Перейти Рубикон

Он перешёл Рубикон. Нашел в себе ранее невиданные силы, всплеск резкой энергии, которая словно была бензином, а идея — искрой, и она подарила жуткий, душераздирающий пожар, горящий где-то в грудной клетке так сильно, что его дым заслонял глаза, заставляя их слезиться, и перед ними терялись все прежние фигуры окружающих Его людей. Терялась жена, терялись родители, силуэты друзей, которых, казалось, и не оставалось вовсе — они всплыли вверх брюхом, как мертвые рыбы, оставляя Его на дне в бренном одиночестве. Стояла гробовая тишина. Таял белесый туман над бескрайней темной водой, постепенно поднималось из-за горизонта бледное, безжизненное солнце оттенка выцветшего от времени платья лимонного цвета. Он опустился на сухую прошлогоднюю траву на склоне, на мгновение обернувшись на свой скромный домик — единственный на всю округу, до ближайшего населенного пункта несколько километров. Затем Он вернул взгляд на редко перекатывающиеся волны, на серые силуэты скал слева, на бескрайние воды — справа. Щёлкнула зажигалка, блеснул трепетный огонек, осветивший холодный моросящий туман вокруг, и тот постепенно начинал уходить так же, как поднималось солнце. Он закурил одну из четырех сигарет в немного мокрой пачке, думая, куда же они кончаются так быстро, ведь Он не помнил, как скуривал их вчера, хотя в траве и оставались мокрые окурки. Горький дым заполнил лёгкие, и невидящим взглядом Он скользил по прекрасному, но такому одинокому, безжизненному пейзажу. В одной рубашке сейчас было безумно холодно, до мурашек. Он перешёл Рубикон. Сделал то, что боялся совершить ранее: расстался с женой, отношения с которой были бесполезной привычкой, которая губила и Его, и ее — она изменяла, тратила деньги, капала на мозги, но изводила себя, когда Он не возвращался ночью домой. Бросил работу, не приносящую нужных денег, ведь то, что он делал, уже не являлось надобностью, преступности в их скромном городке все равно не было, а куда-то дальше его не отпускали люди, стоящие выше, распоряжающиеся его работой. Она уехала к матери, Он — продал дом, купил этот, маленький, на берегу огромного моря со стороны склона, у лесов и пустырей, и позволил себе забыться в спокойных туманах, похожих на ласковый горячий дым его сигарет, раз за разом обжигающих лёгкие. Пожар его души, горящий там из-за неспокойной идеи бросить все, закончился, как только все было сделано. Ранее Он жил этими ссорами, печалями от окончания и затишья дружбы, гневом от жалких и скучных дел, которые не цепляли его, как детектива, а теперь, когда все сошло на «нет», стало скучно жить. Цели не было, а без этого вся жизнь становилась беспечным существованием, бессмысленным, как сорняк, растущий среди колючего шиповника рядом со ступенями у входа в дом. Он не знал что делать дальше. Это было похоже на бесконечные деньги в игре — становясь самым богатым и имея всё, не понятно, зачем играть теперь, а главное, для чего. Ты имеешь миллионы, свой бесконечный доход, можешь купить всё, даже человека, но… Разве он подарит тебе что-то, подчиняясь? Разве его предсказуемые действия будут нужны? Его глаза, серые, словно серебро, были холодны, как сталь мечей. Нахмурившись, Он продолжал смотреть в даль, но будто ничего не видел. Мысли вились в его голове, как клубок змей, Он чуть кусал сигарету, зажатую между зубами, думал, переживая все с самого начала. Чего-то не хватало. Раньше, будучи уверенным, что Он являлся интровертом, сидел дома, не отвечая на телефонные звонки. Но они были, а теперь уже нет, когда все связи прервались и история перестала писаться. Герои живы, пока о них пишут. Герои умирают, когда исчезает память о них. Он не помнил, сколько сидел так, но поднялся на ноги, когда стало слишком холодно, и появился смысл вернуться в дом — там хотя бы немного, но теплее. Протянутые черные провода, оплетающие всю землю своими сетями, добрались и до этой скромной местности такого одиночки, как он, поэтому ночью в его окнах зажигался тусклый жёлтый свет. На земле лежали потушенные окурки, их было много, и в них словно были заложены его мысли, перевод фраз, тусклые отпечатки ладоней на его теле, принадлежащие всем людям, которые Его раньше окружали, касались, дарили свое тепло, заполняя сейчас пустую, как кувшин, душу, на дне которого лежал разве что пепел последствий после того резкого пожара перемен. Постояв так ещё немного, глядя на обрыв, на глубокую воду внизу, в голове появилась навязчивая идея — прыгнуть сейчас, но Он недовольно дёрнул головой, словно стараясь отогнать эту ересь от своего поблекшего разума, ведь, что бы ни произошло, жизнь должна продолжаться, правда? Каждое мгновение ты обязан жить, потому что так нужно. Глубоко вздохнув, Он тихо прошел по примятой тропе до своей двери, затем зашёл в дом и провел в нем ещё один день, а утром вышел так, как в первый раз. Стояла гробовая тишина. Холодный свет скользил по серой сухой прошлогодней траве, таял белесый туман над бескрайней темной водой, постепенно поднималось из-за горизонта бледное, безжизненное солнце оттенка выцветшего от времени платья лимонного цвета. Черные волны редко перекатывались под обрывом. Он посмотрел на свой домик, единственный на всю округу, затем взглянул на серые силуэты скал слева, на бескрайнюю воду — справа. Спросил себя, почему же сигареты в пачке кончаются так быстро, и, думая о своем одиночестве и о том, какая же у него, черного муравья, отбившегося от муравейника, цель, выкурил последние сигареты, словно не замечая оставленные под ногами окурки. Он переехал сюда только пару дней назад и решил сегодня выйти, взглянуть на пейзаж. Просидев так до момента, пока в одной рубашке не стало совсем холодно, Он поднялся на ноги, отмахнулся от мысли о прыжке, глядя на далёкую воду внизу обрыва, и прошел по тропе до крыльца, где у ступеней рос шиповник, рядом с ним — бесполезные сорняки. Но вдруг Он остановился, цепляясь до этого невидящим взглядом за короткую записку на вырванном из блокнота желтоватом листочке со строчками, на которых косым почерком, принадлежащем бывшему детективу, было написано: «Посмотри содержимое правого кармана». Нервно оглядевшись ещё раз, Он осторожно достал смятую бумажку, которую развернул, и какое-то смутное осознание пронзило его пустой разум, ведь увиденное совершенно точно не поддавалось логичному объяснению: «Я долго собирал улики и записывал их в блокнот, но сам же потом и вырывал их. Окурки не исчезают. Единственный выход из этого — совершить то, от чего ты прячешься несколько дней с момента переезда. Ты болен, от этого не уйти». Его эмоции впервые за долгое время сменились, Он нахмурился, и голова неприятно заболела, это было сравнимо с человеческим стоном. — Я болен, — тихо, на самом выдохе, произнес Он, затем осторожно подошёл к обрыву, словно стараясь доказать себе, что все это не правда. С лёгким шоком рассматривая окурки, а их было столько же, сколько и сигарет во всегда мокрой от дождя пачке, оставленной до утра на крыльце под дождем, Он поджал губы, заканчивая фразу, — от этого не уйти. Он всегда доверял логике, здравому смыслу, и сегодня утром в его голове засела мысль о нереальности происходящего. Липкая и скользкая, словно змея, она подбивала на смутные сомнения, когда Он видел грязную посуду на кухне, землю на собственных ботинках, пятна на джинсах от долгого сидения на сухой траве, не видел далёкого города и дороги за туманом, но мысли об одиночестве и беспомощности всегда стояли превыше, и Он не видел других проблем. Этот скромный мирок, выстроенный вокруг, завел Его в свои сети, словно искусственно созданный сон, навязанный человеком, обладающим гипнозом. Туман был настолько белым и плотным, что силуэты деревьев блекли на его фоне и пропадали, исчезали. Он не рассеивался. Было пусто и холодно, а черная вода с трепетными волнами манила, как шёлковое постельное белье, переливаясь бликами точно так же. Его просто нужно было подтолкнуть. Рассматривая записку, написанную собственными руками, совершенно не понимая, что случилось на самом деле, Он собирался закончить эту игру. Для кого жить? Для себя? А зачем? Он перешёл Рубикон. Зажмурился, подставил лицо холодному ветру. Вокруг снова был туман, только густой, как вата. Улики были очевидны, и очередное дело доведено до конца — это петля, петля, из которой он, не понимая того, самостоятельно старался выбраться. Записка продолжала висеть на двери. Ту, что была зажата в руке, Он разорвал и кинул в сторону. Ветер подхватил кусочки и, словно листья, понес куда-то в сторону. Отчаяние охватило Его тело. Он закрыл лицо руками, и, глубоко вздохнув, наклонился вперёд, ощущая короткий полет в никуда на себе. Осознание — это, сети, петля. Вскоре прокуренные лёгкие заполнила вода, в них было горячо, как в Аду. *** Бывший детектив проснулся с холодным потом на лбу, и пока сон не забылся, записал что-то на желтоватый листочек, который вырвал из блокнота. Записку Он положил в карман, затем вышел на крыльцо, взял с него сигареты и пошел к обрыву, и в эти мгновения все мысли затянула пустота от одиночества и бесполезности таких резких перемен. Он перешёл Рубикон. Нашел в себе ранее неизведанные силы, всплеск резкой энергии, которая словно была бензином, а идея — искрой…