В унисон у горизонта событий

      Неприятный звон в ушах хочется подавить. Парень бьётся головой об пол, хватается то за волосы, то за грудь. Голова ватная, а слёзы не перестают литься рекой. Горло надорвано, но истошный крик продолжает вырываться из него. Глаза покраснели сильнее обычного, хотелось их вырвать, не видеть того сообщения. Это ведь ложь, верно? Он не может так поступить, не может! Блондин сжимает футболку, словно это его давний враг. Хочется порвать её, добраться до бешено бьющегося сердца, разломать рёбра и швырнуть его на пол. Кулаки пульсируют в желании порвать орган на мелкие кусочки, залить весь пол кровью, избавиться от этой боли.        Они столько всего пережили, он же просто шутит, да? Пожалуйста, ответь, ты же, блядь, шутишь, верно?! Почему ты не отвечаешь? Почему кинул в чёрный список? Может, это проверка? Но почему тогда крики уже переходят в шёпот и сожаления? Почему ты не придёшь? Ты же в соседней комнате, прекрасно всё слышишь и знаешь, так приди же, пожалуйста. Не должен же человек так страдать, тебе стоит всего-навсего придти и уже станет легче, так что же тебя ещё нет? Из горла медленно вытекают тихие стоны, из речи слышны только извинения, быстрые и обрывающиеся на всхлипы. Рыдать уже нечем, сердце по-прежнему болит. Ничего на свете не могло причинить такую боль, но она есть, прямо сейчас, слишком реальная. Бакуго не идеален, он знает, прокручивает все моменты, в которых сделал Киришиме больно, любую мелочь: испуг, обиду, задевание ран, излишнюю грубость, просто не те слова или отсутствие действий. Он хотел как лучше, он действительно думал, что сделает всё хорошо, что поможет ему, но сомнения пробирались всё время. Сейчас только подтверждение.       Эйджиро его бросил, как последнюю дворовую псину. Что он сейчас чувствует? Ему тоже больно? Или причинённое Катсуки всё-таки больше, что осталось только отвращение? Может он зол? Возмущён? Хотелось знать что творится в его мыслях. Думали, что навсегда, что ничего не разлучит, обещали, что не бросят друг друга. Так что случилось?       Бакуго выпрямился. Он сидит на коленях посреди своей разгромленной комнаты, от которой целым остались только слишком дорогие вещи, документы и телефон, который он был не в силах выкинуть. Только посмотрев на пол, он ощутил жгучую боль в руке. Слёзы на полу смешались с кровью, постепенно впитываясь в него. Все ладони в крови, видимо, когда бил кресло порвал кожу и не заметил. Голова кругом, парень закрыл глаза руками, пытаясь остановить поток из них. Он так не рыдал даже из-за Всемогущего, а тут какой-то парнишка, подумаешь, найдёт другого.       Нет, не найдёт, и чётко это понимал. Он разбит, на мелкие кусочки, раздавлен и выкинут. Хотелось бы себя убить, но не было смысла. Хотелось погибнуть в бою, как подобает герою — красиво и с честью, а не от удушья ремнём от школьных брюк. Какой прок с него? Что уничтоженный человек может принести миру как герой? Какой толк быть лучшим, когда тебя сломила такая малая хрень? От переизбытка эмоций юноша отключился, с мыслями о собственной смерти.       Ожидаемого пробуждения утром не было. Взрывной очнулся глубокой ночью на футоне, уткнувшись лбом в стену. Перевязки на голове и руках, отсутствие голоса и красные опухшие глаза — вроде так и должно быть, но почему тогда не в медпункте? Комната Бакуго, всё такая же побитая, разорванная в клочья. Красная копна волос прижалась к плечу, рассыпавшись на груди, а ровное дыхание владельца внушало спокойствие. Тяжёлые руки навивали домашний уют, легко обнимая парня под плечами, как Киришима обычно и делал. Казалось, будто бы он просто внезапно сошёл с ума и устроил погром. Катсуки боялся лишний раз сильно вздохнуть, но всё же вцепился в футболку мёртвой хваткой, не желая отпускать своё спящее сокровище. Уже плевать как всё было, оставалась только слепая надежда, что всё хорошо, и болящее сердце.