Best Half of My Soul

      Исак правда не знал, как может быть только Исак. Только Исак, без Эвена. Тот был с ним на протяжении всей его жизни, насколько он помнил. Невзирая на то, что это было неправдоподобно. Невзирая на их разный возраст. Исак правда не знал как и почему. Эвен был просто Эвеном, который всегда был здесь, в его жизни, со своим прекрасным присутствием.       Одно из первых воспоминаний Исака включало Эвена. Практически все из них включали, в конце концов. Началось всё с того, как ему было пять или что-то вроде того. Они все вместе играли в школе, когда мальчики начали разговаривать о том, кто им нравится. Сара. Ибсен. Юлиа. Ингрид. И потом настала очередь Исака. — Мне нравится Эвен, — сказал Исак как ни в чём не бывало. — Я не могу тебе нравиться, Исак, — забавляясь, сказал Эвен. — Мы мальчики. А ты должен выбрать девочку.       Эвен широко развёл своими крохотными руками, как будто пытаясь объяснить что-то чересчур очевидное младенцу. Исак покрылся румянцем и произнёс первое пришедшее ему в голову имя девочки. Он в одиночестве сел на землю, чувствуя стыд. Ему больше не хотелось играть. Этот день он просидел так, смотря на свои ноги, пока маленькие руки Эвена не обхватили его за плечи: — Исак, — шепнул Эвен ему в ухо. — Я могу тебе нравиться, если хочешь. Мне всё равно. Детское сердце Исака сжалось в груди. Он так, так счастливо улыбнулся, как во время игр с щенком. Эвен сразу же радушно улыбнулся своими большими голубыми глазами в ответ, и с этого дня Исаку нравился Эвен.       Исак не мог толком вспомнить время, когда он не любил Эвена. Но он определённо запомнил, когда признался себе в том, что то, что он чувствовал к Эвену было другим, было бóльшим. Ему было около девяти лет, у Исака и Эвена было по дешёвому и глупому супергеройскому кольцу, они достались им из пачки Читос. Исак был Человеком-пауком, а Эвен был Суперменом — лучшим из лучших супергероев. Они никогда их не снимали. Но, несмотря на это, Исак потерял своё. Они с Эвеном искали его, искали и искали и искали, но так и не нашли. Исак смотрел на кольцо Эвена, а затем на свой пустой палец, и ему становилось грустно. Исак никогда не рассказывал Эвену, но настоящей причиной того, что приводило его в отчаяние было то, что ему нравились их кольца в соответствии.       Следующий день заставил Исака осознать — он поистине чувствовал что-то к Эвену. Это началось, когда Эвен пришёл в школу, сияя словно солнце, и попросил Исака: — Закрой глаза и протяни свою руку. Исак сделал это с такой скоростью, что другие начали смеяться. Но они не понимали, это был Эвен. Когда Исак открыл глаза, он увидел своё кольцо с Человеком-пауком. Он не знал, что чувствовать или думать, так что просто смотрел на Эвена большими зелёными глазами и ничего не говорил. — Исак, ты счастлив? Ты счастлив, Исак? — спрашивал и спрашивал Эвен, пока Исаку не удалось застенчиво кивнуть в ответ.       Тёплая улыбка, которую Эвен подарил ему в тот день, со своими тяжёлыми ресницами, медленно моргающими в сторону Исака — это было что-то, что даже тот девятилетний Исак смог почувствовать в своём сердце. Он не знал, что такое любовь или что означало быть влюблённым, он только знал, что его сердце билось сильнее для Эвена.       Эвен был мальчиком с самыми яркими глазами, в которых прятались все звёзды с неба. Эвен — это голубой, голубой голубой, любимый цвет Исака. Эвен — это имя, которым исписаны все тетрадки Исака. Э&И. Исак писал это везде: на каждой школьной парте, в каждой тетради. На каждой скамейке. Это стало его подписью. Он писал это, даже когда его разум был сфокусирован на лекции или какой-либо беседе. Его руки просто чертили линии самостоятельно. Он делал это по памяти.       Но Эвен также был мальчиком, которому каждая девочка писала открытки на День святого Валентина. В этот день Эвен всегда получал много открыток, много сердец, но ни одной от Исака. Так что, когда тому было одиннадцать лет, он взял всю смелость в кулак и сделал ему открытку. И он бы не отправил ему бестолковую красную или розовую, Исак выбрал открытку цвета глаз Эвена: «Ты мне нравишься до Луны и обратно». Но проблема заключалась в том, что Эвен знал почерк Исака. Поэтому он попросил свою маму написать буквы «Э» и «И» на бумаге. Исак вырезал обе буквы аккуратно, чтобы не повредить их, после чего, высунув язык, он отчаянно сосредоточился на обрисовке сердечка, соединяющего их. Эвен слишком хорошо рисовал, он не мог подарить ему дерьмовое сердечко. На следующий день он подкинул свою открытку в шкафчик Эвена, чувствуя, будто у него в груди находится колибри.       Исак больше ничего не услышал об этой открытке, но в следующем году он открыл свой шкафчик, и оттуда выпала на пол зелёная открытка. Исак был так счастлив, он прочёл её миллион раз: «Самые красивые в мире глаза». Его сердце улыбалось в груди, хоть он и не знал, кто был автором.       И Исак больше совершенно не ненавидел День святого Валентина.       Эвен также был старшим мальчиком — подарком с небес, знавшим ответы на все вопросы. Именно он научил Исака тому, что травка может освободить тебя. И свобода не была тем, что привык чувствовать Исак. Ему нравилась травка, ему нравилось то, как он мог уложить свою голову Эвену на колени и не чувствовать при этом никакого стыда. Ему нравилась свобода. — Эвен, я ещё никогда не целовался с девочками. — Это нормально, — ответил Эвен. — Я не знаю, как это делать, — признался Исак. — Я могу тебя научить, если хочешь, — сказал Эвен, игриво выдыхая дым на лицо Исака. — Что? — у Исака перехватило дыхание. — Я имею в виду, что уже целовался до этого, почему я не могу тебе показать? Разве это имеет настолько большое значение? — пожал плечами Эвен.       Воспоминания Исака с того дня оказались расплывчатыми. Следующее, что он припоминал — они оба сели на колени, друг против друга, сердце Исака явно пыталось покинуть его грудную клетку. — Исак, не нужно переживать. Мы просто практикуемся, ладно? — сказал Эвен его глазам, выглядя заинтересованным. — Первый урок очень простой: ты должен наклониться близко к лицу человека. Эвен склонился к Исаку, тот нервно за ним повторил. — Подожди, подожди, подожди, Исак. Нельзя торопиться. Предвкушение — самое важное. Ты должен наклоняться очень медленно, чтобы продлить момент. Итак, ещё раз?       Эвен заставил их наклоняться назад и вперёд бесчисленное количество раз. Исак всегда слишком спешил, слишком стремился. В следующий раз Исак очень постарался: наклонялся медленно, утопая в глазах Эвена; его сердце сжималось и скручивалось внутри него, а дыхание сбивалось. Пока их рты не оказались друг от друга на расстоянии вздоха. Может быть, это была травка, но он чувствовал себя чертовски под кайфом. — Идеально, — ухмыльнулся ему Эвен. — Второй урок: ты должен коснуться губ, будь нежным сначала, перед тем, как перейти к остальному. Это важно. Без открытого рта, без спешки, просто касаясь губами. Ясно? Исак кивнул, опьянённый лицом Эвена, находившимся настолько близко, задумываясь, мог ли тот это вообще понять. — Закрой глаза, Исак, — пробормотал Эвен. Исак был вынужден, закрывая свои глаза и открывая сердце. Но после этого услышал, как Эвен разразился смехом. — Исак, — смеялся он. — Что ты делаешь? — Что? — вскрикнул Исак, начиная сердиться. — Почему ты так сильно надул губы? — Я так и знал. Ты просто меня наёбываешь! — вопил Исак. — Нет, прости! О боже, ты самый милый тринадцатилетний мальчик, которого я знаю. Эй, прости меня. Я просто этого не ожидал. Вот и всё. — Так, не надувать губы? — Исак бросил на него равнодушный взгляд. — Эм… мы пытаемся найти твой стиль. Просто сделай это. Это отчасти мило. Исак вздохнул и снова закрыл глаза, выпячивая губы как раньше. Эвен соединил их губы вместе, просто слегка задевая их. Ни одна трава в мире не смогла бы сравниться с кайфом, полученным от Эвена. В какой-то момент пухлые губы Эвена обхватили надутые губы Исака, и он почувствовал слабость. Исак потерялся во времени и во рту Эвена, двигаясь медленно вместе с ним. Это продолжалось до тех пор, пока Эвен не разъединил их рты с причмокивающим звуком, смотря в глаза Исака с полуоткрытыми губами, слегка задыхаясь. — Было хорошо? — неуверенно спросил Исак. — Это было… — с миллионными проявлениями в глазах ответил Эвен. — Хорошо. Исак выдавил из себя большую улыбку, будто ребёнок, поощрённый за выполнение домашней работы. Эвен расплылся в нежной улыбке. — Итак, дальше… — сказал Эвен, поглядывая на него с опаской. — Это сам поцелуй. Как бы, полный режим. Справишься? — Да, — глядя на пол, заявил Исак. — Так, — Эвен подобрался ближе. — Технически, это — не движение языков вместе. Но важно не быть слишком безрассудным. Ты должен быть здесь и нигде больше, как будто ты владеешь всем временем в мире. Именно об этом хорошие поцелуи. Эвен улыбнулся так, будто гордился собственной речью. — Звучит как какое-то напыщенное дерьмо… и сложно. — Суть в том, чтобы найти ритм, — сказал Эвен. — Ну что, сначала? Исак наклонился ещё медленнее, смотря в этот голубой, теряя себя перед тем, как закрыть собственные глаза и прижать их губы друг к другу. Исак никогда не забудет, какими тёплыми были губы Эвена в тот день, такими мягкими. Внезапно целый мир перестал больше существовать, всё его тело полностью отдалось. Исак с охотой приоткрыл губы, потому что это был Эвен. Эвен, который скользил своим языком внутри его рта, касаясь его языка в первый раз.       Сначала они были неуверенные, оценивающие и пробующие. Хоть и Исак никогда не целовался до этого, казалось, что они искали свой ритм. Это был поток: каждый танец их языков, их губ. Каждый наклон голов в одну сторону, а затем в другую. Как будто синхронный танец в поисках правильного угла, чтобы исследовать больше и больше. В поисках их общего темпа.       И больше они никогда не говорили о том, как Эвен подарил Исаку его первый поцелуй. Они никогда не говорили о том, как той же ночью Эвен подарил ему и его второй, и его третий. О том, как в какой-то момент, Исак уже не мог даже вспомнить, сколько раз они поцеловались. Они не говорили о том, как они целовались, лениво валяясь на кровати Эвена с переплетёнными ногами. Как они целовались на протяжении бесчисленных минут, хватая лица друг друга.       Нет. Они не говорили вообще. Эвен подарил Исаку все его первые поцелуи, а на следующий день он стремительно впал в свой первый подавляющий эпизод. Он будто рухнул и получил диагноз. После того, как мама Эвена бросила трубку, Исак плакал всю ночь напролёт с болью в сердце. Всё ещё чувствуя губы Эвена на своих.       И Исак ждал, целых три длинных дня прошли без единой вести от Эвена. Ему было плевать на то, что говорила мама, на то, что говорили родители Эвена. Той ночью Исак забрался к Эвену через окно, входя в спальню, в которой неподвижно лежал Эвен. Исак лёг рядом с ним, не сказав старшему мальчику ни слова.       Той ночью Исак часами поглаживал волосы Эвена, пока тот в конце концов не открыл свои глаза. Безжизненный, раненный, но с признанием, с благодарностью, плясавшей в его больших голубых глазах. Таких красивых, несмотря ни на что. Исак пробормотал, что всё будет хорошо, хоть ни черта об этом не знал. Та ночь была первой ночью, в которую они спали вместе.       Исак обнимал Эвена во время всего эпизода. Он был с ним каждый день, обнимая во время просмотра фильмов. Обнимая, когда тот дремал. Родители Эвена переглянулись, но ничего не сказали. И Исаку было абсолютно похуй, что они подумают. Он залезал в окно Эвена каждую ночь, прижимал к себе, пока тот спал, и уходил утром. Исак пообещал ему всегда быть рядом во время эпизодов: «Ты не одинок».       Первый эпизод Эвена случился, когда и начались все эти объятья. Но они никогда, на самом деле, их не прекращали. Им было тринадцать и пятнадцать лет, и Исак обнимал его до тех пор, пока с облегчением не замечал, как улыбка Эвена возвращается на его лицо. Он всё ещё обнимал его, когда глаза Эвена начинали светиться заново. Исак обнимал его со всем своим сердцем, пока, в конце концов, не получил объятия в ответ. Они смотрели фильмы, обнимая друг друга. Они дразнили друг друга. Они смеялись и иногда ударяли друг друга, ладно — только Исак ударял Эвена. Они говорили о жизни, смерти и параллельных вселенных, никогда не покидая объятий друг друга.       Родители Эвена уже привыкли, и это стало просто самой обыкновенной вещью для всех окружающих. Исак и Эвен — они были ласковыми друзьями, обнимающими друг друга. И они никогда это не обсуждали, никогда не обсуждали то, как Исак прижимался к груди Эвена. Они никогда не обсуждали то, как Эвен обвивал руками талию Исака. Это было их обычное дело. Дело их детской дружбы.       Но быть так, настолько близко к Эвену, не всегда было легко для Исака. Ему было почти четырнадцать, он был уже совсем не ребёнком. Исак начал пристально смотреть на линии футболки Эвена на его груди, как ткань мягко подчёркивала его живот. И это было тяжело. Иногда даже чертовски невозможно. Например, когда они ссорились из-за какого-то оскорбления, которое Исак нанёс Эвену, но при этом он всё ещё лежал на его коленях. Они ссорились, пытаясь взять друг друга за руки, пока ладонь Эвена случайно не проскальзывала под футболку Исака. Смех Исака мгновенно замирал в горле.       Ни один из них не двигался. Исак уставил глаза на фильме, пытаясь удержаться за что-то другое, нежели за руку Эвена, которая покоилась на его обнажённом животе. Исак закрыл глаза и со всей силой сконцентрировался на нормализации дыхания. Просто дыши. Как вдруг, Эвен начал лениво поглаживать большим пальцем кожу на животе Исака, доставляя мурашки оттуда прямо вовнутрь штанов. В этот день Исак на одном движении вскочил с кровати. Он нашёл какие-то случайные оправдания для Эвена перед тем, как уйти, даже не осмелившись посмотреть ему в лицо. В этот день Исак сел в трамвай, вытянув руки перед собой. Смутившийся и возбуждённый. Казалось, будто именно таким он и был все те дни.       И то, что Эвен был как бы костлявым подростком, совершенно не помогало. Или может так видел только Исак. Или может сам дьявол встал против него. Потому что в шестнадцать лет Эвен отрастил свои мягкие блондинистые волосы. Этот период продолжался всего лишь на протяжении пары месяцев, но этого оказалось достаточно для Исака, чтобы получить настолько много эротических снов, что иногда он даже не мог взглянуть на лицо Эвена, не покраснев при этом. Исак ничего не мог поделать со слоу-моушн сценой, каждый раз возникающей у него в голове, когда весь уверенный в себе Эвен со своими дурацкими мягкими волосами прибывал на вечеринку. Выглядевший как чёртова рок-звезда. Только блондинистые волосы, пухлые губы и голубые глаза повсюду. И Исак в четырнадцать лет представлял из себя просто сломленную возбуждённую массу.       Однажды ночью они пошли на костюмированную вечеринку. Исак был ангелом, а Эвен — пиратом. Чёртовым, дурацким великолепным блондинистым пиратом с дурацкой серёжкой-кольцом. Исаку было стыдно от того, насколько это дерьмо возбуждало его. Как правило, он мог себя контролировать и быть просто версией его друга, который бы сильно ударил его и сказал бы заткнуться. Но той ночью режим влюблённости Исака был включён. Уровень: жёсткий. Исак пил пиво, не сводя глаз со стены перед ним. Каково это — быть прижатым к стене Эвеном? — Сколько времени? — голос Эвена раздался из ниоткуда. Исак практически вскочил, достал мобильный, и его щёки горели, как будто чувствуя адское пламя. — 21:21, — сказал Исак, смотря в телефон. — Серьёзно? — спросил Эвен, поднимая брови. Исак просто пожал плечами в ответ. — Пойдём, — произнёс Эвен, хватая руку Исака. Этой ночью Исак впервые признался себе. Искренне и открыто признался себе, что был влюблён в своего лучшего друга. Эвен привёл его домой, они лежали лицом друг к другу, разговаривая и смеясь всю ночь. И той самой ночью Исак наблюдал за тем, как он спал. Когда он услышал тяжёлое дыхание Эвена возле него, он набрался достаточно смелости, чтобы наклониться, сблизив их лица, губы Эвена в каких-то сантиметрах от его собственных. Исак потёрся своим носом о нос Эвена очень, очень осторожно. Этой ночью Исак закрыл глаза и уснул, касаясь его лица своим, ощущая пьянящий запах Эвена везде. Исаку было четырнадцать, и он никогда не забудет свою последнюю мысль перед тем, как уснуть в ту ночь. Я влюблён в тебя.       Они уже не были детьми. Исаку было пятнадцать лет. Они ходили на тусовки и напивались. И сердце Исака сжималось, когда он наблюдал за тем, как Эвен целует девушек. Девушки. Всегда чёртовы девушки. Одним днём Исак напился, Исак постоянно напивался в такие дни. Исак задавал тупые вопросы, его сердце задавало. Его сердце черствело. — Я бы понравился тебе, если бы был девушкой? — спросил в нетрезвом состоянии Исак. — Ты мне нравишься даже парнем, — ответил Эвен, хмурясь. Но не тем образом. Всегда не тем образом.       Но у Исака всё ещё оставалась капля надежды в сердце. Ему только надо было знать, мог ли Эвен чувствовать таким же образом. Если бы он узнал, то рассказал бы ему всё. Он бы открыл своё сердце Эвену. Так что, одной ночью, на одной вечеринке, Исак начал спрашивать Эвена о горячих девушках. Спрашивать, чтобы получить его подтверждение. И потом спросил его о парнях. Эвен не нашёл ни одного парня горячим, ни единого. Тогда Исак понял, что его друг был нормальным, он не был чёртовым пугающим типом, желающим своего брата. Сердце Исака было обманутым той ночью, и вся надежда испарилась.       Исак решил, что теперь ему тоже будут нравиться девушки. Он бы пил пиво и фокусировал внимание на привлекательных в девушках вещах. Так он и делал. Исак нашёл голубоглазую девушку. Почти как свет. Он потерялся в её глазах. Он практически забыл об Эвене той ночью. Он танцевал с этой девушкой, он поцеловал её. И это не чувствовалось ужасно. Но и не чувствовалось хорошо. Это было просто ничего. Никаких чувств. И это было нормально.       Это было нормально, пока он не открыл свои глаза и не увидел глаза Эвена, прожигающие его через весь танц-пол. Продолжая всю ночь целовать свою чёртову девушку. Исак не смог заставить себя отвернуться, Эвен не имел, блядь, права. Так что в качестве вызова, он начал пялиться в ответ. Эвен укусил нижнюю губу девушки, и Исак повторил за ним, отражая все действия. Каждый танец его губ. Эвен ел рот своей девушки, вылизывая и пробуя на вкус. Исак делал то же самое. Сейчас он закроет свои глаза.       Но он не закрыл. И Исак целовался с этой девушкой так, как никогда ещё не целовал ни одну девушку раньше. Исак интенсивно целовал её с открытыми глазами, уставившись на светящиеся глаза своего лучшего друга. Он чувствовал, как в штанах становилось всё уже и уже. Он с причмокивающим звуком разделил их рты и убежал. Он нашёл шкаф и зашёл в него. Ёбаный ублюдок.       Исака тошнило от того, что Эвен был везде. В каждом чёртовом месте. В школе. На вечеринках. В его голове. Он не мог закрыть свои чёртовы глаза в спокойствии. Он не мог дышать, не мог есть, не мог функционировать. Он хотел ударить ему в лицо, помимо этого, если только, попробовать на вкус его, блядь, рот. Он хотел так чертовски сильно, что болело всё тело. Болело его сердце, болел его член, болело везде. Иди на хуй, Эвен. — Исак, ты тут? — спросил через дверь Эвен. Эвен нашёл его. Конечно же, он нашёл его. — Отъебись! — закричал Исак. Эвен зашёл в шкаф, в крохотный, крохотный шкаф. И теперь он был везде. Блядь, ну конечно. Его глаза остановились на штанах Исака. — Оу, — произнёс Эвен. Исаку было плохо. Он устал, он был под кайфом, ему больше не было стыдно. Он даже не попытался спрятать это. Может быть, ему следовало даже указать. Это ты. Это всё на тебе. На хуй. На хуй Эвена. Полностью на хуй его. — Хорошо проводишь время с той девушкой? — ухмыльнулся Эвен. — Я тебя ненавижу! — вскрикнул Исак. — Не говори так, — сказал, на этот раз серьёзно, Эвен. — Я тебя пиздец как ненавижу! — воскликнул Исак со слезами на глазах. Исак не заметил, как Эвен подобрался к нему. Он не обращал внимания до тех пор, пока Эвен не встал на колени, достигая его брюк. — Что ты, блядь, делаешь?! — снова закричал Исак. — Я заставлю тебя снова чувствовать себя хорошо, — сказал Эвен. И Исак разрешил ему. Такой чертовски сломленный чудак, которым он был, разрешил бы всё. Он позволил Эвену взять всё в свои руки. Он слишком устал. — Тебе уже делали минет когда-то? — задал вопрос Эвен, уставившись на него. Исак помотал головой, опустив вниз широкие зелёные глаза и губы, наблюдая за тем, как улыбка Эвена обхватила его член. Исак ничего не сказал, но почувствовал всё. От своего сердца до члена. Он ничего не сказал, даже когда посмотрел вниз и пересёкся взглядом с Эвеном, уставившимся на него своими невинными голубыми глазами. Полные беспокойства, его глаза бесшумно искали малейшего знака дискомфорта Исака. После этого Исак не сможет продержаться долго. И он не бросил ни единого слова, пока ощущал, что его тело вот-вот взорвётся. — Эвен? — спросил он отчаянно. Эвен просто кивнул, смотря на него горящими голубыми глазами. После этого Исак сдался, давая своему телу, чёрт возьми, взорваться в рот Эвена, выпустив единственное слово. «Эвен».       После этой ночи Исаку было настолько стыдно, что он оставался в стороне. Они были неразлучны до этого. Он избегал Эвена везде. Эвен звонил ему и писал. А он всё игнорировал. Но это случилось, когда его мама оказалась больна. Она начала кричать и говорить, что он был грехом. Что он был ошибкой. Его мама просто сорвалась. И первый раз в жизни он оказался один. У него не было никого, не было даже Эвена. И это ранило, ранило очень сильно. Ранило, пока он уже не смог вынести этого. Пока одной ночью он уже не смог дышать. Буквально. Он задыхался.       Он убежал из дома, и ноги принесли его в дом Эвена. Он забрался на его окно и постучал. Эвен помог ему залезть в спальню. И когда Исак посмотрел в этот обеспокоенный и заспанный голубой, он просто заплакал. Он всхлипывал как ребёнок. Эвен обнимал его всю ночь, укачивая, словно младенца. Он оставлял поцелуи на всём его лице. Умоляя его перестать плакать, называя его красивым мальчиком. И Исак был обязан сдерживать себя той ночью. Он просил, он молил Эвена его поцеловать.       Им было пятнадцать и семнадцать лет, они больше не были детьми. Но Эвен целовал его сладко, как будто Исак состоял из фарфора. И тот почувствовал себя хорошо впервые за эти недели. Той ночью он крепко спал, не увидев ни одного сна, просто, блядь, спал. Следующим утром Исак проснулся первым. И перед тем, как что-то обдумать, он наклонился и оставил поцелуй на лбу Эвена, спящего как младенец, приоткрыв свои пухлые губы. Мой мальчик, хоть ты и не принадлежишь мне. После этого он ушёл, оставив ему небольшую записку. «Спасибо, что был моим братом».       Исак решил, что не хочет больше избегать Эвена, он больше не мог вынести его отсутствия. Даже если просто платонически. Исаку было почти шестнадцать, но они всё ещё смотрели фильмы, пока он лежал на груди Эвена. Потому что они были почти как братья, друзья детства. Но они не целовались. И один раз они смотрели «Спасти рядового Райана», и Исак жаловался во время всего фильма, говоря Эвену, что в нём нет никакого смысла. Убивать всех, чтобы спасти одного человека. Но Эвен был совершенно не согласен. — Это математика, — сказал Исак, закатывая глаза. — Ты не можешь отрицать математику. — Это не так просто, — ответил Эвен. — Некоторые люди значат больше, чем другие. Я бы умер за тебя на войне. Именно поэтому один не всегда равен одному. Исак ничего не ответил, но понял. Я бы тоже за тебя умер.       Но Эвен был биполярен, эта болезнь была коварна. Она была злом. Когда эпизоды Эвена только начали гаснуть в их памяти, будто плохие сны, они начались сначала. Как горькие воспоминания. Эвену было всего лишь восемнадцать, но ему приходилось со стольким справляться, Исак наблюдал за тем, как тот бессильно падал каждый раз. Исак был свидетелем всего дна. И Эвен пытался. Эвен очень сильно пытался. Он ходил к бесчисленному количеству терапевтов, принимал лекарства. И некоторые комбинации не ощущались для него «прогулкой по Луне».       Один раз лекарства Эвена скорректировали. На той же неделе он оказался подавлен. Депрессия. Тяжёлое падение. В один день он уходил из школы, обернувшись на Исака и отправив ему воздушный поцелуй, светясь, будто солнце. На следующий день он становился собственной тенью. И Исак был рядом, Исак был на каждом шагу этого пути. Той ночью он в очередной раз забрался в его окно и знал, чего ожидать. В шестнадцать лет Исак стал биполярным про. Он читал каждое маленькое дерьмо, смотрел его с первой строки. Так что, шестнадцатилетний Исак знал, чего именно ожидать, когда он зашёл в ту спальню той ночью.       Только одной вещи в этот раз он не знал совсем. Он забрался в спальню Эвена той ночью, и его сердце внезапно наполнилось резкой болью. Эвена не было в кровати. И это было неправильно, это было неожиданно. Его голову затуманило сразу же, пока он обыскивал всю комнату в слоу-мо.       Он увидел свет в ванной Эвена и открытую дверь. Моргание. Моргание. Моргание. И Исак в шестнадцать лет понял, его сердце скрутило. Он начал плакать. Исак медленно вошёл. Нет. Прошу, Боже. Прошу, пожалуйста. Только не это. Только не мой Эвен. Исак оказался на пороге ванной, и весь воздух в одно мгновение покинул его тело. Эвен был там, Эвен был жив.       И Исак посмотрел вниз, Исак увидел дно и отчаяние. Но ничто не предвещало ему ада. Он посмотрел вниз, и его сердце заревело. Эвен был разбит вдребезги, его длинные ноги разбросаны на полу, один локоть покоится на туалете. Эвен взглянул на Исака, а затем наклонился к унитазу, его сильно рвало. В следующую секунду Исак сел на колени рядом с ним. Эвен смотрел на Исака, пытаясь завести разговор, но вместо этого только плакал. Та ночь. Тот ад. Исак причесал мокрые волосы на лбу Эвена. Всё наладится. Исак вытер его полотенцем. Всё наладится. Исак поцеловал его лоб. Всё наладится. Он продолжал повторять это, словно мантру, хоть и ни черта об этом не знал. — Я не хочу чувствовать ничего, кроме боли, — произнёс Эвен, плача в плечо Исака. А Эвен никогда не плакал.       И тот Исак, в возрасте шестнадцати лет, вытащил за руку беспорядочного и плачущего Эвена. Он вынудил его встать. Исак пробежал через всю комнату Эвена, оставив все окна открытыми в холодный, очень холодный ноябрь. Исак бросил на пол свою куртку и сел на подоконник, притянув Эвена, чтобы тот лёг на его грудь, твёрдо сжимая их руки у сердцебиения Эвена. Сильное. До тех пор, пока оно сильное. Морозный ветер пощипывал их тела полностью, Исак укачивал его в объятьях. Всё наладится. Всё наладится. Пока ты существуешь. — Ты не должен быть здесь, — хрипя, сказал Эвен миллион минут спустя. — Нет такого места, где я бы хотел быть больше, чем здесь. И это была обыкновенная правда.       Затем Эвен отпустил смешок. Всего лишь на секунду, но он прозвучал здесь, посреди ада. Сердце Исака ёкнуло в груди, его сердце с давних пор было строго связано с Эвеном. Эвен поднёс руку Исака к губам и оставил на ней крепкий поцелуй. Они просидели так ещё какое-то время, дрожа в руках друг друга, но не сделав ни единого движения. — Я бы не смог сделать это без тебя, Исак, — прошептал Эвен. — Спасибо. Спасибо тебе за твоё прелестное существование.       И в середине морозящего ада Исак просто понял то, что его сердце уже знало. То, что было прямо там — была любовь. Чистая и истинная любовь. Исак поменялся бы с ним местами за считанную секунду, если бы мог. Он бы прошёл через весь чёртов ад, чтобы привести его обратно домой. В любое время.       Я бы выбрал ад вместо рая, чтобы лишь быть рядом с тобой.       Я люблю тебя.