Беспричудная

      Прошла неделя, когда юные герои академии «Юэй» проводят семь дней с про-героями, набираясь опыта и узнавая что-то новое. По сути, нужно радоваться чему-то новому, особенно, когда ты — герой. Ты узнал, на что способен, даже участвовал в настоящих операциях вместе с про-героями! Так чего печалиться-то? Да вот есть с чего…        — Как вы знаете, первый семестр подходит к концу, — начал классный руководитель, озирая весь класс, при этом не находя одного ученика; глубоко вздохнув, он продолжил, — а это значит, что скоро экзамены. У вас их будет два: теория и практика. Теория будет через два дня, время подготовиться есть. Практика же через день после теории.        — А что будет во время практики? — спросил поднявший руку Мидория.        — Узнаете во время экзамена, — немного строго ответил ему учитель.        — Аизава-сэнсэй, — руку робко подняла Тодороки-младшая, не осмеливаясь поднять взгляд на мужчину. — У меня вопрос не по теме… — голос дрожал, все вокруг напряглись, ведь догадывались, о чём хочет спросить девушка.        — Не медли, — слегка приказным тоном сказал он.        — А Мизуки… ну, когда она вернётся? — и сейчас ярко-голубой взгляд поднялся и встретился с чёрными очами. — Уже два дня, как мы учимся после недели, проведённой с про-героями…        — Она вернётся, как только наставник отпустит её, — сухо ответил Аизава-старший, с глубокой печалью глядя на одну из лучших подруг своей дочери.        — Что вообще возомнил её наставник?! — возмутилась Куро, скрещивая на груди руки. — Она не обязана его слушаться по истечению срока, потому что ей нужно присутствовать на уроках!        — Куро… — начал было мужчина, но его перебил голос.        — Если ты не знаешь, о ком говоришь, не смей раскрывать пасть в его сторону, — прозвучало хладнокровно и грубо одновременно.       Все обернули свои головы на открытое окно, на подоконнике которого восседала та, о кой шла речь. Её чёрные волосы плавно развевались на ветру, чернющие глаза отдавали холодом, заставляя испугаться неизвестно чего. Тон голоса груб, жесток, холоден; от одного его бросало в дрожь. Взгляд не показывает ни одной эмоции. Её кожа стала бледнее. Сама девушка похудела — это заметно по слегка выделяющимся скулам и талии, что облегала рубашка. Она пристально смотрела на свою подругу.        — Я понятно объяснила? — Аизава-младшая спрыгнула с подоконника и направилась к своей парте. Сев за стол, она подняла взгляд на учителя. — Продолжайте.       Шота почувствовал что-то неладное. По его коже пробежал холодок, которого он уже давно не испытывал. Его удивила манера речи, поведение, взгляд… его удивило всё, что изменилось в его дочери. Даже голос… даже её сладкий, нежный, звонкий голосок сейчас звучал намного грубее и жёстче. А самое поразительное — это её руки. Они не в бинтах, на них ни следа от того, что было в тот момент, когда он отправлял её к нему.       Ну да, к нему. Как только в его голове пронеслось имя наставника Мизуки, Аизава всё прекрасно понял. Его дочь изменилась не просто так. Ей помогли измениться. И помог ей в этом её же собственный дедушка, о котором, достаточно понять по взгляду, она уже всё знает.       Вдохнув поглубже, чтобы успокоить свои нервишки, он выдохнул, вновь обвёл весь класс взглядом и повторил всю информацию, что сказал ранее, а потом добавил:        — Те, кто сдадут все экзамены, отправятся в школьную поездку вместе с 1-В классом, — проговорил мужчина, — а те, кто не сдаст, останутся здесь на всё время поездки и будут ходить в академию так же, как и ходят сейчас. На этом всё.       Когда прозвучал звонок, две особы, что обладали белой и красной макушками, подбежали к парте подруги и нависли над ней, смотря на неё испепеляющими взглядами. Первая не выдержала Кемури.        — Ну, и как это понимать?! — прокричала она, смотря в профиль на подругу. — Ты где была все эти два дня? Что с тобой случилось? Тебя как будто подменили! И что это ещё за ответик такой был, а?!        — Куро, хватит на неё орать! — чуть тише сказала Тодороки, хмурясь. — Зуки, объяснись, пожалуйста!        — Мне тоже интересно! — к ним повернулся Киришима, который сидел перед виновницей сие всего кошмара.        — Да, Мизуки-чан, расскажи, что с тобой случилось? — спросил Мидория; все взгляды пали на неё.       Да, все взгляды пали на неё, а ей хоть бы хны. Она просто сидит и смотрит вперёд, в точку, которую не видит никто, кроме неё самой. Смотрит на неё и думает. Думает о своём. О том, что она прожила эти девять дней. О том, как тяжело скрывать настоящие эмоции под маской, но здесь можно сказать спасибо её наставнику, деду, который научил отключать все чувства и эмоции, чтобы не чувствовать душевной боли.        — Я не обязана вам рассказывать то, как я проходила неделю практики с про-героем, — холодно сказала она, плавно переведя взгляд на своих подруг. — Не обязана и не хочу.        — Мы тебя просим рассказать не про то, как ты проходила практику, — девушка, что имела красную внешность, нахмурилась от наплывшего негодования. — Мы просим тебя рассказать, что такого произошло, что ты так изменилась! — она сделала акцент на слово «так».        — Я ответила тебе уже на твой вопрос, — настойчиво произнесла Аизава. — И не собираюсь повторяться.        — То есть, ты хочешь сказать, что эта неделя… нет, эти твои девять дней практики так тебя изменили?! — красноволосую особу было уже не остановить — она разозлилась.        — Куро, прошу, прекрати кричать и гневаться! — умоляюще протораторила их общая подруга, вставая меж ними.        — Нет, я не прекращу! — Кемури посмотрела на сидящую подругу со злостью. — Какого хрена, скажи мне, пожалуйста, какой-то там про-герой, о котором из нас никто ни слуху ни духу, имеет право делать с тобой такое?! Отв… — но ей не дали договорить.       Девушка, на кою сейчас кричали, резко и быстро встала, при этом какой-то невидимой волной оттолкнув всех подальше, и прижала свою подругу к стене, при этом одной рукой взяв её руки над её же головой, а второй схватившись за горло. Её чёрный, словно две дыра, взгляд проник прямо внутрь бедной особе, от чего у той тело всё дрогнуло и начало незаметно трястись.        — М-ми… Мизуки… — в её голосе слышан страх.        — Ещё раз, слышишь меня? — она произнесла это хрипло и устрашающе. — Ещё раз ты что-то скажешь не то про моего деда, я тебе сверну шею, ясно?! — а после так же резко отпустила и вернулась на своё место.       Больше её никто не трогал, ибо опасались.       Дома девушка первым делом направилась в ванную комнату. Наполнила ванную горячей водой, добавила бомбочку. Разделась, аккуратно сложив одежду на специальную тумбочку. Включила музыку на телефоне и залезла в ванну, окунаясь почти что полностью.       Откинув голову назад, она посмотрела на белый потолок и издала тяжёлый вздох, который эхом разлетелся по санузелу. Ей стало как-то не по себе. Что-то защемило в области груди. Ей пришлось даже зажмуриться, чтобы отогнать это странное чувство.       «Я не могу рассказать им всю правду… — проговорила она у себя в голове, немного успокоившись. — И так проболталась, что Джирокё — мой дед, хотя имени они и не знают, — девушка прикрыла глаза и стала наслаждаться горячей водой. — Как же хорошо… давно я не лежала в ванне… Тело так расслабляется. Ты лежишь в тишине, рядом лишь играет твоя любимая музыка. Ты один. Один… Как же прекрасно!» — её губы изогнулись в слабой улыбке, но она тут же исчезла.        — Нельзя… — слегка хрипловатым, из-за частого крика на деда, голосом прошептала девушка в пустоту. — Нельзя улыбаться…       Она пролежала так около сорока минут. Начало клонить в сон — тогда и вылезла из ванны, смыв за собой воду и сполоснув ванну от пены. Завернулась в полотенце, волосы слегка вытерла и оставила распущенными высыхать. Надела мягкие тапочки и вышла из ванной комнаты. В нос тут же ударил такой знакомый запах отцовской лазаньи, что она так любит.       «Папочка… — подумала она, и на душе стало тепло. — Папа!» — девушка забежала в свою комнату, переоделась в розовую пижаму с единорогами и чуть ли не мгновенно оказалась на кухне. Перед её глазами вырос мужчина, стоящий к ней спиной и возящийся около плиты. Она тихо прошла в комнату и села за стол, стараясь не шуметь, только вот её отец и так знал, что его дочь здесь.        — Как дела? — задал он свой первый вопрос, накладывая ужин на тарелку.       «Папочка… — вновь пронеслось у неё в голове. — Папочка, мой любимый папочка, знал бы ты, как я желаю с тобой обо всём поделиться! Но я не могу… нет, не могу…»        — Я могу не понять, что ты чувствуешь, — не дождавшись ответа, продолжил Аизава-старший, — поэтому не жду от тебя объяснений. Скажи только одно, — он развернулся и посмотрел в точно такие же глаза, как и у него, только более холодные и бесчувственные, — что ты сейчас чувствуешь ко мне, узнав всю правду?        — А разве правда что-то меняет? — тут же вопросом на вопрос ответила девушка. — Прошлое — оно и создано для того, чтобы его просто вспоминали. Что сделано, то сделано. Я не злюсь на тебя. Наоборот, я рада, что меня не воспитала такая мать, как Джонетта.        — Я не про это, Мизуки, — мужчина поставил перед ней тарелку, всё так же смотря в её глаза. — Я хотел тебя убить…        — Но не убил же, — она перевела взгляд на лазанью, что издавала приятнейший аромат. — Понятное дело — ребёнок в незрелом возрасте та ещё проблема. Многие захотят избавиться. Я бы тоже захотела избавиться. Возможно тем же путём, что и ты, — дочь Сотриголовы подняла на него свой взгляд и, слегка расширив глаза, прошептала: — Наше мнение меняется, лишь увидев или услышав самолично.        — То есть… — он сел рядом с ней на соседний стул.        — Я люблю тебя и не виню тебя в чём-то, — она взяла вилку и отрезала небольшой кусочек лазаньи, воткнула в него вилку, поднесла ко рту отца, придерживая второй рукой, чтобы кусочек вдруг не упал на пол. — Кушай.        — Тебе надо есть больше, — отец юной героини слегка улыбнулся. — Вон как исхудала, совсем не следишь за собой.        — Я не могу показывать то, что я чувствую на самом деле, — сказала она, убрав вилку с едой от его рта. — Точнее, я даже прочувствовать это не могу, так как всё внутри себя закрыла. И закрываю по сей день. Думаю, ты понимаешь, почему. Уверена, Джирокё тебе ещё до меня всё рассказал, — взгляда девушка не подняла. — Поэтому я могу доказать свою любовь и преданность к кому-либо только поступками. Как сейчас…       В эту же секунду, всё разложив по полочкам у себя в голове, Аизава взял дочь за кисть и поднёс её к своему лицу, а потом съел тот кусочек, что был насажен на вилке. Улыбнулся и потрепал волосы дочери.        — Кушай, солнышко, — поцеловал в макушку и продолжил наблюдать за ней.       Ужин прошёл в тишине. В тишине, атмосфера которой была до краёв наполнена любовью.       Прошло два дня. За это время к ней почти никто не подошёл, кроме двух людей. Люди эти не являлись учителями или её лучшими подругами, но были из её класса.       На следующий день, после того как она вернулась, по окончанию уроков эти двое заставили её остаться в классе и обговорит некоторые моменты. Они уселись на парты, пристально смотря на неё. Девушка же облокотилась спиной на учительский стол.        — Мизуки, есть разговор, — начал один из них; это были парни.        — Какой же? — всё так же холодно ответила вопросом на вопрос она.        — Это по поводу тебя, — сказал второй; он немного волнуется, что видно по его выражению лица.        — Я уже поняла, — она, будто отстранённая от этого мира, смотрела на двух парней.        — Послушай, — не выдержал такого давления со стороны девушки, которая даже и не думала давить на своих одноклассников, второй из парней и подошёл к ней на два шага. — Мы понимаем, что ты пережила что-то тяжелое. Возможно, тебе пришлось измениться ради чего-то, а может и кого-то. Но…        — Хватит уже тянуть, дерьмоволосый! — пробурчал первый парень, недовольной фыркнув. — Короче, он хочет сказать, что даже если ты изменилась, мы всё ещё твой класс и твои друзья. Мы не предадим тебя и всегда поможем, чтобы ни случилось, поэтому прекращай этот цирк и становись уже нормальной! — за его глазами спрятана боль, которую он испытал, увидев её в другом образе.        — Кацуки! — возмутился Киришима. — По поводу друзей он верно сказал, а по поводу второго… эх, просто не отдаляйся от нас, хорошо? — и он улыбнулся своей доброй и лучезарной улыбкой.       С того разговора прошёл день, и ни прошло и часа, чтобы девушка не думала о нём. Она понимала, что они правы. Понимала, что не должна отдаляться от своих друзей. Должна быть рядом с ними. Поддерживать их так же, как поддерживают её они. Только вот… всё это… ну…       «Хватит! — раздался в её голове её же голос. — У тебя сейчас теоретический экзамен. Тебе надо сосредоточиться. Остальное — потом!», — она сосредоточила свой взгляд на вопросах и стала на них отвечать, изредка хмуря брови.