505

Феликса он не видел больше ни в понедельник, ни во вторник. Началась среда, а он все еще ни разу с ним не пересекся ни в университете, ни в лифте, ни где-либо еще. Он даже перестал учиться совсем, а его руки снова начали трястись, сердце иногда стучало как бешеное и ему приходилось пить успокоительное. В столовую почти не ходил, потому что ему было некомфортно и казалось, что Чан смотрит на него осуждающе, как и Минхо, который все знает. И о том, что Чанбин ни с кем не помирился — тоже. А еще Джисон и Минхо слишком мило воркуют и его это раздражает. Как ему сказал Уджин, вся компания Феликса и сам он — то есть он все-таки присутствовал в университете — пересели за их стол. И это была еще одна причина не соваться в столовую. Он очень много думал и ходил как амеба целыми днями, периодически списываясь с анонимом на парах и дома. Чанбин сидел в аудитории на задней парте, натянув капюшон и опустив голову, почти ни разу ее не подняв. Как восприняли такой удар преподаватели — он не знал и знать не хотел. Потому что загоняться стал бы в разы больше. Он даже подставил под удар свой отличный диплом, потому что ему было уже, откровенно говоря, все равно. Желание помириться с Чаном было очень большим, потому что его ему не хватало, но еще ему не хватало уверенности. А желание объясниться с Феликсом — еще больше. И он не знал, что с этим всем делать. Хотя, разбираться с этим нужно было незамедлительно, пока его не разорвало на части от чувства вины и стыда, а люди не подумали, что он какой-то псих и трус. fabulous_boi Я все еще очень подавлен, но мне приходится скрывать в себе все это и запихивать куда подальше, чтобы не казаться асоциальным и нормально общаться с людьми. dark_tutor7 Да, когда разочаровывают люди — это очень сложно и неприятно. Но я разочаровал себя сам и запутался. Это, однозначно, и сложно, и неприятно, но еще и до кучи тебе не на кого положиться и ты не можешь себе доверять. Это как поссориться с самим собой, и из этого замкнутого круга никак не выйдешь. Чанбин на самом деле пытался изложить перед ним душу, чтобы хотя бы тот его понял. У него, может быть, и не вышло так, как задумывалось. Но, однозначно, эта попытка тоже была неплоха. По крайней мере, он пытался себя в этом убедить. fabulous_boi Знакомо. Я всю жизнь слишком загоняюсь из-за моей внешности, из-за того, какой я на самом деле и теперь еще и из-за акцента. Долго не мог принять. Да и, честно сказать, до сих пор не принял. Мне просто приходится делать вид какого-то самоуверенного в себе парня, потому что люди тянутся к тебе только из-за этого. Но из-за этого я чувствую себя не в своей тарелке и хочу, чтобы это вечное притворство закончилось, но дело в том, что я не знаю, как его закончить. И я злился на себя, обижался за то, что не мог быть таким — кого я всегда изображал — по-настоящему. dark_tutor7 А я эмоционально неуравновешен и у меня часто случаются приступы гнева и я срываюсь на всех. Недавно сделал одно дерьмо. Точнее, сказал. И несколько дней подряд мне стыдно за себя и больно, потому что доверие я вряд ли смогу вернуть. fabulous_boi Недавно у меня тоже случился пиздец. Есть один человек, который был мне важен. Ну или важен до сих пор, не знаю. Мне казалось, по некоторым знакам, что мы нравимся друг другу. Но потом он просто очень грубо разрушил все мои воздушные замки. Они выговаривались друг другу еще какое-то время. Чанбину отчего-то становилось теплее на душе, хоть они говорят и про не очень хорошие и веселые вещи. У него есть человек который выслушает, и он в свою очередь тот же человек, который слушает его. Потом кончилась пара и аноним почему-то перестал отвечать. Он убрал телефон в карман, убрал тетрадки, которые выложил на стол только для вида в рюкзак и вышел из аудитории, опустив взгляд и голову. Слишком много людей, которые протискивались друг через друга и которые куда-то вечно спешили, то со стопками учебников в руках, то с ноутбуками, то с кофе. И, чего и следовало ожидать, в более безлюдном месте он врезается. В Чана. Вот этого ему не очень следовало ожидать. Сердце забилось как бешеное, когда они пересеклись взглядами. Но мозг Чанбина сразу сообразил, что сейчас самый подходящий момент. — Чан-хен? Мы можем поговорить, пожалуйста? Они оказались в почти заброшенном туалете на пятом этаже. В нем были заколочены окна, разбиты зеркала и раковины, а паутина была повсюду. Но через щели между досками, которыми было заколочено окно, проникали лучи первого весеннего солнца, и это придавало какую-то особую атмосферу. — Прости меня. Чан, куривший около заколоченных окон, повернул голову на Чанбина, который в свою очередь сидел на полу, подперев стену спиной и затылком. — Не извиняйся, — Чан затянулся. — Я был таким дерьмом. Мне порой кажется, что я какой-то душевнобольной и мне нужно лечиться. — Я знаю тебя и всех твоих тараканов, — Чан затушил сигарету и сел рядом. — Я просто надеялся, что оно в этот раз пройдет, потому что по-началу все было хорошо. Но я наивный, — он усмехнулся. — Давай прекратим, — неожиданно сказал Чанбин, — Все проблемы из-за нас. Если бы мы были просто друзьями… — Я тоже хотел тебе об этом сказать, — Чан закусил губу. — Мне нравится мой ученик. А тебе — кто-то другой, это видно. У Чанбина будто ком в горле встал. И из-за того, что Чан сказал о том, что у него появился кто-то, и из-за того, что он что-то заподозрил. Все же, это лучше, чем разбитые костяшки снова. — Что? Почему видно? — Ну… Ты постоянно залипаешь в телефоне и то улыбаешься, то у тебя глаза на мокром месте, то… Ну, расскажи мне. — У меня просто, — Чанбин запнулся. — Я не знаю что у меня происходит, правда. А может быть и знаю, но понятия не имею, как со всем этим разобраться. — Конкретнее? — Чан повернул голову и посмотрел в глаза Чанбину. Но тот молчал. Он не знал, нужно ли. И что вообще говорить. Если он скажет все как есть — его точно примут за больного. Но Чан — тот человек, кто с ним на протяжении многих лет, и он до сих пор не отвернулся от него, какую бы дичь Чанбин не творил. Все-таки, сразу нужно было учесть этот факт, потому что он сразу же начал набираться уверенности для предстоящего разговора. Выдохнул. — Знаешь… У меня тоже есть ученик. Ну, точнее, он больше не ученик, потому что в таких условиях учить язык было невозможно. Я в него чуть ли не влюбился, но имени не знаю до сих пор. Как и он моего. Чанбин сделал паузу, ожидая негативной реакции. Он посмотрел на Чана, который в свою очередь снова поднял на него глаза и кивнул, чтобы он продолжал. — И мы с ним держимся друг за друга. Я теперь не представляю что будет, если он вдруг перестанет мне писать. И я понять не могу, влюблен ли я в него. Потому что после каждого сообщения, сердце стучит как бешеное. Но… Я не знаю ни имени, ни того, как он выглядит. Ну и самой большой проблемой в принятии моей симпатии является Феликс. Он снова остановился, потому что отчего-то говорить становилось все труднее. После того, как он произнёс его имя, его ладони резко вспотели, а уши и щеки мгновенно начали гореть. — Он ведь твой сосед? — Да. Потому что если бы он не был моим соседом, ничего бы не было и я был бы сейчас спокойным, как удав. — Он тебе нравится, — это должно было прозвучать как вопрос, но прозвучало как утверждение. — Чт… — Я очень много раз видел, как вы смотрите друг на друга. Я уже давно догадался, — перебил Чан сразу же и коротко улыбнулся. — Черт, — Чанбин вздохнул. — Ну… К чему я вел. Я не могу понять свои чувства, и никогда не думал, что буду в таком положении. И теперь я вообще ничего понять не могу. Мне кажется, что он мне нравится тоже, вместе с анонимом. Что это за херня, Чан-хен? — Поговори с Феликсом, — он пожал плечами. Да, это самый очевидный и правильный вариант. И он бы так и сделал, если бы не… — Я сказал ему какое-то дерьмо. Точно не помню, но он, вроде бы, предлагал обработать руку, когда была вечеринка. А я его послал. — Окей, это стремно, — хихикнул Чан. — Знаешь, у многих людей, когда они видят того, кто им нравится — сразу активизируется защитная реакция и они грубят им. Это хорошая отговорка, если ты хочешь, чтобы он простил тебя. Да, ты признаешься ему. Но это лучше, чем быть в ссоре и казаться ему мразью. — Он так меня и назвал, — грустно усмехнулся Чанбин. — Спасибо тебе, Чан-хен. И тут он решил, что самое время обнять его. В положении сидя, он потянулся к нему и обвил руки вокруг его шеи, после вообще прижимаясь к нему. Так он чувствовал себя настолько комфортно, что словами описать не мог. И всю жизнь, с самого начало ему было с ним хорошо. — Знаешь… — ну, раз уж день его признаний. — Я долгое время был влюблён в тебя, хен. — Я знал. — Чего? — Чанбин чуть не задохнулся от возмущения, а Чан засмеялся. — Дурачок, это было очевидно, — он аккуратно треснул ему по носу. — Но в свое оправдание скажу, что меня тянуло к тебе физически. На вопросительный взгляд Чанбина он, закатив глаза, ответил: — Ты вообще видел себя в зеркало? Ты горячее, чем еда, которую забыли во включенной микроволновке. Чанбин от смущения уткнулся ему в ключицы, а улыбка предательски начала играть на его лице.

***

На удивление, он решил поучиться. Он успокоился после разговора с Чаном, слегка отбросил лишние мысли на задний план и вспомнил об учебе. Пять лет, а может даже и больше он пахал как проклятый каждый день, а сейчас его безразличие начало на него давить и у него было очень неприятное чувство, что чего-то не хватает. Он уже третий час писал конспекты и учил определения, чувствуя себя еще лучше, чем после разговора с Чаном. Странно, что учеба настолько может поднимать человеку настроение, обычно это бывает наоборот. Но Чанбин давно понял, что он какой-то поломанный. Время было восемь вечера, и он решил, что будет заниматься до ночи как в старые добрые времена. С кофе, котами, которыми Минхо привез вчера утром в размере семи штук вместо восьми, и фоновой музыкой. Но когда он думал про фоновую музыку, он абсолютно точно не представлял почти весь его плейлист, доносящийся с верхнего этажа. И громкие голоса тоже не представлял. Феликс снова начал напоминать о своем существовании, о проблемах, с ним связанных и Чанбин ударился лбом о стол, крепко сжимая ручку в ладони правой руки. Настолько крепко, что его только что зажившие раны начали кровоточить. Он посмотрел на маленькие пятна крови на бинте и вздохнул. Это сродни тому, что он снова бы начал бить кулаками о стену. Либо жизнь подкидывала ему какие-то знаки, либо у него просто поехала крыша. Учеба накрылась окончательно, после того, как он услышал звонок в дверь. И начал молиться, что это не кто-то с верхнего этажа. Дальше весь стандартный набор: мокрые ладони, сердце, ушедшее в пятки, ватные ноги. Он еле-еле открыл дверь. И чуть не упал от облегчения, когда увидел Уджина, Чана, Минхо и какого-то парня, которого он уже где-то видел, в дверях. Но их улыбка медленно сползла с лица, когда они увидели Чанбина. А он не понял. — Привет? — Чанбин сделал вопросительное выражение лица. — Все хорошо? — спросил Уджин, обеспокоенно. — А почему все должно быть плохо? — Ты бледный, как поганка, — пояснил Минхо, после поднимая вверх руки, с бутылками вина. — Но ща исправим. И все они зашли, не дожидаясь приглашения. Минхо и Уджин, спустя несколько минут, уже разливали вино в гостиной по бокалам и включали музыку на колонке, назло соседям сверху. И все уже знали, кто там живет. Чан познакомил Чанбина с мальчиком, который держал пиццу, когда входил. Он назвался Чонином и пожал ему руку с очень милой улыбкой. Ему на вид было не больше восемнадцати, как потом и оказалось. Вопреки собственничеству и ревности, Чанбин был безумно рад за Чана и за то, что рядом с ним находится такой милый мальчик. — Я рад за тебя, хен, — шепнул Чанбин Чану, когда они остались вдвоем на кухне, резать пиццу, которую не порезали нормально в кафе. — Спасибо тебе, Бинни, — Чан улыбнулся и опустил голову. — Но разве ты не чувствуешь себя педофилом? Он же еще в школу ходит, — усмехнулся Чанбин, а Чан на его вопрос только засмеялся. И его смех для Чанбина сейчас — лекарство от всех болезней. — Сегодня мы собрались здесь из-за тебя, Бинни, — начал Минхо, поднимая бокал под вопросительный взгляд Чанбина. — А что я такого натворил? — Ну… Мы как хорошие друзья должны поддерживать тебя в тяжелые времена. Мы все понимаем, и решили, что еда и винишко тебя успокоят. Точнее, настроение поднимут. — То есть… — он нахмурился. — Вы только из-за меня приехали? — Да, — Минхо пожал плечами. — Придурки… — он отставил бокал, вышел из-за стола и попытался обнять их всех одновременно с таким выражением лица, будто они — самое дорогое в его жизни. — Вам что, делать нечего? — пробубнил он в плечо Уджина. — Ты — важнее, чем наши дела, — Чан похлопал его по плечу и все-таки вынырнул из групповых обнимашек, чтобы допить вино. Последующие несколько часов они забыли о том, что завтра учеба и о том, что у Чанбина вообще какие-то проблемы, потому что вот он — пьяный и напрочь забывший о том, что существует какой-то Феликс, который все еще слушает его любимые песни на этаж выше. Когда Чонин наконец почувствовал себя в своей тарелке в новой компании, да еще и хенов, он стал принимать участие в диалогах, и со смелостью можно было сказать, что он умнее, чем все присутствующие вместе взятые. И после этого Чанбин понял, почему он нравится Чану. Он замечал пару раз, как Чонин смотрит на Чана, как он вроде бы случайно — но на самом деле нет — дотрагивается до него. И все медленно осознает. И улыбается, когда Чан вопросительно на него смотрит. — Сука! — закричал Минхо, смотря в телефон, да так, что все сразу дернулись от испуга. — Ты долбаеб? — Уджин, тяжко вздыхая, хватается за сердце. — Джисон вот там, — Минхо указал пальцем наверх. — Он помер? — Чан сделал шокированное выражение лица и приложил ладонь ко рту, а Уджин, пытаясь не рассмеяться, отвернулся от Минхо. — Он у Феликса, — Ли закатил глаза. — Мы все поняли, — Чан закатил глаза в ответ. — К чему нам эта информация? И тут произошло страшное. Минхо, разнюхав, что кому-то с верхнего этажа будут здесь не рады, сделал лицо как у кота в сапогах из Шрека. — Минхо, убери свою наглую морду. За Джисоном придут остальные, а нам, точнее Чанбину, этого не нужно. Почему мне нужно пояснять очевидные вещи? — Уджин треснул ему по заднице как нашкодившему коту. Но после того, как он увидел злобный взгляд Минхо, то решил, что самое время сматывать удочки. Он выбежал из квартиры будто его за жопу укусили, а Минхо решил, что давать Уджину право на жизнь — слишком дорогая роскошь. Поэтому они бегали по подъезду, а потом совсем пропали. Чанбин на это мог только фейспалмить. У Чонина и Чана на этот счет тоже комментарии отсутствовали. Через час они попрощались с Чанбином, забрав все пустые бутылки. Минхо и Уджин так и не вернулись, и он решил, что самое время допить вино, которое у него осталось, сидя на полу с котами. Потому что почему бы и нет. И все прошло бы хорошо, если бы не руки, которые сами потянулись написать сообщение Феликсу. Со Чанбин: Привет. Но ответ пришлось ждать. Даже спустя время, после того, как он его прочитал. Со Чанбин: Прсти меня, а… Ли Феликс: Давай мы поговорим, когда ты будешь трезв. Феликс больше не был онлайн, а Чанбин чуть ли не запищал от счастья и оттого, что не был посланным на этот раз. Ведь он ни на что уже не надеялся.

***

Чанбин и Чан снова сидели на парах вместе и периодически разговаривали о чём-то постороннем. Он рассказал хену о вчерашнем сообщении и тот сказал, что это очень хороший знак, поэтому в столовую он все же осмелился придти сегодня. Тем более, ему нужно было расспросить всех о завтрашнем дне, потому что на его памяти Минхо снова хотел устраивать вечеринку у него дома. За столом сидели восемь человек, и Чанбин с Феликсом по разным углам. Но так было даже лучше. Второй не предпринял никаких попыток с ним заговорить. Они даже ни разу не пересеклись взглядом. Может быть, это тоже лучше. Потому что сидя с ним за одним столом, его тревога снова усилилась. Он не мог сказать ни слова даже своим, потому что ком в горле вставал, а руки предательски тряслись. Один раз он поймал на себе поддерживающий взгляд Чана, но это не сильно помогло. Он не видел другого выхода, как выпить очередное успокоительное. Он забрал стакан воды у напротив сидящего Минхо, который, к ужасу Чанбина, сразу же начал громко возмущаться, привлекая к себе внимание всего стола. Но потом все равно одолжил ему воду. Чанбин выдавил себе на руку таблетку и запил водой, отвоеванной кровью и потом. Убирая коробку от таблеток в рюкзак, он поймал на себе заинтересованный, но в то же время какой-то хмурый взгляд Феликса. Его щеки и уши мгновенно краснеют и он отворачивается к рядом сидящему Уджину, прикрываясь рукой и все ощущая на себе его взгляд. Долго он не выдержал — попрощался со всеми и пошел в сторону своей аудитории. Потому что нервы у него не лишние, а говорить и объясняться с ним в присутствии всех он не собирался.

***

Лифт снова ехал вниз со скоростью черепахи и Чанбин успел несколько раз удариться лбом о стену над кнопкой вызова. Вроде бы дом новый, приличный, а лифт — что-то с чем-то. Он все боялся, что когда-нибудь он остановится или вообще упадет. А подниматься по лестнице его слабое сердечко не выдержит. Он вытащил из кармана джинсов телефон, услышав звук сообщения. fabulous_boi Я так устал сегодня:D Как дела? dark_tutor7 А я снова умирал от паранойи и не мог нормально учиться. dark_tutor7 Чем занят? Чанбин внезапно услышал, как сзади него открывается входная дверь и приближаются чьи-то шаги. И опыт показал, что нужно делать ноги, но лифт уже приехал. Он быстро забежал в него, не оглядываясь назад и было нажал кнопку своего этажа, но Феликс успел. Он почувствовал себя в каком-то хорроре и сердце выпрыгивало из груди. Потому что он не был готов разговаривать сейчас. К его счастью или несчастью, Феликс вытащил телефон из кармана и начал набирать кому-то сообщение. Чанбин уже чувствовал, как их разговор снова откладывается и ощущал наплывающее спокойствие. В его кармане снова раздался звук сообщения, заставляя невольно улыбнуться. И он не замечает, как Феликс задумчиво хмурится. fabulous_boi В лифте еду, лол. dark_tutor7 Я тоже:D Не замечает также, как Феликс невольно заглядывает в телефон соседа как раз в тот момент, когда тот отправляет сообщение. И в эту же секунду сообщение приходит у Феликса. fabulous_boi Стоп fabulous_boi Подними голову. Чанбин, не задумываясь, все еще с легкой улыбкой на лице поднимает голову, и пересекается с Феликсом взглядом. Потом видит то, что он показывает ему экран своего телефона. Чанбин хмурится, переводя взгляд от дисплея к лицу Феликса и ничего не понимает. Он снова переводит взгляд на экран, и его будто током прошибает, сердце будто останавливается, а все другие внутренности скручиваются в узел. Быть не может. Лифт открывается в эту же секунду и он незамедлительно пулей вылетает из него. Потому что это ни в какие рамки не лезет, и он больше чем уверен, что Феликс просто решил над ним приколоться и таким образом отомстить.

***

Придя домой, Чанбин сразу же отключает телефон к чертям, кидает его на стол на кухне и уходит спать. А точнее, сбегает от проблем. Потому что это край. Все, что произошло с ним до этого — цветочки. Он будто потерял человека. Осознал, что милого и прекрасного анонима, с которым он переписывался каждый божий день, не существует. А точнее существует, но это далеко не аноним. В любом случае, его больше некому слушать. Он не сможет разговаривать абсолютно обо всем с ним. Во сне он плакал и ему было больно физически. Это единственное что он помнил, когда проснулся в слезах и с бинтом, пропитанным кровью. Его сердце стучало, как ненормальное и он уже думал, что умирает. Сначала испугался, потом обрадовался. Но спустя пару минут лежания и смотрения в потолок, ему стало немного лучше. Поэтому смерть, к сожалению, отменялась. Он кое-как встал и поплелся на кухню. За окнами было уже темно, и он очень надеялся на то, что сейчас меньше полуночи. Телефон его лежал на столе, почему-то включенный, и показывал девять часов вечера. Он решил проверить сообщения. Пока его телефон включался и он пил воду, он все вспомнил. И чуть не выплюнул ее. Его состояние как после сна возвращалось, и Чанбин судорожно начал искать успокоительные, морщась от боли в руке. Но найти ничего не смог. Ни в аптечке, ни в рюкзаке. И это была катастрофа. В телефоне он только мельком заметил кучу сообщений от Феликса, но смотреть не решался. Взяв деньги из рюкзака и ключи, он накинул куртку поверх толстовки, в которой и уснул, и вышел из квартиры. Тревога никуда не делась и он, стоя в лифте и накинув капюшон черной толстовки, пытался себя успокоить. Говорил, что все это скоро пройдёт и решится, что все это временно. Что Феликс примет его, потому что Чанбин уже принял. Ведь… Они знают друг о друге все. Как выяснилось. На улице было слишком холодно и даже толстовка под курткой не спасала. Чанбин забыл о своей руке и так и пошел на улицу с окровавленным бинтом. Как это случилось и почему раны все еще кровоточили — он не понял. Возможно… во сне он бил стену. Но думать об этом он не хотел. Фармацевт в аптеке косо на него смотрел из-за этого бинта, и Чанбин так и знал, что нужно было хоть что-то с этим сделать. Вспомнив о том, что продуктовый магазин скоро закрывается — он направился к нему. Потому что стресс не ждет, и его нужно снимать. И ему плевать, что алкоголь вместе с таблетками — не лучшая идея. Он положил на кассу бутылку виски и зачем-то две жвачки. На всякий случай. А потом услышал, как знакомый голос говорит ему на ухо: «Зайди ко мне». И знакомая же рука забирает его бутылку, которую он еще не успел купить. Чанбин разворачивается и видит удаляющуюся спину Феликса по направлению к отделу с алкоголем. Кассир пробивает ему две жвачки.

***

Arctic Monkeys — 505 — nowplaying(on repeat) Чанбин не пошел. Кто вообще сомневался в том, что он не пойдет? На самом деле, он. Он собирался занести таблетки домой, набраться хоть какой-нибудь смелости и пойти. Но не смог. Он думал о том, что все это время говорил ему Феликс. О своих страхах, комплексах, и проблемах. О том, что он посчитал Чанбина важным для него человеком, в конце концов. И это не давало ему покоя, будя в нем какие-то нежные чувства. И подталкивало к дверям. Его тянуло к нему, но он снова боялся все испортить. Чанбин на этот раз выпил две таблетки и сел на пол, напротив входной двери и ждал, пока успокоительное подействует. Кошки облепили его со всех сторон, и он уже чувствовал, как оно действует в геометрической прогрессии. Благодаря кошкам, конечно. Было почти одиннадцать вечера, как он резко встал с пола, и вышел из квартиры. Он не стал вызывать лифт, потому что был в состоянии пройти один этаж. Все было как в тумане. Снова 505-я. Он уже был здесь, и тогда ему понравилось и не понравилось одновременно. Чанбин, чуть помедлив, нажал на звонок. Пути назад не было, и он от волнения чуть ли не прикусил губу до крови. Дверь ему открыл Феликс, который был одет в свои черные джинсы, больше походившие на брюки, и рубашку. Но лицо его было такое, будто он только что проснулся. И, скорее всего, так и было. Возможно, он просто ждал его. Но с растрепанными волосами и заспанным лицом он выглядел до одури по-домашнему, мягко и тепло. И это было очень непривычно для Чанбина. Он отошел, пропустив соседа к себе в квартиру. Чанбин неуверенно зашел, оставаясь у порога, как и Феликс. Вокруг почти не было света, как и в прошлый раз. Это было и хорошо, и очень плохо. Они долго стояли, не зная что сказать и смотря то в пол, то друг на друга. Щеки Чанбина предательски горели, и он надеялся, что отсутствие света его спасет. — Мне стыдно, — начал Феликс. — Я должен был быть умнее. — Могу сказать то же самое, — Чанбин поднял на него взгляд. Снова наступила тишина, но уже не такая напрягающая. Внутри Чанбин чувствовал сильное облегчение и даже в какой-то степени радость. — Давай… — Феликс запнулся, чуть чуть отошел и нервно расстегнул самую верхнюю пуговицу на его серой в полоску рубашке. — Не будем говорить обо всем, что говорили друг другу. Просто воспримем это так, будто добровольно когда-то друг другу рассказали. — Без проблем… Разговор был на очень тихих тонах, что добавляло еще большей интимности обстановке, и Чанбин тоже слегка занервничал. Снова. — Тебе не показалось что… — теперь говорил Чанбин, и ему это давалось с гигантским трудом. — Что нас очень многое связывает. Слишком многое. Мы как гребаные… — Соулмейты, — перебил Феликс. — Именно, — Чанбин выдохнул, снова смотря ему в лицо. — Сразу показалось. Но… Соулмейтов ведь не существует. — Давай без каких-либо рамок, они все усложняют, — на Чанбина вдруг подействовала эта обстановка не должным образом, и он невольно подошел чуть ближе. А Феликс не отошел, не прерывая зрительный контакт. — Справедливо, — он кусал губы. Напряжение все росло, медленно переходя в электрическое. И Феликс решил сделать хоть что-то, чтобы напряг был не настолько сильный. Потому что они однозначно еще не готовы были изнасиловать друг друга, но к этому все шло. — Ты идешь завтра на бал? — Нет, — Чанбин нахмурился. — Почему? — Я танцевать не умею, — он опустил взгляд. Но Феликс только тихо рассмеялся и взял его за руку, ведя в гостиную. — Ты милый, хен, — вырвалось у него, а у Чанбина не нашлось ответа, а только еще более красные щеки и уши. Феликс подошел к проигрывателю и включил пластинку. С той самой песней, которую Чанбин когда-то слышал с утра, и когда приходил сюда в первый раз. — Тебе понравилась эта песня тогда, — сказал Феликс. — Она — моя любимая. — Я как-то слышал ее утром, она мне очень понравилась. Чанбин чуть не задохнулся, когда Феликс взял его за талию одной рукой, а второй — его левое запястье. — Она называется так же, как и моя квартира, — он широко улыбнулся. И даже в свете только пары неоновых вывесок Чанбин смог рассмотреть веснушки на его щеках и под бровями. Это по-настоящему завораживало, и он не мог понять почему. А потом его взгляд столкнулся с чужим на катастрофически маленьком расстоянии, чуть ли не опасном. Они не очень умело и медленно танцевали под arctic monkeys, но их, вроде бы, ничего больше не волновало, даже песня, которая стала намного быстрее. Кроме глаз друг друга, и губ, которые соприкоснулись как раз в тот момент, когда Феликс аккуратно прижал Чанбина к стене. Они у Феликса были очень мягкие, как и его волосы, как и он сам. Не то, что у Чанбина — обветренные и искусанные. Феликс целовал очень аккуратно и без напора, но так, будто долго ждал. Это, в принципе, и было правдой. Они оба ждали, сами не зная и не осознавая этого. Чанбин положил забинтованную руку на шею Феликсу, но тот, отстраняясь, взял ее. — Не прошла? — Нет, — с трудом ответил Чанбин, переводя дыхание. Он все еще до конца не понимал, что сейчас произошло. — Я не знаю, почему она кровоточит, но перебинтовать я не успел. И Феликс потащил его на кухню, к аптечке. — Зря ты не согласился в прошлый раз. У меня мама — медсестра, поэтому я обучен, — улыбнулся он. — Я уже успел тысячу раз пожалеть, — Чанбин смотрел на него с какой-то нежностью, так, будто он — самое близкое и дорогое, что у него есть. Феликс ничего не ответил, только улыбаясь и начиная разбинтовывать его руку. Он и вправду действовал так, будто делал это тысячи раз, накладывая какие-то мази, о которых Чанбин никогда не слышал. И делал он это с большой заботой и теплом, чего ему не хватало очень давно. — Так ты… все-таки пойдешь со мной на бал, хен? Ты вроде неплохо танцуешь, врун. — Феликс усмехнулся. — Пойду, — ответил Чанбин, улыбаясь. Феликс поцеловал место его ран через бинты.