приходи, когда повзрослеешь.

      Чжухон персона ранимая, особенно, когда это касается людей, к которым его влечёт. Его всегда было легко задеть, только миловидная мордашка и неловкость мешала послать его подальше, просто потому что жалко. Из его уст не переставал идти поток навязчивых слов, которым было сложно противиться. Минхек стал счастливчиком, так как Чжухон больше всех пытался общаться с ним. Началось это приблизительно в начале средней школы, когда Минхек нашёл своё течение и уплыл далеко-далеко от малыша Чжухони, оставив бедолагу на берегу собственноручно строить плот из тростинок. Да, в давней начальной школе они, возможно, дружили, или так думал один Чжу. По крайней мере, контакт поддерживали, даже сидели рядом и обедали вместе. А потом в класс перешли Бэкхен с Кихеном, и Минхек дал деру подальше от младшего. Чжухон оглянуться не успел, как его однофамилец перестал обращать хотя бы какое-то внимание на него, после и вовсе смотря свысока. Учебный год обещал быть тяжелым, так как класс выпускной. Это в принципе мало кого волновало, кроме нескольких учеников, которые собирались продолжить обучение в старшей школе. Среди них и Минхек, да вот здесь он тоже выделился. Уроки не влекли его вовсе, а Чжухон тогда узнал, что тот связался с какой-то недоброжелательной компанией. Из всех знакомых и друзей Минхека Кихен — единственный, кто не дал себе распуститься. Признаться, ему часто приходилось вытаскивать тощую задницу Хек-хеки из всяких стычек, со скрипом зубов и последующим скандалом. К концу он, естественно, зашевелился. Сдал каким-то боком экзамены и ушёл в отрыв на всё оставшееся лето. Сердце Чжухона обливалось кровью, стоило предмету его волнений кинуть отвращенный взгляд в его сторону. Он все не понимал, что такое случилось с этим божьим цветком, почему его поход к директору теперь система, а к Хону этот комок бед питает ненависть. В жизни случается всякое. Это может обернуться неожиданностью, тем, о чем потом думаешь, мол, как так получилось, ведь было совсем иначе. Сегодня ты такой, завтра совершенно другой. Людей терзают люди, а время добивает. Исключений в сие котле бесконечной воронки нет: под прицелом абсолютно все. Удивление, а может и шок, наряду с непониманием смешаются и парализуют. Далее ты пытаешься прийти в себя — зависит от ситуации, в которой очутился. — Послушай, я понимаю, что нравлюсь тебе и всё такое, но не мог бы ты отъебаться от меня наконец? Серьёзно, поприставай к другим, — Минхек приближается и бросает безразличный взгляд, — А ко мне приходи, когда повзрослеешь. Если быть точнее, никогда. — на его губах тошнотворная ухмылка, между ними теснится трубочка кислотного цвета, которую Чжухон так хорошо запомнил. Ему разбили сердце. Вероятно, истерика близко. Дело было вот в чем: на выпускном вечере Минхека окончательно вывел Хон. Или это были насмешки со стороны Бэкхена и парочку парней из параллели, коих Ли толком не знал. Минхек так и не понял, на что так разозлился, но видел в глазах Чжухона испуг и растерянность. Он всего лишь подошёл поздороваться и сказать какой Хек красивый, но получил язвительность. Голова в тот день ужасно болела, словно булыжником по затылку, что до дома не дойти. Глаза еле закрылись — было невозможно уснуть из-за навязчивых мыслей. Чжухон чувствовал раннее неизведанное, что-то гложущее, колющее, режущее. Бедолага пролежал в кровати дня три, что, в общем-то, не так много, но могло быть и больше, если бы не первый экзамен ровно через неделю. По большей части мысли были заняты произошедшим и где-то процентов так тридцать — экзамены. Чжухон совсем потерялся, сжимал ручку в пальцах, затем снова начиная писать, стараясь запомнить. Его терзало, не смело отпускать. Он даже не сразу понял, что находится в аудитории и что ему нужно сосредоточиться на работе. Неделя прошла слишком быстро. Экзамен один за другим всё же сумел отвлечь внимание от Минхека. Ли точно помнит, как вышел с последнего со странным ощущением, вроде как, пустоты (не разобрался и забил). Светлую головушку вдруг осенило, а взгляд поменялся. Внутренний мир потихоньку перестраивался, лишнее выкидывая или запирая. Чжухон кое-что задумал, уже сорвавшись и дозвонившись до Чангюна, который сбился с толку, услышав будто другого человека. Гюн, конечно, после этого внезапного звонка-заявления, из которого он спросонья разобрал мало, попытался вспомнить, не перепил ли он вечером, не перепил ли Хон с горя от экзамена. А сказал юноша следующее: «Я собираюсь провернуть кое-что в своей жизни. Жди необратимого и совершенно иного, чего ты ещё не видал», — и ещё куча-куча странных слов. Впереди были остатки июня, июль и август. Казалось, так мало времени, что практически ничего не может поменяться, но везде есть исключения, так ведь? В конце года Минхек запомнил Чжухона как того самого мальчика-паиньку с слегка небрежными, густыми, темными, как смоль, волосами, но зато в вечно аккуратной форме. Иногда на чжухоновой переносице появлялись очки, нос морщился, глаза щурились. Голос его всегда был живым, но из рук никогда не исчезал телефон. Чжухон давно смирился с тем, что не в силах прижиться к большинству, поэтому потихоньку перетек в виртуальность. Своими единственными друзьями он считал Чангюна, что жил в соседнем городе, и Шону из параллели. Минхек для Хона — непостижимая цель, а для его друзей — причина перепада настроения и всех ментальных проблем Ли. Это звучит довольно ненормально, ведь мы говорим о зависимости человеком, которой парень и болел. Минхек всё прекрасно видел, и если бы его самооценка была градусником — давным-давно бы лопнула. Тем не менее, он кое-что скрывал, что рассказывать никому и не собирался. Схватился за «кое-что» когтями и оттянул подальше от общественности. Всё же, раскрытие такой тайны — неизбежно. Лето мчалось как бешеное, забирая с собой последние дни, минуты, секунды. Оно постепенно меркло, но Минхеку ещё пришлось сообразить то, что впереди старшая школа. Всё те же стены, несколько новых людей и тот же Чжухон. Хек лежал на спине, смотря в потолок и вырисовывая следующий год в голове. В этой картине присутствовали кусочки новой жизни, к этому же пазлу крепилась взрослая жизнь и совсем скорая легальная покупка алкоголя с сигаретами без единого волнения о полиции. Минхека совершенно не тревожил университет и вступительные — подсознание знало, что он выкрутится из любой задницы без последствий. Скорее, парня беспокоили собственные будущие отношения. Каждый, кого Хек знает, обзавёлся либо девушкой, либо парнем, а он привык жить непостоянно. Не то, чтобы шлюха, ну может быть немного. Об этом, кроме Кихена, никто не знал. Да и он бы тоже не знал, если бы не случайная встреча в мужском туалете круглосуточного бара в квартале от Ю. От Минхека такое поведение было ожидаемым, младшего даже несильно удивил рядом стоящий полурасстегнутый левый парень и полностью расстегнутая ширинка его лучшего друга. Он просто молча высушил руки и пошёл обратно к стойке, пожав плечами и заказав немного выпить. Спустя какое-то время Минхек заявил всё, как есть официально, только слегка резко, когда они разбирали экзаменационные задания. — Воу, это обязательно было заявлять сейчас? — брови Кихена приподнялись, а голова обратно повернулась к листкам. — К тому же, я и так всё давно понял. — Да, я знаю… — парень вздыхает, запустив руку в волосы. — Неловко тогда вышло. — Тебе? Неловко? — Ки смотрит на друга и слегка улыбается. — Удивительный ты человек, Минхек. С Кихеном легко и чувствуешь себя комфортно всё время, что проводишь с ним. Слова из его губ словно исцеляли и вдыхали жизнь. Порой Хек не понимал, почему этот замечательный человек общается с ним, так ещё и считает их лучшими друзьями. С Бэкхеном всё совсем иначе. Бэкхен — это головокружение от пятой банки пива и настолько громкая музыка, что болезненно бьет по перепонкам. С ним редко удавалось поговорить в трезвом виде по душам. Может, оно хорошо, а может плохо. Минхеку главное чувствовать себя безопасно и комфортно. После последнего экзамена он, буквально, летел в любимое заведение. Спросишь, куда смотрят родители? Ответ прост: никуда. С ними все в порядке, просто их семья приняла решение пустить старшего сына в свободное плавание, начиная со нового года в школе. Минхеку скоро восемнадцать, а в поддельном документе для мелких ларьков ему двадцать два. Он живет так, как ему хочется. Пусть и не слишком правильно для некоторых, но зато на полную. Захотел — сделал то, захотел — сделал это, и никто не смог противостоять Ли Минхеку. Кихен как-то пробубнил: «Испортившийся ребёнок», а в ответ ему фыркнули и ушли в магазин возле дома за сигаретами. Так оно и есть, на самом деле, просто пришел «ребенок» к этому не сразу. Так и шло всё своим чередом, пока на пути не встало одно огромное «но», из-за которого жизнь пошла по швам. В сентябре кое-что случилось. Точнее, случилось это еще в солнечные деньки лета, а показалось наружу осенью. Минхек, будучи не выспавшимся, плюхнулся на свое место и взялся за больную голову. В класс подползали остальные: половина знакомых и половина незнакомых лиц окружила одурманенный, усталый взор юноши. В плечо подтолкнул Кихен, что-то протараторив. — Чего тебе? Я не в- — Посмотри, блять, на второй ряд слева. Минхек цокнул, вспомнив, кто там сидит: — С чего я должен туда… — всё же обращает свой взгляд на это место, пока поворачивается обратно и не верит своим глазам. Он задает себе вопрос: «Точно ли это тот самый малолетка, который липнул ко мне?», и полностью убеждается, стоит Чжухону начать осматривать класс. Это был абсолютно другой человек: по-иному сложенный, в другой одежде, с не тем взглядом, черт возьми, даже волосы теперь не черные, а белые, выпрямленные и с начесом. Минхек слышит сзади кихеновое «прикрой рот, слишком палишь себя» и сглатывает, отвернувшись и пытаясь переварить только что увиденную картину. Чжухон чувствовал на себе взгляды и слышал перешептывания от давно знакомых одноклассников. Это впечатлило Ли еще больше и рот растянулся в нахальной улыбке. Пока что люди не знали одного, самого главного изменения: Чжухону стал полностью равнодушен к Минхеку. Выходки однофамильца вызывали теперь только отвращение и желание пойти проблеваться. Парня будто подменили в тот день, кулаки сжались, мысли наполнились планом, результат которого сейчас перед лицом. Он убил в себе прежнего Чжухона, поставив на место нового, независимого от остальных, а зависимого только от себя. Это было непросто и осталось над чем нужно поработать, но путь заложен — это главное. Лицо Хосока нужно было видеть, когда он зашел в зал и увидел там милашку из своего класса. Выглядел Чжухон на то время, конечно, уже далеко не мило, несколько наоборот — угрожающе. Но с Вонхо он поздоровался с улыбкой, начав живое обсуждение обо всём. Так они и стали друзьями, нашли много общего. Их большим отличием был склад ума: Чжухон — непоколебимый человек без единой нежной эмоции, а Хосок наоборот — имел много разных чувств и следовал им в большинстве случаев. Такое изменение несколько испугало Чангюна и Шону, потому что парень поменял стиль общения, взгляд на жизнь и в принципе стал похож на громоздкий комок недовольств с острым юмором. С ним старались поговорить — результат плодов не дал, Чжухон перестал слушать друзей, однако после скандала в нем что-то поправилось и ему, со вздохом, пришлось слегка сменить курс. К своему идти не прекратил, а просто приглушил свою образовавшуюся нервозность и принимал ситуации помягче. Минхеку происходящее по-прежнему кажется сном, ведь как так? Из ангельского, приставучего ребенка в полностью зрелого, грубоватого человека. От старого Чжухона не осталось той харизмы и привлекающего ребячества, а стался он немного непунктуальным авторитетом, с кем хотела переспать каждая вторая девчонка школы. Порой, «эта вторая» становилась счастливицей на одной из вечеринок, куда уже реже совался Минхек, побаиваясь новой реальности. — Что же стало с твоим ранимым малышком? — удивляется Бэкхен, облокачиваясь об стену столовой. «Он не мой», — думает Ли и строит возмущенное лицо, оглядывая стол Чжухона. — «Совершенно не мой».