~
Криштиану девять лет. Роналду сложно вспомнить, когда всё пошло не так. А может быть это потому, что никогда так всё и не было. Сколько он себя помнит, в доме крайне редко звучал его плач, да и вообще кто-то помнил о его существовании. Чаще всего можно было увидеть красные от слёз глаза молодого хозяина дома и услышать крики главы их небольшой семьи. Даже спустя много лет, кажется, те до сих пор звучали будто эхом в голове Криштиану, не давая возможности хоть на минуту отвлечься в своих мыслях. Просто теперь крики были адресованы ему, и он, скорее всего, следующий, кто добровольно полезет в петлю рано или поздно, не выдержав всего этого ужаса и давления. Прошло около двух лет, а он всё ещё помнит теплоту родных рук, нежную улыбку, запах бергамота и его последние слова о том, чтобы Криштиану, такой прекрасный и светлый мальчик, был сильным. Потому что он не смог. Потому что он показал слабость, сделав шаг вперёд. Туда, откуда не возвращаются. И даже тогда Роналду не плакал. Наверное, после этого он и вовсе забыл, что это такое, когда глаза неприятно щиплет и в них стоят слезы, нос немного колет. В тот момент он просто смотрел и не верил своим глазам, тому, что происходило перед ним. Тогда папа выглядел таким же болезненно усталым, на нём также был надет его любимый свитер и спортивные штаны, скрывающие каждый сантиметр кожи на худощавом теле. Вот только теперь это тело с каждой новой минутой становилось всё холоднее, на щеках, потерявших былой румянец, блестели дорожки от слез, недавно скатившихся с теперь уже закрытых глаз. Если бы тогда Роналду подошёл поближе и рассмотрел получше, то понял бы, что истинная красота его родителя скрывается не в его милом лице, а у него под одеждой. Отец, видимо, был эстетом. Особенным, потому что не использовал ни кисточек, ни мольберт. Для его искусства было достаточно собственного омеги и всего, что попадётся под руку, чем можно было бы изувечить, если альфа вдруг с утра вставал не с той ноги. Ну вот такое у него особенное вдохновение и видение этого мира. Не настоящее. Криштиану не верил, что лишился единственного лучика света. Ведь как бы не было плохо, его папа всегда одаривал своего мальчика улыбкой. И тогда он тоже улыбался. Улыбался сквозь слёзы, дрожал всем телом, стоя на хлипкой табуретке, и говорил, что всё хорошо. Так надо. Так надо. Надо. Надо. А кому надо? Он всегда был рядом. Даже после очередной ссоры за закрытой дверью, Роналду отчётливо слышал сквозь шум воды тихие всхлипы. Мальчик никогда не видел, как его родитель плакал. Тот проводил около получаса в ванной комнате, прежде чем прийти в детскую, чтобы почитать своему сыну книжку или просто посидеть рядом, потому что маленький альфа жутко боялся засыпать без света. Он ему улыбался. Так мягко и нежно. Криштиану смотрел на него и думал о том, что нет никаких проблем, нет ничего плохого, что всё хорошо. Папа всегда говорил, что за темной полосой обязательно последует светлая. Жизнь — это двухцветная длинноногая зебра, которая живёт в волшебной стране и направляет людей на путь истинный. Вот только тогда малыш не мог вглядеться в чужие глаза и понять, что в них перемешаны страх и боль. Что улыбается его папа натянуто, что всегда он ходит в свитерах с горлом совсем не потому, что ему холодно, а хромает вовсе не из-за того, что «папа уже не молодой, солнышко», и что его зебра не имеет белых полосок, но имеет скупые, отдельные пробивающиеся сквозь темноту волоски — любовь к собственному сыну. Тогда Криштиану не мог понять, что ничего не поменяется. Ничего, кроме тотального разрушения. Он оставил его один на один с самым настоящим ужасом.~
Криштиану двенадцать лет. Говорят, что время лечит. Ерунда. Калечит оно только. Роналду успел прочувствовать это в полной мере на собственной шкуре в прямом и переносном смысле. Оказавшись в золотой клетке, ты быстро начинаешь терять интерес к тому, что имеешь, пусть и имеешь ты, казалось бы, многое. Альфе никогда не нужно было что-то особенное, ему просто хотелось свободы. Ему просто хотелось тепла и любви, но каждый раз внезапно обретая это чувство в обществе какого-то человека, он также быстро и безумно болезненно тут же терял его. Терял всё, что однажды могло бы сделать его счастливее. Что вообще такое это ваше счастье? У Криштиану не было друзей. Ему было запрещено иметь друзей. Если те у него и появлялись, то на следующий день он узнавал, что в живых их уже не осталось. Забавно, да? Забавного в этом мало, потому что каждый раз во всём происходящем он винил исключительно себя. Ему было запрещено покидать дом, приводить кого-то, задерживаться где-то, делать что-то без разрешения отца, говорить что-то против слов отца и ещё… Ещё очень много. Этот список был, наверное, бесконечным. Проще было перечислить, что ему было позволено. Ах, да. Улыбаться. Улыбаться, в то время, когда его жизнь была похожа на сущий ад. А он в этом аду самый главный изгой, свой личный дьявол, ненавистник. И улыбаться Криштиану, признаться, не особо-то хотелось. Улыбка стала значить для него далеко не признак радости или удовлетворения, скорее наоборот, повиновения, но вместе с тем и страха. Та была нервным полу-оскалом, вымученным жестом отцовской воли. Криштиану улыбался, прокусывая нижнюю губу до крови, после чувствуя металлический привкус на языке, стараясь фокусироваться на этом, пока всё дело не дойдёт до отключки, когда сил терпеть уже не останется. Он сам себя боится. Ведь это он во всём виноват. Ведь это он убил папу. Ведь это он убил своих друзей. Ведь это он доводит отца до того, чтобы тот поднимал на него руку. Ведь это он — самый настоящий монстр. Он, а не его отец, который каждый день убеждал его в этом, когда наносил очередные побои, что оставались после глубокими ранами, шрамами по спине, наверняка, такими же красивыми, как и когда-то на теле папы. Говорил ему, какое он ничтожество, всё больше и больше загоняя своего сына во тьму. Тьму без единого лучика света, не имеющую конца. Да и начало уже забыто, стёрто из памяти. В свои двенадцать Криштиану научился понимать по одному взгляду, какой на этот раз вид изгнания из него бесов выберет отец. Он не был верующим человеком, нет, но то, что собственный сын — его личное проклятие, Роналду-старший был убеждён на все сто процентов. Он испортил ему всю жизнь, всё его будущее, разрушил его семью, его планы. Если парнишка не исчадье ада, то кто тогда? Отец отказывался принимать тот факт, что причина их всех бед в нём самом. Мужчина был расстроен, рассержен, ведь у него отняли когда-то любимую игрушку, которая и звука не смела издать без его разрешения. Глава семьи мог позволить себе изощрённые издевательства над человеком, который откуда-то находил причины оставаться рядом и за что-то ещё любить. Больная любовь. Папа не выдержал. А ведь омега хотел, как лучше. Но свет… Свет всё же однажды появился. В серо-зелёных глазах и приторно-сладком запахе шоколада, который стал, кажется, глотком свежего воздуха. Однако, Криштиану не поверил в то, что смущенный малыш перед ним с маленькой мягкой ручкой, которую он пожимал, кажется, целую вечность — реальность. Альфа уже давно разучился понимать, где находится эта грань между тем, что происходит на самом деле и тем, что такое для него чужое, навязчивое, ненастоящее. И этот свет казался ему таким же ненастоящим. Очередной игрой отца с его и без того нездоровой психикой. Не настоящий. Не настоящий. И эти глаза — бред. И этот запах — бред. И щекочущее чувство в животе — бред. И то, что омега появился в его жизни благодаря его же отцу — тоже бред. Тот не мог желать добра тому, кому недавно желал гореть в аду, избивая до потери сознания. Криштиану уже давно не задаёт вопросов и не пытается понять, за что же получает снова. Просто за то, что существует? Он не может нести за омегу ответственность. Он не может быть с ним. Он не может быть для него. На лице нервная, нездоровая усмешка. Криштиану только всё портит, уничтожает, разрушает своим присутствием. Бред. У света есть имя. Пауло. Бред. Этот свет разъедает такую привычную тьму внутри него. Бред.~
Криштиану восемнадцать лет. Первый раз реальность кажется ему действительно реальностью. Пусть и не является такой по-настоящему под воздействием алкоголя и других тяжёлых веществ, влияющих на психику. Однако, никогда Криштиану не чувствовал себя настолько счастливым и свободным, настолько живым. Даже если сам того не подозревая, разрушал себя этим изнутри. Мир под воздействием лучше реального. В нём спокойно, в нём комфортно, в нём не надо думать о том, что происходит в действительности. В нём вообще не надо думать, в нём надо чувствовать, потому что мозг отключается. Не буквально, конечно, но в голове, наконец-то, присутствует тишина. И она впервые не пугает Роналду, хоть он, сам того не зная, погружает себя глубже во тьму. Хотя, казалось бы, куда ещё? Свет в ней появляется резко, неожиданно, а после также быстро гаснет. Криштиану сложно сопоставить одно с другим и понять, что каждый раз это происходит только в присутствии рядом человека, имя которого ему даже у себя в голове произносить страшно. Он отчего-то боится, что если позволит молодому омеге быть к себе ближе, с ним обязательно случится что-то ужасное. Роналду не хочет брать на себя такую серьёзную ответственность. Он уже не смог уберечь от себя всех тех, кто был ему дорог, но не хватало подвергнуть опасности ещё и мальчика, от близости с которым всё трепещет внутри. И пусть сам отец желает, чтобы они были вместе, парень не перестаёт искать во всём происходящем подвох. Ведь он там, определённо, должен был быть. Что может дать этому ребёнку монстр? Только боль и несчастье. Про Пауло он ничего не знал. Точнее, не хотел узнавать больше, потому как где-то внутри чувствовал, что не сможет удержать расстояние, ощущая рядом своего омегу. Приезжать к его семье на каждый праздник было самой настоящей пыткой. Роналду понимал прекрасно, что там ждёт его мальчик. Что он мечтает о том, чтобы хоть раз Криштиану, так понравившийся ему с первого взгляда, обратил на него внимание, побыл рядом с ним немного, поговорил. Как только он с намеренным опозданием перешагивал порог чужого дома, отец всегда говорил, что Дибала, как только его видит, бросает все свои занятия и интересуется, приехал ли он. Альфа его сторонился, старался не контактировать, но омега будто не понимал этого или не хотел понимать, всегда ходя хвостиком и смотря таким взглядом… Они были чем-то похожи. Папа тоже смотрел на него так. С обожанием и восхищением. Будто не существует, никогда не существовало и никого никогда не будет существовать важнее и дороже его. И это странное чувство. Такое неестественное. Такое чужое. Разве нужен кому-то демон? Особенно этому маленькому ангелочку. Такому непорочному, наивному, чистому, светлому. Настолько, что Роналду себе чуть ли не руки связывает, лишь бы те не заразили это сокровище отравой, которая живёт у него внутри. Забыться. Срочно. Наркотики, сигареты, алкоголь — вред. Но он такой приятный. Криштиану уже успел приноровиться появляться при отце на вид абсолютно чистым и трезвым. Под воздействием боль притупляется и как-то улыбаться что ли было даже проще. На все минусы у Роналду находились свои собственные, порой очень странные, плюсы. Так было легче не реагировать на удары, на Пауло, на всё происходящее вокруг. Так было легче сосредоточиться на воспоминаниях, фантоме определённого человека, чтобы каждый раз задавать один и тот же вопрос: «Если ты и вправду так сильно любил меня, то почему оставил с ним?». Но в ответ всегда была тишина, а в душе пустота. Мрак. Взрыв света произошёл тогда, когда омега решил поцеловать его. Чужие мягкие и тёплые губы еле успели коснуться его собственных, но это прикосновение ввело альфу в абсолютный ступор. Он не знал, как реагировать. Когда в прошлый раз рискнул поцеловать какого-то омегу, который ему понравился, на следующий день в новостях Криштиану узнал, что его временная пассия умерла от передоза. В ту же секунду Роналду с опаской оглядывался по сторонам и ёжился от резко подкатившего к горлу комка. Отца неподалёку не оказалось. Стоило надеяться, что его солнце, за которым Криштиану может наблюдать исключительно издалека, никогда не погаснет. Он сделает всё возможное, чтобы они никогда не были вместе. Он сделает всё, что угодно, чтобы хоть кто-то из них двоих был счастлив.~
Криштиану двадцать пять лет. После двадцати Криштиану было разрешено покинуть отцовский дом, чтобы подготовить свой собственный для его будущей семьи. Тогда Роналду пошёл во все тяжкие, чуть ли не превратив подаренный коттедж в притон. Алкоголь, наркотики, секс. Ему дали свободу, ну или же иллюзию этой самой свободы. Тогда ему было на это плевать, он дорвался. Теперь ему было можно не бояться того, что кто-то может увидеть, теперь ему можно было не бояться того, что за все его поступки последует наказание. Да даже если теперь отец и позволит себе поднять на него руку, то он уже спокойно может дать ему отпор, без угрызения какой-либо совести. Мужчина сам с самого раннего детства вбивал ему в голову, что он монстр из ада, так стало быть, следует показать миру то, чему он научился у Сатаны в лице своего же отца. Насколько же можно быть лицемером, психопатом и самой настоящей мразью, чтобы за пределами дома так искренне улыбаться, а возвращаясь чуть ли не сдирать кожу с родного ребёнка? Обычно мы — это отражение нашей семьи. Криштиану — не самое лучшее отражение. Переняв все деспотичные манеры своего отца, он с той же высокомерностью и презрением смотрел на омег, считая, что каждый ему чем-то обязан, ведь он выше не только по статусу, но и в принципе по значению на этой планете. Альфы — элиты, даже те, кто выбрались из ада. Этот мир создан для них, а значит можно позволить себе чуть больше, особенно, когда твой карман ещё греет большая сумма денег. С чужим мнением можно вообще не считаться, брать, что хочешь. Брать всё и всех, творя беспредел и полный хаос. Про свет, что когда-то появлялся в жизни Роналду, он вспоминал также быстро, как и, в общем-то, тут же забывал. Он давно уже не видит образа папы, закрывая глаза, который бы явно разочаровался тем, кем альфа сейчас стал. И если в детстве мысли о погибшем родителе вызывали в его душе тоску, то сейчас там была пустота. Это он виноват в том, что всё так случилось. Это у него когда-то был выбор. Это он когда-то мог всё поменять в одночасье, но эгоистично выбрал спасение исключительно для себя самого, оставив так горячо любимого сына одного с тем, с чем справиться тогда ещё совсем ребёнок был не в силах. Любовь к покинувшему его папе ничем не подкреплялась, никак не ощущалась, никак не спасала от побоев и оскорблений. Вскоре он понял, что никто там сверху на него не смотрит, никто не защищает, никто не жалеет и никогда не залижет раны. Любовь сменилась гневом и ненавистью ко всем вокруг, к себе самому. И даже карие глаза молодого омеги были не способны разломать воздвигнутые вокруг израненного сердца стены. Ничто не было способно. И так ему казалось долгое время, и его всё устраивало. Устраивало избегать встреч с Пауло, устраивало игнорировать его сообщения, устраивало вообще забыть о его существовании. Вот только сделать это надолго у него не получается. Только избавившись от отцовского контроля и смутной опеки, он опять попадает в капкан. Роналду-старший выбирает дату свадьбы и снова диктует свои условия, против которых идти сложно. И Криштиану понимает, что Дибала обречён. Он его погубит.