Однажды солнце взойдёт. Прекрасное наследие

- Подорвались быстро, лодыри! Пропустите завтрак, терпите до обеда. Подъём, кому говорят! – этот ехидный, оглушительно звонкий голос уже много лет подряд раздавался по утрам в стенах приюта Блаженной Софии.       Ясное весеннее утро. Прохладный ветер играет с редкой листвой, и ветки молодой вишни мерно стучат по стеклу. Солнечные лучи, проскользнувшие сквозь щели в шторах, переливаются на лакированных тумбочках и граненых стаканах, нагревают грязные стёкла, медленно, как старая духовка, повышая температуру в комнате.       Утро, да?.. С трудом подавляя зевоту, я прикрыл ладонью глаза, пряча их от непрошенных солнечных лучей, так дерзко позволивших себе будить меня своим назойливым ярким светом.       Ещё одно утро. Ещё один день. Без движения я лежал на кровати в полной тишине. Моя жизнь, как жизнь любого приютского обитателя, полна разочарований и невезения. Может, хотя бы сегодня выпадет счастье?       С силой зажмурил глаза. Пожалуйста, пусть хоть что-то изменится. Сердце замерло. Хоть чуть-чуть… Ну хоть самую малость… Ведь может же такое случиться?.. Нет. Всё было по-прежнему. Серые обои приютской комнаты, тяжёлые желтоватые шторы под давно не крашеными карнизами, старые, противно скрипящие кровати и всё те же кривые массивные двери. Ещё один серый и бесполезный день. Да, всё было и будет по-прежнему. Я по-прежнему Адальжис Беранже, и впереди меня ждут ещё два таких же однообразных бессмысленных года. Может, и вся жизнь. - Лис, подъём! Мне ужасно скучно! Поднимайся и пойдём вершить великие дела, – пропел знакомый голос. А, Мэт. Единственный человек в приюте, с кем я общаюсь. - Вставаай, - протянул парень, просунув свою вечно нечесаную голову в дверной проём. - Уже встаю, - сквозь зевания выдавил я. - Отрывайся уже от кровати, - прогудел Мэт, - в самом деле. Хочешь схлопотать от Гиены? Лучше не нарываться в первый день каникул. - Отстань.       Снова накрылся с головой одеялом, пытаясь снова погрузиться в туман дрёмы. Мир начал растворяться. - Лииис, - напевно протянул приторно-сладкий голос где-то в отдалении, - ПОДЪЁМ!!! - Достал ты меня! Встаю уже! – я подскочил, схватил подушку и швырнул её в надоедливого парня.       Хихикнув, Мэт дернул ручку, и подушка врезалась в дверь. Несколько минут я гневно смотрел на неё, потом всё-таки встал. Даже если я притворюсь глухонемым спящим бревном, Мэт всё равно не успокоится, пока не зафиксирует меня в вертикальном положении. Лучше встать самому, тогда шуму будет меньше. Мэт, сколько же проблем от него.       Кровати соседей заправлены, никого в комнате кроме меня нет, значит, подъём действительно был уже давно. Что ж, на меня снова не обратили внимание. Замечательно. Умывшись, я зашаркал в столовую. Весёлые голоса детей были слышны ещё у дверей. Ничего удивительного - первый день весенних каникул.       Если в будни воспитателям особо трудиться в столовой не надо, система уже налажена, то во время каникул спокойных минут у них нет. Шум, гвалт, вскрики, смех. Дети с подносами переходят то на одно место, то на другое. Утихомирить их совершенно невозможно. Кое-кто из воспитателей в этот раз попытался восстановить порядок, но осознав бесполезность своих действий, махнул рукой на гогочущую толпу и вышел.       Несмотря на бурные дискуссии, про еду никто не забывал, поэтому у раздаточного окошка собралась приличная очередь. Некоторая сообразительная малышня продвигалась вперёд за счёт старших. Я окинул взглядом нехилую толпу и вздохнул. - Лис! – послышался зов откуда-то из глубины зала. – Иди сюда!       Разумеется, рослый Мэт уже успел проложить себе дорогу к раздаточному окну и назад – к обеденному столу. Тем временем толпа у раздаточного окна и не думала уменьшаться. Ждать час, чтобы получить порцию препротивной каши, не очень-то хотелось, и я недолго думая сел рядом с парнем. - Вот, - Мэт придвинул ко мне поднос, - я взял для тебя порцию. - Спасибо.       Парень внимательно посмотрел на меня и хмыкнул. - Готов поспорить, если бы я не взял её, ты бы сам этого не сделал. - Не хочу торчать в очереди, - пожал плечами я.       На этот раз завтрак выглядел вполне прилично, если серое месиво на дне тарелки вообще можно назвать завтраком, я лишь безынтересно потыкал в него ложкой и отодвинул тарелку. Длинноволосый Мэт снова долго и внимательно смотрел на меня. - Что не так, Лис? - Всё нормально. - Тогда почему не ешь? - Не хочу. - Не вешай мне лапшу на уши, - фыркнул парень, - с утра всегда хочется есть. - А мне не хочется, - раздраженно буркнул я. - Почему это вдруг? – Мэт продолжал настырно меня допрашивать. - Да просто нет аппетита! Вот и всё.       Парень вздохнул. - Ясно. Опять кошмар видел, да? - Кошмар? – я взглянул на своё отражение в блёклом стакане остывшего чая. – Нет. Просто нет настроения. - Если ты не будешь завтракать каждый раз, как у тебя нет настроения, с голоду умрешь. - Не умру, - глухо отозвался я. - Мой тебе совет, не обращай внимания на эти кошмары. Это всего лишь сны, - Мэт залпом осушил стакан с полупрозрачной жидкостью, претендовавшей на гордое звание «чай». - Я же сказал тебе, дело не в кошмарах, - моё раздражение продолжало стремительно расти, назойливость Мэта всегда утомляет. - Хорошо, пусть даже дело в настроении, - согласно кивнул парень, - от того, что ты не ешь, веселее тебе не станет. Забудь все, что в голову приходит. Мало ли, что можно надумать. Просто живи и радуйся. А еще лучше - ешь, живи и радуйся. Между прочим, завтрак сегодня отменный. Ну поешь ты. - Да, да, - согласно протянул я и подвинул к себе тарелку.       Проще согласиться, чем полчаса выслушивать лекцию о режиме питания. - Вот! Вот это правильно! Кстати, мне вот интересно, - Мэт крутил в руках тусклую ложку, - почему во всех кошмарах ты зовёшь на помощь брата? У тебя ж вроде брата нет. - Без понятия. - Почему не маму? - Не знаю я. - Не сестру? - Не знаю. - Не отца? - Да не знаю я!       Мэт хохотнул и продолжил есть. Спустя минуту: - Так почему ты зовёшь брата? - Как же ты достал меня! – я вскочил с места и поднял тарелку. - Э! Кашей не кидаются! – вскричал Мэт. - Это почему же?! - А я её не люблю. - Ладно, - я поставил тарелку с кашей и поднял тарелку с супом, - вот тебе любимое первое блюдо.       Мэт икнул и отскочил от стола. Нашарив на соседнем столике кусок хлеба, он навел его на меня, как пистолет. - К бою готов! – воинственно крикнул парень. - Да ну, на тебя еще продукты переводить, - фыркнул я, стремительно теряя боевой пыл, - объявляю всеобщую демилитаризацию. Сдать оружие на стол.       Только когда тарелка оказалась на столе, Мэт облегченно вздохнул и сел на своё место. - Демилитаризация производится в пользу потерпевшей стороны, - я выхватил у него раздобытый на соседнем столе хлеб.       Парень рассмеялся, но на всякий случай отодвинулся подальше от тарелки с супом. - Давай, доедай изъятое оружие, и пойдем на спортплощадку. - Зачем еще? – недовольно пробурчал я. - Как зачем? Сегодня футбол же! - И что? - Как что?! – возмутился Мэт. - Такое событие в нашем приюте бывает раз в двести лет! Мы просто обязаны пойти. - Вот сам и иди, - я пожал плечами. - Ну, нет! – протянул парень. - Ты пойдешь со мной! - Да не хочу я. - А кто тебя спрашивать будет? Пойдешь и всё. - Как ты мне надоел, если б ты знал, - я с обреченной миной растёкся по столу. - Привыкай. Я твой вечный возмутитель спокойствия! – торжественно выкрикнул Мэт.       Я нехотя кивнул. Аппетит ко мне так и не пришел, но Мэт, видно, решил, что не успокоится, пока не впихнёт в меня утреннюю порцию, так что пришлось есть насилу. Когда парень наконец-то прекратил меня гипнотизировать, я отодвинул тарелку и принялся разглядывать зал. Взгляд мой задержался на большом зеркале, висевшем на входной двери.       Что ж. Вот он я. Такой, каким вижу себя в зеркале. Изменился ли за последние несколько лет? Даже не знаю. Не помню, когда смотрел в зеркало до этого.       Рост у меня средний, хотя для своих лет вполне приличный. Телосложение особо не примечательное, добрые старшеклассники ласково именуют меня «дрыщом». Глаза зелёные с коричневой дужкой. Нос прямой. Каштановые волосы отросли почти до подбородка, а челка неровными прядями свисает на лицо. Нет, я не отношусь к какому-нибудь молодёжному направлению, просто чёлку мне стрижет Мэт, а у безбашенных рокеров своеобразное представление о прическе.       Да, это я, такой, каким вижу себя в зеркале. Хорошо бы, если бы кроме меня самого, меня никто больше не видел. - Ну что, пошли? – Мэт хлопнул меня по плечу. – И не смей спрашивать, куда. - Знаю, знаю, - вздохнул я. Только мы поднялись со своих мест, как в столовой послышался голос старшей воспитательницы. - Сейчас я собираю всех в актовом зале! Объявлю о планах на каникулы. Должны быть все без исключения. Собрание начнется через десять минут, так что, пожалуйста, не опаздывайте, – сказав это, женщина покинула столовую.       Через десять минут весь приют собрался в актовом зале. Гул стоял невероятный, будто гроза разыгралась. Предвкушая хороший отдых, дети и не думали поддерживать дисциплину и, не обращая внимания на замечания воспитательницы, выкрикивали все свои предположения. Стараясь наладить тишину, женщина принялась стучать по столу кулаком, но это совсем не помогло. - Значит так, - начала воспитательница довольно спокойным, но не предвещавшим ничего хорошего тоном, - либо вы сейчас же замолчите, либо я оставлю всех без обеда и ужина. Посмотрим, как вам захочется болтать на пустые животы.       Хоть толпа детей шумела так, что едва ли кто мог услышать эти слова, но тишина наступила моментально. Миссис Тейт относится к тем людям, которые считают, что приютские дети, лишившись родителей, лишились всех человеческих прав. Нам некуда идти, некому пожаловаться, и поэтому миссис Тейт считает возможным воспитывать нас как ей угодно, а жёсткость и жестокость, по её мнению, единственные верные методы воспитания. Всем приютом её прозвали Гиеной.       Дети прекрасно знали жестокий нрав воспитателя. Она запросто может выполнить то, что только что пообещала. К тому же это будет не в первый раз. А так как голодовать никому не хотелось, все посчитали, что безопаснее будет замолчать. - Хорошо, - женщина довольно улыбнулась, - вас ждет небольшое объявление. Приют Блаженной Софии переполнен, а дети продолжают к нам поступать. Я обратилась в администрацию с просьбой о расширении или перераспределении и сегодня утром получила ответ. Чтобы немного освободить эти стены, часть из вас будет распределена по другим приютам.       Зал взорвался оханьем, причем, по большей части радостным. - Тише! К завтрашнему дню будет готов список переезжающих, поэтому завтра в это же время вы должны быть все в актовом зале. Пока список не готов, никто никуда не поедет. Это касается всех без исключения. Всё, теперь свободны.       Но дети теперь и не думали расходиться. Новость одновременно и обрадовала, и расстроила их. На каждых каникулах обычно в приюте пытаются делать небольшой ремонт, постояльцев рассылают в развлекательные лагери, правда, крайне дешевые и поганые. Это делается скорее не ради нас, а для создания видимости ухода и заботы. Сегодня вместо того, чтобы собирать вещи, придется торчать в четырех серых стенах. Собственно, как обычно. На каникулах я всегда остаюсь в приюте. Помогаю воспитателям делать так называемый ремонт, навожу порядок на территории. Никто и не думает отправлять меня за пределы приюта. Почему? У них есть причины. Мэт, как и я, часто остаётся в приюте. Не удивлюсь, если и в этот раз мы оба останемся. Что ж, будем вместе мозолить глаза работникам. - Переселение, да? – я пристально смотрел на узкое серое лицо воспитательницы.       Даже из дальнего угла зала, где мы с Мэтом стояли, видна её мерзкая довольная ухмылка. - Идем, - позвал я парня, - ты ведь на футбол торопишься? - И ты тоже, - Мэт ткнул меня в грудь пальцем.       Я вздохнул в сотый раз за это утро. У самого входа в приют поход на спортплощадку снова пришлось отложить. - Эй! Мэт! – к дверям несся еще один фанат футбола Уилл, кажется. – У меня к тебе дело…       Воспользовавшись тем, что парень отвлекся, я незаметно улизнул. Во дворе приюта практически никого не было. После холодной зимы дорожки потрескались. Ремонт обычно делают в помещении приюта, эта же его часть остаётся заброшенной уже в течение многих лет. В сером здании кажется, что живой поток за окном позабыл о тебе. Здесь же, в окружении тишины полного запустения, чувствуешь, мир будто и вовсе перестал существовать, время закончилось, осталось только это пустое молчаливое место, как тень, поблёкшая, забытая боль исчезнувшего мира.       Когда-то давно здесь была военная база. Базу перенесли, а помещение отдали под новый приют. Хоть многое в устройстве двора было изменено, единственным, что осталось совершенно нетронутым, была длинная парковая аллея. Я этому искренне рад. Здесь всегда идеальная тишина. Детей практически не бывает. Когда устанавливается хорошая погода, они предпочитают гулять по городу, а не сидеть в заброшенном дворе.       Старые, но прочные лавочки были под стать всему приюту: серые, громоздкие, давно не крашенные, ненужные. Я прошёлся по серой дорожке, посмотрел на тощие деревья и как обычно забрался с ногами на свою любимую скамейку в тени старого дуба.       Как здесь хорошо, тихо. Время идёт незаметно. Идёт ли оно вообще? - Лис! Лиис! – послышался зов Мэта. – Отзовись! Я же знаю, ты здесь! Адальжис!       Адальжис? Да, я Адальжис Беранже. Вот уже четыре года живу в приюте Блаженной Софии. Здесь тепло, кормят, но всё же это место хуже голодного одиночества. Здесь я совершенно чужой. Говорят, ко всему можно привыкнуть. Похоже, это так. Я привык, но мне здесь по-прежнему плохо.       Почему, спросите вы? Почему я чужой? Почему при теплом доме и еде я не люблю приют? Я много думал об этом. Дети и взрослые в этом приюте по-разному относятся ко мне. Кто-то просто игнорирует, кто-то старается держаться от меня подальше, кто-то откровенно ненавидит. За что, спросите вы? Это трудно объяснить. Быть может, дело во всеобщей озлобленности. Приютские дети ничего хорошего в жизни не видят. И никого хорошего тоже. Ненависть друг к другу здесь – это нормальное явление, способ выживания. Особых причин для неё ненужно. К тому же каждый день мы испытываем на себе тяжесть и жестокость нрава Гиены. «Воспитательные голодовки» - один из её излюбленных приёмов, когда ей нужно лишний раз на нас потоптаться. - Лис! Сколько можно молчать как партизан?! – вновь послышался голос Мэта. – Я тебя сейчас найду! Ты ж как пить дать в угол опять забился.       Это Мэтью Форд, мой единственный друг. Мой вечный нарушитель спокойствия. Когда я только оказался в приюте, он уже давно был здесь. Он не вытерпел моего вечного молчания и сам стал навязывать общение. Вначале я не хотел этого, к тому же мне не о чем было с ним говорить. Однако это было только в начале. Потом я незаметно стал привыкать к его разговорам. Парень, на первый взгляд показавшийся мне надменным и агрессивным, оказался добродушным и миролюбивым. Мэт на год старше меня. Любовь к року заставила его отпустить длинные тёмно-каштановые пряди. Веселый и взрывной на первый взгляд, в действительности же очень спокойный и миролюбивый. Его разговоры имеют необыкновенное свойство – они успокаивают. Его удивительная способность нести мир и покой туда, куда он приходит, влюбила в него весь приют. И даже я поддался на эту миролюбивую улыбку. Хотя порой он достаёт и меня, особенно когда речь заходит о спорте.       Мэт не терпит, когда я остаюсь в стороне от приютской жизни. Он буквально силком меня тащит в компании, но я не люблю их и очень быстро устаю, тогда мы приходим сюда, в парк. Он играет на своей любимой гитаре, которую выиграл на местном музыкальном конкурсе, я мало-помалу успокаиваюсь. И вот у меня есть друг, друг, которого я даже не собирался искать, человек, который рассказал мне, что есть нечто связывающее людей и его внимание, желание почаще видеться со мной и побольше болтать называется дружбой. Несмотря на это, мне все равно одиноко. Мне всегда холодно и одиноко.       В конце парка показалась фигура Мэта. Он широкими шагами шёл ко мне. По испарине на лбу было видно, ему порядочно пришлось побегать. - Так и знал, что ты здесь! – воскликнул он. - Конечно, здесь. Где же мне еще быть? – я пожал плечами. - Где? На спортплощадке! Всё! – Мэт схватил меня за руку, стаскивая с лавочки. – Пошли! Матч начнется с минуты на минуту.       Пришлось покинуть своё укромное местечко. - Дался тебе этот футбол. Больше нечем заняться что ли, чем смотреть, как толпа фанатичных дядек пытается отобрать друг у друга мячик? – бухтел я по дороге. - Толпа фанатичных дядек?! – Мэт возмущенно запыхтел. – Да футбол – это всемирно известная и самая популярная игра! В нее еще в древности играли. - А мне то что? – громко фыркнул я. - Всё равно не пойму её смысла. Как можно получать удовольствие, бегая туда-сюда за какой-то круглой ерундой? И делать это все из-за ржавой чашки. - Ржавой чашки?.. – из-за нового наименования главного футбольного трофея Мэт, будучи рьяным футболистом, просто вскипел от негодования. – Это что ты ржавой чашкой назвал, мелкий поганец?!       Я демонстративно отвернулся. - Ну знаешь… - Мэт сжал кулаки. - Ой, боюсь, боюсь, - я закатил глаза, - ты не убьешь друга. - Нет, - Мэт коварно улыбнулся, - не убью. Только покалечу.       И так вот в бессмысленной перепалке мы дошли уже до главных дверей приюта. - А форма игроков – это вообще смех и грех. Бегают по полю в трусах и гольфах, - я посмотрел на крыльцо и резко остановился.       Мэт, шедший следом за мной, не ожидал резкого торможения и врезался прямо в меня. Я же в свою очередь не ожидал такого сильного удара и полетел вперед, едва не пропахав свежую борозду в асфальте. - Осторожней! – крикнул я парню. - Ну, извини. Сам слишком резко остановился, я не успел даже сообразить. И на что ты так засмотрелся?       Я указал взглядом в сторону крыльца. Рядом с Миссис Гиеной обряженный в строгий костюм стоял господин из органов опеки. Он что-то объяснял женщине, время от времени показывая на документ, который держал в руках. - А, Господин Тюремщик, - усмехнулся Мэт, вспомнив меткое прозвище представителя опеки, - как думаешь, что ему тут надо? Пришел устроить еще одного «счастливчика»? Лис? - Идём. - Лис? – Мэт растерянно глядел то на меня, то на стоящих у крыльца. - Ты идёшь? - А, да…

***

- Есть! – радостно вопил Мэт, размахивая руками.       Болельщики стояли около футбольной площадки, опершись на железные трубы детского лабиринта, и наблюдали за игрой софийской футбольной команды против команды шестого приюта. Ребята кричали и улюлюкали, распевали футбольные гимны и слоганы. Мэт на радостях снял кепку и подбрасывал её в воздух. Я стоял рядом, молча уставившись на поле. - Молодцы! Я ж вас люблю! – прокричал Мэт, довольно развалившись на трубах. – Лис, ты в порядке? - С чего вдруг спросил? – отозвался я. - Обычно ты весь матч ноешь, как тебе всё здесь не нравится, как тебе всё надоело, как тебе хочется уйти, - друг мотал головой из стороны в сторону, - а сейчас тебя не слышно. Я не ответил. Вообще-то не люблю места большого скопления людей, просто терпеть не могу. От них всегда так много шума. Обычно я минут десять возмущаюсь, а когда Мэт устает от меня, преспокойно ухожу в комнату и читаю. Но сейчас… Пропащий день. Лучше уж здесь постоять. Шум и крики не дают сосредоточиться и заглушают внутренний голос. - Вперёд! Вы что творите?! Ещё футболистами называются. Поубивал бы! – негодующе кричал Уилл. – Ноги у вас не из того места растут. Эй, Мэт, ты куда? Первый тайм еще не закончился. Мэт!       Только когда судья вручал нашей команде небольшой тусклый кубок, до меня дошло, что матч закончился, а Мэт так и не показался. - Ты Мэта не видел? – спросил я Уилла, всё еще визжащего от счастья. - Мэт? Да вон же он! – Уилл кивнул в мою сторону.       Я обернулся. К площадке действительно шёл друг. И вид у него был крайне довольный. Чего это он? Пропустил матч, а улыбка шире рта. - Ты где был? – удивленно спросил я, поглядывая на Мэта. - Вершил судьбы миллионов! – вдохновенно вещал друг. - Чего? – я хлопал ресницами. - Да шучу я, шучу, - расхохотался парень, глядя на мою удивлённую мину, - но у меня есть новость. Пошли в комнату, расскажу там. - Сегодня прям день новостей, - говорил я, идя следом за другом.       В комнате никого не было. - Садись, - сказал мне Мэт. - Да я и постоять могу. - Садись, - повторил он, но уже настойчивее.       Я пожал плечами и сел на свою кровать. Мэт сел на стул. С минуту он внимательно смотрел на меня, не говоря ни слова. - Я уезжаю, - наконец сказал он. - Куда? Гиена же сказала… - … что «пока список не готов, никто никуда не поедет», ну да, - кивал Мэт, - ты помнишь, утром мы видели нашего общего знакомого из органов опеки? А до этого миссис Тейт сказала о расселении. Всё равно часть из нас переведут в другие приюты. И я подумал… в общем, я сам попросил меня перевести. - Что-что? – переспросил я, надеясь, что мне послышалось. - Понимаешь, здесь не просто скука смертная, со скукой вполне можно бороться самому, - Мэт окинул взглядом серые стены, - это клетка. Время здесь идёт, ничего не меняя. Здесь задыхаешься. Ты-то меня понимаешь. - Подожди, ты… - я не верил своим ушам. - Я подумал: вот наконец шанс что-то изменить, - Мэт соединил ладони и поднес их к губам. - Ты же не можешь уехать отсюда, – огорошено выдавил я. - Почему? – парень удивлённо дёрнул бровями. - Меня здесь ничего не держит. Кто знает, может в новом приюте жизнь и впрямь будет лучше. - Значит, ничего не держит? - я обиженно нахмурился. – То есть друг – это «ничего»? - Я так не говорил. Да, я понимаю, остаться без друга тяжело, но мне действительно необходимо сменить обстановку, - Мэт попытался улыбнуться.       Не верю своим ушам. Он же клялся, что всегда будет меня поддерживать, будет рядом до самого конца срока. - Вот именно, остаться без друга тяжело, - я начал вскипать, - тем более в таком месте. Ты не подумал, что убегаешь, бросая меня здесь? - Я тебе удивляюсь, - Мэт выпрямился, - не ты ли сам желал мне найти дом? - Дом, а не тюрьму. В какой приют ни пойди, они все как тюрьмы. - Это не тюрьма. И я никуда не бегу, – прорычал Мэт. - Ах не бежишь? – фыркнул я. – Не бежишь, да? А как назвать то факт, что при первой возможности ты бросаешь друга, только чтоб свалить отсюда? Или я не друг? И дружба для тебя пустое слово? Не ты ли мне вдалбливал его? - Не неси чепухи! – взревел Мэт. - Чепухи? Ты идешь и просишь о переводе, зная, что я останусь тут один! Ты клялся, что не оставишь меня одного, пока мой срок пребывания здесь не окончится. Ты клялся, что не сбежишь, даже если Гиена вконец озвереет. А теперь просто так сваливаешь? Это ты называешь дружбой? Хорош друг! Лицемер, - прошипел я. - Не смей говорить про меня такое. Ты не хуже меня знаешь, как важны для меня друзья. И не смей называть меня лицемером только потому, что твой эгоизм играет. - Эгоизм?! – я резко встал с кровати. – Это я эгоист? - Да, - Мэт встал со стула, - ты не думал, что боясь остаться без какой-то поддержки, ты лишаешь меня шанса на счастье? - А ты не думал, что кроме тебя, у меня больше вообще нет поддержки? - А ты не думал, что у меня в приюте вообще нет друзей именно потому, что я общаюсь с тобой? – проревел Мэт и резко замолчал. - Что? – я опешил. – Хочешь сказать, это я виноват в том, что у тебя больше нет друзей? И это говорит человек, вокруг которого всегда кто-то вьётся. - Это не друзья, - глухо выговорил парень, - они, как ты выразился, «вьются вокруг меня». Они видят во мне кого угодно, но не друга! - Я то тут причём? – у меня внутри всё дрожало от гнева. - А при том, что ты своей раздражительностью настроил всех против себя! Как только кто-то узнаёт, что я общаюсь с тобой, тут же убегает от меня. - Так в чём же дело? Не общайся со мной, и у тебя будет много друзей, – рычал я. - Вот это не тебе решать, с кем мне общаться! – прокричал Мэт, шагнув мне навстречу. - Если ты уедешь, я останусь один, меня тут сгноят! - А если я останусь, сгнию я! - Да как ты не понимаешь?! – я схватил Мэта за рубашку – Как ты не понимаешь, что бросая меня здесь, ты бросаешь меня на съедение старой гиене?! - Да как ты не поймёшь, что все семнадцать лет моей долбаной жизни я страдал столько, что имею права на счастье?! – лицо Мэта то бледнело, то краснело. - А я, по-твоему, не страдал? А я, по-твоему, не имею право?! – кричал я. - Ааа, то есть лишить друга возможности начать жизнь заново – это для тебя счастье? – Мэт ударом сбил мои руки с рубашки. – И ты еще упрекаешь меня в лицемерии? Да ты гребаный эгоист, которому важно только собственное счастье! И этот человек ещё упрекается меня в чём-то. - Эгоист?!. Да ты!.. – я замолчал. - Что я?! – Мэт надвинулся на меня, как скала. - … ты не поедешь! – я изо всех сил пнул тумбочку. - Ты не имеешь право мне запрещать. - Послушай, - голос резко ослабел, из горла вылетали хрипы, - я твой единственный друг, ты сам так сказал. И ты мой единственный друг. Ты ведь говорил, если уж очень трудно, то хотя бы ради друзей можно потерпеть, не бросать их. А теперь, что получается, ты сам же меня и бросаешь. - Да поймешь ли ты наконец, что твой друг наконец-то может стать счастливым?! Я не собирался тебя бросать! Я… - Мэт запнулся и опустил глаза. - На самом деле я попросил Хантера за нас двоих. - Что?.. – глухо прошептал я. – То есть ты попросил за нас двоих и не сказал мне, чтоб посмотреть на мою реакцию? То есть ты устроил мне проверку? – я буквально захлебнулся негодованием, руки задрожали, рефлекторно сжимаясь в кулаки. – Урод… Какой ты друг? Последняя сволочь!       Я опустил голову, чувствуя, как к лицу приливает кровь. - Раз так, то слушай: мне никогда не нравилось наше общение. Ты навязывался мне. Я хотел покоя, а ты преследовал меня. Да я всё мечтал от тебя отделаться! – я вскинул голову и уставился яростным взглядом на бледнеющего парня. - Всё ждал, когда ты сам отстанешь. Мне ничего не нужно. Никто не нужен. Мне не нужны «друзья». И ты не нужен. Проваливай отсюда. - Что ты… - Мэт побелел от гнева. – Идиот, - сквозь зубы, почти шепотом выговорил он и вышел, громко хлопнув дверью. - Ну и катись подальше! – проорал я вслед.       Даже подумать не мог, что он мог так поступить со мной. Да ещё и меня обвинил в эгоизме! Это я то эгоист?! У меня тоже есть желание жить и причём жить счастливо. Сперва я думал, что он просто бросает меня тут, а оказывается, он мне проверку устроил! Друзья так не поступают, он ведь сам так говорил. Друзья! Вдалбливал мне четыре года это поганое слово, всё уверял меня, что всегда будет на моей стороне, что всегда поддержит, всегда будет рядом, что это и есть настоящая дружба. Вот она – правда его слов. Друг, который устраивает проверки, друг, которому плевать на друга, друг, который спокойно бросает близких. Ещё и обвинил в том, что из-за меня у него больше нет друзей! Я к нему в друзья не напрашивался. Хороша дружба. Ненавижу это слово.       Расстроенный и взбешённый, я плюхнулся на кровать. Ветер, гулявший по коридору, донёс до моих ушей какие-то шорохи. Прислушался, вдруг показалось. Но шорохи повторились. Звучали они из-за двери. Я тихонько её приоткрыл.       Прислонившись к стенке, около двери стояла светловолосая девчонка. Увидев меня, она вздрогнула. - Ну что, наслушалась? – прорычал я. – Всё услышала? - Что? Я не… - Только не говори, что просто так здесь стояла, стенки подпирала. - Не смей на меня кричать! Я просто проходила мимо, – девчонка прижала руки к груди. - И решила постоять, послушать, - закончил я. - Я… да я случайно! – глаза девчонки заблестели обидой. – Я шла мимо и услышала ваши крики. Только глухой не услышал бы вас. И вообще Мэт прав. Друзья должны думать не только о себе. А ты… Как ты мог наговорить такое Мэту?! Ты и вправду эгоист. Я была о тебе лучшего мнения. - А мне плевать, какого ты обо мне мнения, - прошипел я сквозь зубы, - катись от меня подальше.       Девчонка побледнела, по лицу пошли малиновые пятна. - Дурак, - бросила она и, развернувшись, побежала по коридору.       Значит, я эгоист? Значит, я дурак?       Я открыл свою тумбочку и принялся рыться в ней, выбрасывая всё на пол. Нашёл. Рокерский браслет, подаренный Мэтом мне на день рождения. - Достали меня, вы оба! – крикнул я и, что было силы, швырнул подарок о стену.       Звякнул металл, и браслет тут же разлетелся на несколько частей, покатившихся по полу с болезненным звоном. Я выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Лишь на свежем воздухе в парке немного успокоился, но всё также нервно и тяжело дышал от обиды. Да, я действительно дурак. Дурак, что доверился тебе однажды, Мэт.