Алюминий

       На улице Эрстеда снова осень. Этот небольшой клочок города, окружённый тихой изогнутой дорогой с запада и шумным проспектом с востока и названный в честь датского учёного, был не больше, чем неизвестным пятнышком одного российского города. Здесь холмы связаны с равнинами старыми ступенями, которые вот-вот обрушатся, но перед этим обязательно искалечат не меньше сотни местных жителей. Здесь ветер гуляет около серых зданий, которым уже давно за полвека, словно боясь приблизиться к новостройкам, возросшим рядом. Сейчас здесь деревья осыпают дорогу ещё не хрустящими листьями ярких цветов, а летом - лёгким тополиным пухом. Небо ясное и далёкое, и лишь белоснежный голубь разрезает его синеву...        Если Максима Махова спросят, почему он мечтает стать небом, он ответит: "Потому что один человек сказал, что это звучит лучше, чем мечтать стать потолком". Да, ещё этим летом он стремился приблизиться к белому потолку, размышляя о путях достижения своей цели. Впрочем, только размышлял. Действовать он мог только в своих фантазиях, словно никакого мира и предоставляемых им возможностей вокруг и не было. Чем же его привлекла эта пустота над головой? Своей недостижимостью. Как все простые работяги восхищаются известными людьми и миллиардерами, так и он с упоением думал о потолке. "Только самые высокие люди могут достать его без всякой помощи, остальным же нужно встать на что-то", — рассуждал парень день изо дня, словно это входило в его обязанности. Конечно, он не мечтал стать потолком в буквальном смысле. Каждый раз, представляя своё тело замурованным в бетоне, он тихонько посмеивался над собой. Да, всё это образно. Кратко говоря, он мечтал стать тем, кем всегда восхищался.        — Слышал о новенькой? — спросил Юра, внезапно появившись перед глазами друга.        — Какой ещё новенькой? Их не так уж мало, — проворчал Махов, убирая тетради в рюкзак.        — В девятом, зовут Ангелина, фамилия Голубева, — энергично продолжил парень, подстроившись под скорость одноклассника. — Она в первый же день учёбы нагрубила Ленке.        Ленкой прозвали чрезмерно принципиальную учительницу русского языка и литературы со слабым здоровьем. В школе не было ни одного ученика, которому не были бы противны её методы обучения и голос, но сорваться на неё никто не посмел бы. Не раз от стресса она попадала в больницу и никакие таблеточки ей не помогали, но, несмотря на это, Ленка не бросала свою работу, как бы ни изводили её ученики.        — Серьёзно? — Что-то переключилось в Максе, и он оживился. — Ну и бесстрашная же эта девчонка.        — А я о чём? Говорят, даже скорую вызвали. Учителя справиться с этой Голубевой не могут.        Юра тихонько рассмеялся, кивая и поддакивая сам себе.        — Никогда бы не подумал, что она на такое способна, — между тем пробормотал Максим, нырнув в гардероб и отделившись от друга.        — Э? Так ты знаком с ней? — послышалось из коридора.        Вырвавшись из дикого потока школьников, парень с чёрной ветровкой в руках воссоединился с одноклассником и, пройдя мимо младшеклассников, согнувшихся посреди холла и мучающихся со шнурками, быстрым шагом направился на свободу.        — Представляешь, Ева впервые проявила к кому-то интерес, — отстранённо объяснил Махов, — Сама познакомила меня с ней.        — Правда, что ли? — ошарашенно воскликнул Юра. — Ты меня сегодня удивляешь!        Покинув здание школы, один из них остановился у края спуска, а второй, спустившись на одну ступень, замер в непонимании.        — Смотри, а вот и твоя Ангелина.        Ледяной взгляд пронзил Максима ещё до этих слов, но после них словно бы начал замораживать и его окружение. Холод сполз с висков до плеч, спустился под рубашкой к пальцам, сковал их и двинулся под кожу. Не спуская тёмных, как ночь, глаз с парня, девушка изящно ступала наверх, оставляя после себя застывшую пустоту. Её манящие формы и длинные чёрные волосы цепляли внимание окружающих, и только Махов молча уклонялся от атак её красоты.        — Как ты смеешь заставлять девушку младше себя подниматься? — прозвучал мелодичный голос хладнокровно. Голубева остановилась на ступень ниже парня, гордо вскинув голову. — Застыл и стоишь. Мог бы и спуститься.        — Прости, я думал, что ты меня не заметишь, если я перестану двигаться, — солгал Максим, наигранно пожав плечами, и наклонил голову в сторону друга, который уже начал наслаждаться происходящим. — Юр, вали, пока не поздно.        Тот отдал честь однокласснику и, прыжками спустившись вниз и не сдерживая улыбки, длинными шагами бросился к следующей лестнице, по пути столкнувшись с кем-то.        — Что за бред ты несёшь? — расслабленно бросила под ноги девушка, и лицо её словно стало живее. — Не знаешь, где Ева?        — Неужели это настолько тебя тревожило, что ты даже не могла подождать меня внизу? — устало прокомментировал парень и тяжело опустил ногу на ступень. Они медленно переместились на площадку школы и свернули направо, в сторону стадиона, где уже второй круг наворачивали шестиклассники. Время первого урока второй смены, солнце стояло высоко над головой, песок поднимался в воздух, измотанный бегом школьников.        — Ева не может быть далеко, — сказал, наконец, Макс. — Она обычно на детских площадках болтается.        — А разве вы не в одном классе? — спросила девушка, кидая любопытные взгляды в разные стороны, будто белый голубь.        — Нет, — ответил Махов и приоткрыл металлическую калитку на противоположном от школы конце спортплощадки. — Она в параллели, в медицинском классе. Даже не знаю, как она смогла попасть туда с её-то знаниями.        Лина мысленно подметила, что он учится в инженерном классе, но тут же усомнилась, так ли важно было это знать.        Показалась ещё одна лестница, узкая, едва два человека могли бы идти рядом. Максим вёл за собой свою спутницу, и ей казалось, что он и сам не знает, куда направляется.        — Ну, вы оба в десятом, — в замешательстве продолжила она. — Разве у неё раньше закончились уроки? Может, нам стоило её подождать? В расписании же одно количество, если не ошибаюсь.        Он замолчал на несколько секунд, обдумывая ответ, и замедлил шаг, сворачивая в сторону ещё одного спуска, в этот раз, избегая ступеней.        — Она прогуливает, наверно.        — Наверно? — не скрывая подозрения в голосе, переспросила Ангелина. — Разве вы не друзья?        Макс с явным раздражением вздохнул, запустив пальцы в короткие волосы. Его лёгкая вроде-улыбка сменилась лёгким вроде-оскалом, и девушка почти почувствовала себя виноватой.        — Иногда я сам не понимаю, кто мы друг для друга. Ева не говорила тебе? Она ведь тоже в этом году переехала сюда. В начале лета.        Они замолчали, один — обдумывая давно мучавшее его противоречие, другая — странные взаимоотношения своих знакомых, которые показались ей действительно близкими при первой встрече.        Двое — друзьями их ещё нельзя было назвать — молча шли вдоль изогнутой дороги, ведущей вниз, обдуваемые прохладным ветром. Девушка была немного выше своего путеводителя — не только ростом, но и самооценкой. Однако, ей нравилось смотреть на этого человека вблизи, что-то притягательное было в выражении его лица. Его улыбка не была редкой или чарующей, — наоборот, вынужденной и слабой, еле заметной, — и всё же, Лине она нравилась, даже если это была просто иллюзия.        Он остановился у площадки перед своим домом и уставился на качели, где сидела девушка в розовой толстовке. Она болтала ногами туда-сюда, но намеренно не раскачивалась, и на руках у неё был чёрный кот с взъерошенной шерстью. Ева поглаживала его и что-то шептала с нежным спокойствием в глазах. Напротив неё стоял высокий парень, но его лица Макс и Лина видеть не могли, только чёрные густые волосы блестели на солнце. Ева подняла глаза в сторону незнакомца и что-то сказала, мягко улыбаясь. В следующий момент она заметила своих друзей и помахала в знак приветствия. Парень осторожно развернулся, и его очки в тёмной оправе блеснули, словно подготовив безразличный и острый, словно орлиный, взгляд. Брови девушки нервно дёрнулись при виде его затылка, но она тут же отогнала весь негатив от себя и встала, опустив кота.        — А я не буду лишним? — безэмоционально спросил он у девушки, когда она предложила ему остаться. К этому моменту Ангелина уже привела Максима поближе к этой парочке и поприветствовала подругу и одноклассника. Махов молчал, с недовольством поглядывая на высокого парня в очках, а Голубева, заметив это, что-то решила для себя и умиротворённо закивала.        — Нет, конечно, — радостно пропела Ева, роясь в своём рюкзаке, увешанном разнообразными брелками. Она достала плитку шоколада, развернула упаковку — зашуршала алюминиевая фольга — и, разломав прямоугольник по линиям, разделила на всех своих друзей. Макс молча принял свою часть, а Лина и её знакомый не сразу поняли, что к чему, но не отказались.        Воробьёва казалась настолько беззаботной и добродушной, что всё вокруг неё обретало тёплые оттенки — даже ледяной взгляд Голубевой переставал давить и морозить. Ева выглядела младше своего возраста и вела себя так же, но только в кругу своих близких. Если их не было рядом, она теряла свой позитивный аромат и становилась ничем не примечательной серой мышкой. Она мало времени уделяла своему внешнему виду, редко бывала дома и по какой-то причине всегда чётко знала, с каким человеком дружить, а с каким — нет. Воробьёва была глупа, но не наивна, любила бездельничать и есть сладости. Многие считали её полной дурой, но Максиму она напоминала ангела. Возможно, ясные небесно-голубые глаза, чистая кожа и волнистые волосы карамельного цвета, спускавшиеся чуть ниже плеч, создавали этот образ, а, возможно, по-детски игривая улыбка. Еве не хватало лишь крыльев за спиной и нимба над головой.        Она достала из рюкзака белый фотоаппарат мгновенной печати и щёлкнула один раз. Наверно, на снимке были три её друга, смотрящие на неё, но его девушка не показала никому и лишь спрятала в толстый блокнот.        — Сегодня купила? — спросил Макс, слегка шокированный, хотя и думал, что ни одно её действие больше его не удивит.        — Ага, — радостно кивнула Ева и с наслаждением сжала коробочку. — Разве он не миленький?        Ангелина поглощала взглядом полароид и совсем не двигалась. Кажется, её эта вещица сильно заинтересовала. Предаваясь мечтам о разнообразных коллажах, она даже не замечала напряжённую ауру Махова, стоящего рядом. Зато на это обратила внимание Воробьёва и, спрятав в рюкзак и аппарат, и обёртку плитки шоколада, представила парня, гордо возвышавшегося над ней:        — Это Андрей Орлов, учится в одном классе с Линой, мой друг. — Затем она повернулась к нему и продолжила: — С ней ты уже знаком, верно? — Воробьёва медленно перевела взгляд на другого парня, и её улыбка стала шире, а глаза — уже. — А это Максим Махов, десятиклассник, и я уверена, что он станет президентом.        Макс не сдержался и тихо рассмеялся, немного сгибаясь и прикрывая рот рукой. Лина молча смотрела на него, заворожённая, Андрей спрятал по четыре пальца в карманы серых брюк и отшагнул назад, а Ева продолжила улыбаться, довольная собой.        — Я ожидал от тебя чего-то более смущающего, — признался Махов. — Не забывай "школы". "Президентом школы".        Орлов расслабился, уже посчитав всех троих чокнутыми, и сказал, приподняв руку:        — Ладно, я, пожалуй, пойду. Пока.        Опустив взгляд в песок, он прошёл мимо всех бесшумно, словно парящая птица. Лина провожала его глазами, пока он не скрылся из вида.        — Он не очень разговорчивый, да? — бросила она, но никто этого не заметил.        — Почему тебя не было в школе? — тем временем давил Макс. Ева подавленно подняла на него блестящие глаза и промямлила:        — Классная накричала на меня за то, что я пропустила летнюю практику.        И она отвернулась со стыда, дважды моргнув. Её короткие ресницы покрылись влагой, и лицо спряталось за шёлковой ширмой.        — Я сама виновата, не надо меня жалеть.        Но он всё равно коснулся ладонью её головы и ласково пригладил взъерошенные волосы. Девушка сжала губы с неясной досадой и опустила горячие веки. Её пальцы сжали сильнее локоть другой руки, и рукав толстовки смялся, словно от неловкости, повисшей между этими двумя и Ангелиной. Она сразу поняла, что Воробьёва, хоть и выдаёт себя за ранимую пташку, совсем не так чиста и невинна. Её притворство не смогло обмануть хладнокровную девушку, как не смогло обмануть и парня.        — Она же врёт тебе, разве не очевидно? — зашипела Голубева, отведя Макса от Евы, хотя этого и не было достаточно, чтобы та не слышала их голоса.        — Она не может иначе, - на тяжёлом выдохе ответил Махов. — И я не могу ставить её в неловкое положение.        Чёрные брови Лины устало разошлись, и складка между ними разгладилась. За спиной парня она видела девушку, покрасневшую то ли от волнения, то ли от смущения. Воробьёва со сцепленными руками за спиной рылась носком в песке, закапывая и раскапывая фантик от конфеты. Постепенно её лицо теряло алый цвет, наполняясь безразличием. Казалось, она вот-вот утонет в раздумьях.        Всё же Ангелина не могла понять, почему Максим не считает Еву своей подругой. Они отлично понимали друг друга, свободно говорили обо всём на свете и постоянно поддерживали эти тёплые отношения. Даже если девушка-ангел часто лгала о своих чувствах, парень-президент знал об этом, прощал и всегда отвечал правдой. Он не посмел бы лишить её этой фальшивой жизни, которая приносила ей радость. Никто не мог точно сказать, ради чего она поступает так. Возможно, она искала внимание с его стороны, возможно — утешение. В любом случае, она вела себя так не без причины.        — Ли-и-ина! — прозвенела Воробьёва, очнувшись. — Можно к тебе с ночёвкой?        Голубева вынырнула из размышлений и потупилась, смявшись от неожиданности.        — Думаю, да, — ответила она, не подумав. — А когда?        — Сегодня!        Девушка расплылась в довольной улыбке, и Ангелине показалось, что ну не может это сияние быть обманом. Впрочем, отказать этому личику она не могла, поэтому согласилась, немного подавленная.        — Ладно, только мне прибраться надо. Я позвоню, как закончу.        Ева издала то ли победный клич, то ли восторженный крик и набросилась на подругу с уже подготовленными объятиями. Разница в их росте была около десяти сантиметров, и Воробьёва буквально повисла на Лине, растерянно бросающей беззвучные просьбы о помощи по сторонам.        — Ева, только не забудь забрать свою расчёску, ты забыла её у меня, — вяло добавил Макс, слегка успокоившись от того, что комбо ночёвок подруги у него, наконец, прекратило увеличиваться. Это был новый рекорд. Голубева не знала этого, но всё равно смутилась от обнаруженного факта по причине, которая и так очевидна.        — Я, наверное, пойду уже, — нервно пробормотала Ангелина, словно бы отталкивая девушку от себя, что и произошло. Они попрощались, и Ева осталась наедине с Максимом. Он тут же принял ещё более недовольный вид и сказал:        — Я же говорил тебе не растрачивать так деньги своих родителей.        Она повернулась на сто восемьдесят градусов и прикоснулась своим правым плечом к правому плечу друга.        — Не волнуйся, это мои.        — Откуда они у тебя?        — Попросила.        Их сухие голоса поглощались шумом листвы и машин, и только это бессловное окружение отгораживало их от прохожих и детей.        Она привыкла, что этой фразы достаточно, чтобы закрыть тему, но здесь такого было мало.        — Так значит, родителей?        — Нет.        Она прошептала это так тихо, что он не расслышал, и засомневалась, стоит ли продолжать настаивать на своём. Парень тяжело вздохнул, мотнул головой и, отстраняясь, произнёс:        — Ты ведь и сама знаешь, что вам надо поговорить.        — Это невозможно! — вскрикнула девушка, поворачиваясь к нему и упираясь взглядом в его опущенный подбородок. Она не могла понять, почему он не принимает её сторону, хоть и знаком с её родителями. Макс же решил не обострять этот спор ещё сильнее и замолчал, подрагивая нижней челюстью. Впервые он пошёл против Евы напрямую. Он боялся разрушить эти отношения, ради которых столько сделал и ради которых сам пошёл против родных. Конечно, перешагнув собственную проблему, он пытался помочь справиться с подобной задачей и подруге. Только вот ситуации у них совершенно разные. Сколько бы усилий ни прилагала Воробьёва, изменить уже ничего не сможет. А ему хватило пары слов.        — Прости.        Ева с сожалением подняла брови и склонила голову с лёгкой улыбкой. В этот момент она казалась совершенно одинокой. Если бы этот парень только знал, как ей больно молчать наедине с ним, может, он не допустил бы этой ситуации.        Ничего не сказав, Макс развернулся и ушёл.        Лёжа на кровати, Андрей смотрел в потолок и думал. Может ли эта девушка, Ева, скрывать правду? И точно ли можно верить той «правде», которую он узнал? Всё же сложно представить, что такое возможно. Если бы только было доказательство… Может, если он будет ближе к источнику своих знаний, он поймёт что-то важное? Найдёт ли он ключ к ответу без решения задачи?.. Во-первых, необходимо узнать как можно больше. Для этого достаточно просто закрыть глаза и просмотреть эпизод, который предложит память. Во-вторых, надо стать ближе к тем людям, которые появляются в его снах. Трёх из них он уже встретил, остались двое. Андрей надеется, что вскоре они покажутся, так как его не покидает чувство, что ход событий ускоряется. Среди этих пятерых должен быть виновник происходящего, как он предполагает. Также есть вариант, что все они жертвы, но это маловероятно, как подсказывает ему интуиция. Для начала стоит всё же разобраться, что же привело ко всей этой ситуации. Пока что ему известно только одно — что-то не так. Да, вот так просто. Он не смеет утверждать, что всё происходящее — иллюзия, как не смеет утверждать, что его сны ничего не значат. В сновидениях, как известно, смешиваются накопленные за всю жизнь знания. Это может быть что-то, что человек забыл, что-то незначительное и бессмысленное, что-то, увиденное за день, переживания, мысли, фантазии… но это не может быть то, чего человек никогда не видел и не слышал. Да, иногда воспоминания пересекаются и образуют что-то новое, невозможное, но они всё ещё остаются воспоминаниями. Исходя из этого, Андрей предполагает, что и эти чрезмерно реалистичные и детальные сны, связанные общим сюжетом и персонажами, являются правдой. Он словно бы видит в них другую реальность, альтернативу этой. Знакомые ему люди становятся чужаками. Если это не прошлое, то будущее ли? Может, не стоит копаться в том, чего никогда не было? Зачем подозревать кого-то?.. Да, это бессмысленно, решил Андрей, но не прекратил думать обо всём этом.        Он снял очки, закрыл глаза и задержал дыхание. Надо успокоиться и перестать называть себя психом. Голоса, доносящиеся из телевизора в соседней комнате, и шум на кухне вернули ему привычное хладнокровие. Заметив что-то странное в поведении хозяина, серая кошка запрыгнула на кровать и поднесла свой влажный носик прямо к губам Орлова. Он завертел головой, приподнялся и погладил мягкую шерсть питомца. Мурлыканье и подрагивание кончика хвоста окончательно успокоили парня. Он надел очки обратно, поправил их и встал. В этот момент в кошке что-то переключилось, и она набросилась на Андрея, выпустив острые когти.        — Бесишься, что ли? — отступая, прошептал он и осмотрел руку. Какое-то время она будет покрыта красными полосками. Вдруг ему пришла в голову странная мысль, и Орлов быстро снял футболку, обнажая стройное тело. Подойдя к зеркалу, он повернулся спиной и попытался рассмотреть её, но ничего необычного не заметил. Тогда парень решил вспомнить, когда же эти сны начались, но не смог. Всё, что было до этого дня, — лишь воспоминания, и пересмотреть их не получится. Главное — знать, что сам он ни в чём не виновен, ведь тогда Андрей сможет поверить хотя бы себе.        Она не стала медлить и с тревожным восторгом позвонила в дверь. Вскоре, не услышав ни мелодичного звонка, ни быстрых шагов, Ева нажала на кнопку ещё раз, как раз перед тем, как дверь распахнулась. Улыбка не сходила с её лица, и только ноги дрожали, предчувствуя встречу.        — Привет, — тихо сказала Ангелина и скромно растянула губы. — Родителей нет дома, так что можешь не стесняться.        Она отшагнула в сторону, пропуская подругу. Воробьёва продолжала неловко улыбаться, словно без причины.        — Только мой брат здесь. Ничего?        — Ничего! — радостно и слишком быстро выплеснула гостья, встряхнув головой в ответ на вопросительный наклон Лины. — А чем он сейчас занят?        Ева оставила свою толстовку на крючке в коридоре и прошла вслед за Голубевой, которая заплела свои длинные волосы в косичку, будто бы устав от их вечного вмешательства в поле зрения. Хотя она и отрицала наличие школьной формы своим внешним видом во время уроков, домашняя одежда у неё была менее дерзкой и даже милой, которую могла выбрать только девушка мягкого характера. Из-за этого создавалось впечатление, что Ангелина Голубева в обществе и наедине с собой и близкими — разные люди. Однако её характер оставался тем же, только внутреннее напряжение просачивалось через взгляд и голос.        — Сама посмотри.        Девушка открыла дверь в комнату, и Ева увидела его.        Как и представляется, брат и сестра были похожи во многом. Общие черты лица, цвет волос; воспитание, интересы, знакомые; общая комната, мебель, рабочее место, компьютер… Да, и в белый монитор неотрывно смотрел парень, остановив тонкие белые пальцы над клавиатурой. Кажется, он зашёл в тупик в своей работе и о чём-то задумался настолько, что даже не заметил гостью. Его сосредоточенное лицо начало медленно поворачиваться. Парень словно жевал что-то, время от времени закусывая губы, а уставшие глаза не сходили со строк в документе. Примерно на метр от стены, к которой был приставлен стол, была задёрнута синяя плотная штора, и свет обходил Голубева буквально за спиной. Вдруг его тёмный профиль с белым контуром сменился возмущённым лицом, а вкладка на экране свернулась, оставив после себя огромное изображение ангела, усыпанное иконками в форме перьев. Еве тут же вспомнился брелок на рюкзаке Лины — белое перо.        — Не мешайте мне, — прозвучал хриплый голос, словно давно не использовавшийся.        — А что ты делаешь? — не замечая его слов, спросила Воробьёва, приближаясь к парню и оборвав только начатую фразу подруги «Это и моя комната, вообще-то». Он отодвинулся от гостьи, полностью повернувшись в её сторону и направив угрожающий взгляд перед собой, при этом, не заглядывая в глаза девушки.        — Ты никто для меня, и я ничего не должен тебе, — выправив голос, продолжил Голубев. — Свалите уже, а?        Воробьёва остановилась перед ним, почти гордо возвысившись над подобием креветки в кресле.        — Я Ева.        — А я тоже Ева, прикинь.        На его лице проскочила ухмылка, потом снова, а затем он не выдержал и рассмеялся, словно давно ждал момента, чтобы сказать это.        — Его зовут Данил, — вставила Ангелина, решив всё-таки подойти к эпицентру злобы, который отвернулся, скрывая свои игривые глаза. В этот момент гостья ловко развернула документ и бегло прочитала пару строк перед тем, как его хозяин успел взять ситуацию под свой контроль.        — Пошла вон! — рявкнул он, рассвирепев в этот раз по-настоящему. Девушка отдёрнула руку и пошатнулась, сжавшись и словно став ещё ниже. К тому моменту парень схватил в ярости со стола карандаш и уже замахнулся, когда его запястье сжала сестра.        — Совсем сдурел?! — вскрикнула она не тише его, вырывая колющий предмет из белых пальцев. — Как ты смеешь поднимать руку на девушку?! Псих!        Лина хотела сказать что-то ещё, но не нашла подходящих слов и, слабо бросив карандаш в брата, вывела подругу из комнаты.        — Вот зачем ты полезла к нему? — разочарованно пробормотала она. — Было же видно, что ему неприятно.        Девушка подняла глаза на Еву. Вместо печали и стыда в её глазах блестела радость и облегчение. Тогда Ангелина подумала, не относится ли Воробьёва к тому типу людей, которым приятны любые интересные события в их повседневной жизни — и хорошие, и плохие. Быстро отбросив эти мысли, она оставила гостью в гостиной и отправилась заваривать чай.        Ева достала блокнот и пенал, взяла ручку и ненадолго призадумалась. Быстро двигая запястьем, она начала записывать яркие моменты прошедшего дня. В этих записях были не только важные события и знания, но и то, что забывать не стоит. Момент может не иметь смысла и ценности в отрыве от всей истории, но именно в ней он обретает то значение, которое делает его особенным. Так можно взять любую страницу и этого дневника. Она не несёт в себе никакого смысла, порой это просто набор слов и заметок, но, только если открывать каждую страницу последовательно, можно понять, как же важна эта деталь. Оставить после себя больше, чем просто пустую оболочку, — вот цель Евы. Поэтому она связывает свою жизнь до прибытия в этот город и после. Но она всё ещё сомневается, стоит ли отрезать то прошлое или же нет. Если его убрать, будет ли иметь смысл настоящее?        — Прости, к чаю ничего нет, — сказала Лина, поставив две белые кружки на журнальный столик. Воробьёва уже расположилась на ковре, поджав под себя ноги и прислонившись к дивану.        — Ничего, у меня есть шоколадка.        Она снова зарылась в своём сером рюкзаке, который всегда был при ней, и достала не менее дорогую плитку, чем до этого. Из-за этого Ангелине стало неловко. Снова зашелестела фольга, показались приятного тёмного цвета квадратики, и хруст отчертил этот шум от молчания.        — Ничего, что я начну делать уроки? — спросила Голубева, разрывая тишину голосом, похожим на извинения. Её подруга кивнула, и вскоре столик был завален учебниками, тетрадями и мыслями учениц.        — А какие предметы ты собираешься сдавать? — поинтересовалась старшая из них, спрятав упаковку от шоколада в сумку. — Химию и биологию?        — Да, я собираюсь в медицинский, — ответила склонённая над пустой клетчатой страницей девушка. — Раньше думала учиться на лингвиста, но передумала. Вот и перевелась сюда… А ты что сдавала?        Ева замялась и неловко улыбнулась, словно вопрос был из тех, на которые есть постыдные ответы.        — Химию и биологию. Я ведь тоже в медицинском классе, как-никак!        Лина подняла голову с давлением во взгляде. Её карандаш замер, только начав движение.        — Поможешь мне подготовиться?        — Учителя отлично подготовят тебя и без моей помощи, — отмахнулась гостья, выдавая панику в темпе речи. Затем она быстро заглянула в учебник английского и выдавила первое, что пришло на ум: — А разве dream не переводится как мечта?        — Ты в десятом классе или нет? — с упрёком в голосе прокомментировала Голубева. — Dream не только мечта, но и сон.        Лицо Воробьёвой словно посветлело и наполнилось нескончаемой энергией.        — Как интересно! Заставляет задуматься. Неужели кто-то действительно считает, что мечты могут исполниться только во сне?        Её собеседница ответила, что у каждого своё мнение, и продолжила писать сочинение по иностранному языку. Однако девчонка напротив не была согласна останавливаться на этом и воскликнула:        — Кстати! Отличное время для исполнения твоей мечты!        — Я же говорила, что это вовсе не мечта…        — Отлично! — не замечая чужих слов и неприкрытого смущения, продолжала Ева. Она уже ходила по комнате туда-сюда, и глаза её горели нетерпением. — Не будем тратить время впустую и начнём действовать. Школьное время — лучший период для перемен и экспериментов, да и какой смысл откладывать? Можно попросить Макса помочь, точно, он не сможет отказаться. Отлично!..        — Да постой же! — простонала взволнованная девушка, останавливая подругу. Её лицо покраснело так, что не заметить было невозможно, а взгляд молил о пощаде. — Не могу я так! Да и зачем Макса сюда подключать? Он тебя даже за друга не считает!        И тут ей стало стыдно за эти слова, но девушка-ангел совсем не показывала обиды или расстройства.        — Во-первых, — собравшись с мыслями, произнесла Ева воодушевлённо, — вспомни, как уверенно ты себя ведёшь на людях! Да ты такие речи можешь замутить, что сама и не заметишь, как смутишь всех и вся! А во-вторых, Макс и не должен называть меня своим другом. Как-никак, он мой парень!        С довольным видом она закивала сама себе, даже не обратив внимания на замешательство Лины.        — Ты… встречаешься с Максом? — неуверенно спросила Голубева, не теряя ощущения, что её оставили не у дел.        — Разве я не говорила? — удивлённо бросила Воробьёва, проверяя память на точность. — Ну, да, мы встречаемся уже какое-то время.        — Как долго? — продолжила Ангелина, наполняя глаза блеском и нетерпением.        — Где-то три месяца, наверно, — растянула Ева, присматриваясь к поведению подруги. — А, так тебе нравятся всякие девчачьи разговорчики о любви и прочем?        Смущённая словами и довольной ухмылкой гостьи, Лина покраснела, но не подавила ни единой искры в тёмных глазах. Её лицо, преобразившееся до неузнаваемости, теперь излучало оживляющий огонь заинтересованности и жар искренней влюблённости в саму влюблённость. Начитавшись подростковых и не только романов, где прекрасные парни крутятся вокруг беспомощной героини, она сама мечтала побывать в подобной сказке о любви. Если говорить честно, то ей хотелось влюбиться, и неважно в кого и неважно, ответили бы ей взаимностью. Ей хотелось постоянно думать о нём, краснеть, попадать в неловкие и романтические ситуации, стесняться и признаваться в любви. Неважно, настоящая это любовь или нет. Неважно, даже если это навязанное собой чувство. И уж тем более неважно, любовь это или влюблённость.        Он заварил чашку чёрного чая — другого и не было — и посмотрел на время. Если бы у них был календарь, он бы вырвал лист, сместил рамочку или что там ещё бывает. В общем, пора закругляться. Снова вспомнив о своём проекте, Данил смутился оттого, что какая-то девчонка увидела его работу. В глазах поплыло даже. Слишком стыдно, слишком стыдно признаться, что он занимается таким, хотя ничего постыдного и не было. Однако ему понравился её образ, невинный, немного непослушный и искренне-эмоциональный. Она не была похожа на человека, способного смеяться над чужими интересами и увлечениями. В своём поведении Ева сочетала и уважение, и понимание, и тёплую дружескую близость. С ней было бы приятно общаться, ей было бы легко раскрыться. Она могла бы стать настоящим другом, подумал Данил и тут же смял и выбросил эти мысли.        Парень совсем не хотел спать — виноват сбитый режим сна. Поэтому он решил пройтись по квартире, попивая чай. И — он совсем не ожидал этого — обнаружил, что Ева осталась на ночь. Жёлтый свет из коридора рассыпался в гостиной, не затрагивая разложенного дивана, где уснула гостья. Сначала Голубев растерялся, но, собравшись с мыслями, смирился с наличием посторонней девушки в комнате. Он даже отважился приблизиться к ней и посмотреть прямо в её безмятежное спящее личико. Странное спокойствие одолело его, и он, вдохновившись долгожданной тишиной, прошептал:        — Будешь ли ты моим ангелом?        Не выдержав в себе глупости данного момента и собственной безнадёжности, он рассмеялся так тихо, как только мог. Затем в его голову полезли всевозможные идеи и мысли, о которых ему самому было стыдно знать. Покончив с этим бессмысленным самотерзанием, он снова принялся за работу, немного ободрённый.