Яр

Для подъема Яр выбрал опору, у которой присаживался перекусить. Пристроив рюкзак и гитару обратно за спину, он выудил из заднего кармана джинс мобильный телефон, включил режим «фонарик» и принялся ощупывать лучом света торчащую из бетона арматуру. Та, хоть и частично проржавела, вроде, годилась в качестве лестницы. — Наебнусь, сто пудово наебнусь, — парень с силой подергал один из ближайших прутьев — стоял мертво, а на ладони остались прилипшие ржавые крупинки. — Или не наебнусь и выдержат? Я ж, по идее, не тяжелый… Темнота вокруг молчала. — Мне страшно, — шепотом сообщил ей Яр. — Только ты никому не говори, ладно? Инопланетяне не должны бояться — друзья засмеют… — и негромко, очень невесело рассмеялся. Кого он сейчас обманывал и зачем, если единственный кореш, конопатый зубоскал Санек, склеил от передоза ласты почти год назад? Дружили еще с дет.дома, вместе сбегали, вместе воровали и дрались, вместе гоняли по жилам ширку, а потом Яра подобрал покровитель, а Санька — не подобрал, и все, пути-дороги подростков разошлись навсегда. Санек остался на улице, на улице и помер. — Я скучаю по тебе, Санек, — Яр яростно потер тыльной стороной кисти нос. — Ничего, скоро увидимся, — вздохнул и, выключив фонарик, уверенно поставил кроссовок на самый нижний арматурный прут. Мысленно парень уже наметил примерный путь на мост. Справится даже на ощупь, без подсветки, если не станет торопиться. Ненужный сейчас телефон он сунул в карман ветровки. — С Богом, — новый вздох, посдержанней, и пальцы выброшенной вверх руки коснулись торчащей из бетона опоры стальной скобы. Пошарили по шершавой холодной поверхности и уцепились — не отдерешь. Потогонное восхождение практически вслепую началось.

***

Спустя примерно час пунцовый, запыханный, взъерошенный Яр, шипя от запредельного напряжения, перетащил свое длинное, поджарое тело через последнее препятствие — крайне неудобно выпирающую балку, и, обессиленный, распластался на мосту, отдыхиваясь. Правый бок парня золотили лучи восходящего над вершинами деревьев оранжевого солнца, его светлые волосы теребил налетающий со стороны лесополосы стылый утренний ветерок. — Я победил, — сказал Яр, перекатив голову по направлению к солнцу, и довольно прижмурился. — Осуществил первую часть плана. Мужик. Да, он победил, факт — поднялся, куда намеревался, хотя это оказалось куда труднее, чем представлялось ранее. Наверное, спускаться будет на порядок легче… — Трезвому — да, легче, — Яр хмыкнул в небо — в груди часто-часто, пойманной птицей, стучало сердце. — Но это — трезвому. А я набухаюсь в дрова, гы. Сев рывком, он пощупал карман — мобилка на месте, зачем-то потеребил мочку левого уха с тонеллем и рывком сел. — Пора приступать ко второй части плана, — сказал сам себе. — Мужик я или кто? Хуй, не струшу. Опорожненная на четверть бутылка конины мирно покоилась в рюкзаке вместе с сэндвичами. Яр достал ее и брякнул на бетон между разведенных в стороны острых коленей. — Я пообломал все ногти до мяса,  — сообщил бутылке радостно, вздергивая темные, украшенные колечками пирсинга брови доверительным домиком. — Больно. Больно — это хорошо, аххаха! Больно — значит живой. За бутылкой последовал сэндвич с ветчиной. Яр уписывал его с отменным аппетитом, любуясь с верхотуры окрестностями, и мягко, чисто, совсем по-детски улыбался чему-то. Возможно, царящим вокруг покою и пробуждающемуся утру, возможно, летающим над головой стрижам. От улыбки на его татуированной неведомыми черными узорами правой щеке образовалась милая, трогательная ямочка. Дожевав сэндвич, парень принялся за второй, с тунцом, который ел уже значительно медленнее. Последнюю хлебную попку, укуса на два, он, размышляя, немного покрутил в пальцах и стал крошить с моста вниз. — Древние люди приносили жертвы лесным богам, — рассуждал вслух, стараясь не обращать внимания на закопошившуюся в затылке и лобных костях, привычную в последнее время, постепенно нарастающую тяжесть — пока лишь тяжесть, ура, не боль. — Я — их заблудившийся в веках потомок. Продолжу традицию, а чо? Играть, так играть, на полную катушку. Считайте последней прихотью смертника…