себя чувствуешь? ― Неплохо. Правда, все хорошо, ― бегло улыбнулась Тая, и почти не соврала. Первые дни без тяжести старого Предназначения, возможность увидеть светлое будущее без тени опасности помогли ей, притупили помешательство, которое грозило накрыть ведьму быстрее смерти. Мысли о том, что это было тяжело, страшно, несправедливо потихоньку уходили ― она выжила, смогла сохранить рассудок почти целым… И любимый человек не гнал ее, а желал быть рядом. Настя пыталась верить в лучшее. Сойти с ума она всегда успеет. ― Я рад, ― искренне кивнул он. ― Ты не хочешь пойти прогуляться? Ночь сегодня хорошая. На улице было прохладно, однако Настя согласилась. Накинув на плечи шаль, она вместе с Николаем вышли из дома и направились по хорошо знакомой тропинке в лес, ни о чем не говоря, просто наслаждаясь тем, что могут быть вместе. Николай крепко держал ее руку, и впервые на ее памяти они не подрагивали мелкой дрожью. В этот раз они зашли глубже в лес. Старые скрюченные дубы и высокие сосны, цветущий терновник, серые камни, поросшие мхом, ледяная речка, сбегающая с холма. Река сине-зеленой лентой сверкала под лунным светом. По ее берегам густо рос камыш, и Тая заметила, как побежали круги от скользнувшей по мелководью водяной змеи. Вверху лениво кружил ястреб. Девушка села прямо на землю у самого берега, и Николай, недолго думая, сел рядом. ― Сегодня полнолуние, ― раздался совсем рядом голос Насти. ― И созвездия так хорошо видно, ― она сидела, приподняв голову и разглядывая ночное небо. ― Тебе нравятся звезды? ― Николай поправил шаль на ее плечах. На улице было не так холодно, но ветер делал эту ночь прохладной. ― Мне нравятся не сами звезды, а то, что они скрывают, ― Тая усмехнулась. ― У меня нет образования как у Жданны или Наташи. То есть, читать-писать-считать умею, но изучать все эти науки начала только при знакомстве с Хомой Брутом. Все равно, обучение было своеобразным, но я любила астрономию больше всех наук, которым меня обучали. Мне одинаково хорошо давались и математика, и история, но астрономия всегда манила меня сильнее их обеих и всего остального, ― Настя повернулась к нему на мгновение и улыбнулась той самой улыбкой, что выделяла ее среди десятков других женщин. Настя опять принялась рассматривать небо, а он продолжил рассматривать ее. Отчего-то ему казалось, что немногим она рассказывала то, что он услышал сейчас. Она одновременно оказала ему доверие и заставила проникнуться к себе еще большим уважением − немногие женщины могли похвастаться любовью к астрономии. Настя была ведьмой. То, как она выглядела, как говорила, как владела собой ― все выдавало в ней ведьму. ― Я в юности увлекался географией, ― поддержал разговор Николай, осознав, что смотрит на нее слишком долго и слишком бесстыдно. ― Мне всегда хотелось путешествовать по миру. Неизведанные страны манили меня. Жизнь в деревне до школы и после, в каникулы, шла в полнейшей обстановке малороссийского быта, как панского, так и крестьянского. Мне была очень интересна история моей Малороссии, я постоянно писал матери, когда мне требовались новые бытовые подробности для моих повестей. В конце концов, литература стала единственным способом самовыражения. Мои блистательные надежды на Петербург не оправдались, но так даже лучше. Ведь иначе я бы не пошел в Третье отделение, и не приехал сюда… И не встретил тебя. Тая улыбнулась его словам. ― Никогда не думала, что буду рада тому, что чьи-то мечты не сбылись. Он повернулся и взял ее за плечи, заглядывая в глаза незнакомым взглядом. ― Я завтра уезжаю в Петербург, ― сказал Николай, радуясь, что не запнулся. Улыбка Анастасии дрогнула, но не погасла. ― Да, я слышала. Николаю понадобилась секунда, чтобы взять себя в руки. Какая же она красивая, даже дух захватывает. Даже в этом простом платье. Он вспомнил, что последний раз видел ее в нем накануне той самой страшной ночи, самой темной. ― Поедем со мной, ― он поднес ее руку к губам и поцеловал. Вода тихо плескалась у их ног. Появились светлячки, мигая своими огоньками. Зеленая вода была теплая как слезы, но не соленая. От нее пахло летом, илом и всем, что растет ― У меня есть неоконченные дела, ― произнесла Настя. ― Езжай один, а потом я приеду. ― Тогда я дождусь тебя здесь, и мы отправимся вместе. ― Езжай один, ― твердо произнесла девушка, но тут же смягчилась. Она уперлась своим лбом в мужское плечо, взяла его руки в свои, и он застыл совсем как тогда, когда в их первое совместное утро он проснулся раньше нее и просто смотрел на любимую. ― Так нужно… поверь мне, так нужно ― вдруг, поддавшись душевному порыву, Тая повисла у него на шее и тихонько заплакала. Николай выдохнул. Он видел, что спорить было бесполезно ― если Настя что-то решила, то значит так и будет. Николай уже почти привычно притянул ее к себе и сомкнул руки на ее талии. ― Я люблю тебя, ― сказала девушка. Эти слова током пронзили Гоголя, с ног до головы, до кончиков пальцев, касавшихся волос Таи. Он прижал ее к себе сильнее, забыв обо всем на свете. ― Я тоже тебя люблю. Она накрыла его губы своей ладонью, потому что слова были больше не нужны. А потом поцеловала его ― так непохоже на то, что было раньше. Руки, обнимающие ее, задрожали от волнения. Он почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, горячие, соленые, такие же, какие он проливал каждый раз, теряя ее и оставаясь в полном одиночестве. Он погладил ее по щеке. Сейчас она здесь, настоящая, живая, заботящаяся о нем. Настя уже тоже плакала. Чтобы как-то успокоить, утешить ее, он бережно взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Впервые ― сам. Без проявления инициативы с ее стороны. Настя снова ощутила прилив любви. Никто и никогда не заботился о ней так. Ей всегда приходилось делать это самой − просчитывать, предугадывать, беспокоиться. Круглая сирота с первых недель своей жизни, она привыкла, что ее судьба только в ее руках и никто не интересовался ей. Тяжело дыша, Николай оторвался от нее, словно утопающий, пытающийся поймать ртом воздух. Но вот загвоздка: именно пучина, в которой он тонул, была для него живительным глотком. ― Пойдем домой? ― позвал он. ― Твоя или моя спальня? ― спросила она, улыбаясь ему. Он почувствовал, как голова идет кругом и земля буквально уходит из-под ног. Чтобы хоть как-то удержаться, он облокотился на дерево и прижал к себе Настю, снова целуя ее, жадно и ненасытно, чувствуя, как желание обладать ею нарастает в его теле горячей, неудержимой волной. ― Моя, ― ответил он, переводя дух. ― Спальня? ― спросила Настя. ― Ты, ― прошептал он, покрывая поцелуями ее веки. ― Ты ― моя. Он словно оказался на своем месте после долгих исканий. Да, его место было именно здесь, именно с ней. И именно эта магия ему не чужда ― магия истинной любви. Она разлилась в воздухе, словно дурманящее видение, самое лучше, что Гоголь только мог увидеть. *** После допроса Марии, Жданна витала в облаках, предвкушая скорое выздоровление и желанное состояние покоя. Ей казалось, сегодня она излечилась от безумия, сегодня получила все. Наташа ушла и не вернулась, судя по всему, у них с Бинхом было все нормально. Настя с Николаем отправились на прогулку, и до сих пор не вернулись, хотя было уже поздно. Жданна, больше не собиравшаяся выносить духоты комнаты, дождалась, пока столы опустеют, и расположилась за одним из них, вытащив из кухни тарелку домашних булочек. Жданна держала в руках небольшой томик, и ее глаза скользили по страницам. Несмотря на то, что произошло в последние дни, в голове было кристально чисто, и Жданна с радостью заполняла эту чистоту ― точнее, пустоту ― ничего не значащей трагедией Уильяма Шекспира. ― Дура, ― кинула Жданна, прикрыв глаза и помассировав виски. Правда, она тут же тихо рассмеялась ― неужели, после пережитого все женские героини будут ей казаться слабыми, сентиментальными дурочками? Так и читать можно было бросить. ― Джульетта? Согласен, не самая умная женщина среди литературных героинь. Жданна подняла спокойный взгляд на Якова Петровича. Супруг выглядел потрепанным, под глазами залегли круги ― видимо день выдался выматывающим, и после тяжелых испытаний отдохнуть следователь не смог. Графиня ободряюще, слабо улыбнулась, потому что к ней силы тоже возвращались с трудом, и закрыла книгу. ― Тяжелый день? ― Самый сложный на моей памяти, ― честно признался Яков, присаживаясь рядом с женой. То, насколько замотался мужчина, было видно даже по внешнему виду, для его жены ― уж точно. Никакого жилета, лишь небрежно заправленная рубашка, не до конца застегнутая крылатка, треснутая трость, волосы в беспорядке, и плохо перевязанные раны. Жданна молча отложила книгу и потянулась к руке мужа. Так же молча она сняла повязку и провела пальцами над раной, стягивая и исцеляя. Яков вдруг почувствовал облегчение ― с болью физической исчезли последние признаки боли сердечной. Он улыбнулся ей ― в этот раз совершенно чистосердечно, без капли боли. Она хотела бы извиниться, но не видела в этом смысла. Рассказать про древнее Предназначение она не могла, а жить хотелось, поэтому и пришлось идти на обман и увертки. В итоге даже никто не умер ― ну, кроме тех, кому это было предписано с самого начала. ― Что ты решил? ― мягко и тихо спросила она. ― На счет меня? ― А что на счет тебя? ― Яков вздохнул, но из последних сил держался. ― Выпороть бы тебя хорошенько, чтобы знала, как мужа обманывать, ― Гуро рассмеялся, и Жданна ткнула его локтем в бок. ― Но этим уже ничего не исправить. Остается самое простое ― понять, простить и любить. До конца жизни. ― Вот так просто? Яков протянул к ней руку и прижал к себе, перебирая ее почти черные в лунном свете волосы. Хорошо, что они так и остались распущенными − в них было что-то… колдовское, что-то манящее. Ни одна женщина, из всех, что он знал, не обладала такими волосами. ― А зачем усложнять? ― усмехнулся Яков. ― Я бы злился больше, если бы ты погибла, не сумев спасти свою жизнь, ― Яков выдохнул, и решительно посмотрел жене в глаза. ― Дана. Чтобы не происходило с тобой или со мной, но… я тебя люблю. Сильно люблю. Со всеми твоими ведьмовскими проклятьями, заклятиями и чем там еще ― люблю. И это не изменит ни что в мире, ― получилось слишком тихо, но зато твердо ― А как же Тайное общество? Если они узнают… ― ее слова звучали серьезно, но она улыбалась и выглядела почти счастливой. Она погладила темные волосы мужа и вложила в это движение всю возможную нежность. ― Пусть подавятся, ― произнес Гуро. ― Я тебя им не отдам, им и Марии за глаза хватит, ― Дана рассмеялась, придвинулась ближе к нему и дотронулась горячей ладонью до его щеки. Яков внимательно взглянул на свою жену. Ей многое пришлось пережить, от многого отказаться, с еще большим смириться, но она была здорова, боролась и побеждала. Она победила уныние и отчаяние. Она была потрясающей, и была его. ― Поцелуй меня, ― вдруг попросила Жданна, и он не смог ей отказать. Он напоминал ребенка, впервые получившего разрешение не спать допоздна и не верящего своему счастью. Яков безумно скучал по ней. Ее губы были нежными и мягкими, и даже простое прикосновение к ним приносило ему удовольствие. Поцелуй вышел длинным и сладким. Она вызывала в нем желание заботиться и оберегать, а не использовать для плотских утех. Конечно, Жданна привлекала его как женщина. Привлекала с самой первой встречи. Он никогда бы не причинил ей боли ― ни физической, ни моральной. Он подождет, пока она будет готова, пока сама захочет заняться с ним любовью. Тело Жданны стало более податливым под его руками. Скользя по гладкой нежной коже, он будто чувствовал, как сомнения покидают графиню. Возможно, он склонен был преувеличивать, но она казалась ему совершенной. Даже со всеми этими ссадинами и синяками она манила темнотой волос и белизной кожи. ― Пойдем спать, ― улыбнулась она. Жданна вдруг обняла его за шею, прижалась крепко-крепко, и все сомнения, все страхи Якова испарились. Он всегда мечтал лишь о ее любви. ― Нам завтра уезжать в Петербург, а ты с ног валишься. Она взяла его за руку, и Яков покорно поднялся, следуя за ней. Ему не терпелось вернуться в Петербург ― в их дом, и наконец-то быть с любимой женой только вдвоем. *** Они все покидали Диканьку на рассвете. Чета Гуро ехала в отдельной бричке, для Николая пришлось выбрать другую. Уже попрощавшись с любимой, Гоголь прощался со своими друзьями. Женщины прощались в стороне. Наташа, улыбаясь, что-то сказала своим подругам. Жданна и Настя переглянулись, а потом весело рассмеялись, потянувшись обнять подругу. Яков Петрович протянул Александру руки, и по-своему дружелюбно улыбнулся. ― Александр Христофорович. Прошу не держать на меня зла. Расстанемся друзьями. Бинх пожал руку с секундной заминкой, и тоже улыбнулся. ― Хорошо. ― Если вы передумаете, и захотите вернуться ― вы знаете, где меня найти, ― полушепотом проговорил Гуро. ― Почту за честь работать с вами. Настя, уже простившаяся с Николаем, стояла вместе с Наташей и Жданной. Вдруг оказалось, что сказать им было нечего ― все три ведьмы понимали, что прощание нет. Они расходятся, но не расстаются. ― Берегите себя, ― сказала Жданна, чувствуя, как неотвратимо уходили они друг от друга. ― Ты тоже, ― приказала Настя. ― У нас будет встреча в канун Рождества, ― шепнула Идрисова, и на долгую минуту Жданне захотелось плакать. Они в последний раз обнялись, и Жданна направилась к мужу. Яков кивнул двум оставшимся ведьмам, и помог жене забраться в бричку. Сорвавшись с места, брички поехали по дороге, растворяясь в утреннем тумане. На душе было странно ― с одной стороны, прощание с друзьями и близкими вызвало грусть и тоску, что терзали сердце, а с другой стороны ― после такого навсегда не прощаются. Судьба еще сведет их всех, как сказала Идрисова ― они встретятся в канун Рождества. Они никогда не расстанутся на самом деле. Александр Христофорович подошел к ним, и взял свою жену за руку. Наташа уткнулась лицом прямо в широкую грудь. Он обнял её рукой. Он чувствовал себя абсолютно счастливым ― наконец-то любимая девушка была рядом с ним, никто из них никуда не бежал, а супруга еще и порадовала его просто прекрасной новостью. Александру казалось, что ничто не может разрушать ту счастливую жизнь, в которой он проснулся сегодня. ― Ну, вечером приглашаю будущих родителей на ужин, ― усмехнулась Настя, глядя на довольную супружескую пару. ― Посидим, отпразднуем. Поздравляю вас обоих. ― Спасибо, Анастасия Максимовна, ― улыбнулся Александр. Наташа рассмеялась и прижалась к нему ближе. Настя попрощалась и ушла. Она должна была разобраться с постоялым двором, разобрать свои вещи, придумать, что делать со своим домом… А потом можно будет поехать в Петербург. Николай сказал, что они не прощаются, и если через неделю девушка не будет с ним, он сам приедет и заберет ее. ― Пойдем, ― внезапно позвал Бинх свою жену, и потянул в сторону. ― Куда? Александр загадочно улыбнулся. ― Тебе понравится. Муж привел ее к дому отца Варфоломея. Теперь, когда старая церковь была разрушена, батюшка службы проводил у себя дома, к нему люди ходили исповедоваться, крестить детей и отпевать мертвых. Было неудобно, но Наташа с ее средствами обещала решить вопрос по поводу отстройки церкви как можно скорее. Отец Варфоломей, казалось, уже ждал их ― в чистой рясе, перед сверкающим иконостасом. Он пригласил их пройти, и всё улыбался, глядя на Бинхов. По лукавому взгляду его глаз, Наталья поняла ― ему было известно, что по церковным законам они супругами не были, но он их не осуждал. ― Батюшка. Мы с этой девушкой желаем обвенчаться, ― решительно произнес Александр. Наталья рассмеялась. Эта новость была такой неожиданной и радостной, что девушка, недолго думая, поцеловала его. В этом поцелуе было столько страсти, что у обоих закружилась голова. Казалось, в эти моменты был счастлив весь мир вместе с ней.