Прости меня...

Худшего навигатора, чем Эдна было не найти на всём белом свете. Ребята два раза чуть не врезались в дерево, восемь раз разворачивались за проулками туда-сюда, четыре раза проехались по лесу… Алюмен чуть коньки не отбросил, пока разворачивался то за один угол дома, то за другой. Как бы Эдна ни старалась, но в голове совершенно не вырисовывался адрес родного дома. С одной стороны, такой дефект, который остался после лечения и мучений, можно понять, но с другой все были на последнем издыхании, и если в ближайшее время не найдут где переночевать, они буквально «сдохнут» от усталости. До пристанища они добрались лишь ночью — и то случайно, потому что Питер увидел аншлаг, на котором большими буквами красовался адрес, о котором говорила Эдна. Наверное, в тот момент не было людей счастливее, чем наша четвёрка. Как итог, дом семейства Конрад оказался в самом непредсказуемом месте — у обрыва Большого озера, от которого веяло ночной прохладой, а сверчки вдалеке стрекотали свои неумолкающие симфонии. Компания блаженно выдохнула, когда двигатель спустя пять часов непрерывной работы наконец-то замолчал. Ребята распахнули двери салона, впуская внутрь прохладный летний ветерок. — Ну и ориентировка у тебя, конечно… Я в жизни так долго никуда не ехала! — задыхалась от усталости Лорнец, выходя из машины. У блондинки защемило спину во время поездки, и когда она выпрямилась, хруст позвоночника, наверное, услышала вся Германия. Алюмен предложил мануальную терапию, но Питер вовремя отговорил Петру. Мол — «она мне нужна живой, а не поломанной». Силы были на пределе, так что ребята без промедления пошли к дому. — Мда… Живёшь, куда ворон костей не заносил… — осмотрел вход в жилище Питер. Эдна раздражённо цыкнула: — Ох, ну извините! В следующий раз, когда мне будут стирать память, оставлю вам блокнотик с адресом! Троица решила это не комментировать, ибо всё внимание перешло на жилище. Снаружи дом выглядит куда лучше: внутри были трухлявые стены и пол, старая порванная мебель, плесень и запах сырости. Именно сырости, а не Большого озера снаружи. — Дом явно заброшен… — Вау, капитан Очевидность! А то мы не видим! — буркнула Лоренц в сторону Алюмена, раздавив жука под ногами. — Эдна, ты точно не ошиблась адресом? — Точно… — задумалась девушка, вглядываясь в пыльную картину на полу. Изображённая девушка пыталась разглядеть Эдну через толстый слой темноты и серости. — Альберт Линч… — Что-то вспомнила? — спросил Питер, тоже смотря на портрет. Конрад не ответила, она как будто была под гипнозом. Но стоило Алюмену пощёлкать перед её носом пальцами, как она отмерла и замотала головой: — Да так, не важно. Давайте быстренько осмотрим дом, тут должно быть много интересного… Но осматривалась, скорее, только Эдна, остальные же жадно смотрели на большую кровать в соседней комнате. Но Эдна буквально на коленях умоляла ребят немного потерпеть, пообещав после обыска не трогать их. В темноте ни черта не было видно, и они еле нащупали две керосиновые лампы: одна целая, а другая с побитыми краями сверху. Алюмен нашёл в кармане зажигалку и зажёг единственные работающие источники света в доме, ибо проверять электричество в полудохлом здании было плохой идеей. И ребята совсем приуныли, когда увидели при свете, в каком состоянии дом. Они отчаялись, решив, что шанс найти хоть что-то хорошее равен нулю. Но оказалось, поиски увенчались успехом. Тщательно осмотревшись, Эдна нашла кучу небитой посуды в разваленном серванте, новую одежду в облезлом шкафу, среди которой оказались отличные мужские и женские вещи, нетронутые коварной молью. Это обрадовало ребят, потому что им изрядно надоела «униформа» психушки. — Забавно, а я уж думал, всё потеряно… — посмотрел на чёрные джинсы и белую футболку Зольберг. — Но предлагаю переодеться завтра. Иначе мы точно умрём от усталости. — Ну, а ещё это немного странно, ложиться спать в такой одежде. — дополнил любитель Ци, отрыв какой-то коричневый комбинезон. Эдна с Петрой же разделились во мнени: Петра выбрала серые бриджи и чёрную рубашку в горошек, а Эдна взяла бежевые кюлоты и лиловую майку. — Кстати, а нас не будут искать? — Чёрт побери! Питер, ну конечно же будут! Но судя по долгой дороге сюда, они не скоро нас найдут. — Почему ты так в этом уверена? — не понял Зольберг. Но за блондинку ответил Алюмен: — На «изучение» пути ушло не меньше четырёх часов. Плюс, три часа на дорогу. А теперь прибавь тот факт, что никто понятия не имеет куда мы направились. Или ты думаешь, что полиция первым делом поедем смотреть трухлявый дом в поисках беглецов? — Будь я копом, сделал бы именно так. — пожал плечами Питер. — Даже если и так, сейчас они точно сами не будут искать. Во-первых, мы уехали на машине Марселя, где лежали документы, собственно, Марселя. А значит, что без документов он почти ничего не может сделать. — Какие ещё документы? — заинтересовалась Конрад. — Пока вы валялись с Ключников в подвале, я успел изучить машину вдоль и поперёк. В бардачке я нашёл договор о владении лечебницей, водительские права и пару копий паспорта. — Это хорошо… Будет чем заняться завтра в дороге. — обрадовалась фиолетоволосая. Собрав одежду в охапку, они двинулись дальше. На кухне ничего не было, кроме холодильника с протухшими овощами и взорвавшимися рыбными консервами. Вонь стояла ужасная, и ребята поспешили свалить оттуда побыстрее. В ванной стояла разбитая раковина, ванная и зеркало. Оставалась спальня и второй этаж, но Эдна успокоила ребят — на втором этаже она сама всё посмотрит, потому что там находилась её комната. Они облегчённо вздохнули, и пошли наконец изучать спальню. Как оказалось, им крупно повезло: помимо кровати там был ещё и диван, который, если его разложить, становится довольно большим. Пока парни отряхивали спальное место, Эдна раздобыла тёплые одеяла в том же шкафу. Правда, с одеялами повезло меньше: пыли в них было очень много. Но Конрад быстро вытряхнула их через окно, и уже через три минуты одеяла были чистые и немного свежие. — Предлагаю так: парни будут спать на первом этаже, а девочки на втором. Тут много места и мы сможем вас защитить, если что-то случится. — рассудил Питер. Алюмен поддержал парня: — К тому же, потолок выглядит хило. Если мы ляжем на втором этаже, есть вероятность сломать дом окончательно. А вы щупленькие, ничего от вас не будет. Можете спать спокойно. Девушки кивнули, отдавая одну керосиновую лампу Питеру, чтобы парни не остались в темноте. Поставив светильник на тумбочку, Зольберг обратился к Алюмену: — Так, кто из нас будет спать на кровати? Давай на «камень-ножницы-бумага»? — О боги… Я не стану играть в эти детские игры! — Уверен?.. — с улыбкой приготовил кулак Питер. — Я похож на идиота?! — Есть такое. — Ох, дошутишься ты скоро, я чувствую. Первые ножницы, если что. Победил, разумеется… А никто не победил, потому что после двадцать третьего переигрыша Петра отвесила обоим мощный подзатыльник, сказав, что ей тоже очень хочется спать, и пусть Питер спит на диване, а Алюмен на кровати. Противиться никто не стал, все пожелали друг другу спокойной ночи и мирно разошлись по комнатам. Скрипучая лестница страшно трещала под ногами девушек, но выбора не было — не спать же им на грязном полу внизу. Когда они преодолели все ступеньки, их взгляды разделились: на втором этаже было две двери. По словам Эдны, одна вела в кабинет отца, а другая — в её комнату. — Но в комнату отца мы не пойдем. — Почему? — не поняла блондинка. — Потому что там дыра в полу. Нам её ни за что не преодолеть. — Да ну? Мы прошли огромные путь из психушки, а сейчас не можем сопливую яму перепрыгнуть?! Но Эдна покачала головой: — Мы в любом случае пойдём туда. Но утром, когда увидим дом во всей «красе». А сейчас пойдём ко мне. Если я не ошибаюсь, там должно стоять две кровати. — Почему две? — Одна для меня, а вторая для Харви. Я ещё вспомнила, как еле уговорила отца купить её. Знала бы ты, чего мне это стоило… Открыть дверь было проще простого: от первого же толчка она прохрипела на весь дом. Петли очень сильно проржавели, но внутрь всё-таки удалось попасть. Действительно, внутри было две кровати: абсолютно одинаковые по размеру и цвету. Разница только в расположении — кровать Эдны стояла ближе к выходу, а кровать Харви была у стены. — Она почти чистая! Это успех! — порадовалась Петра. Девушка уже собралась укладываться, как вдруг её одёрнула Эдна: — Подожди. А ты не… — Ну чего опять случилось?! Прости, но если я сейчас же не лягу, то придушу тебя подушкой и захраплю на твоём трупе! — предупредила Петра, ложась на кровать. — …хочешь отряхнуть кровать… Это было справедливо, поэтому Эдна закрыла рот и наблюдала, как блондинка, прислушившись к совету подруги, стряхивает мусор с кровати и пулей приземляется на пожелтевшую простынь. Чтобы не терять зря время, Эдна тоже почистила кровать от скопившейся за столь долгие годы пыли и присела на край кровати. Благо, что лампу можно было поставить на полуживой стол возле кровати. Довольная Лорнец с наслаждением выдохнула, будто лежала на королевской перине Букингемского дворца, а не на проеденной короедами скрипучей кровати, которая вот-вот провалится на первый этаж. — Пока я подобрела, у тебя есть минута рассказать, что ты хотела. — лениво произнесла Петра, даже не повернувшись к Эдне. И Эдна начала говорить: — Помнишь ту картину, что мы видели на первом этаже? Кажется, я её вспомнила. Эта картина… Она… Нам её подарил Марсель, когда ездил путешествовать в Ирландию. Отец любил коллекционировать всякие раритетные вещи. — Круто… И что? Эдна поёрзала, устроилась поудобнее и пояснила: — Я тут думаю: если нам предстоит путешествовать вместе, то понадобятся деньги. Почему бы завтра не собрать всё уцелевшее и продать на барахолке? Ну, или просто взять с собой, на всякий случай? Петра громко зевнула: — Мысль хорошая… Сделаем это завтра. А теперь, дай мне насладиться долгожданным сном. — блондинка укуталась в пуховое одеяло и через пару секунд сопела во всё горло. Фиолетоволосая улыбнулась, затем облокотилась на стену и уставилась на полусгнивший потолок. Её радовало, что память начала восстанавливаться, пазлы в голове потихоньку соединялись… Но грустно, что у девушки не осталось никого. Последней ниточкой спасения от одиночества был этот самый дом, но когда Эдна осмотрелась — она его не узнала. Это совершенно не то место, где ей хотелось оставаться. Нет, дело сейчас не в заброшенности, а в том, что без родителей для неё он… чужой. Стал чужой без папиных вещей, без маминых фотографий, без её Харви. Как будто дом не принимал её, отторгал всем своим видом. Больше не хотелось искать родителей. Хотелось только побыстрее закрыть глаза, увидеть сон, а как только солнце заденет её кончик носа — вскочить и уехать отсюда как можно дальше. Но она не могла. Не могла по многим причинам: было много нераздаганных тайн, куча незакрытых гештальтов, бесконечное количество вопросов. К тому же, ей нужно собрать всё, что когда-то было ценным для неё. Хотя бы попытаться сохранить остатки своего прошлого, уцепиться за эту веточку тёплых воспоминаний о родителях. Обиднее всего, что из головы никак не хотел выходить этот пресловутый Альфред и воспоминание в полицейском участке. Это же подлый, отвратительный поступок со стороны Эдны, теперь она наконец-то осознала это полностью. Ей сейчас было стыдно за то, что она попросту эксплуатирует своё окружение ради собственной выгоды. И впервые за всё время, что она помнила, ей стало противно. Противно от самой себя, от своих поступков и мыслей. «Ты никогда никого не слушаешь!» Эта фраза всплыла в голове резко и неожиданно: голос отца в голове обжёг кожу, отчего тело покрылось мурашками. «Всю свою жизнь я делала только то, что мне вздумается…» Видимо, от таких умных рассуждений, она шёпотом начала говорить сама с собой: «И что хорошего ты сделала другим? Кому хорошо от твоего присутствия в этом мире? По крайней мере, Альфреду ты знатно испортила жизнь. Конечно, он мне тоже, но…» Девушка даже стыдно было плакать. Ей почему-то захотелось покончить с собой, но тогда бы она навсегда возненавидела себя. Самоубийство не даёт ничего хорошего, кроме слёз и страданий других людей. И опять же, эгоизм. Эдна — один сплошной эгоизм в этом мире. «Ещё никому не было хорошо от моих поступков». — Да. И это неправильно. Слышишь, Эдна? Так нельзя! Вот теперь-то голос точно был настоящим. И даже чересчур живым. — Папа? Ты здесь? У девушки задрожал голос. То ли от шока, то ли от радости. Из-за дверей появился высокий мужчина. На его лице была грусть, тоска, печаль — вся скорбь мира собралась в его физиономии. — Да, я здесь, Эдна. Наконец-то мы встретились, доченька… — Папочка… Папочка! — девушка бросилась в объятия к своему отцу и крепко прижала к себе. Мужчина легонько погладил её по спине, поцеловал в щёку и вновь заговорил: — Зачем ты вернулась сюда? Ты же видишь, в каком состоянии дом… Ты могла уехать с друзьями в более подходящее для ночлега место… — Я хотела найти тебя! Хотела понять, кто я, вспомнить хоть что-то из своего прошлого! — всхипывала девушка, уткнувшись в плечо отцу. Мужчина тихо хохотнул: — Но ты же понимаешь, что это бессмысленно? Эдна на секунду отстранилась: — Что? Но почему?.. Мужчина поправил очки: — Потому что это твоя прошлая жизнь. Всё, что тебе нужно — это твои друзья в настоящем и твоё состояние в будущем. Вся жизнь — это материалы, а мы в нём… — …творцы… — Верно. Я рад, что ты вспомнила мои слова. Но более вспоминать не нужно. Ты ведь сама поняла, что натворила в прошлом много ужасных вещей, верно? Девушка тяжело вздохнула и согласилась. — Так зачем разочаровываться в себе? Отпусти своё прошлое, живи настоящим! Извлеки урок, научись быть милосерднее к окружающим. Не забывай благодарить за всё, что для тебя делают… Мужчина наклонился к девушке поближе: — …И самое главное — не забывай просить прощение. Никогда не забывай этого. Поняла? Девушка внимательно посмотрела в отцовские глаза: они были до ужаса живыми, реальными. Их зеленоватость пугала и радовала одновременно. Она не могла поверить, что говорит с отцом. С родным, любимым, единственным отцом, которого ей так не хватало долгие годы. Не хватало всю жизнь, что себя помнит. Даже будучи маленькой, когда отец жестоко воспитывал её, всё равно не хватало его. А теперь… — Ты… живой? — спросила скорее у себя девушка. Мужчина кивнул. Но Эдна почему-то не поверила ему. — Я всегда буду жить. До тех пор, пока ты меня помнишь. — он положил левую руку ей на сердце, словно оставляя кусочек свей души в её груди. Как будто ставил клеймо на память перед уходом. Самое тяжёлое клеймо на свете… И оно называется тоска… — Всё хорошо… — мужчина погладил девушку по голове. Эдна боялась, что отец исчезнет в воздухе, будто его никогда и не было… Но он оставался на месте. И тогда девушка решила освободить себя от страданий, которые копились в ней долгие годы: — Отец… Прости меня… Я была такой дурой! Из-за меня пострадали все, кого я знаю! Мужчина продолжал гладить девушку по голове: — Всё хорошо… Я прощаю тебя… — Я так скучаю по тебе… Я очень скучаю, пап… — навзрыд хрипела Конрад. — Где ты сейчас? Ответь, прошу! — Это неважно. Теперь ничто не важно. Важно то, что ты собираешься делать дальше. Всё, что тебе нужно находится на верхней полке твоего шкафчика. Возьми это, изучи хорошенько, забери важное, а лишнее выбрось туда, где невозможно будет достать. Девушка, шмыгая носом, согласилась. Она не может не согласится, она должна согласится. — Хорошо… Я так и сделаю… Мужчина погладил её по голове и поцеловал в макушку: — Поклянись мне, что не вернёшься в лечебницу, забудешь Харви и перестанешь гоняться за прошлым. Поклянись, что повзрослеешь и будешь принимать осознанные решения. Эдне стало страшно: она никогда так не боялась клясться, как сейчас. Для неё клятва — это вето, которое она ни при каких обстоятельствах не нарушит. Но как она может поклясться в этом? Это же нечестно! Нечестно… Нечестно… Нечестно… Вот оно! Это — идеальная плата за всё её содеянные поступки! Её раскаяние перед всеми! Она больше не будет поступать так, как раньше! Она станет лучше! Намного лучше! — Поклянись, чтобы я гордился тобой, Эдна… Это роковой шаг. Может, это обычная галлюцинация Эдны, но это всё равно клятва. Её нельзя давать просто так, а отцу тем более. Если она поклянётся, то впереди её будет ждать светлое будущее, хорошее настоящее, но печальное прошлое. А если подумать… Это перечеркнёт всё то, ради чего она так стремилась узнать правду — это перечеркнёт её саму. Эдна не будет Эдной, если станет паинькой, забудет старое и будет хорошо себя вести. Эдна не будет Эдной, если не будет бороться и искать старого друга, а именно Харви. Эдна не будет Эдной, если превратится в идеального ребёнка, которым будет гордиться отец. Потому что он НИКОГДА ею не гордился! Собрав всю свою волю в кулак, Эдна улыбнулась: — Прости, отец, я вновь тебя разочарую: я не стану этого делать. Я не хочу забывать себя, мне нравилась прежняя жизнь. Да, я не нравлюсь себе в прошлом и действительно хочу жить новой жизнью… И девушка отошла на пару шагов назад: — …Но забывать старое я не хочу. Это моё прошлое, это мои воспоминания, которые надо вернуть. Если весь мир материал, а я творец, тогда я хочу устроить хаос. Она утёрла нос и громко засмеялась. А вот отец не на шутку разозлился: — Ты мелкая, паршивая дрянь! Опешевшая Конрад не успела удивиться, как на её плечах оказались руки отца. — Папа, что делаешь?! Отпусти, мне больно!!! — Ты отвратительная, гадкая девчонка! Ты ещё пожалеешь, что не поклялась! Знай же, что если останешься здесь, то тебе не жить! Я не позволю тебе оставаться здесь! Не позволю, Эдна!!! Не позволю, Эдна!!! — Остановись, папа! — закрыла лицо руками девушка. — Не позволю, Эдна! Не позволю, Эдна… Эдна… Эдна… Эдна… Очнись, Эдна…

***

— ЭДНА!!! Распахнув глаза, Эдна увидела перед собой Петру, которая трясла её за плечи: — Эдна! Очнись, Эдна! Фиолетоволосая, всё ещё вне себя от шока, начала шамкать ртом, как голодный пескарь. Ей до сих пор не верилось, что это был сон. Всё было как настоящее… — Фух, ну слава богу… Твою мать, ты скоро меня до инфаркта доведёшь! А мне, между прочим, только восемнадцать! Я ещё моло… Но блондинку прервали крепкие, сильные объятия Конрад. Фиолетоволосая расчувствовалась так сильно, что даже крепко поцеловала Петру в щёку: — Спасибо тебе. Спасибо тебе, Петра! Ты… Не представляешь, как ты мне дорога́… — Воу-воу-воу… Неожиданно, конечно… Не знаю как ты, но я предпочитаю мальчиков, так что давай это… — Петра протёрла щёку тыльной стороной ладони. — Завязывай со своими фантазиями там, хех… Так искренне и громко Эдна не смеялась очень давно. В эту секунду она поняла, что значит быть счастливым человеком. Счастье — это когда тебя понимают, любят, ценят. И Эдне плевать на остальное — Я уснула? — Да. Ты уснула сидя и громко плакала во сне. Ночью я этого не слышала, так как отрубилась моментально… А когда ты вскрикнула, я проснулась и увидела, что ты громко плачешь и смеёшься одновременно. Ты что-то кричала, типа «Не надо…», «Хватит…» И я подумала, что тебе снится кошмар. Это так? Эдна улыбнулась. Жаль, в кромешной темноте не видно эмоций. — Мне приснился отец… Петра удивлённо огокнула: — Это который… Метис или… — Матиас, да. — кивнула Эдна. — Он заставлял меня клясться, чтобы я не пыталась копаться в прошлом. И тут девушка задумалась: — Или же он хочет… Подорванная идеей Эдна вскочила с кровати и побежала к шкафу. На верхней полке действительно что-то лежало. Только вот что это было девушка не поняла… — Шкатулка? И как мы должны это понимать? — задумалась Петра. — Наверное, нужен ключ… Погоди, я знаю эту шкатулку! Эдна поднесла ещё не потухшую лампу к кривой тумбочке, порылась в тонне мусора и, наконец, откопала то, что искала. Ключик был размером с мизинец, но не походил на игрушечный. Ловко открыв замок, девушки ахнули… — Сколько же здесь золота! Это просто клад! Пока Петра восхищалась находкой, Эдна вспомнила что это за украшения: — Это драгоценности моей матери. И отца тоже. Смотри, это их помолвочное кольцо… А это мой кулон, подаренный прабабушкой… Вот часы отца… Плакать не было смысла, но Эдна была просто счастлива знать, что Матис всё-таки позаботился об Эдне. На дне лежала записка, которую удалось прочесть не с первого раза: «Моя дочь Эдна! Если ты читаешь это — значит, меня всё-таки казнили на электрическом стуле, как и обещал Верховный суд. Я не злюсь на тебя, не обижаюсь… Просто хочу сказать на будущее: не делай больше глупостей. Ты не представляешь, сколько бед натворил этот кулон. Так что никогда больше не бери то, что тебе не принадлежит. И ещё знай: Альфред на самом деле не такой, как ты думаешь. Просто у него такой отец, ничего не поделаешь… Если я тебя чем-то обидел, прошу прощения. В этой шкатулке ты найдёшь то, что пригодится тебе на пути к светлому будущему. Делай с ними что хочешь, главное — пожалуйста, не делай больше таких отвра странных вещей, как кража кулона. И советую извиниться перед Альфредом — всё-таки мальчик тебя от суда спас… Органы опеки за тобой не придут, не волнуйся. К тому времени, когда найдёшь эту записку, ты будешь совсем взрослой. Так что прощай, моя дочь. Живи как знаешь, но не забывай, что ты у себя одна. Прощай. Твой отец Матиас». — Как он узнал, что ты найдёшь эту шкатулку? И почему она вообще здесь?! — Без понятия. Но зато я знаю, что он мёртв. А ещё мне кажется, что во сне был его дух. Ну знаешь, что-то вроде земной оболочки, человеческой. И скорее всего, он пришёл попрощаться. Девушка запрокинула голову, чтобы не разреветься: — Прощай, папа… Спасибо за всё…