Огненная эпоха.

8.1 Поход. – Уже через три дня? – Изуку обеспокоенно отвёл глаза в сторону. – Бой должен закончиться быстро. Думаю, это займет две недели, если боевые действия не затянутся, и я снова буду рядом с вами. Я всё-таки хочу присутствовать при родах, –добавил хан, переодеваясь в домашний, тёмный халат. – Уже третий месяц… Осталось ещё два, и мы сможем обнять нашу кроху, только… – Деку помялся и совсем загрустил, поднимая мокрые глаза на Кацуки. – Тебе нельзя плакать, прекрати, – Бакуго рассмеялся, понимая о чём хочет сказать Изуку, – я вернусь живым и здоровым вместе с доблестным войском и всеобщей победой, обещаю. – А Эйджиро не идёт? – Изуку надул губы, успокаиваясь и укладывая ладони хана на свой живот. – Киришима останется и будет приглядывать за твоим самочувствием. Он единственный, кому я могу вас доверить, – Кацуки водил кончиками пальцев по животу Изуку и наклонился к нему, прижимаясь ухом. – Что ты слышишь? – хихикнул омега. – Я слышу, как кто-то очень крохотный говорит мне, что хочет увидеть свою семью.       Мидория погладил Кацуки по голове, звонко и смущённо хихикая. – Ты так изменился, – Мидория потянул Кацуки на себя, довольно целуя его уголки губ, – Господин моего сердца. – Когда я приеду, сыграем свадьбу, о которой будут слагать легенды следующие поколения, ладно? – Кацуки мечтательно прошептал в губы Деку. – Обязательно, – прошептал Мидория, – я верю в это. ----------------------------------       Шёл второй день пути Великой армии Женьшеня. Кацуки с тяжёлым сердцем вспоминал прощание с Изуку и его отягощённый разными думами взгляд. И только душевный разговор с Эйджиро перед походом смог успокоить Кацуки и настроить его на нужный боевой лад.       Бакуго вёл лошадь по полю и слушал пение птиц, совсем не обращая внимания на шедшую позади армию. Ему казалось, сейчас он совершенно один в этом огромном, бескрайнем поле, и проблемы каким-то чудным образом огибали его стороной, плавно отходили на второй план, оставляя лишь мысли о приятных, чудных днях с Изуку. Он вспоминал всё, что было с ним связано и сосредоточенность на победе улетучивалась вместе с боевым духом. Рядом не хватало Киришимы, который бы точно смог поддерживать его в эту минуту, отвести от ненужных мыслей и облегчить тяжесть в голове. – Великий хан! – вскрикнул заместитель главного советника, – впереди река!       Бакуго вернулся в реальность и моментально принял серьезный вид: – Заместитель, пусть мастера достают чертежи, которые подготовил главный кузнец. За четыре дня возведём мост, – Кацуки остановил лошадь. – За четыре дня? Великий хан, мы не… – Ты будешь перечить!? – разозлился Кацуки, слезая с лошади. – Мы сделаем всё, что в наших силах, Господин.       На шестой день похода всё было готово. Через реку протягивалась широкая, оббитая металлом переправа, похожая на мост. Толстые, деревянные балки уходили в воду почти на глубину четырёх метров. Постройка выглядела крепко и величественно. Бакуго был доволен быстрой работой мастеров и наградил золотом всех, кто участвовал в работе.       За Кацуки следовала вереница армии, тысячи лошадей, которые тянули за собой прицепы с Форсами и оружием. Пешие воины, отдохнув от двухдневной ходьбы, уверенно шли следом и пели военный гимн Женьшеня, предвкушая сладкий вкус крови неверных.       Меньше двух часов оставалось до нападения, и Бакуго что-то глубоко терзало внутри. Те же самые чувства он испытывал перед нападением на Осцю, но сейчас нужно было сосредоточиться только на одном – победе над Хиджагом.       Подходя к государству, что виднелось издали, сердце Кацуки забилось сильнее. Несколько лет назад он совершил точно такой же поход с малочисленной армией. Он перебирался вплавь по реке вместе с Киришимой и воинами на самодельных лодках и плотах. Они никогда не разбивали лагерь и не знали, как правильно вести бой. Бакуго слепила месть. Он желал отомстить за смерть своего отца и проиграл с позором, чуть не лишившись жизни. Кацуки вёл лошадь всё дальше и дальше, а затем оскалился, потирая свой шрам на шее, полученный в том неудачном походе. Бодрость духа вновь вернулась в его сознание, и желание стереть неверное государство вытеснило все остальные чувства и мысли. – Воины, – вскрикнул Кацуки, – настал тот момент, которого вы все желали долгое время! – он остановил армию на границе государства и указал взмахом ладони на огромную крепость, которая была окружена рвом, – уничтожайте всё на своём пути, – он замолчал и тяжело выдохнул, – кроме мирного населения, не оказавших сопротивления. И пусть солнечный глаз всё также сопровождает нас! – Вы наше солнце, Великий! – закричала армия и начала бить себя в грудь. Кацуки широко улыбался и скалил зубы на крепость: – Томура! Время платить по счетам! Заряжай огненное оружие!       Мужчины начали разгружать прицепы с Форсами и подкатывать их к границе.       Тяжёлые, литые пушки окружили крепость спереди, а воины молчали, готовясь атаковать Хиджаг после двух залпов. В Хиджаге поднялась паника, армия Томуры, не готовая к молниеносной атаке, замешкалась и отказывалась выходить без полного обмундирования. Томура отдал приказ вести переговоры до того момента, пока его армия полностью не подготовится. – Я хочу поговорить с Бакуго, – улыбнулся Даби своему Господину. – Переговорщики уже поехали его отвлекать, а ты остаёшься рядом со мной, – Томура чесал кожу на шее и нервно улыбался подергивающимися уголками рта. – Я поеду с переговорщиками. – Я что сказал тебе? С каких пор ты самовольничаешь? – зарычал Томура, вскакивая со своего трона.       Даби отвернулся и оскалил зубы. В его глазах сверкнул голубой огонь, который тут же погас. Он взял себя в руки и повернулся к своему Господину. – Успокойся, – прошептал Даби и подошёл к Шигараки, обнимая его за плечи, – Хиджаг – сильное государство, как и ты. – Я убью его! Нужно проверить свою кольчугу и шлем… Пойдем? – Томура приник головой к груди Даби. – Сначала мы узнаем конечные намерения Женьшеня. Вдруг маленький Кацуки просто играется? – Он хочет убить меня, – Шигараки рассмеялся, вставая на носочки и начиная кружиться вокруг Даби, – тебя он тоже убьет. – Нельзя с уверенностью говорить то, о чём не знаешь, – советник остановил Томуру за руку, – приди в себя. – Хочу его крови, – Шигараки вырвал свою ладонь и отвернулся от Даби.       Терпение лопнуло, и Томура оказался вжат в стену. Голубые глаза снова загорелись и пристально смотрели в испуганный взгляд Томуры. Даби наклонился к уху Государя: – Не время терять голову, мой Господин. Я убью его вместе с Женьшенем. – А вдруг он убьёт тебя? – Шигараки стиснул зубы, опустив голову, – я сам… Лично убью… Даби отпустил Томуру и отошёл от него, устремляясь на выход. – Если выйдешь за пределы комнаты, я никогда не приму тебя назад, – Шигараки сглотнул слёзы, – я не дам тебе присвоить себе победу и не дам погибнуть. Советник остановился и закрыл дверь перед собой: – Это любовь, мой Государь? – он усмехнулся.       Кацуки с блеском в глазах смотрел, как огненное оружие разрушает высокую крепость. Он ждал своего часа, ждал момента настоящего вторжения. Хан вознёс над головой ятаган, вселяя собственной армии уверенность в победе. Поднялся гул сильного ветра, который гнал силой тёмно-синие грозовые тучи. – Господин, буря надвигается, сила природы на нашей стороне, – заместитель советника скрестил руки на груди и потёр свои усы. – Верно подмечено, – хан поднял глаза в небо, желая взглянуть, как наконечник ятагана устремляется высоко к тучам. Среди туч Кацуки разглядел странное пятно, которое приближалось всё быстрее и быстрее. Хан опустил ятаган, разглядев в небе ястреба с эмблемой Женьшеня. Садясь на руку Кацуки, ястреб крепко зацепился острыми когтями за кольчугу и громко уркнул. – Послание из Женьшеня? – хан снял с ястреба записку с печатью Киришимы.       Ястреб взмахнул крыльями и сел на деревянную повозку, громко закричав. Кацуки как можно скорее развернул записку: «Великий хан, мне радостно сообщить Вам о появлении наследника Женьшеня. Роды Изуку Мидории начались слишком рано, но лекарша сказала, что когда-то Вы тоже родились на третьем месяце. Изуку успокоился этими словами. Ребёнок недоношенный, слабенький, но здоровый. О состоянии Изуку говорить трудно, он очень плохо перенёс роды. Мы ждём Вашего возвращения с Великой победой. Главный Советник Эйджиро Киришима.» – Великий хан, дурные вести? – заместитель обеспокоенно взглянул на побледневшего Кацуки. – Отставить. Убрать Форсы! Мы возвращаемся! – закричал Бакуго, выпуская свой ятаган из рук.       Он закрыл глаза свободной рукой и тяжело задышал от приливающей к горлу панике. Хан захрипел, седлая вороную. – Вы правда отступаете? – заместитель советника немного взволнованно проговорил, не веря словам Кацуки. – Я же сказал! Немедленно! – закричал он, поворачивая назад и ведя свою лошадь сквозь армию, которая расступалась перед ним.       В толпе нависла тишина, сменяющаяся тихими разговорами и болтовнёй о странном письме, заставившем Великого хана, который жил только единственной целью отомстить и уничтожить Хиджаг, повернуть назад. Воины отступили, собрали лагерь, погрузили всё обратно и в скором времени пошли следом за Ханом, который не желал никого ждать. Назревало недовольство, но воины знали, что их Великое солнце всегда делает правильный выбор, даже когда делает это на эмоциях. Переговорщики, прибывшие на место, смогли застать только уходящую назад армию и разбитые стены передней части крепости. 8.2 Я просто люблю дождь.       Кацуки ворвался в покои и замер на месте, увидев лежащего на его постели бледного, совсем слабого Изуку, который крепко держал в руках маленький свёрток. Омега целовал тихо спящего младенца в едва заметные, светлые волоски на голове и широко улыбался. Хан еле перебирал ногами, преодолевая путь от порога до постели, он сел на её край и поцеловал Изуку в бледные губы. – Зачем же ты отступил? – прошептал Деку с улыбкой и дрожью в голосе, передавая малыша Бакуго, – посмотри, какой он хорошенький, крохотный. – Я не отступал, разве я могу оставить вас… – он взял сына на руки, рассматривая его маленькое, сморщенное личико, в котором он улавливал нежные черты Изуку. – А как же победа?       Кацуки промолчал, пропуская вопрос мимо ушей и поцеловал Мидорию в переносицу. – Я же говорил, что будет мальчик, – Мидория спокойно лежал, смотря горящими глазами на своего сына, которого так бережно держал Кацуки. – Как себя чувствуешь? – Кацуки взволнованно сжал ледяную руку Изуку, – в письме… – он поджал губы, – Эйджиро написал, что ты плохо перенёс роды. – Мало ли что там пишут, – посмеялся Деку, пожмурившись от резкого раската грома за окном.       Ребёнок закричал, как маленький котёнок, напугавшись неожиданно громкого звука. Хан заботливо прижал к своей груди сына и прикусил свою губу, чтобы не дать волю эмоциям и не заплакать вместе с младенцем.       Лекарша подошла к Кацуки и взяла ребёнка, чтобы успокоить его, давая Бакуго побыть наедине с Мидорией. Она сожалеюще взглянула в глаза хану и удалилась в дальний угол шатра, качая на руках наследника Женьшеня.       Кацуки взял Изуку за руку и непрерывно смотрел в его чистые, полные блеска глаза.       Изуку улыбался и тихо дышал, на последних силах сжимая ладонь Бакуго в своей. Вслед за новым раскатом грома из чёрного, непроглядного неба хлынул дождь. Сильный ливень громко тарабанил по шатру, а Мидория блаженно вслушивался в стук капель и чувствовал, как медленно гаснет в груди слабая искра жизни. – Я хочу на улицу, Кац, отведи? – сказал он ослабшим, тихим голосом. – Там идёт дождь, не стоит, – грустно выдохнув, Кацуки поправил одеяло на нём. – Пожалуйста, последний раз… – Мидория протянул ладони, обнимая хана за шею. – Это не последний раз, – он сжал Изуку в объятиях и кивнул ему, помогая приподняться.       Бакуго встал с постели, аккуратно поставив его на ноги и повёл на выход навстречу к ливню, навстречу к глотку свежего воздуха и свободе. Изуку вышел из шатра, глубоко вдыхая запах дождя и влажного воздуха. – Знаешь, я увидел дождь впервые с того времени, как один Великий Господин забрал меня на службу в кузню, – шептал Мидория, еле стоя на ногах.       Кацуки поднял голову вверх, чтобы капли смыли его накатывающиеся слёзы. Изуку содрогнулся, переставая держаться за хана. Бакуго поднял на руки Деку, который крупно задрожал от пробивающего его тело озноба. – Кацуки, мы не успели пожениться и дать имя ребёнку, но… Я успел встретить своё сердце, свой маленький мир… Ты моя жизнь, – еле слышно говорил Изуку, рассматривая красивое лицо Кацуки. – Не говори, не трать силы! – Бакуго отчаянно стирал капли дождя с лица Мидории и стискивал зубы, – у нас ещё будут дети, у нас ещё столько всего впереди… – Бакуго прижался щекой к горячему лбу омеги. – Дорогой, помнишь сказку про ту птицу, которая вылетела из гнезда во время жуткого ливня? Я не рассказал тебе её конец, – засопел Деку на ухо хану. – Расскажи, почему он улетел из гнезда? – Бакуго поцеловал горячую щеку Мидории и улыбнулся сквозь непрекращающиеся слёзы. – И тогда, умирая, птенчик сказал человеку: «Я просто люблю дождь.». Человек похоронил его и задумался о многих, многих вещах… То, ради чего мы погибаем, называется любовью, Кацуки. Ради любви не страшна даже сама смерть, – Мидория сделал глубокий вдох, затем медленный выдох, чувствуя, как тяжело бьётся сердце и отдаёт звонким гулом в ушах. – Деку, я не готов тебя потерять! – Кацуки застонал от невыносимого раздирающего его сердце чувства. – Берегись голубых глаз! Молю, убереги себя и нашего сына. Я вас так люблю…Прости меня. Я буду молиться за вас на небесах, – он зашипел, цепляясь ладонями за плечи хана от резкой судороги во всех мышцах. Тело Изуку сковало от боли, а голова запрокинулась назад в предсмертной агонии. Из груди Мидории вырвался жуткий хрип, а пальцы плавно отпустили плечи Кацуки. Хан упал на колени, придерживая голову Изуку и успокаивал его, пока тот осознанно проваливался в бесконечный сон, в объятия смерти.       Его глаза не успели закрыться и застыли, грустно смотря на пшеничного цвета волосы.       Мидории снился сон, как он быстро бежал по полю золотистых колосьев и утопал в них, растворяясь в неимоверном спокойствии и тишине. Среди поля он смог разглядеть едва различимые силуэты его матери, отца и дяди, которые ждали его уже очень давно. Изуку устремился вперёд, оставляя позади свою маленькую, наполненную счастьем жизнь с Бакуго. Мидория был уверен, Кацуки не остался один… – Не оставляй меня! Ты слышишь!? – Бакуго истошно закричал, он тряс в руках уже мёртвое тело и крепко прижимал его к себе.       Тот, кто был всем в этом больном мире, канул в бездну. Тот, кто был целым миром, в один момент стал одним большим горем, отпечатком боли на его сердце. В один момент он обрёл сына и потерял любимого всей душой и телом близкого человека.       Хан не хотел верить, он сидел на коленях и дрожал от холода и обиды на собственную судьбу. Будь бы у него способность возвращаться в прошлое, Кацуки хотел хотя бы на секунду увидеть тот тёплый, полный радости, блестящий взгляд и счастливую, широкую улыбку Изуку, но сейчас перед его глазами он видел лишь бледный, болезненный труп. Бакуго сжимал Изуку за плечи и покачивался вместе с ним, пытаясь разбудить или разглядеть в его глазах хотя бы одну маленькую искру. Силуэт, обрамлённый солнцем, живая энергия и искренняя душа возникали перед Кацуки странными образами, которые вертелись перед глазами, словно карусель. Сейчас вокруг него не было никакого дождя, никаких других голосов и взглядов.       Потерявшись в собственных мыслях, Кацуки попытался встать и поднять обмякшее тело Мидории, но ничего не получалось. Ноги стали тяжёлые, ватные, как и руки. Он сидел в мокрой грязи и целовал труп Мидории. – Отдай его, Кац… – Эйджиро присел рядом, жмурясь от слёз и сильного дождя. Бакуго щурился, возвращаясь в реальность, где услышал шум ливня и громкий плач своего сына. – Пожалуйста, – Эйджиро протянул ладони к телу Изуку с громким всхлипом. – Я не отдам! – зарычал Кацуки, ещё сильнее прижимая к себе омегу. – В шатре есть маленькая жизнь, которая нуждается в тебе… – Эйджиро шмыгнул носом, взяв Изуку за плечи, – теперь ты его поддержка и опора.       Кацуки услышал, как ребёнок стал кричать ещё сильнее, и разжал пальцы рук. Киришима аккуратно взял Изуку, бережно прижав к себе и закрыв ему веки ладонью.       Бакуго встал с земли, стирая мокрые дорожки от слёз и сжал кулаки, чтобы не показать своих слабостей, не сорваться и сохранять самообладание. – Я сделаю всё, что нужно, – Эйджиро кивнул хану.       Хан вошёл в покои, снимая с себя всю мокрую, грязную одежду. Он второпях накинул халат, чтобы не застудить малыша. Громкий плачь ребёнка заполнил пустоту в шатре. Неубранная постель, вещи Изуку и его запах остался в комнате и въелся в Кацуки, заставляя чувствовать его присутствие до сих пор. Он подошёл к лекарше и взял ребёнка на руки, крепко прижимая к себе. Он ходил туда-обратно и целовал крохотный лобик младенца, пока тот не успокоился и не уснул на тёплых, сильных руках отца. Бакуго осторожно лёг на постель и с грустной улыбкой наблюдал за сном малыша. – Тебя будут звать Изуку, – прошептал хан, глотая слёзы, и вдруг ощутил, как чья-то тёплая рука сжимает его плечо и играет с его волосами.       Хан сделал глубокий выдох, вспоминая, как однажды смотрел на то, как спит под боком его неуклюжий, маленький Деку, вспоминал его яркую улыбку и ловил себя на мысли, что он не умер, а навсегда остался жить рядом с ним. В его сердце. В обличие огненной птицы, которая будет защищать и охранять от всех бед любимого хана. И долгожданного сына. 8.3 Это ещё не конец. – Как Кацуки удалось оправиться от смертной хвори и пойти в поход? – бормотал Шигараки, – что за живучая змея? – В Женьшене объявили двухмесячный траур, Вы слышали? – Даби улыбался, рассматривая книги на полке Томуры. – Неужели его смелость окончательно умерла? – Томура прижал к своему рту кулак, едва сдерживая смех, – дай мне почитать чего-нибудь. – Только зря армию потревожили… – добавил Даби, подавая Шигараки первую попавшуюся книгу, – они крайне недовольны, что хан Женьшеня испугался, так и не повидав их мощь. – Он, – Шигараки громко смеялся, – убежал, как дворовая псина! – продолжал хихикать Томура, сидя в кресле, – ты всё сделал в соответствии с военными правилами? – Да, я уже объявил о капитуляции Женьшеня, а в Хиджаге празднуют скорую, лёгкую победу, – Даби усмехнулся. – Я хотел его убить лично, но он сбежал! Мне теперь так грустно, – Томура поманил к себе указательным пальцем Даби, отставляя книгу в сторону. – Не расстраивайтесь, мой Господин, будет время, когда ваш нож сядет ему глубоко в глотку, – Даби подошёл к Шигараки, оставляя поцелуй на его ладони, – у меня для Вас есть отличная идея, – голубые глаза сверкнули ярким пламенем. – Что же это? – Томура прошептал и игриво потянул Даби на себя за плащ, прижавшись своим лбом к его лбу. – О, об этом я расскажу Вам позже, – он навис над Господином, накрывая его губы поцелуем, – а сейчас наслаждайся своей жалкой жизнью, – Даби тихо зашипел, облизывая нижнюю губу Томуры, переходя влажным языком на покрытую шрамами шею. – Я не услышал, повтори, – Шигараки поплыл, не замечая слов Даби и издал томный вздох, слегка прогибаясь под натиском поцелуев. – Позже, мой государь… Я люблю Вас.