25.05.2020.
— Что, Саш, сегодня гулять идём? — спросила меня моя подруга, шедшая рядом с улыбкой на лице. Я не могла не улыбнуться ей в ответ. Настя, а именно так и звали мою подругу, обладала прекрасной и милой внешностью: блондинистые волосы спускались до самого пояса, серые глаза мерцали какой-то приятной загадочностью. У нее был тихий характер, (хотя вспылить могла знатно), но она частенько улыбалась и даже смеялась. — Конечно. Встречаемся у парка ровно в пять? — спросила я, продолжая улыбаться, даже когда улыбка подруги отражалась только в поднятых уголках губ. — Так точно! — на веселе ответила блондинка, немного махнув ладонью — может быть, со мной она и была открытой, но не понимала каких-либо телесных прикосновений по типу обнимашек, потому наша дружба строилась «на расстоянии», как бы странно сейчас это не звучало, но даже так мы с гордостью называли друг друга лучшими подругами (она не любила «подружки», потому что для неё это было немного приторно), ибо отлично понимали друг друга и образовывали прекрасный тандем в любых командных делах. В общем, могли друг на друга положиться и не стесняться в выражениях. Распрощавшись с сероглазой, я прошла в парадную. Сквозь стекло, которое находилось прямо напротив лифта, я видела, как стремительно удаляется ее фигура. Немного поразмышляв о предстоящей прогулке (так как мы с ней редко гуляли), я развернулась к лестнице и начала стремительно подниматься на свой этаж. Шаги были рывками — я то спокойно перешагивала ступеньку, то стремительно преодолевала два за раз. Настроение было приподнятым, в голове стояла улыбка подруги, и счастье бурлило в венах. Почему? Сама не знаю. Может быть… предвкушение? Думаю, это слово подошло бы под это состояние. Меня будто бы охватывала ностальгия, так как в последний раз мы с ней гуляли года два назад… а сейчас старшая школа, времени меньше и меньше… Я зашла в квартиру. Как только дверь издала щелчок, оповещая, что замок закрыт, я обернулась, после чего, быстро, но осторожно, положив рюкзак на тумбу, параллельно проходя комнату, стянула кроссовки и куртку. Как только мои ноги пересекли комнату, сразу же начала стягивать с себя одежду, дабы переодеться. Эта чёрная школьная форма… Как же она меня бесит. Ещё с самого начала моей учебной жизни в десятом классе. Индивидуальность просто убита наповал, только взгляни на толпу учеников около моей школы. Всё должно быть строго по школьному кодексу, никаких самовольных решений. Ну, думаю, такой образ представить не трудно: обязательно убранные в хвостик/косичку волосы, чёрный пиджак, облегающий плечи, белая блузка (чисто-белая!) с маленькими рукавами, чёрная юбка до колен (!), телесные капроновые колготки и чёрные туфли. В общем, полный атас… Избавившись от ненавистной похоронной одежды, я быстро сбегала обратно в коридор — повесила куртку на крючок, убрала кроссовки на свое место и взяла рюкзак — после чего направилась в свою комнату. В моей голове мысли спокойно текли своим чередом, но почему-то мне было неспокойно, где-то внутри. С чего бы это? Как только биология, химия и геометрия были сделаны, я выдохнула. Так, половина домашней работы готова, осталась только литература. Откинувшись на стуле, я подняла взгляд на потолок, на мгновение задумываясь о будущем. И что же меня там ждёт? Может, я не показывала этого публично — я боялась того, что ждёт меня впереди, как бы не храбрилась. Так, что за философские мысли пошли? Я моргнула, отгоняя все эти ненавистные мысли, повисшие, как грозовые тучи над моей головой. Пора прекращать думать о всякой ерунде, только голова болеть будет. С таким настроем я прошла на кухню, где осмотрелась и открыла холодильник. Н-да, как тут ещё мышь не повесилась? Фыркнув, я открыла морозильник доставая пачку с пельменями. О да, это просто «Еда для Богов». Поставив кастрюлю с водой на плиту, я чикнула спичкой и поднесла ее к газу. Как только огонек вспыхнул, я быстро дунула на нее, выкидывая в специальную железную банку. Пока вода закипала, я с помощью ножниц отрезала вверх упаковки и, подождав, пока вода в ней вскипятиться, бросила семнадцать штук. Как раз чтобы всё было по возрасту. Снова невольно, мысленно всплакнула: «Семнадцать… Следущий год выпускной, а потом? Столько путей и ни один не прельщает…», — и так задумалась надолго, уставившись в стену напротив. В итоге, чуть не разварила пельмени… Но вовремя успела их снять, тихо под нос матерясь. «Мои мысли точно смертельны. Если не для меня, то для пельменей они стали роковыми». Я достала тарелку и сметану. Всё-таки пельмени без всего есть никто не будет, не так ли? Плотно пообедав, ненадолго опять уйдя в свои мысли, я прошла обратно в комнату. Осталось сделать конспект по биографии Антона Павловича Чехова, и я свободна! Предвкушая будущую прогулку, я за минут 15 управилась с литературой, стремительно собирая рюкзак к завтрашнему дню, после чего взглянула на часы: оставался ещё час до встречи. Как раз-таки надо выходить.***
Солнце… «Пожалуй, с уверенностью могу сказать, что день обещает быть прекрасным…» — даже несмотря на то, что я — истинный плювиофил*. Воткнув наушники в уши и включив любимую, весёлую песню, я побрела в сторону места встречи — к парку. Вернее, к его главному входу. Это было нашим любимым местом для встреч. Каждый раз мы только здесь и собирались, будь то с ней одной или другими. Я шла спокойным шагом, хотя обычно мне говорят, что я не иду… а бегу. Слишком быстро я передвигаюсь для спокойного шага, и Насте, да и моим родителям, сложно за мной поспевать. Это уже переросло в привычку, потому я и не замечаю этого. В один момент я чувствую жужание в кармане, а потом в наушниках раздается звук уведомления. Я останавливаюсь вместе с музыкой и открываю сообщения. «Я уже у входа в парк. Жду)» — Опять Настя скорострел… — немного усмехнувшись, я произнесла это вслух. И продолжила так же, — Похоже, мы нашли друг друга… — и продолжила путь, но уже в более быстром темпе. (Куда ещё быстрее?) Подойдя к пересечению двух проспектов, я встала. На светофоре светил красный, мимо меня несутся стаи машин. Лампочка долго и очень упорно не хотела менять цвет на зелёный, как будто специально. Хорошо, что я не опаздывала. Но он так долго не загорался, что я даже успела занервничать, но тут. Зелёный свет озарил меня. «Наконец-то!» Переходя дорогу, я услышала звук удара металла об металл, а посмотрев немного правее, увидела, что впереди несётся на полной скорости машина, сбивая всё и вся на своём пути. От такого зрелища кровь в жилах застыла, и я уже хотела было отскочить, но взгляд упал левее. Я увидела мальчика, лет десяти, который встал в ступор от страха, так как эта железяка на колёсах неслась прямо на него. Не помню, каким он был… но я помню только одно: я увидела его в опасной ситуации и, не долго думая, подбежала и оттолкнула его в сторону. Я видела, как он отлетел и упал на спину, в его глазах сверкали слезы. А я… Я улыбнулась ему, когда почувствовала ужасную боль в боку. Меня швырнуло на метров пять точно, и, как только моя голова коснулась серого асфальта, в голове звон вперемешку со звуком ломающихся костей, после чего полная тишина, а перед глазами встала темная пелена, и дневной свет для меня выключился.***
Сильная, головная боль ударила прямо по вискам, отчего я встрепенулась. Потерев затылок, я промычала от неприятного, тянущегося ощущения, после чего аккуратно открыла глаза. В теле ломило, но я стерпела боль, пытаясь встать, однако… Не получилось. Будто бы меня привязали к кровати невидимыми цепочками. Зрение же меня очень сильно подводило, и всё расплывалось в непонятной картине. Помещение, в котором я находилась, являлась белой, большой и яркой комнатой… «Я что, в Рай попала?» Рядом с кроватью, на которой я лежала, стоял высокий, статный мужчина, с ярко-голубыми глазами, белыми волосами и бородкой. Одет он был в чёрный деловой костюм. Это всё, что я смогла понять, а остальное — зрение не дало. — Ну, что же… — подал он свой высокий голос, от которого у меня пошла волна мурашек, — здравствуй, хранитель… — и будто бы усмехнулся. — Ч-что? — тихо вырвалось у меня, слегка хрипловатым голосом. — Нет! — он точно меня путает с кем-то… не может быть иного! — В-вы меня точно с кем-то путаете! Я же… Я же Саша, Александра Коршикова… Мне семнадцать лет, обычная школьница с обычными проблемами школьника… У меня в следующем году выпускной, поступление- — Теперь уже нет, — заставил он меня заткнуться тремя словами. — В том мире ты мертва. — Ч-что… — мои глаза широко раскрылись, а брови поднялись вверх, а тело замерло. — О чём Вы? — с нервной усмешкой вырвалось у меня. — К сожалению или к счастью- — А как же мама?! А папа?! — вот тут уже потихоньку начала накатывать истерика, особенно если учесть тот факт, что этот человек говорит правду. Хотя… — Постойте! Это же полный абсурд! С точки зрения науки и- — С точки зрения человечества, вы, люди иные, не знаете, что будет после смерти. Я прав? — аргумент весомый, я замолкла. — Тогда- — Да ну нет же! — на моём лице растянулась нервная улыбка — если это шутка, то ни разу не смешно. — Такого быть не может со- — Ты будешь хранить ребёнка, — резко настоял мужчина, затыкая меня в ответ и начиная что-то объяснять, после чего понизил тон, как только понял, что я не могу с ним спорить словесно. — Оберегать его и помогать. Запомни! Ты должна оберегать его, даже если это будет стоить тебе жизни. Жизнь ребёнка важнее твоей. Пока семья не возьмёт тебя, ты будешь жить здесь. Все твои жизненные процессы остановлены — ты не будешь взрослеть — однако, взамен, чувства тебе будут не чужды. Но здесь запомни раз и на всегда: ты не имеешь права влюбляться. Иначе тебя ждёт жестокое наказание… До меня дошло, что эта шутка зашла слишком далеко. Я уже точно не дома. Далеко не дома, и, похоже, уже не смогу вернуться туда, где я могла спокойно сказать: «Я дома», где всегда витает приятный запах маминых духов и горячей еды, где всегда тепло и уютно, где меня всегда любят и ценят, где меня примут такой, какая я есть, где есть дорогие мне люди, где я всегда могла чувствовать себя в безопасности… Но, похоже, эта эра моей жизни подошла к концу. — Н-нет… — я начала плакать. — Что за идиотизм? Этого быть не может! Не так я представляла себе счастливую жизнь… Я чувствую, что, даже если мне врут, и я смогу выбраться отсюда, моя жизнь уже будет сломана. Почему-то я снова слышу хруст… нет, это не хруст костей, а хруст снега — надежд, мечт, любви, веры… «Так, Саня, не накручивай себя… не накручивай!» Я нервно засмеялась, сама того не ожидая… кажется, я начала сходить с ума больше, чем когда-либо… — Д-да ну… таково б-быть не может! Что з-за глупые шутки! Это не смешно! Я… я… — чёрт, я начала задыхаться слезами. — П-почему… — слёзы текли по моим щекам, падая и впитываясь в мягкую белую подушку, оставляя от себя мокрые, холодные следы, — Почему я не могу спокойно жить? — Потому что тебя сбила машина, —твёрдо ответил этот мужчина, сев на кровать. — Тогда почему я не могу спокойно умереть?! — во мне начал просыпаться гнев. — Зачем надо мной ставить эти опыты? Я не крыса подопытная! Что я сделала такого в жизни, чтобы попасть сюда?! — мой голос сел, из-за этого мой ор стал таким, будто бы я курила всю свою жизнь. Тем временем на моих запястьях начали оставаться следы от тех неведомых цепей, потому что я продолжала свои попытки вырваться, но всё было тщетно. Я не понимала… Я не понимала, почему жизнь, окутав меня своими судьбоносными, и столь тяжёлыми цепями, привязала меня к себе. — Потому что я видел, как ты спасла того мальчика, — немного сочувственности ответил он. Я, замолчав, внимательно посмотрела на собеседника. Воцарилось гробовое молчание. Я смогла лучше рассмотреть мужчину: на вид ему было лет сорок-пятьдесят, с характерными морщинками в уголках глаз, что означало, что он любит посмеяться. Однако по высокому голосу и предельно серьёзному выражению лица такого, увы и ах, сказать нельзя было. Ещё немного поиграв в гляделки, он встал и направился к выходу. — А, если ты спросишь, почему именно ты, то всё предельно просто: ты не умеешь любить, — после чего повернулся лицом ко мне, встречаясь взглядом. — После четвёртого отказа ты спрятала своё сердце под замок. Так покажи мне, насколько он прочен, — после чего вернулся глазами к двери и вышел. Как только дверь тихо закрылась, мои руки и ноги обрели свободу, у меня получилось сесть. Будто бы тот факт, что я была «прикована» — было гарантией того, что я не смогу вцепиться этому петуху в горло… Потому что очень даже хотелось в один момент. Приняв сидячее положение, я сначала минуты две просто смотрела на дверь, а потом снова заплакала. Зарыдала во весь голос. Его слова слишком сильно врезались в мою голову… и слишком сильно влились в сердце. А как обидно. За мной всё это время, всю мою жизнь просто наблюдали. Наблюдали, как в каком-то дешёвом телешоу. В тот момент я просто возненавидела себя… возненавидела свою жизнь. Обо мне знают всё… знают даже то, что творится внутри… Меня будто бы выставили посреди площади и раздели нагола, после чего начали прилюдно надавливать на самые глубокие раны подросткового периода, моей жизни, на которых я наклеивала пластыри с надписями «Мне никто не нужен, они меня не достойны!»… Красивые и крепкие до сего момента листья слетели, оставляя голую и маленькую тычинку…