Яр

Лямка гитары немилосердно натирала плечо, в голове шумел хмель. В принципе, конину нужно было открыть, уже взобравшись на мост, но идти трезвому Яру показалось очень скучно. Вот он и не удержался, свернул бутылке пробку и теперь шагал, по чуть-чуть прихлебывая обжигающий напиток прямо из горлышка и занюхивая рукавом ветровки. Длинные худые ноги парня, обтянутые модной рваной голубой джинсой, мелькали, словно ходули, им оставалось преодолеть до вожделенной цели примерно с километр. Никто не обгонял одинокого пешехода, ни автобусы, ни машины — ночное, почти заброшенное шоссе было пусто. Соответственно, никто не мог слышать и его пения — топая по обочине, Яр ломающимся хрипловатым баритоном горланил песни, веселые и не очень. Вот парень, приостановившись, сделал из бутылки очередной глоток, поморщился и зачем-то замахал руками, тоже, как ноги, длинными и худыми. Запрокинул к черному, усыпанному мерцающими точечками небу бледное, покрытое причудливым рисунком татуировки и пирсинга лицо с темными провалами лишенных белков, нечеловеческих глаз и крикнул: — Я — инопланетянин, ха-ха-ха! Клянусь — инопланетянин! Кому не нравится — не смотрите! Ненавижу! Никто не ответил из мрака, лишь на мгновение примолкли, прекратили стрекотать кузнечики. Безвольно уронив расслабленные руки вдоль тела, Яр отчетливо вздохнул. — Все равно инопланетянин, — он капризно притопнул кроссовкой по гравию. — Так все говорят. Абсолютно все. И нехуй спорить, пидовки. Договорив сие, Яр вздохнул повторно, куда обреченней, небрежным жестом поправил за спиной гитару и продолжил путь. Вскоре, буквально минут через десять, прямо перед ним смутно замаячила серо-бурая огромная бетонная масса с угрожающе торчащими вверх и в стороны рядами проржавевшей арматуры. Этот мост начали строить около пятнадцати лет назад, но не достроили — то ли проворовался подрядчик, то ли проект вдруг признали нерентабельным. Технику отсюда перегнали на другие стройки, не использованные строй.материалы частью вывезли, частью разворовали, убрали осветительные прожекторы и электро-проводку. — Чего у нас с горизонтом? — Яр завертел вихрастой, выбеленной перекисью головой, обозревая окрестности — признаков просветления нет, хотя на востоке, вроде, брезжит нечто смутное, и вздохнул в третий раз, уже трагично. Фонарь парень умудрился забыть дома, а лезть без него по опорам на ощупь было равносильно самоубийству. — Окай, значит, присяду пожру. Запас пищи хранился в небольшом рюкзаке за спиной по соседству с гитарой. Опустившись на землю у ближайшей опоры, Яр первым делом избавился от поклажи. Умастив гитару рядом с собой, он вжикнул молнией рюкзака, достал запакованный в прозрачную пищевую пленку сэндвич. Разорвав пленку, с жадностью впился зубами в попку белой булки и с набитым ртом мурлыкнул в пространство: м-м-м, с сыром, годнота. Хорошо пожрать любил всегда, сколько себя помнил. Ему, сыну конченной синявки, выросшему в детском доме, в детстве редко перепадала возможность поесть в волю, до состояния «щаз лопну». Хлеба бы добыть, да картохи. Зато сейчас, заимев состоятельного, взрослого покровителя, Яр отрывался на полную катушку и, случалось, до рвоты напихивался разными деликатесами. Съестное проваливалось в организм бесследно, не откладываясь на животе и боках благополучным жирком, и не превращалось в мускулатуру. Как был глистой почти двух метров ростом, так и оставался… — Не в коня корм, — смеялся покровитель, в постели лапая Ярика за плоскую жопку и тощие ляжки. — Завидую твоему обмену веществ, мальчик. …— Не наелся, — последний кусочек булки исчез во рту, и Яр нахмурился. В принципе, в рюкзаке имелось еще три полновесных сэндвича, один с тунцом и два с ветчиной, но возле моста другой пищи не достанешь. Придется пока воздержаться. — Хуйня, в голодный обморок не хлопнусь, — решил прожора, поразмышляв, и цапнул с земли пузырь с кониной. Припал губами к горлышку, хлебнул и удовлетворенно крякнул. Перекус закончен, пора подниматься на чертов мост. И страшно до тошноты, и одновременно бодрит ощущение опасности. — Мне нечего терять, — прошептал, нащупывая гриф зачехленной гитары. — Сегодня все решится, и да помоги мне, блядь, Сатана.