Лабиринт

      — Я же тебе говорил обратить на неё внимание! — рычал Деро, мысленно прикидывая, на чём бы сорвать злость и раздражение без лишнего шума. Этот Гои, умевший в любой ситуации удерживать эмоции на коротком поводке, так разительно отличался от себя самого еще несколько лет назад. — Идиот! Упустить такой шанс! Один на миллион! — Жертвой стала папка с чистой бумагой, превратившаяся в считанные секунды во множество мелких кусочков, разлетающихся по небольшому кабинету.       — Заткнись уже! — Сдавленно пробасил Тилль, пряча голову в ладонях. Пальцы настолько сильно впились в кожу, что под ногтями потеплело. — Я думал, что это твоя очередная глупая шутка.       — Думал он! — Деро вспыхнул, стукнув при этом по стене кулаком, что тут же отозвалось болью в костяшках и плече. — Никогда не думал, а тут вдруг решил! — Линдеманн ничего не ответил, лишь обреченно откинулся на спинку дивана. Обычно такое обращение вызвало бы бурю эмоций у Тилля, и полнейшее его безразличие насторожило Гои. — И не смей об этом думать, слышишь?! Жизнь еще не окончена. У тебя…       — Что у меня? — Линдеманн рассмеялся, но каждое слово было пропитано горечью и терзаниями. Дерганная улыбка блуждала на его пересохших губах. — Ну? Скажи, что у меня? — Гои замялся, подбирая слова, и Тилль вновь залился нездоровым смехом, от которого даже ему стало не по себе. Слишком хорошо Линдеманн знал это состояние. — В том-то и дело, дорогой друг, что ничего. Жена? Не мое это было желание связываться с ней. Работа? Никакой радости горбатиться на этого высокомерного индюка. — Дэро шикнул, но Тилль лишь отмахнулся. — Если бы мне сейчас представили выбор, я бы остановился на том, чтобы погибнуть на Родине, как настоящий офицер. — Улыбка покинула Тилля. — И не пришлось бы размышлять о том, кого охмурить, кому подлизать. Мерзость! — С отвращением к самому себе Линдеманн изогнул верхнюю губу и нахмурился.       — Останетесь пока здесь с Ингрид, а потом…       — День? Неделю? Месяц? Сколько, Деро? — Ни одной эмоции в голосе, только отрешенность да полнейшая пустота во взгляде. — Это несерьезно. Моя жизнь больше ничего не стоит. Все мои заслуги могут быть перевернуты здесь против меня же. Семья? Это добьет меня еще больше. — И Тилль не лукавил. Каждый день в Москве убивал его по крошечной частичке, вырывал из груди то живое, что осталось. Маленькая комнатушка, выделенная государством, как служителю государственных органов, заставляла чувствовать себя ненужным механизмом в огромной системе. Даже ласки Ингрид не приносили облегчения, а скорее наоборот — еще больше и сильнее загоняли в угол. Как-то она вернулась чуть раньше с покупками и застала Линдеманна сидящим на табурете. Его напряженное крепкое тело покрывали капли пота, взъерошенные волосы и полубезумный взгляд… Если бы Ингрид не рухнула перед ним на колени, не отвела бы револьвер от виска… Она слишком его любила, чтобы потерять. Либо очень уж не хотела оставаться одной в незнакомой стране.       — Группенфюрер Линдеманн! — Властный голос ворвался в сознание Тилля, едва ли не вынудив вскочить и вытянуться по струнке. Однако вместо этого он поднял глаза на Гои, стиснув зубы. За одно только упоминание прежней жизни хотелось убить. Каждое воспоминание и без того вонзалось в осквернённое сердце Линдеманна, а это… — Заткнись и слушай! Ты — офицер гестапо. Был и остаёшься. Ты получил свою должность не за то, что распускал нюни, а за поступки! — Грудь Деро тяжело вздымалась. Он прекрасно осознавал, к чему могли привести такие разговоры — насколько сильно подвергал ими опасности не только себя, но и свою семью, — но он также понимал, что был обязан сказать все это. Ради друга, уже практически всунувшего свою дурную голову в петлю по собственному желанию. — Сейчас ты прекращаешь свое нытьё, и мы садимся думать, что можем сделать в твоей ситуации. Я не позволю тебе, слышишь, придурок конченый, не позволю так просто сдаться! Пусть ты просрал возможность подняться через дочурку Власова, — Тилль фыркнул и закатил глаза, — лучше молчи. — Деро выставил руку в предупреждающем жесте. — Но не бывает таких ситуаций, из которых мы бы не вышли победителями. Мы с тобой живы, дружище, — Гои сжал ворот рубашки Линдеманна и дернул, а тот отмахнулся, скинув его руки, — и это главное. А сейчас ты идешь к Ингрид и говоришь ей, что пока погостите здесь. Моей жене тоже не помешает помощь, поэтому у нас будет время продумать все до каждой мелочи.       — Вот бесишь меня иногда, Деро, своим этим навязчивым позитивным мышлением. Жил бы себе дальше, а нет, надо влезать в мои проблемы. Я тебя не просил, между прочим.       — Сочту за «спасибо», — ухмыльнулся Гои, заметив наконец хоть какие-то эмоции в Тилле. Нет, он не мог позволить сгнить лучшему и уже, казалось, единственному другу без причин. Все решаемо, а у Деро тем более уже зрел пусть и сложный, но план по возвращению положения Линдеманну.

***

      Дверь в небольшой кабинет, скорее больше походивший на конуру, бесцеремонно распахнулась. Линдеманн, будучи тем самым псом, которого против воли вынудили таскаться с цепью на шее, нехотя поднял голову, хотя и без того уже знал, кто стоял перед ним с самой противной ухмылкой. Чёртов царёк.       — Слышал, что некий Круспе был замечен на границе… — без приветствий начал Рене. — Знаешь, что я лично отправлюсь за ним? Решил, что ты должен знать это. — Анлауфф прислонился к стене и скрестил на груди руки.       Тилль сжал степлер в руке. Как же хотелось затолкать его в задницу, по самые гланды этому скоту, лишь бы убрать гаденькую улыбку с его лица.       — И что мне прикажешь? — Губы Линдеманна побледнели и едва вообще стали заметны. — Вижу, что твоя морда довольна, как никогда. — Как Рихард мог выжить? Ведь по отчетам офицерский состав подразделения гестапо, где служил и сам Тилль, был уже приговорен к казни. В голове моментально щелкнула опасная мысль, и Линдеманн демонстративно откинулся на жесткую спинку стула.       — Предупреждение, товарищ Горшенёв. — Рене покачал указательным пальцем и криво усмехнулся. От все еще чужой фамилии Тилль скривился. Он так и не смирился с новой жизнью, которую и жизнью-то назвать можно было с натяжкой. Анлауфф только подогревал нехорошие мысли. Будто нарочно. Фыркнув, Тилль вернулся к работе, чувствуя на себе насмешливый и удушающий взгляд Рене.

***

      — Полина, вы сегодня прекрасны, как никогда, — привычно пел Анлауфф засмущавшейся в край милой девушке в пестром платьице. На ее худых плечах болтался его пиджак, отчего смущение только возрастало.       — Прошу, не надо. Я ведь знаю, что… — Она не договорила. Грубые пальцы Рене на удивление мягко легли на ее губы, порождая очередной взрыв где-то внизу живота. Полина никогда не тешила себя надеждами, что способна влюбить в себя достойного мужчину. Непримечательная внешность: конопушки, рассыпавшиеся около чуть вздернутого носика; непослушные волосы, норовившие выбиться из тугого хвоста; тонкие губы вздрагивали всякий раз, стоило Рене приблизиться, словно от подступающих всхлипов.       — Пообещай мне кое-что. — Анлауфф прищурился, вглядываясь в округлившиеся глаза Власовой. Медленно, будто боялся спугнуть лесное дикое животное, не привыкшее к ласке, Рене сжал плечи Полины и дождался слабого кивка. — Хорошо. Пообещай, что не будешь сомневаться в своей красоте рядом со мной. — Мягкая улыбка не позволила Полине отстраниться. Рене поражал ее своей простотой, обходительностью… И, поднявшись на цыпочки, Власова быстро мазнула своими мягкими влажными губами по его обветрившимся. Тут же прижав ладонь ко рту, Полина встрепенулась всем телом и оставила после себя только тонкий аромат духов и быстро замолкающий стук каблучков. Упорхнула, словно птичка.       Рене хмыкнул, довольный собой. Найти подход к дочери начальника оказалось совсем уж легко. Кто бы мог подумать, что дочь Власова может нуждаться в подтверждении собственной значимости и в самом простом — в нежности и заботе. Какой-то месяц, и Анлауфф уже получил приглашение на семейный вечер Власовых. Следующая ступень была уже повышением по карьерной лестнице. Москва открыла перед Рене множество дверей, разложив перед ним ключи от каждой — бери и не стесняйся. Собственно, он и не стеснялся, пользуясь благами по полной. Все остальное отпало на второстепенные роли. Да, он иногда виделся с Деро, потягивал с ним пиво на выходных… Но Гои не мог уже дать ему то, в чем нуждался Рене. Не мог дать ему власти и лучшей жизни. Да и какая выгода от общения с бывшим немецким офицером? По этой же причине Рене старался избегать контактов помимо работы и с Тиллем. Или не горел желанием проверять, рискнул бы Линдеманн в очередной раз подправить ему нос… В любом случае Рене выстраивал свою жизнь так, чтобы получить максимум комфорта. Ну, а Полина слишком удачно вписывалась в планы.       Единственное, что раздражало Анлауффа, — упорство Полины и ее сомнения. За все время знакомства она позволила лишь пару раз поцеловать себя в щечку, хотя уже и вопрос со свадьбой стоял прочнее Колосса. Однако Рене сохранял здравомыслие. Раз уж девчушка хотела романтики, он давал ей романтику: цветы, прогулки по ночному городу, рестораны и проводы до дома.       Они шли привычным путем, привычным переулком, когда внутри Анлауффа кольнуло что-то совсем уж неприятное. Позабытые инстинкты, размазанные бумажной работой, всколыхнулись слишком поздно, и Полина осела, едва не утащив Рене за собой. Темная фигура, напоминавшая чем-то медведя, стояла ровно в метре, закрывая собой едва ли не все пространство. Анлауфф потянулся к кобуре, но замер, ощутив холод затылком.       — Не советую, — смутно знакомый голос, намеренно наверняка изменённый, прошелестел возле уха, — глупое решение.       — Товарищи, предлагаю обсудить ситуацию. Вам ведь не нужны проблемы с законом, а я не горю желанием обзавестись сквозной дырой в голове. Готов предложить деньги. — Рене предпринял попытку достать кошелек, но ствол сильнее уперся в затылок. — Понял. Не подходит такое. Готов выслушать ваши предложения.       — Удивительно, как изменчив мир. Не находишь? — Мужчина, оглушивший Власову, выступил вперед, и холод пронесся по позвонкам Рене. — Думал, так и будешь один снимать сливки? Не получится, дорогой мой.       — Какого черта, Тилль?! — Анлауфф вновь дёрнулся, позабыв о втором человеке с оружием. Но снятый предохранитель отрезвил его. — Чего тебе надо? Так стремишься присоединиться к своим дружкам?       — Зря ты это… — Линдеманн черным пятном двинулся на Рене, заслоняя собой огрызок луны в небе, — хотел ведь просто поболтать и все решить мирно. Но, как вижу, ты так и остался эгоистичной тварью.       — Вот как? — Тянуть время — оптимальный вариант. Только вот Полина не торопилась приходить в себя. Что ж за баба такая попалась — везде медлила! — И о чем же великий группенфюрер СС желает поговорить с обычным советским гражданином?       — Заткнись, иначе последние слова твои в глотке так и застрянут, — прорычал Тилль, сжав до хруста челюсть Рене. Путь к свободе был только один… — Больше сказать нечего? — Выдохнув, Лидеманну удалось усмирить внутреннюю бурю.       — Кто он? Кто тебе помогает? Я ведь имею право знать. Все равно убьешь чужими руками, не так ли? — Рене сощурился. Вывести Тилля из себя всегда было легче лёгкого. — Сам ведь не решишься, обмяк. Обзавелся семьей. Ребеночка еще не заделал? Ой, наверное, от этого в петлю-то лезть и хочешь. Зря. В следующий раз я тебе контрацептивы подарю. Не за чем свои гены дурные распространять в Советском Союзе. Сам дурной, так еще и…       — Заткнись! — прорычал Линдеманн, сильнее сжав челюсть огромными пальцами. Выцепив мелькнувший в глазах Рене ужас, Тилль усмехнулся. — Не выйдет, дорогуша, не в этот раз. — Тилль сплюнул в сторону. — Слишком долго ты мне плешь проедал. Как-то несправедливо все это. Хрен не вырос еще — со мной тягаться. — Оскал Линдеманна в жадном свете тощего месяца навевал нехорошие мысли. — Не хочу больше с тобой возиться. Или… Как там по-русски? Заебал.       — Ты не смо… — Слова захлебнулись в вырвавшейся тягучей жидкости, отказывавшейся останавливаться. Хруст так и застрял в ушах Рене. Перед глазами все поплыло. Чушь. Бред! Он не мог умереть так низко. Он ведь герой… Где видано, чтобы героям дырявили горло и оставляли истекать кровью в сыром безлюдном переулке? Героев чествовали, героям доставалась слава и почёт… Непроизвольно Анлауфф схватился за горло, пытаясь зажать ранение, выхватить еще хоть пару минут жизни, ускользавшей сквозь пальцы ровно так же, как и кровь, стремительно впитывающаяся в одежду и растекавшаяся лужицей под ногами. Вместо слов вырывался только хрип, а лицо с застывшим презрением бледнело все сильнее с каждой секундой.       Возвышаясь, Тилль с улыбкой наблюдал, как из тела Рене медленно утекала жизнь. С плеч, казалось, свалился огромный пласт ненависти, скорби и давления. Шумно втянув воздух, Линдеманн ощутил наконец запахи жизни, наполнившей его самого.       — Как договаривались, — Линдеманн кивнул на неподвижное тело, — все твое.       — Одного понять не могу, зачем решил мне помочь? — Убийца наконец скинул капюшон, представив огромный шрам, перечеркнувший всю прежнюю красоту идеальной когда-то внешности штандартенфюрера СС. Поврежденный угол верхней губы мерзко дрогнул. Содержимое карманов Рене перекочевало в небольшую холщовую сумку. — Ты же вроде как предал родину.       — Никогда, — моментально огрызнулся Тилль, — никогда я не предавал Германию. Я там родился, вырос и стал тем, кем являюсь. Германия дала мне все. А вот власть… Власти забрали у меня все. Я ненавижу то, что сделали с моей страной. И винить нужно только нас самих. Тех, кто допустил все это. — Линдеманн поморщился, словно слова были со вкусом перца или лимона. Они обжигали саму душу даже сейчас. Протянув небольшой свёрток, Тилль добавил: — У тебя только одна ночь, чтобы добраться до Виктора. Как я и обещал: деньги здесь. Документы оформишь сам.       — И на этом спасибо. — Пожав плечами он вновь скрылся под капюшоном.       — И, Рихард, береги себя. Если найдут…       — Да понял я. Уж не дурак. — Пнув обмякшее тело, Круспе развернулся и скрылся во мраке. Больше пути этих двоих не могли сойтись, но и на прощание времени не было. Простил ли Рихард Тилля? Это знал только он сам, но сейчас Круспе знал только то, что Линдеманн, рискуя всем, вытащил его из настоящей задницы, подарив шанс на новую жизнь. Видимо, дружба этих двоих была крепче, чем им самим казалось.       — Полина! Полина, очнись. — Тилль, склонившись над Власовой, намеренно нежно поправил светлые волосы, убрав с лица. — Ты как? — Ресницы Полины задрожали, а вскоре она открыла глаза и настолько крепко впилась ногтями в руку Линдеманна, что тот зашипел. — Все хорошо. Ты в безопасности. Слышишь?       — А что с… — Неловко выглянув из-за широких плеч Тилля и увидев Рене, крик попытался сорваться с ее губ, но так и не сумел, превратившись в сдавленный всхлип. Машинально Власова вжалась в каменную грудь Линдеманна и задрожала.       — Тише, тише, девочка. Так бывает. Я немного не успел… Но ты жива, слышишь? Он пытался спасти тебя, но неудачно. Если бы я не появился, то сейчас рядом лежала бы ты. — Всхлипы на мгновение прервались, и Полина глубоко вобрала воздух. На удивление она быстро взяла эмоции под контроль.       — Прошу, я хочу домой. К отцу. Прошу. — Хрупкие пальцы все еще до боли сжимали руку Тилля, но тот терпел, мысленно улыбаясь. Дело оставалось за малым.

***

      — За повышение любимчика судьбы! — воскликнул Деро, поднимая бокал. — Хитрый засранец обставил злодейку и вырвал-таки для себя достойное местечко.       — Иди ты, Гои, — рассмеялся Линдеманн, смахивая отсутствующие пылинки с новеньких погон. — Без тебя бы тоже мало что вышло.       — Надо же! Наконец-то научился словам благодарности? — Гои раскинулся в кресле, потягивая вино. — Взрослеешь.       — Мальчики, все уже готово, идёмте. — Ингрид, опустив руки на округлившийся живот, тут же плавно скрылась за дверьми. Деро покосился на Тилля, плохо скрывая усмешку.       — Не начинай. Ты сам знаешь, как это бывает. — Линдеманн закатил глаза, прохрипев. Гои только улыбнулся, наблюдая, как в столовую пронеслись его собственные сыновья. Видимо, все наконец налаживалось. Пусть это короткое счастье и обволокло серостью горечи, но ведь они тоже хотели обычной спокойной жизни.