Паршивая овца

Хосок ненавидит солнечные дни. Ненавидит пасмурные. Ненавидит вставать с кровати и вообще шевелиться. Он абсолютно не испытывает никакого желания видеть или слышать кого-либо. Будь у него силы, он бы уже давно уполз в какое-нибудь отдалённое место и никогда больше никого не видел, доживал свои одинаковые дни. Но чёртовы антидепресанты, которыми его пичкает Вонхо, справляются идеально — всеобъемлющая апатия почти лишает желания думать. Зря они переживают, что он что-то с собой сделает. Это бы имело смысл тогда, чтобы вместе. Чтобы ни вины, ни сожалений, ни безжалостных воспоминаний, полных запахов, улыбок, секса и любви. Наверное, любви. Скорее всего, так не любят. Никто не ставит никому не нужный долг и принципы выше любви. — Ты вообще вставать не планируешь? — раздвигая шторы, интересуется Вонхо. Хосок не шевелится и не отвечает. — Собираешься до конца своих дней себя жалеть? На самом деле, Хосок себя не жалеет. За этот месяц он прошёл кучу стадий, от суицида до принятия, но жалости к себе ни разу не испытывал. Это просто нелогично. Чего тут жалеть? Он жив и абсолютно здоров. После стычки с мафией не осталось ни царапины. Ни единого ноющего шрама, ни срастающейся и неподдающейся восстановлению травмы. Ничего, что бы мерзкой болью напоминало о случившемся всю жизнь до самой смерти. Хосок бы хотел этого. Но вместо того он в прекрасной физической форме, получил повышение, награду, полугодовой отпуск и колоссальную сумму денег отпускных, премий и заработанных тяжким трудом окладов. Копам под прикрытием, что очевидно, не платят — если бы отследили платёж, можно было бы сразу могилу копать, да и лишние деньги выглядели бы подозрительно. А так выполняешь свой долг, спасаешь мир, возвращаешься полностью сломанным и получаешь все честно заработанное. Но винить некого. Это не государство заставило молодого отпрыска криминального авторитета Ким Тэхёна заинтересоваться именно танцами Хосока. И не оно же заставило плясать неделями напролёт, а собственный энтузиазм молодого полицейского, готового сражаться с бандитами, творить подвиги и спасать жизни. Никто не заставлял их сношаться, целоваться, сходить с ума. Всё случилось, как случилось. И не умерев с Тэхёном, он сделал выбор жить с этим. Все эти годы работая на полицию, он делал этот выбор. Выжить — не такая уж и жестокая плата за всё сделанное. — Пятый раз уже зову, и не надейся, что забуду, — хмурит брови снова появившийся в комнате Вонхо. Хосок периодами выпускает его из вида, слишком погрузившись в собственные мысли. — Ты поешь сейчас и точка. Хосок как во сне поднимается и ползёт на кухню. Просто идёт по пути наименьшего сопротивления. Если с другом не спорить, то он слегка успокаивает своё чувство вины и отстаёт. Хосок на самом деле не против облегчить Вонхо жизнь. На самом деле, тот ни в чём не виноват. За столом уже сидит Шону. Вид у него всё ещё так себе, хотя учитывая, что его чуть не по частям собирали, он выглядит просто шикарно. Здоровым глазом он читает газету и лишь поднимает гипс на левой руке в знак приветствия. Хосок садится рядом у тарелки с благоухающей яичницей и тостами. — Есть ещё бульон, — хлопочет рядом Вонхо. — Ешь, я сделал всё, как ты любишь: желтки целые и вкрутую. А, черри же ещё! — и тут же бросается нарезать помидорки. Хосок краем сознания замечает, что тому неловко, и ему становится слегка интересно, знает ли Шону? Скорее всего. Он не дурак, да и с Вонхо у них очень серьёзно. Невольно думая, что если бы сейчас на его небольшой солнечной кухоньке сидел Тэхён, он бы тоже знал. Знал, что Хосок и Вонхо были любовниками ещё до всей этой канители с прикрытием. Подружились на предпоследнем курсе академии. У них достаточно быстро всё завертелось. Как раз возраст, который срывает гормонами крышу. Как раз азарт посоревноваться за первое место курса. Как раз тренировки по обороне, где всегда в паре, как лучшие. Просто задержались чуть дольше в зале, чтобы отработать удары и возня быстро переросла в горизонтальную. Вонхо был горяч. Его сильная грудь блестела от пота в давно съехавшем кимоно, и Хосок не мог не пялиться. И их засосало в пучину влюблённости. Отношения были прекрасными. Вонхо патологически заботлив и внимателен, хорош практически во всём. Они были уверены, что это любовь. Оба закончили с отличием и получили предложения о работе, радуясь, что будут в одном отделе — самом престижном и оплачиваемом — по борьбе с организованной преступностью. Оба молодые, глупые, с горящими глазами и желанием проявлять себя. И когда Хосок получает предложение о работе под прикрытием, они в полном восторге, празднуют и прощаются горячим сексом. И только в самый последний день Вонхо отпускает его с тяжёлым сердцем. А через год сам вступает в банду, не в силах сходить с ума от беспокойства за любимого человека. Вот только общаться им нельзя — слишком опасно. Даже смотреть друг на друга. Поэтому Вонхо не лезет к Тэхёну, а сразу уходит под покровительство только набирающего очки Шону. Жестокий мир криминала окончательно развёл их в разные стороны. И показал совсем другую любовь. Опасную и болезненную, высасывающую до конца. — Не посидишь с нами? — спрашивает Вонхо. — Хотя бы немного? В его голосе проскальзывает расстройство. Хосок не хочет его обижать, просто больше нет сил. Он встает и медленно уходит обратно в комнату. Закрывает шторы и снова ложится, вперивая взгляд в стену и не моргая. Хосок никогда не забывал о своём долге. Всегда работал на благо страны, сливая всё необходимое полиции. В конце это должно было привести к заключению Тэхёна. И Хосок бы последовал за ним хоть куда: если бы потребовалось, сел бы в тюрьму и всю жизнь вымаливал у него прощение. Но вот неувязочка — вымаливать не у кого. Он просчитался. Он... Хосок хватает себя за отросшие волосы и больно тянет их назад. Вонхо возникает из ниоткуда и тут же ненавязчиво пихает ему в руку стакан с водой и новую порцию антидепрессантов. — Не можешь меня видеть, да? — спрашивает Вонхо, садясь на кровать, спиной к глядящему в стену Хосоку. — Из-за фоток, которые я слил Шао. «Совсем нет» хочет сказать Хосок. Дело не в этом. Тэхён бы узнал так или иначе. Даже если бы не увидел фото с Хосоком и Вонхо, где он в той же футболке, что и на фото с арбузом. Его любимой. Просто ирония какая-то. Конечно, Тэхён всё сопоставил, будто Вонхо с Хосоком в сговоре с самого начала. Что внедрились, чтобы свергнуть его и поставить во главу Шону. Хосок представляет его боль, и от этого его собственное почти отмершее сердце кровоточит. Но даже если бы всё шло по плану Хосока, результат был бы тот же. Ведь правда в том, что Хосок с самого начала был предателем. Вонхо тоже был, но сделал другой выбор. Во время взрыва Шону прикрыл его собой, и Вонхо совсем не пострадал и при помощи Чимина смог вытащить его на себе. Шону был в ужасном состоянии, и Вонхо не поспешил сдавать его властям. Рискуя жизнью связался с Шао Цзы, и предложил любую помощь, чтобы Шону вытянули с того света. Хитрый гонконгец попросил козыри против Тэхёна, так фото и оказались на встрече. Попутно Хосок связался с полицией и обезопасил их обоих от озверевшего лидера банды поддельными отчётами о смерти своей и Шону. Немного фотошопа и фото мертвого Вонхо у Тэхёна. Сейчас они поддерживают связь с гонконгской мафией, Шону поправился и занял неплохую позицию. Хосок совсем не злится ни на одного из них. Просто он не может видеть, какой могла бы быть его жизнь, сделай он другой выбор. Он слишком глуп, и только потеряв Тэхёна понял, что все те вещи, за которые он так держался, мораль и принципы, они совсем не важны. Он бы смог жить просто следуя за Тэхёном. Хоть в глубины ада. — Прости, — говорит Вонхо. Хосок слышит глубокое расстройство в его голосе и ненадолго приходит в себя. — Мы придём завтра, — добавляет хрипло тот, поднимаясь, но Хосок успевает схватить его за руку. — Не трать время и занимайся своими делами. Обещаю, что приведу себя в порядок к концу недели и сам приду к тебе. Голос звучит хуже карканья, он чёрт-те сколько не разговаривал, но Вонхо понимает. Он обнимает его со спины и целует куда-то в ухо. Хосок обязательно скажет, что ни в чём его не винит и очень-очень гордится. Но пока на это нет сил. Он бы мог пережрать антидепрессантов и покончить с этим всем, но годы в банде лишили его последних капель романтики. Он уверен, что после смерти нет ничего. Там такая же пустота, как и здесь. Менять нет никакого смысла. У него есть пять месяцев на то, чтобы собраться и решить, что делать дальше. А пока он закрывает глаза и погружается в сон. Когда-нибудь ему станет легче.